Рауль мрачно посмотрел на него.
- Почему ты бодрствуешь? Или твой тюфяк настолько жесток, что и уснуть нельзя?
- Нет-нет, Гале хороший песик, - ответил шут. Он обхватил свое тело длинными руками и взглянул на Рауля с грустным и одновременно проказливым выражением.
Юноша обернулся, будто ожидая, что за ним кто-то стоит, затем нагнулся и прошептал шуту прямо в ухо:
- Говори! Чего ты боишься?
Гале улыбнулся, отшатнувшись от него.
- Не тебя, братец. - Он коснулся колена Рауля своей погремушкой. - Возьми мой жезл, дурачок. "Не буду бояться теней", - проблеял козел, увидев притаившегося в чаще волка.
Рауль схватил шута за плечо и встряхнул.
- Говори, дурак! Какая грозит опасность?
Шут закатил глаза и высунул язык.
- Ой-ой-ой! Не вытрясай остатки мозгов из бедняжки Гале! Иди и спи, братец: какая опасность может грозить такому ласковому теленочку, как ты?
- Никакая. Но ты что-то знаешь. Кто злоумышляет против герцога?
Шут издевательски усмехнулся.
- Жил, братец, однажды в парке знатного лорда павлин, а поскольку люди постоянно восхищались красотой его хвоста, то он зазнался, и в своей глупости вообразил, что может выгнать хозяина и править парком сам.
Рауль нетерпеливо кивнул.
- Пустые разговоры, дурак. Вся Нормандия знает, что Бургундец считает себя великим. И больше ничего?
Гале искоса взглянул на него.
- Заговоры, заговоры, братец, - темные это делишки, - загадочно произнес он.
Юноша посмотрел наверх.
- Ты что, не можешь предостеречь его от опасности? Ты, сидящий у его ног?
Шут безрадостно усмехнулся, показав свои лошадиные зубы.
- Ты пробовал, братец, когда-нибудь посоветовать цапле, чтобы она опасалась ястреба?
- Цапле не нужны предостережения, - насупившись, ответил Рауль.
- Да-да, мой бедный Вильгельм - это мудрая цапля, - прокаркал Гале и принялся с полубезумным видом играть своими пальцами. - Но у него кривой клюв. А у цапли такой может быть, а, кузен Рауль?
- Меня уже тошнит от твоих загадок, - сказал юноша и поднялся, передернув в ознобе плечами от холодного ночного воздуха, пробравшегося под рубашку. - Знай себе, сторожи. Но помни: четыре глаза видят больше, чем два.
Он пробрался обратно к своему тюфяку и принялся одеваться. Металл кольчуги звякнул, когда он натягивал ее через голову, и спящий сосед повернулся, что-то пробормотав сквозь сон. Рауль одел перевязи поверх штанов и закрепил пряжкой свой меч. Когда он на этот раз пробирался к лестнице, то был уже полностью, вплоть до шлема, экипирован.
- Что за храбрый рыцарь к нам идет! - фыркнул Гале и посторонился, чтобы Рауль мог пройти мимо. - Вильгельм, брат мой, тебя прекрасно охраняют. - Он посмотрел на поднимающегося вверх юношу. - Спи спокойно, Вильгельм, у твоего нового сторожевого пса чуткий нос.
Прокравшийся в замок рассвет осветил лежащих на полу рыцарей, обмякшие во сне грубые лица и мечи, брошенные прямо около соломенных тюфяков. На лестнице скорчился шут, он беспокойно дремал, положив голову на руки. Около закрытой двери, выходящей на верхнюю галерею, стоял юный рыцарь, держа в руках обнаженный меч. Он стоял очень тихо, но когда до его слуха донесся снизу легкий шум, он внимательно прислушался, а пальцы крепче сжали эфес.
С восходом солнца тишину нарушили новые звуки. Повара начали свои кухонные дела, а извне доносился шум пробуждающегося города.
Со вздохом потянувшись, чтобы размять онемевшее тело, Рауль оставил свой пост. Внизу, в зале, все еще спали, но Гале уже проснулся и одобрительно похлопал юношу по спине:
- Рауль - хороший песик! - фыркнул он. - Бросит ли хозяин Вильгельм косточку своим двум собачкам?
