- Взгляните на эти листы, - попросил профессор, закончив раздачу. Затем он снова прошел в начало класса и прислонился к доске. Какое-то время он стоял молча, выжидая, когда в помещении воцарится тишина.
- Перед вами чистые бланки. На них ничего не написано. На них не стоят ничьи инициалы. Но у каждого из вас наверняка есть своя собственная история. История вашей жизни.
Несколько учеников согласно кивнули. Я же посмотрела на часы: еще полчаса, и я смогу, наконец, избавиться от этих джинсов.
- Итак, у вас есть какая-то история. И я хочу узнать её. Я хочу узнать ВАШУ историю. Я хочу узнать вас. Поэтому в оставшееся время я попрошу вас написать её. Не старайтесь сделать все идеально. Мне не нужны витиеватые предложения и сложные слова. Пишите правдиво. Пишите так, как чувствуете, и только то, что считаете нужным. Я соберу работы в конце урока.
Заскрипели стулья, задвигались молнии на рюкзаках, класс наполнился недовольным бормотанием. Я же склонилась над своим бланком. Нежно погладив белую поверхность, я представляла, как на ней появляются голубые горизонтальные линии, тянущиеся от кончиков моих пальцев. Мне нравилось прикасаться к бумаге, ощущая кожей её невероятную гладкость, и посему я не видела смысла в том, чтобы марать её никому не нужными каракулями. Положив голову на парту, я прислонилась щекой к чистому листу и глубоко вздохнула. Бумага пахла чистотой с тонкой ноткой древесных опилок. Я позволила себе вдоволь насладиться этим ароматом, представляя, что бумага под моей щекой покрыта красивой резьбой и что я любовно поглаживаю её, касаясь каждой выемки и каждого изгиба. Было бы преступлением осквернить ее. Так же, как было бы преступлением испортить прекрасный чистый лист. Подумав так, я выпрямилась и вновь посмотрела на бланк. Мне не хотелось рассказывать свою историю. Хотя Джимми говорил, что если хочешь что-то понять, нужно узнать все об этом предмете. Но в ту минуту он говорил о дроздах…
Джимми любил птиц. У него был талант к резьбе по дереву, но его настоящей страстью всегда были птицы. У него имелся бинокль, с которым он обычно забирался куда-нибудь повыше и наблюдал за пернатыми, описывая все, что видит. Джимми говорил, что птицы - это посланники и что, если присмотреться к ним повнимательнее, можно многое узнать. Например, о перемене ветра, надвигающемся урагане или изменениях температуры. По его словам, птицы умели даже предсказывать опасность.
Когда я была маленькой, Джимми частенько брал меня с собой. Но наблюдение за птицами для такого активного ребенка, как я, было крайне сложным и скучным занятием. Поэтому, когда я подросла, Джимми стал совершать свои вылазки самостоятельно, оставляя меня одну в нашем лагере. Мне же больше по душе была резьба по дереву.
Мне было семь или восемь, когда я впервые узнала о пристрастии Джимми к птицам. Мы были на юге Юты. Я запомнила, потому что Джимми тогда сказал:
- Интересно, что он делает в этих краях? - Он замер в удивлении, уставившись на невысокую сосну. Проследив за его взглядом, я заметила среди ветвей крохотную черную птичку. Я не увидела в ней ничего особенного. Это была просто птица угольно-черного цвета. В ней не было ничего, вызывающего восхищения.
- Подумать только, это же евразийский дрозд. Таких не встретишь в Северной Америке. Вот это да, - бормотал Джимми, наблюдая за птицей в свой бинокль. - Он улетел так далеко от дома… или, может, сбежал, откуда-то поблизости?
Я тоже перешла на шепот, боясь спугнуть птицу, отчего-то вызвавшую в Джимми столько восхищения.
- А где обычно водятся дрозды?
- В Европе, Азии, Северной Африке, - объяснил Джимми, не отрываясь от желторотой птички. - А еще в Австралии или Новой Зеландии.
- А как ты понял, что это самец?
- Потому что у самок нет таких глянцевых черных перьев. Они не настолько красивы.
