Ранульф, виконт Брессена, первым покинул поле сражения. Когда груды тел покрыли поле боя, а войска герцога все наступали и наступали, тесня мятежников, он испугался. Мысль о Вильгельме тяжело давила на его и так уже возбужденный мозг. Он упорно сражался, но когда его любимый вассал и воин Ардре упал от удара герцога, виконта охватил непреодолимый страх. С диким криком он отбросил щит и копье и, низко пригнувшись к шее коня, ускакал, как сумасшедший гоня его все быстрее и быстрее по равнине.
Рядом с Раулем, только что вышедшим целым и невредимым из очередной яростной схватки, внезапно рассмеялся герцог. Юноша вздрогнул: звук смеха заставил его очнуться. Он судорожно вздохнул, с глаз упала красная пелена. Рауль с ужасом посмотрел на человека, который мог так кощунственно смеяться среди этой дикой бойни.
Герцог показывал на летящую куда-то фигуру Ранульфа своим влажным от крови мечом.
- Господь наш на кресте! Да это вылитый гусь с вытянутой шеей! - крикнул он, и в глазах его, обращенных на юношу, появилось любопытство.
Рауль мгновенно пришел в себя и тоже расхохотался. Когда герцог пустил своего коня вперед, Рауль взял себя в руки и поскакал следом, покусывая губы и все еще дрожа, как в лихорадке. Только сейчас, впервые с начала боя, он по-настоящему ощутил запах крови и испытал позыв к рвоте.
Ги Бургундец с остатками своих людей последовал за Ранульфом, пытаясь на ходу перевязать шарфом раненую руку.
Нель де Сен-Совер, единственный из предводителей мятежников, продолжал в мрачном отчаянии сражаться. Мертвый лорд Ториньи распростершись лежал на поле. Именно он убил второго коня под французским королем, но еще прежде, чем тот вскочил на ноги, сам Ториньи был сражен копьем нормандского рыцаря.
- Богом клянусь, около меня всегда есть место для таких людей, как эти! - вскричал герцог, следя горящими глазами за яростно сражавшимися воинами под лазурным знаменем.
Меанс не выдержал и уже выходил из берегов, переполненный плывущими по течению трупами. Но и живые пытались спастись в его водах: один за другим, отбросив копье и щит, люди бросались в реку - кто-то пытался переплыть на другой берег, кто-то беспомощно тонул в мутных водах.
Виконт Котантен наконец был вынужден признать себя побежденным. Он отступил, собрав под штандартом своих людей, и вывел их с поля боя, сохраняя порядок даже при бегстве.
Кое-кто из нормандцев и французов хотел погнаться за ним, но герцог приподнялся в стременах.
- Нет! - прогремел его голос. - Во имя Господа я приказываю дать ему уйти!
"Слава Богу, кто-то еще остался в живых!" - подумал Рауль, стараясь не глядеть на мертвое тело у своих ног, которое неудержимо приковывало к себе его взгляд. Когда-то это был человек, который радовался жизни, плакал и смеялся. Теперь вместо лица у него было страшное кровавое месиво, ставшее таким после промчавшихся здесь лошадей.
Герцог, увидев, куда смотрит Рауль, нахмурив брови, тоже глянул в ту же сторону. И все! Ни отвращения, ни сожаления!
- Едем! - отрывисто бросил Вильгельм через плечо и поскакал навстречу королю.
Генрих весь раскраснелся и запыхался.
- Как ты, однако, спокоен, кузен! - воскликнул он удивленно, когда подъехал герцог. - Знатная работа, Нормандец! Уж теперь-то твой меч никак не назовешь не попробовавшим крови.
- Да, он обагрен кровью, - согласился Вильгельм и обтер лезвие краем мантии.
Генрих снял шлем, чтобы охладить пылающее лицо.
- Для тебя есть дело, Нормандец, - сказал он.
- Я - вассал вашего величества! - с подобающей официальностью ответил Вильгельм.
- Поговорим об этом, когда отдохнем, - предложил король. - Лик святой, мой живот присох к спине!
- Вы отдыхайте, сир, а у меня нет на это времени, - вздохнул герцог.
