Они вошли в зал для верующих. Перед статуей Шивы распростерся человек. Он молился, а может, молча беседовал с богом. Сначала Уилсон остановился, а потом быстро подался вперед.
Услышав посторонние звуки, человек обернулся, вгляделся в темноту, вскочил, молнией бросился к неприметной боковой двери, но его успели догнать, схватить и приставили к горлу нож.
Несмотря на непредвиденное осложнение, Томас не собирался отступать. Пока один англичанин стерег индийца, двое других обшаривали храм. Им повезло, они нашли и украшения, и золото, которыми доверху набили принесенные с собой мешки.
Как известно, бог Шива обитает не только в любящих его сердцах, но и на полях сражений, в местах сожжения трупов, на перекрестках опасных дорог. Он часто воюет с демонами и другими богами, и никому не удается его одолеть. Противники веры насылали на него огромного тигра, но Шива завернулся в его шкуру, словно в шелковый шарф, а гигантского змея обернул вокруг шеи подобно ожерелью.
На этот раз все было иначе. Неподвижный бог молча взирал на святотатцев и не только позволил им взять сокровища, но и разрешил увести того, кто посвятил ему свою жизнь и доверил судьбу.
Томас запретил товарищам убивать пленника на территории храма, потому они заставили его пролезть в дыру в стене и привели на край большого оврага, который заметили, когда шли к храму.
– Что будем делать? – спросил один из них, тот, что крепко держал несчастного.
– Он все видел и расскажет жрецам. Те поднимут шум, и тогда нам не удастся скрыться. Придется его убить. Тело сбросим вниз, в овраг. Там растут кусты – едва ли его скоро найдут в этих зарослях. Нет, – остановил Томас товарища, когда тот вынул саблю, – по-другому, так, как это мог бы сделать любой прохожий. Скажем, камнем.
– Я не смогу, – сказал солдат и содрогнулся, представив, как во все стороны брызнут кровь и мозги, а лицо жертвы исказится от предсмертной муки.
– Давай я, – предложил второй. – Это нетрудно, главное, посильнее ударить, чтобы не пришлось добивать.
То, что его собираются убить, пленник понял сразу, как только его привели к оврагу. Преступники не видели выражения его лица и глаз, их не волновало, какие мысли теснятся в его голове, какие чувства обуревают душу и сердце.
Он не сказал им ни слова, потому что не знал их языка, и не стал молить о пощаде, ибо чувствовал, что унижение не поможет ему спастись.
На голову несчастного обрушился страшный удар, кровь хлынула, заливая лицо и глаза. Раздался стон, тело отяжелело, обмякло, дыхание стало судорожным, прерывистым.
– Больше не надо, – решил Уилсон, – иначе здесь будет море крови.
Они подхватили безжизненное тело и швырнули вниз. Оно угодило в самую гущу зарослей и осталось лежать там, не видимое сверху.
Томас забросал окровавленную землю пучками травы. Место было пустынное: пока здесь кто-нибудь пройдет, следы преступления смоет роса или дождь.
Они ушли, и только ветер шумел в листве, по земле ползли длинные тени, а с небес лился призрачный свет звезд и луны.
Тропический лес еле слышно шелестел и вздыхал, впитывая в себя остатки закатного света, напоминающего тлеющие уголья. Над гребнями гор протянулась тонкая алая полоска.
Пылающий шар коснулся вершин, что застыли на горизонте темной стеной. Листва переливалась красноватыми отблесками; казалось, где-то вдали разгорается огромный пожар.
Тара задержалась в пути и прибыла в Бишнупур позже, чем предполагала. Приближаясь к храму, девушка ощущала, как ее сознание и чувства раздваиваются. Одна половинка души тянулась к той жизни, какую она успела изведать за минувший год, другая – навеки принадлежала прошлому.
Тара долго думала, каким путем проникнуть в храм: войти в ворота, как это сделала бы благочестивая паломница, или пробраться через тайный ход. В конце концов она вошла в ворота и сразу направилась туда, где жили девадаси.