Дрозд вполне осознанно посмотрел на нас своими маленькими желтыми глазками. После чего без лишней суеты расправил крылья и улетел. Джимми следил за его полетом до тех пор, пока птица не скрылась из виду.
- Его крылья такие же черные, как твои волосы, - сказал Джимми, наконец отворачиваясь от птицы, встреча с которой так разнообразила наше утро. - Может, и ты точно такая маленькая птичка, улетевшая далеко-далеко от дома.
Я взглянула на наш фургон, стоящий среди деревьев.
- Но мы не далеко от дома, Джимми, - удивленно произнесла я. Наш дом переезжал вместе с нами.
- Черные дрозды не приносят несчастья, как, например, вороны или другие птицы черного цвета. Но узнать их тайну не так-то просто. Они хотят, чтобы мы изучали их. Переняли их мудрость.
- И как же нам сделать это? - нахмурилась я, не понимая, что он имеет в виду.
- Для этого нам нужно узнать их историю.
- Но это же птица. Как я смогу узнать её историю? Она же не умеет говорить. - Как и любой ребенок, я восприняла его слова буквально. Было бы здорово, если бы дрозд рассказал мне свою историю. Он мог бы стать моим питомцем и рассказывать мне истории хоть каждый день. И я бы перестала просить об этом Джимми.
- Сначала ты должна понять, что именно хочешь знать. - Джимми посмотрел на меня сверху вниз. - Ты должна уметь слушать и наблюдать. И тогда ты обязательно узнаешь о нем все, что нужно. Ты начнешь понимать его. И он расскажет тебе свою историю.
Я взяла ручку и зажала её между пальцами.
"Однажды давным-давно…" - написала я, выбрав такое начало исключительно из желания выпендриться. Как будто моя история была сказкой. Улыбка тут же исчезла с моего лица.
"Однажды давным-давно… жил-был маленький дрозд, невольно выпавший из гнезда…" - продолжала я.
В моей голове тут же возник образ. Длинные черные волосы. Тонкие губы. Вот, пожалуй, и все, что я помнила о своей матери. Я дополнила тонкие губы вежливой улыбкой. И перед моими глазами встал совершенно другой образ - образ Джимми. Воспоминать о нем было еще больнее. Я направила свой внутренний взор на его руки. Вот его смуглые, до боли знакомые руки держат рубанок, легко скользящий по деревянному бруску. Кудрявые стружки падают к его ногам, опускаясь рядом со мной, на пол. Стружки витают в воздухе, и я закрываю глаза, представляя, что это маленькие феи кружат вокруг меня, вовлекая в свою веселую игру. Мне нравилось вспоминать об этом. И о том, как Джимми держал мои маленькие ручки в своих, помогая снимать толстую кору со старого ствола. Он говорил о том, что в этом деле нужно быть очень аккуратным. И всякий раз, когда я вспоминаю о его тихом размеренном голосе, я позволяю себе вернуться обратно во времени, в день, когда нашла ветку мескитового дерева (прим. переводчика - Дерево жизни в Бахрейне - это самое одинокое дерево в мире. Мескитовое дерево расположилось на самой высокой точке бесплодной пустыни Бахрейна в сотнях километрах от других природных деревьев. Считается, что его корни протягиваются на несколько десятков метров до водоносных слоев. Точный возраст дерева неизвестен, но предполагается, что ему больше 400 лет). Она была настолько тяжелой, что мне не под силу было сдвинуть её с места, поэтому пришлось загрузить её в кузов грузовика. Мне не терпелось заглянуть под твердую кору. И эти воспоминания были настолько реальными, словно отсохшая ветка мескита все еще лежала передо мной. Сколько всего я могла бы из неё сделать…
И тут прозвенел звонок. Ученики зашумели, а я вынырнула из воспоминаний и взглянула на свой бланк. Моя жалкая история явно требовала усовершенствования.
- Сдайте работы и, пожалуйста, убедитесь в том, что они подписаны. Иначе я не смогу их оценить.