- Боже свят, тебе еще не достаточно всего этого? - изумился король, обведя рукой недавнее поле боя.
- Я должен выкурить лиса из норы, - объяснил Вильгельм. - Ги Бургундец наверняка помчался на свои земли в Брисон. Мне надо закончить начатое, сир. - Он улыбнулся графу Роберту Ю, который только что прискакал. - Ты поедешь со мной, Роберт?
- Хоть к черту в пасть! - весело ответил граф. - Надо любой ценой отсечь от Бургундца подкрепление. Хорошо начали, но закончить надо не хуже! - И он подтолкнул Юбера д'Аркура: - Кузен, вот человек, добывший вам пленника, которого вы рады будете посадить на цепь.
Юбер обнажил голову, явив присутствующим красное потное лицо с налитыми кровью глазами.
- Светлейший герцог, передаю вам изменника Гримбальда, - сказал он.
Рауль усмехнулся, уловив нотку уважения в этом грубом голосе.
- Это точно он? - воскликнул Вильгельм. - Пусть Хью де Гурне препроводит его в цепях в Руан! - Он кивнул Юберу и весело сказал: - Ваша семья верно служит мне. Будьте уверены, у меня хорошая память. - Герцог опять повернулся к королю и поднял руку к шлему. - Разрешите мне уехать, сир. Когда я закончу свою работу, призовите меня, если будет нужно. Я не замедлю с ответом. Рауль, за мной! - Он повернул коня и поскакал в расположение своей армии.
Юбер, раздувая щеки, уставился ему вслед, затем стегнул жеребца по спине и с криком "Вперед!" галопом помчался за герцогом, фыркнув басовито:
- Боже мой! А мы снова в путь! Вперед! За Сражающимся Герцогом!
Граф Ю, скакавший рядом с ним, рассмеялся:
- Ты действительно этого хочешь, старый вояка?
- Конечно! - искренне воскликнул Юбер.
Король Франции, провожая глазами свиту Вильгельма, поглаживал свою бороду.
- Ты горяч, очень горяч, - бормотал он, - но ум у тебя холодный, клянусь святым ликом! Но я знаю, что делать. Будь уверен, тебя позовут, Нормандец, обязательно позовут. - Тут он заметил рядом с собой помаргивающего Сен-Поля. - А вы, граф? Что вы скажете? Не натравить ли мне Нормандца на Анжу? - Король беззвучно рассмеялся своей идее.
Сен-Поль медленно обдумывал сказанное.
- Между ними непременно возникнет вражда, - ответил он. - Жоффрей Мартель очень мстителен.
- А почему бы и нет? - воскликнул Генрих. - Пусть-ка нормандский волк поможет мне справиться с анжуйской лисой. Чувствую, это не человек, а бесчувственный дьявол. А потом… потом пусть лиса изведет волка. Тогда он не вырастет слишком большим и сильным. - Король в какое-то мгновение понял, что Сен-Поль перестал что-либо понимать из того, что он говорил, и коснулся его мантии: - Понимаете, граф, мне не нужен могущественный волк у границ страны.
Глава 5
Они выкуривали бургундского лиса из норы, но все шло не так быстро, как они надеялись. Замок Брисон не был крепостью на холме, но защищать его все равно было удобно. Это приземистое квадратное здание стояло на острове посреди реки, сторожа воды Риля.
Увидев эго, герцог помрачнел, задумчиво прикусил свою плеть крепкими белыми зубами и отдал несколько резких приказов. Сквозь бойницы двух деревянных башен - восточной и западной - за ним наблюдали. Вильгельм сразу осадил оба берега, чтобы, доведя кузена до истощения, заставить его сдаться.
Поговаривали, что Ги Бургундский расхохотался, узнав о планах Вильгельма, и посчитал себя уже спасенным. Ведь он полагал, что донжон замка мог выдержать блокаду в течение всей зимы, а терпение герцога наверняка истощится гораздо раньше. Но он недооценил Вильгельма. Сражающийся Герцог знал, когда надо действовать спешно, а когда держать в узде свой бурный нрав. И если Ги рассчитывал, что новые беспорядки в Нормандии отвлекут Вильгельма, то он глубоко заблуждался, а потому был разочарован. Нель де Сен-Совер, бежавший в Бретань, был объявлен предателем, а его имения конфискованы; Ранульф Байе испарился неведомо куда; лорд Торинье погиб в битве при Валь-Дюн; Гримбальд де Плесси гнил в руанской темнице в кандалах, ожидая смерти. Что до остального, то Нормандии нужно было время, чтобы перевести дух: она рьяно начала знакомиться с герцогом, поэтому сейчас лежала тихо, зализывая раны.