Встреча подруг была бурной. Амрита нашла, что Тара выглядит независимой и уверенной в себе. Тара заметила, что Амрита несказанно похорошела и повзрослела: мягкую девичью красоту сменила пламенная женственная сила.
Ее дочь, Амина, была прелестным ребенком с большими черными глазками, бархатистой кожей и нежными чертами лица.
Как и прежде, они проговорили всю ночь.
– Я не останусь в храме, – сразу сказала Тара.
– Вернешься к англичанину?
– Нет, – ответила Тара и добавила, предупреждая вопрос подруги: – Он хорошо обращался со мной, но в конце концов мы оба поняли, что наши отношения не имеют будущего.
– Разве ты сможешь жить одна? – удивилась Амрита.
Тара рассмеялась и обняла подругу.
– Нам всегда говорили, что храм – единственное место, где женщина может жить, не имея мужа, да и то потому, что его заменяет божество. Теперь я уверена в том, что это не так. Если рядом со мной нет того единственного, о котором я мечтаю, я буду жить одна. Девадаси – желанная гостья на свадьбах и прочих празднествах богатых людей. Я сумею заработать на жизнь.
– Жить одной опасно, – заметила Амрита.
– Поверь, я не дам себя в обиду.
Амрита кивнула. Если бы она обладала такой решимостью и такой воистину неженской волей, как Тара, если бы могла, не таясь, смотреть в лицо трудностям и порой тяжелой и безысходной правде, наверное, ее судьба сложилась бы по-другому.
– Я должна рассказать тебе о Киране, – промолвила Тара и взяла руки подруги в свои.
Когда она закончила говорить, Амриту захлестнули противоречивые чувства. Молодая женщина изо всех сил пыталась облегчить боль, вызванную потерянной и обманутой любовью, и… не могла.
– Неужели Киран действительно приезжал в Бишнупур? – прошептала она.
– Приезжал. И теперь он знает о том, что у тебя есть ребенок. Непонятно только, почему он не решился подойти к тебе. Наверное, смалодушничал, как это обычно делают мужчины. А мне заявил, что у тебя есть другой. – Тара презрительно скривила губы.
Амрита печально усмехнулась.
– Какая глупость!
– Я ему так и сказала. Сейчас он в отцовском имении, куда уехал со своей женой.
– Какая она? – помолчав, спросила Амрита.
– Юная, хорошенькая и… никакая. Обыкновенная индийская девушка, безмолвная, безропотная, безликая, как тень.
– И все-таки Киран выбрал ее, а не меня.
– Потому что испугался. Испугался потерять свой мир, а проще говоря, свою выгоду, безопасность… совсем как Камал!
Амрита, ожидавшая, когда Тара обмолвится о своем бывшем возлюбленном, встревоженно обронила:
– Камал пропал.
Тара невольно напряглась, в глазах появился неприкрытый страх.
– Что значит "пропал"?
– Исчез. Его нигде нет.
– Не может быть! – воскликнула Тара. – Камал никогда не покидал территорию храма!
– Знаю. Потому и тревожусь.
– Что говорят жрецы? Они его искали?
– Неизвестно. Я всего лишь танцовщица, и мне не доверяют секретов. Если случилось что-то серьезное, мы никогда об этом не узнаем.
– Что же нам делать?!
Тара в волнении сорвалась с места и принялась расхаживать взад-вперед, словно тигр в клетке. Ее глубокий выразительный голос сделался жестким, глухим, глаза смотрели в одну точку и, казалось, ничего не видели, а лицо превратилось в маску.
Она сразу решила, что случилось что-то очень плохое, и с внутренней дрожью подумала: "Вот оно – возмездие!" Возмездие за ее непочтительность к Шиве, за преступную самоуверенность, за непростительное вольнодумство! Бог не пожелал быть милосердным и отнял у нее самое дорогое! Тара вспомнила страстный взгляд Камала, его нежную улыбку, вспомнила, как в гневе желала ему зла и погибели, и из глаз ее брызнули слезы.
Амрита решила не говорить Таре о признании Камала. Если он не вернется, подруге лучше не знать о том, что он тоже страдал от разлуки с ней.