Через десять секунд класс опустел. Мистер Уилсон пытался сложить беспорядочно разбросанные по столу работы в аккуратную стопку. Первый учебный день подошел к концу. Внезапно историк заметил меня, все еще сидящую на своем месте.
- Эм-м-м… мисс Ичхоук?
Я резко выпрямилась и, скомкав лист, швырнула его в мусорное ведро под доской. Лист пролетел мимо, но я не собиралась поднимать его. Вместо этого я схватила рюкзак и пиджак, который, к слову, был совершенно лишним в такую жару, и, даже не взглянув на нового учителя, направилась к выходу.
- До скорого, Уилсон, - небрежно бросила я на прощание.
***
Мэнни ждал меня на студенческой парковке возле моего грузовика. При виде его я едва не взвыла от досады. Мануэль Джорд-Ривас Оливардес или Мэнни жил вместе со мной в общежитии. Он и его младшая сестра приютили меня. Они напоминали мне бездомных кошек, что ходят вокруг тебя дни и ночи напролет, пока ты не уступишь и не накормишь их. Но стоит тебе один раз покормить их, и ты уже не можешь от них отвязаться. Они официально становятся твоими кошками.
Именно такой была жизнь с Мэнни и Грасьелой. Они все время требовали моего внимания. И считали, что принадлежат мне, и я никак не могла убедить их в обратном. Мэнни было шестнадцать, а Грасьеле четырнадцать. Оба хрупкие с правильными чертами лица, эти двое были невероятно милы и оттого чертовски раздражали.
До общежития шел школьный автобус, и я была уверена, что мама Мэнни прекрасно осведомлена об этом и, более того, позаботилась о том, чтобы её дети на нем ездили. Я думала, что все изменится теперь, когда Грасьела пошла в старшую школу. Но видимо, я ошиблась. Мэнни ждал меня около машины с широченной улыбкой на лице и кучей книг.
- Привет, Блу! Как первый день? Выпускной класс, детка! Бьюсь об заклад, ты станешь королевой в этом году! Потому что королевой может стать только самая красивая девчонка в школе, а это определенно ты, Блу.
Как мило и как мерзко. Мэнни выдавал тысячу слов в минуту, при этом немного шепелявя. Возможно, дело было в его латиноамериканском акценте, но мне думается, что это не так.
- Привет, Мэнни. Почему ты не поехал на автобусе?
Улыбка Мэнни слегка померкла, и я почувствовала неловкость. Он же только пожал плечами.
- Я знаю, знаю. Я сказал Глории, что мы с Грасьелой поедем на автобусе. Но… мне так хочется поехать домой с тобой. Ты уже видела нового преподавателя истории? Он вел у меня урок, и я уверен, что он самый классный учитель из всех, кого я когда-либо знал. И самый милый тоже.
С недавних пор Мэнни стал называть свою мать исключительно по имени - Глория. И это обстоятельство, в общем-то, не особенно меня трогало. Но вот называя мистера Уилсона милым, Мэнни явно перегибал палку. Правда, он мог говорить о ком-то другом. Может быть, в школе два новых учителя истории?
- У него классный акцент. Хотя сначала я с трудом его понимал.
Мэнни изящно опустился на пассажирское сидение. Я немного переживала за малыша. Он явно был намного женственнее меня.
- Интересно, что он тут делает? Иви и Габи считают, что он из МИ-6 ну или что-то типа того.
У Мэнни была куча подружек. Девчонки любили его за безобидность и веселый нрав. Поэтому я только диву давалась, почему он не ездит на автобусе. Ведь отсутствие друзей - это точно не про него.
- Какой еще, нахрен, МИ-6? - огрызнулась я, стараясь объехать машины, выезжающие с парковки. Одна из них едва меня не подрезала, я резко затормозила и, высунувшись из окна, показала водителю средний палец. Мэнни деликатно взял меня за руку, успокаивая.
- Мэнни, отвали, хорошо? - резко произнесла я, сбрасывая его руку. Однако моего приятеля это нисколько не смутило.
- Ты не знаешь, что такое МИ-6? Это же Джеймс Бонд! Детка, тебе определенно стоит больше интересоваться такими вещами.