Рауль зевнул и потер глаза.
- Слушай, дурак, сейчас, при свете дня, я спрашиваю сам себя: неужто я тоже поглупел? - сказал он и спустился в освещенный солнцем зал.
На второй день пути кавалькада свернула к западу вдоль берега, пока не перешла вброд реки, отделяющие Бессен от Котантена. Дальнейший путь вел на север, по диким местам, через бескрайний лесной массив. На каждом встречающемся холме виднелись крепости, причем любая могла служить угрозой миру в Нормандии. Эти земли и люди на них казались недружелюбными и были вовсе не похожи на родную провинцию Рауля - Эвресан.
Замок Валонь стоял на краю леса. Покои, отведенные герцогу, были едва чем-то большим, нежели простым охотничьим домиком, ничем не украшенным и для всех легко доступным. Кроме зала, в нем оказалось еще две комнаты на верхнем этаже, а за главным зданием, в примитивном внутреннем дворе, стояли несколько полуразвалившихся деревянных домишек. В одном из них разместили охрану, другое заняли повара, кухонные служки, лакеи и егеря. Был еще и третий, побольше, в котором сделали конюшню для скакунов. Менее удачливые разместили своих коней прямо под соломенным навесом. Среди них оказался и конь Рауля - Версерей. Как и в Байе, рыцари превратили зал главного здания в спальню, но Рауль, чья подозрительность отнюдь не была успокоена тем, что он видел вокруг, урывал сколько мог сна днем, а вечером, когда факелы гасли и все засыпали, занимал свой сторожевой пост у дверей герцога, где и пребывал всю ночь. От ночного бодрствования он получал поразительное удовольствие. Это была настоящая служба, и, хотя герцог не знал о ней и не выделял юношу среди прочих придворных, Рауль был доволен, чувствуя, как во время этих длинных ночных бдений возникает и укрепляется удивительная незримая связь между ним и молодым правителем, который благодаря этой неусыпной охране мог спокойно спать за закрытыми дверями.
Герцог охотился на дичь в заповедных лесах, натравливал своего сокола и на зайца, и на цаплю, причем с полной отдачей сил и решительностью занимался и всем тем, что привело его в Котантен. Его дворянам это казалось странным: Вильгельм ничего не упускал. "Но если он настолько проницателен, - удивлялся Рауль, - то почему же не видит признаков враждебности вокруг? Трудно было истолковать их как-то иначе: местные бароны держались особняком, сопровождавшая его свита перешептывалась по углам, за границу с герцогом поехало гораздо меньше рыцарей, чем вертелось теперь вокруг красавчика Ги Бургундского".
Посторонний мог бы подумать, что именно этот улыбающийся принц и правит Нормандией. Сопровождаемый хвостом многочисленных лизоблюдов, он бахвалился, наряжаясь в бархат и драгоценности, и принял по отношению к Вильгельму покровительственный тон, вряд ли объяснимый простой благорасположенностью старшего кузена. Рыцари так и вились вокруг, а простой люд радостно приветствовал его, так как Ги всегда был весел, смеялся и щедро разбрасывал подачки.
Рауль ненавидел Бургундца. Юноша просто сгорал от ярости, видя, как Ги очаровывает рыцарей Вильгельма и бесстыдно узурпирует полагающиеся по сану герцогу почести и привилегии, удивляясь при этом, почему Вильгельм носится со своим кузеном, будто не замечая постоянной изощренной надменности последнего. Казалось, более сильная личность подавила более слабую, но никто, поглядев на кузенов, не решил бы, что Вильгельм - слабая сторона дуэта.
Здесь, в Валони, неприязнь Рауля к Бургундцу еще более возросла - к ней примешивалось еще и недоверие. Ни для кого не было секретом, что Ги претендует на трон Нормандии, но до сих пор молодой рыцарь не думал, что это более чем ропот недовольного человека. Многим сеньорам был не по нраву незаконнорожденный герцог, к тому же кое-кто предъявлял права на его корону, так что ничего особенного никто не находил в перешептываниях придворных Бургундца, будто именно он, а не Вильгельм должен править Нормандией.