– Я сама его найду. Ты пойдешь со мной, Амрита?
– Прости, мне не с кем оставить Амину.
Когда подруга ушла, молодая женщина легла и прижала к себе спящую дочь. В груди что-то ширилось и росло, и вскоре ей стало больно от горя и непролитых слез. Потом они все-таки навернулись на глаза и медленно потекли по щекам.
Амрите стало ясно, что Киран никогда не вернется. Если он приезжал и не смог заставить себя подойти к ней, заговорить, заключить в объятия, значит, в его сердце не осталось ничего от прежних чувств. Что их разлучило? Время? Условия жизни? Разные стремления и цели? Как ей теперь жить? Храмовые танцы не утратили колдовских чар, но молодая женщина понимала, что никогда не сможет с прежней легкостью совершать ритуал телесной любви с теми, кто безразличен ее сердцу.
Тем временем Тара исступленно молилась Шиве. Она знала с детства, что гибель, разрушение – это такая же важная и необходимая форма существования вещей, как рождение и созидание. И не могла с этим смириться. Она просила высшие силы вернуть Камала, путь даже он никогда ее не полюбит.
Как и Шива, который, спасая мир от гибели, проглотил яд, несущий смерть всему живому, так и она была готова пойти на любые жертвы, лишь бы спасти любовь всей своей жизни.
Завершив разговор с богом, девушка выбежала из храма и направилась к тайному ходу в стене.
Тара сразу увидела, что проломом кто-то воспользовался. Камал? Зачем? К тому же он ничего о нем не знал. И она не знала другого человека, который с такой легкостью обрек бы себя на добровольное многолетнее и… счастливое заточение в храме.
Девушка вылезла наружу и пошла по едва заметной тропинке. Внешне она казалась спокойной, хотя смертельная тревога выла в ее сердце, словно дикий зверь.
Тара не обманулась – она обнаружила на твердой земле засохшие бурые следы, следы крови. Кровь могла быть чья угодно – и человека, и животного, – но предчувствие оказалось сильнее доводов рассудка.
Девушка двигалась вслепую, наугад, подгоняемая ужасом. Она шла по краю оврага, прикидывая, в каком месте можно спуститься вниз. На крутых склонах рос колючий кустарник, и Тара решила поступить иначе: обойти овраг с другой стороны.
Там она неожиданно обнаружила дорогу, ведущую к бедной деревушке, каких было полным-полно в окрестностях Бишнупура и храма Шивы. Когда Тара проходила мимо желтых полей, на которых работали тощие полуголые крестьяне с темно-коричневой кожей и ничего не выражающими лицами, у нее возникла мысль спросить у этих людей, не видели ли они чего-нибудь подозрительного. Но те только качали головами. Дети, подгонявшие буйволов, которые поднимали целые тучи пыли, останавливались и глазели на нее, а кое-кто из них с воплями бежал следом.
Полдня Тара провела под палящим солнцем, расхаживая по округе. Она переходила от хижины к хижине, пока молоденькая девушка, босоногая, в запыленном сари, с тонкими, перевитыми венами, как у древней старухи, руками не ответила танцовщице:
– Да, я нашла человека в овраге, куда ходила за хворостом.
Я так испугалась, что сперва убежала, но потом вернулась обратно. Он был весь в крови. Я позвала на помощь отца и брата. Мы отнесли раненого в деревню, в дом жреца, чтобы тот его вылечил. Но он умер.
На дворе был знойный день, однако Тару колотило так, что зуб на зуб не попадал. Она с трудом выговорила:
– Умер?!
Девушка пожала плечами.
– Наверное, умер. Жрец сказал, что он вот-вот испустит дух.
Его голова была разбита, кости переломаны!
– Отведи меня туда.
По дороге девушка рассказала, что один из жителей деревни видел трех англичан: они шли по дороге рано утром с мешками в руках. Их одежда была испачкана кровью. Мужчина спрятался в кустах, и они его не заметили.