- Ну что за ерунда? - засмеялась я.
- Он британец, он горяч и молод, - перечислил Мэнни, загибая пальцы. - Кто он, если не Джеймс Бонд?
- Ты всерьез думаешь, что он горяч? - с сомнением спросила я.
- Еще как. Эдакий сексуальный библиотекарь.
- Боже, Мэнни! Он же не женщина…
- Ладно, сексуальный профессор… У него сексуальный взгляд и буйные кудри и накачанные плечи… Красавчик под прикрытием. Истинный шпион. Ты работаешь сегодня?
Очевидно, Мэнни решил, что привел достаточно доказательств в пользу того, что мистер Уилсон шпион, и поэтому сменил тему.
- Сегодня понедельник. А в понедельник я всегда работаю, Мэнни.
Я знала, что он не отстанет от меня.
"Перестань подкармливать котят", - строго напомнила я себе.
- Как же хочется кесадильи… ох, я, должно быть, самый голодный в мире мексиканец.
Мэнни сделал ударение на последнем слове. Еда была единственной темой, обсуждая которую он упоминал о своей этнической принадлежности.
- Надеюсь, Глория сходила в магазин перед уходом. Иначе нам с младшей сестричкой снова придется есть рамен, - грустно вздохнул он.
Мэнни был единственным мужчиной в доме. А это означало, что он должен был заботиться о Грасьеле, что он и делал с большим удовольствием. Даже если для этого ему приходилось перекладывать всю ответственность на меня. Я подрабатывала в кафе у Бева в ночную смену и хотя бы раз в неделю обязана была приносить в дом какую-нибудь еду для Мэнни и Грасьелы.
- Ладно, ладно. Я прихвачу с работы кесадильи. Но это в последний раз, Мэнни. У меня и так небольшая зарплата, - строго предупредила я. Мэнни просиял от радости.
- А я постараюсь раздобыть для тебя мескит, - горячо пообещал он. Я согласно кивнула, и мы пожали друг другу руки.
- Договорились.
Дядя Мэнни - Сил - работал в лесной инспекции. Следил за тем, чтобы государственный заповедник содержался в порядке и чистоте. Поэтому в его распоряжении было много мескита. Время от времени Сил привозил для меня древесину, чтобы я могла заниматься резьбой по дереву. От одной мысли об этом у меня потекли слюнки.
- Но за это придется заплатить, - невинно сказал Мэнни. - Например, приносить ужин по понедельникам в течение месяца?
Я только посмеялась над его навыками ведения переговоров. Но мы оба знали, что я соглашусь на его условия. Я всегда соглашалась…
Глава 2
Яичная скорлупа
Октябрь, 2010 год
В какой-то момент я поняла, что втянулась. Каждый день мистер Уилсон рассказывал нам что-то новое. Чаще всего это были истории о женщинах или истории, рассказанные от лица женщин. Не знаю уж, что послужило причиной моего внезапного интереса: то ли любовь молодого преподавателя к своему предмету, то ли его классный акцент, то ли возраст. Девчонки не переставая велись вокруг него, а парни смотрели на него с восхищением, точно мистер Уилсон был рок-идолом, который по счастливой случайности оказался в наших краях. Он был главной темой для разговоров в школе, местной сенсацией, диковинкой, мгновенно полюбившейся окружающим. И диковинкой, надо сказать, невероятно притягательной, если вам нравятся буйные кудри, серые глаза и британский акцент. Хотя я изо всех сил старалась убедить себя в обратном. Он определенно был не в моем вкусе. И тем не менее, каждый раз я ловила себя на том, что с нетерпением жду последнего урока и что привлекательность мистера Уилсона слегка сбивает меня с толку.
Мистер Уилсон уделил особое внимание Древней Греции. И в течение последнего месяца мы разбирали эпичные сражения, читали философские трактаты, говорили об архитектуре и искусстве. Но сегодня молодой преподаватель посвятил урок греческим богам. И мне пришлось признать, хоть и неохотно, что это было довольно захватывающе. Но, само собой, я не могла упустить возможности выступить с критикой.