Но возникшие у Рауля подозрения заставили его внимательнее присматриваться к этому человеку. Здесь, за границей, явно существовали какие-то секреты: он видел, как в руку Ги однажды скользнула записка от того, кто, казалось, просто прошел мимо по лестнице; в другой раз юноша даже побежал за каким-то незнакомцем по темному верхнему коридору. Тот вышел из комнаты Ги, не желая быть замеченным, но в неверном свете факела Рауль разглядел запылившуюся в длительном пути одежду. Позднее он встретил этого человека за ужином и оказалось, что незнакомец прибыл в Валонь по якобы совершенно незначительному делу. "Но почему, - спрашивал себя юноша, - тот запирался в комнате с Ги Бургундским и смутился, встретив меня в коридоре?"
Как-то в лесу произошел случай, который усугубил его подозрения. Герцог гнал медведя в компании Ги, де Боана, Гримбальда де Плесси и еще нескольких рыцарей и егерей. Рауль был в свите, стараясь держаться как можно ближе к герцогу. Его подозрения усилились, когда он увидел, сколько подозрительных личностей собралось теперь вместе, и если замышлялось предательство, то этот мрачный лес был бы неплохим местечком для выполнения самых черных намерений. Целое утро они скакали за идущими по следу борзыми в тени огромных деревьев, через чащобу, все дальше и дальше, в самую гущу леса. Собаки привели охотников к добыче - большому угрюмому коричневому медведю, и пока свора с лаем набрасывалась на него, егеря оставались на краю поляны, а герцог оказался впереди, готовый прикончить зверя копьем.
Все гончие собрались вокруг медведя, бросаясь на него сбоку и сзади, что сильно разъярило зверя. Он огрызался и отмахивался огромными лапами, при этом одной перебил хребет, а другая, неосторожно подбежав, отползла, волоча зад и оставляя за собой кровавый след.
Вильгельм в нетерпении поджидал удобного момента. Рауль никогда не видел его таким возбужденным: сверкая глазами, он подбадривал собак выкриками, выбирая подходящую позицию, чтобы броситься вперед и самому прикончить разъяренного зверя.
При первой же возможности он изо всех сил нанес копьем удар, целясь в основание шеи зверя. Удар был рассчитан точно, но в это самое время медведь отшатнулся в сторону, пытаясь достать мощными когтями собаку, и копье соскользнуло, лишь задев лапу. Медведь повернулся, и все услышали треск ломающегося древка. Сдавленный вздох вырвался у группы наблюдавших за схваткой охотников. Герцог закричал, быстро отскочил назад, отбросив сломанное копье. Зацепившись каблуком за упавшую ветку, он тяжело рухнул на землю, а медведь, мгновенно стряхнув с себя свору собак, бросился на лежащего.
В это ужасное мгновение Рауль, уже бегущий через поляну в попытке отсечь герцога от разъяренного зверя, понял, что никто из стоящих за ним охотников и не помышляет сдвинуться с места, чтобы помочь герцогу.
Рауль бежал что было сил. Одна из гончих, бросившись вперед, сомкнула свои клыки на лапе зверя, но лишь на мгновение отвлекла на себя разозленного медведя. Этот миг и позволил Раулю встать между медведем и человеком. Вильгельм вскочил на ноги и попытался выхватить из-за пояса охотничий нож, но именно Рауль уверенной рукой нанес зверю копьем сокрушительный удар.
- Назад, милорд, назад! - закричал он.
Медведя качнуло вперед, и он с грохотом упал, обливаясь кровью, фонтаном брызнувшей из ноздрей и пасти.
Остальные охотники теперь поспешили к герцогу. Они и в самом деле намеренно задержались или Раулю это только показалось? Обтирая свое копье, юноша наблюдал, как Ги Бургундский с жаром обнимал Вильгельма, говоря:
- Ах, кузен, почему ты не позволил другому взять риск на себя? А если бы этот зверь тебя достал?
Рауль едва сдержал себя, чтобы не расхохотаться. Он пошел прочь от людей, столпившихся вокруг герцога, все еще переживая шок от зрелища беззащитного перед лицом жестокой смерти повелителя: дыхание его никак не могло успокоиться. Дрожащей рукой юноша отер пот с лица, злясь на самого себя, что так легко расстраивается. И тут он увидел, как герцог отстранил Бургундца так, как человек обычно отстраняет надоедливого щенка, и быстро направился прямо к нему.