Тара вошла во двор дома жреца, осознавая, что идет на жестокую казнь. Девушка понимала: сейчас она может потерять все, чем жили ее душа и сердце, и постареть на сотню лет.
Тара сказала жрецу, почтенному, строгому на вид старику, зачем пришла, и он провел ее в комнату, где лежал раненый.
Застывшее бескровное лицо казалось лицом призрака или мертвеца. Волосы слиплись в бурые сосульки, голова была покрыта кровавой коростой, тело – многочисленными синяками и ссадинами. На икре неестественно вывернутой ноги виднелась рваная рана – несчастный, вероятно, напоролся на острый сук.
Тара была готова погубить весь мир, уничтожить всех людей и проклясть всех богов, лишь бы этим человеком оказался не Камал, но это был он, и ей не оставалось ничего иного, как упасть на колени возле изголовья и прижаться лицом к его бессильно свисавшей руке.
– Любовь моя! О, моя любовь!
За спиной раздался голос:
– Я полагал, что к утру бедняга испустит дух, а он все еще дышит. Его душа не желает покидать тело.
Тара стремительно обернулась. Ее лицо было искажено страданием и гневом.
– Почему вы не отнесли его в храм Шивы?!
Мужчина кашлянул.
– Я сразу решил, что передо мной служитель храма, и отправил людей к тамошним жрецам. Однако те сказали, что в храме не случалось никаких происшествий, никто слыхом не слыхивал, что кто-то пропал. Они предположили, что этот несчастный – богатый паломник, на которого напали лихие люди.
Тара заскрежетала зубами. Должно быть, ущерб, причиненный храму, не слишком велик, и жрецы решили закрыть глаза на происшествие. Вероятно, они посчитали, что Камала уже не вернуть, а потому не стоит портить репутацию могущественного святилища.
Кто он такой? Человек без касты, безвестный подкидыш, чье единственное достоинство и богатство – красота и талант.
Искалеченный, еле дышащий Камал не был нужен ни им, ни Шиве.
Как и Тара, Камал не знал, что побудило родителей оставить младенца на пороге храма. Должно быть, семьи, в которых они родились, были очень бедны и принадлежали к низшим кастам. Возможно, они надеялись, что брошенные ими дети вольются в некое особое сословие, общения с которым не стыдится ни раджа, ни наваб, ни брахман. Так и случилось, только это сословие, как оказалось, тоже живет по своим жестоким законам!
Тара поднялась на ноги и в гневе погрозила кулаком, сама не зная кому. Храму, жрецам. Возможно, даже богу. Испугавшись своего порыва, она вздрогнула и прикусила пальцы, после чего решительно произнесла:
– Мне нужно два сильных буйвола и крепкая повозка. Я ухожу, но скоро буду здесь. Все должно быть готово к моему возвращению. Я вам заплачу.
Ее тон не допускал возражений, и деревенский жрец кивнул.
Тара пустилась бежать и не останавливалась до тех пор, пока не очутилась на территории храма.
У нее не было времени для подробного рассказа, она просто сообщила Амрите, что ей нужны деньги или украшения, которые можно продать.
– Ты не ела и не спала, – прошептала Амрита, глядя на осунувшееся лицо подруги, обрамленное растрепавшимися волосами, и лихорадочно горевшие глаза.
– Боюсь, в ближайшее время мне не придется ни есть, ни спать.
Амрита быстро справилась с поручением. Все девадаси, даже Ила и Хемнолини, дали что могли: золотой браслет, жемчужное ожерелье, серьги, кольцо, ларчик из слоновой кости, зеркало в оправе из серебра.
Все любили прекрасного Натараджу, своим танцем пробуждающего мир к жизни и объясняющего людям цель и смысл их существования на земле.
Амрита протянула подруге туго набитый узел.
– Я пойду с тобой, – сказала она. – Наверняка тебе нужна помощь.
Тара погладила ее по руке.
– Нет. Тебе не стоит смотреть на такое.
– Почему ты не хочешь привезти Камала сюда?
– Потому что по-настоящему он нужен только мне.
Амрита со слезами обняла подругу.