- Это не совсем история, - заметила я.
- Возможно, мифы и не являются историческими фактами, но то, что греки верили в них - неоспоримо, - терпеливо пояснил Уилсон. - Греческие боги - одна из составляющих частей истории Древней Греции. И наше знакомство с ними поможет лучше понять произведения Гомера об Илиаде и Одиссее. Многие ученые относят мифы к Микенской культуре, существовавшей с 1700 по 1100 годы до нашей эры. Также бытует мнение о том, что древнегреческая мифология берет свое начало в ближневосточной культуре Месопотамии и Анатолии из-за своего сходства с этой мифологией.
Мы дружно уставились на него всем классом. Его слова не на шутку запутали нас. Уилсон же спокойно посмотрел на наши озадаченные лица.
- Греки связывали все, что видели, с богами, - продолжал он приводить все новые аргументы. - Рассветы, закаты, победы и поражения - все это, по их мнению, зависело от богов. Вера помогала древним грекам наделять смыслом даже те вещи, которые, казалось бы, не имели его. Например, камень странной формы или очень высокое дерево они принимали за замаскированных богов. Поэтому поклонялись им из страха разгневать небожителей. Боги виделись грекам во всем, и все могло послужить доказательством их существования. Войны также вершились во имя богов, а оракулы воздавали им молитвы и вершили их волю вне зависимости от того, насколько странной, жестокой или нелепой она была. Даже штормовые ветры что-то символизировали. Греки связывали их с гарпиями - крылатыми женщинами, подобно ветрам, выхватывающими вещи из рук. Поэтому в штормах и изменениях погоды всегда обвиняли этих крылатых созданий.
- А я думал, что гарпии относятся к миру ведьм, - подал голос прыщавый парень по имени Барт. Я разделяла его мнение, но предпочла дать другим возможность высказаться.
- Согласно греческим мифам, гарпии представляли собой прекрасных женщин с длинными волосами и крыльями. А потом времена изменились, и в Романской мифологии их описывают уже как уродливых монстров с когтями и даже клювами. Ужасные, отвратительные, крылатые женщины. Со временем этот образ прижился. В "Божественной комедии" Данте описывает седьмой круг ада как место, где обитают гарпии. - И мистер Уилсон продекламировал:
Там гнезда гарпий, их поганый след,
Тех, что троян, закинутых кочевьем,
Прогнали со Строфад предвестьем бед.
С широкими крылами, с ликом девьим,
Когтистые, с пернатым животом,
Они тоскливо кличут по деревьям.
- Да, да, Уилсон, мы уже поняли, что у вас прекрасная память на стихи, - с издевкой в голосе сказала я, хотя, по правде сказать, я была ошеломлена. Уилсон рассмеялся, тут же потеряв всю серьезность. Я тоже выдавила из себя улыбку. По крайней мере этот парень умеет посмеяться над собой. Вот тебе раз! Кажется, кто-то был ботаником. Разве нормальный человек станет цитировать Данте наизусть? А его британский акцент только прибавлял мне уверенности в том, что на любой мой вопрос он скоро станет отвечать: "Элементарно, мисс Ичхоук!" Тем временем он продолжал, все еще улыбаясь:
- Отвечая на ваш вопрос, мисс Ичхоук, отмечу, что то, во что мы верим, напрямую влияет на нашу жизнь. На наш выбор, на наши действия и подсознание. Древние греки верили в своих богов, и эта вера наполняла все вокруг. История же написана людьми, которые также во что-то верили, вне зависимости от того, правда это или нет. Соответственно ваша вера поможет вам выбрать нужный путь при создании вашей собственной истории. Может быть, то, во что вы верите, тоже миф? И я сейчас не говорю о религии. Я говорю о тех установках, которые вы себе задаете или задавали так долго, что поверили, будто это правда.
Мистер Уилсон взял со стола стопку бумаг. Раздавая листы, он продолжал:
- Я хочу, чтобы вы поразмыслили над этим. Что если то, что вы думаете о себе или о своей жизни, всего лишь миф, в который вас заставили когда-то поверить?