Он оказался рядом с юношей, прежде чем тот успел сделать хоть шаг навстречу ему.
- Благодарю тебя, Рауль д'Аркур. - Он дружески протянул руку, его суровые губы улыбались, а глаза внимательно изучали лицо рыцаря.
Ответ застрял у Рауля в горле - ведь он так часто мечтал о том, что ответить, когда герцог обратит наконец на него внимание, а теперь, когда этот миг настал, он не мог вымолвить ни слова. Подняв взор на Вильгельма, он позволил своему копью упасть и, преклонив колено, поцеловал его руку.
Герцог оглянулся через плечо, как бы желая убедиться, что их никто не слышит, затем посмотрел на склоненного Рауля и спросил:
- Ты - тот рыцарь, который охраняет мой сон?
- Да, милорд, - прошептал Рауль, удивляясь, откуда это известно герцогу. Он поднялся и сказал то, что беспокоило его больше всего: - Сеньор, ваше копье не должно было бы сломаться.
Вильгельм усмехнулся.
- Наверное, у него было плохое древко.
- Сеньор, я умоляю вас поберечь себя! - настойчиво прошептал Рауль.
Его глаза встретились с понимающим взглядом герцога. Тот коротко кивнул и пошел обратно к группе охотников, наблюдавших, как с медведя снимают шкуру.
Глава 3
После злополучной медвежьей охоты Рауль начал ощущать сгущавшуюся с каждым днем враждебность по отношению к себе. Свита герцога косилась, словно наткнулась на неожиданную преграду, но сам юноша испытывал глубокое удовлетворение, зная, что заговорщики, если они действительно существовали, считают его помехой успешному осуществлению своих планов, а потому он держался настороженно, и кинжал - наготове в ножнах. Вскоре во время охоты на оленя около его головы пропела стрела, и Рауль сначала подумал, что кто-то плохо прицелился. Но когда юноша споткнулся в темноте на верхних ступенях лестницы и лишь чудом не полетел вниз головой, то понял, что кто-то задумал убрать его с дороги. Ведь второе происшествие не было случайностью - на ступени лестницы лежало круглое бревнышко, которое покатилось, когда на него наступили. Не было сомнений в том, что "сюрприз" припасли именно для него, а это означало, что недоброжелатели знают о его ночных бдениях. Именно Рауль утром первым спускался по лестнице, и если бы интуиция подвела и он не приостановился на верхней ступени, то полетел бы вниз и сломал если не шею, то уж, по крайней мере, ноги или руки.
Поэтому юноша не удивился, когда однажды вечером Гале перед ужином шепотом предостерег его. Шут сидел на полу, скрестив ноги, и жонглировал бараньими косточками. Когда Рауль проходил мимо, он тихо пробормотал, едва пошевелив губами и не поднимая головы:
- Не пей сегодня, кузен!
Юноша не подал виду, что услышал. За ужином он ухитрился опрокинуть содержимое своего рога на тростник под столом, пока все глаза были обращены на шута, который выделывал своими кривыми ногами забавные фортеля. Затем Рауль сделал вид, что пьет из пустого рога, причем ему показалось, что на лице Гримбальда де Плесси появилось довольное выражение: он осторожно наблюдал за ним из-под опущенных век. На шее тяжело и сильно бился пульс, юноша ощутил почти болезненный страх, ладони стали влажными и холодными. Его охватил озноб, и он решил, что замерз. Свечи оплыли и отбрасывали странные тени при внезапных порывах холодного воздуха. Лица людей в неверном свете выглядели жестокими, ужимки Гале внезапно показались отвратительными, а его резкий голос - жутким. Раулю захотелось, чтобы шут перестал кривляться, потому что, казалось, беда нависла над этим мрачным домом. Лишь усилием воли юноша заставил себя включиться в разговор за столом, недовольный собой, потому что оказался не тем холодным неустрашимым рыцарем, каким хотел быть всегда.
Герцог и Ги, обнявшись, пошли после ужина в свои покои. Рауль следил за ними, невольно зажав рот рукой. И веселый смех Ги заставлял его всякий раз вздрагивать - это был смех предателя.