– Я буду молиться за твое счастье!
Остановившийся взгляд Тары был невыносимо тяжелым.
– Мое счастье не стоит ни единой рупии. Помолись за жизнь Камала.
Глава X
Исцеление
Небо окутала бледная дымка, от влажной после недавнего дождя земли поднимался удушливый туман. Из-за горизонта выплыло солнце, напоминающее огромное пятно крови.
Джеральд Кемпион вышел из своего дома и направился к центральной площади.
Кое-где солдаты разводили костры – крошечный огонек полз по сухим веткам, тянуло дымком. Сквозь дым просвечивали солнечные лучи, отчего он казался золотистым. На жесткой траве, там, где ей удалось уберечься от солдатских сапог и копыт лошадей, лежала роса, ее капли сверкали в раннем свете, словно камни драгоценного ожерелья. Форт проснулся, ожил – и утро наполнилось привычными звуками. Джеральд почувствовал, что на душе становится легко и светло.
Вдруг он увидел Тару, которая спешила к нему, и застыл как вкопанный. Молодой человек не ожидал, что она вернется, и не знал, радоваться ему или нет.
Джеральд всегда удивлялся тому, с какой непринужденной грацией она двигается. Девушка не шла, а будто плыла над землей, так легка была ее походка. На ней были ярко-зеленые с серебряными нитями, будто сотканные из воздуха, ветра и травы, одежды. Ее губы выделялись на нежном лице ярким цветком, а черные как ночь глаза лихорадочно блестели.
Когда Тара подошла ближе, Джеральд понял: поездка была ей не в радость. Судя по тому, как выглядела девушка, она проделала тяжелый и долгий путь. Волосы ее растрепались, одежда запылилась. Тара с трудом переводила дыхание. В выражении ее лица было много такого, что невозможно выразить словами: смятение и решимость, безумная тревога и безмерное горе.
– Мне нужна твоя помощь! – задыхаясь, проговорила девушка.
– Вижу. Что случилось?
– Один человек находится при смерти. Я хочу, чтобы ты помог устроить его в английский госпиталь в Калькутте. Я помню, ты говорил, что врачи этой больницы творят чудеса!
Джеральд растерялся. Он не мог ничего понять.
– Кто это? Англичанин? Военный?
– Нет. Танцовщик из храма Шивы. Индиец.
Молодой офицер покачал головой.
– Госпиталь принимает только белых.
– Джерри! – Тара вцепилась в его мундир. – Если я не смогу поставить этого человека на ноги, мне останется только умереть.
Ее взгляд был полон такого отчаяния, что Джеральд содрогнулся.
– Что с ним?
– Пойдем.
Тара вывела англичанина за ворота форта, где оставила повозку, и приподняла ткань, которой был накрыт раненый. Тот выглядел просто ужасно. Было трудно понять, почему он до сих пор не умер.
– Кто это сделал? – глухо произнес Джеральд, отводя взгляд.
– Какие-то негодяи. Белые люди. Думаю, они пришли грабить храм, а Камал их увидел. Тогда они увели его с собой, ударили по голове чем-то тяжелым и бросили в глубокий овраг.
Джеральд сжал кулаки. Томас Уилсон! Почему он его не остановил, почему позволил совершить преступление?! Мог ли он подумать, что пострадает не кто-нибудь, а Тара!
Он не стал спрашивать девушку о том, кем ей приходится раненый индиец. Это было ясно без слов.
Джеральд не стал ревновать. Он решил, что нужно попытаться помочь.
Госпиталь размещался на окраине Калькутты, в длинных, крытых тростником бараках. Работавшие в нем люди в самом деле творили чудеса, хотя им приходилось воевать не только с ранами, переломами, укусами насекомых и змей, непонятными тропическими болезнями, но и с пылью, духотой и жарой. Колониальным властям были нужны здоровые и сильные солдаты, потому на нужды тех, кто вышел из строя, отпускалось немного средств. Самые смелые доктора умудрялись сочетать европейские лекарства со снадобьями, которые применяли индийские знахари.