Можно было поверить, что именно безграничное спокойствие Вильгельма подействует на нервы Ги. С самого утра он пребывал в раздраженном состоянии, часто обгрызая ногти. Бургундец был готов к штурму, уверенный, что может противостоять ему, но его взрывной характер не выдерживал пытки медленным ожиданием. В эти дни многие сердца были объяты тревогой: люди смотрели на лагерь герцога за рекой, и с каждым днем таяла их смелость и медленно умирала надежда. Когда же в крепость прокралась зима, у многих под кожей проступали кости. От голода отчаяние бродило по темным коридорам, люди сидели, скорчившись, по углам, закутавшись кто во что, чтобы уберечься от пронизывающего холода. Никто не говорил больше о снятии осады. Друзья на коленях умоляли Ги сдать ключи от крепости, но Бургундец в дикой ярости вопил, что все хотят его смерти.
- Нет, лорды, нет! Умрем здесь, как крысы в норе.
Ги съежился на кровати, придерживая мантию дрожащими пальцами и бормоча:
- Смерть пришла? Возрадуемся смерти!
Он уставился на стоящих рядом людей лихорадочно блестевшими глазами и вдруг издал глупый каркающий смешок.
- Вы что, скелетики, насмехаетесь надо мной? - лежащий затрясся в приступе неудержимой дрожи. - Скелетики из Валь-Дюн! - задыхаясь, еле выговорил он. - Знаю я вас, клянусь смертью Господней! Что, еще и издеваться? Я - мертвец! Мертвец! - спрятав лицо, зарыдал Бургундец.
Они помогали ему как могли. Ги неподвижно лежал на постели, уставившись на стропила. Он ничего не замечал, но непрерывно бредил монотонным, ужасным голосом, который совершенно издергал нервы присутствующих.
Конец наступил, когда снег уже лег на землю, а тонкий лед появился на поверхности воды. Герцогу принесли ключи от Брисона: посланец униженно держал их на конце копья. Вильгельм сказал лишь одно:
- Поставьте передо мной Ги Бургундского.
Тот пришел, в знак покорности неся на спине седло. Бургундец передвигался с трудом, покачиваясь под ношей, слишком тяжелой для его ослабших ног. У ног герцога презрительно вопил Гале:
- Верни своего осла на травку, братец, уж больно это беспокойная зверюга!
И получил за это хороший пинок.
- Успокойся, шут! - проскрежетал герцог. Он подъехал к Ги, который стоял на коленях в ожидании решения своей участи, снял с его плеч седло и с грохотом отбросил в сторону.
- Вставай, кузен, и послушай, что я тебе скажу! - приказал Вильгельм и, поддерживая Бургундца под руки, помог ему подняться.
Сторонники Ги на коленях подползли к герцогу, пытаясь поцеловать его руку. Вильгельм говорил, и это были слова милосердия, несущие прощение менее знатным и грозящие самому Бургундцу всего лишь конфискацией владений. Причем было объявлено, что он больше не является вассалом Нормандии, но ему предлагается в дальнейшем быть гостем своего кузена.
Ги почувствовал, что ничего не может ответить, губы его беззвучно двигались, по щекам неудержимо катились слезы. Герцог подозвал Фицосборна:
- Уведите его и устройте с почетом, - приказал он и слегка похлопал Бургундца по плечу. - Иди, кузен. Обещаю: меня опасаться нечего.
Позднее, когда появилась возможность, Рауль, преклонив колено, поцеловал руку герцога.
Вильгельм посмотрел на него с улыбкой, слегка приподнявшей уголки его губ:
- Ну, что сейчас, Рауль?