Рыцарь, сидящий по правую руку от юноши, зевал, его глаза слипались. Объявив сиплым голосом, насколько тяжел был день, он свалился на стол, словно пьяный. Осмотревшись, Рауль заметил еще несколько таких же сонных рыцарей. В горле внезапно пересохло. Гримбальд де Плесси наблюдал за ним из другого конца зала, поэтому Рауль поднялся, нарочито потягиваясь и зевая, и, пошатываясь, направился к лестнице.
Гримбальд, усмехаясь, встал на пути.
- Сторожи получше, ты, друг того, у кого нет друзей! - издевательски произнес он.
Кто-то хихикнул. Рауль по-совиному поморгал глазами.
- Конечно, - тупо, с расстановкой повторил он. - Сторожи получше, сказали вы? Я буду стеречь хорошо, Гримбальд де Плесси.
Гримбальд расхохотался и отступил в сторону, освобождая проход. Юноша, покачиваясь и держась рукой за перила, поднялся наверх.
Когда он очутился вне пределов видимости, то быстро осмотрелся. В галерее было пусто, но в комнате Вильгельма слышались голоса - значит, Ги Бургундский все еще там. Он осторожно посмотрел вниз через одну из сводчатых арок. Люди в зале собирались небольшими группами: одни играли в кости, другие тихо беседовали, третьи просто дремали, склонив головы на стол. Слуги убирали столы с козлами и раскладывали тюфяки, из кухни слышалось позвякивание посуды, во дворе шагала охрана. Наконец личный слуга герцога поднялся по лестнице и вошел в его комнату. Рауль размышлял, было ли вино, которое пила охрана, также отравлено или заговорщики подкупили и охрану. Нигде не было видно Гале - очевидно, он куда-то ускользнул, пока герцог поднимался к себе.
Ги вышел из спальни герцога, крикнув через плечо:
- Сладких снов, дорогой кузен!
"Иуда", - подумал Рауль с ненавистью.
Бургундец прикрыл за собой дверь и на мгновение остановился, озираясь. Затем подошел к краю галереи и, наклонившись вниз, подал кому-то знак рукой, а затем как ни в чем не бывало направился в свою комнату в противоположном конце галереи. Рауль продолжал незаметно наблюдать за ним.
Прислушиваясь к удаляющимся шагам, он размышлял, следует ли предостеречь герцога. Но от чего? Рауль прикусил губу, почувствовав себя круглым дураком. Что он скажет? Что вино было отравлено? Что ему не нравится физиономия Гримбальда? Нечего и думать выкладывать такого рода глупости тому, кто только взглянет - и уже видит человека насквозь. Юноша плотнее закутался в плащ и прислонился к стене. Когда все заснут, может быть, ему удастся найти Гале и узнать, не разнюхал ли тот чего-нибудь. А уж тогда, если заговор действительно существует, они вместе придумают, как увезти отсюда герцога.
Шум внизу вновь заставил Рауля подойти к краю галереи. Хэмфри де Боан собирался, наверное, уходить к женщинам. В этом не было ничего необычного, так как многие рыцари предпочитали уютно проводить ночи в объятиях распутниц, а не на жестких тюфяках замка. Несколько человек ушли вместе с Хэмфри, и шум внизу затих. Из спальни герцога вышел слуга и погасил все светильники, кроме одного факела в дальнем конце галереи. Затем он прошлепал вниз по лестнице и далее через зал на кухню.
Рыцари повалились на свои тюфяки, не потрудившись даже снять туники или обувь. Только Гримбальд с полудюжиной приятелей сидели за придвинутым к стене столом. В свете рожковых светильников Гримбальд и Годфри из Байе казались поглощенными игрой в шахматы, остальные о чем-то перешептывались.
Некоторое время в крепости еще слышались какие-то неясные звуки. Наконец и они затихли, и ничто уже не нарушало тишины, кроме тяжелого дыхания спящих и отдаленного воя волка, доносящегося откуда-то снаружи.
Гримбальд с шумом сгреб фигурки из слоновой кости. Он встал, сказал что-то сидящему рядом человеку и, взяв фонарь, пошел к лестнице.