- Господин, я уже видел и вашу мощь, и ваше правосудие, но сейчас я увидел ваше милосердие.
Вильгельм отдернул руку и с презрением проговорил:
- Брось ты, я что, кот, чтобы забавляться с дохлой мышью?
До самой весны Ги Бургундский оставался при руанском дворе, но было понятно, что ему хочется как можно скорее оказаться от него как можно дальше. Когда же последний снег растаял на полях, он испросил разрешение отбыть из Нормандии к себе домой, и оно было даровано этому человеку, утратившему надежды.
С весной пришел и обещанный вызов от короля Генриха, который призывал своего вассала помочь в войне против Жоффрея Мартеля, графа Анжуйского.
Выступать надо было немедленно. Будучи человеком, постоянно считающим, что его заслуги превышают его владения, Жоффрей Мартель уже сеял беспорядки среди соседей. Об этом, и причем с немалой шумихой, свидетельствовали графы Шартра и Шампани. Сосед Нормандии, Мен, уже был под пятой анжуйца, так как являлся опекуном графа Хью и претендовал на полную власть. Разбив и лишив свободы благородных графов Шартра и Шампани, Мартель вбил себе в голову, что может стать еще более могущественным, и немедля решительно приступил к делу. Весной того же года он провозгласил, что больше не считает себя вассалом короля Генриха. Он подтвердил этот вызов, войдя с войсками в Гуен и Пуактье. После нескольких попыток он захватил графов обеих провинций и посадил их в тюрьму, решив держать их за решеткой до тех пор, пока те не согласятся с его притязаниями. Это было чистой воды вымогательство, но графам не оставалось ничего иного, как сдаться. Примечательно, что граф Пуактье умер через четыре дня после освобождения. Граф Гуен выжил: может быть, он пил из другого кубка? Мартель предъявил права на Пуактье и женился, говорили, насильственно, на родственнице покойного графа. Вот так обстояли дела, когда король Генрих послал за Нормандским Волком.
Герцог вошел во Францию во главе своей кавалерии. И еще раз люди, которые жили только войной, надели доспехи и поклялись мессой, что править их сердцами будет герцог, если такова его воля.
Король Генрих старательно держал при себе свои мысли, но вскоре стало ясно, что он лелеял неумирающую ревность по отношению к своему молодому вассалу. Если он и призвал Вильгельма просто сражаться на своей стороне, то вскоре понял, кто в действительности возглавляет поход. Именно слово Вильгельма начинало день, именно он указывал непогрешимым пальцем на слабые места в планах короля и без колебаний отвергал те из них, которые считал просто потерей времени. Король Генрих мог прятать свое раздражение под ласковой улыбкой, французские барышни могли пылать от ревности - Вильгельм всегда был непоколебим. Все эти гордые французы возненавидели герцога, потому что его быстрый ум превосходил их собственный, потому что он был в состоянии предвидеть происходящее, потому что он был отчаянно смел в бою и с ним не могли сравниться даже самые храбрые из них. Но более всего его ненавидели за то, что он их не устраивал. Всю жизнь многие его соотечественники боялись герцога и отводили глаза под его проницательным взглядом, и французы быстро почувствовали безудержную силу его воли. Правда состояла в том, что он никогда не сворачивал в сторону от намеченной цели и был готов на все, чтобы достичь ее. Признай его хозяином положения - это будет лучший друг, встань против него - возможен только один исход.
- Иисусе, да он просто неистов! - говорил Роже де Бомон. - И что из этого выйдет? Честное слово, я его боюсь, причем очень сильно. Он не похож ни на одного человека, которого я когда-либо знал. Бывает ли он слаб? Болеет ли? Бог мой, да случится ли когда-нибудь так, что он не сможет достичь своей цели? Думаю, никогда! Да, твердый орешек!
Но те, которые сражались под его знаменем, гордились им. Доблесть в бою была прямой дорогой к сердцу нормандцев, а Вильгельм проявлял храбрость, превосходящую воображение. Люди хвастались его подвигами и рассказывали, как он первым прорвался в Мейлан, неукротимым ударом сразив собственной рукой не менее трех могучих воинов; как он потерял охрану во время бешеной скачки по туманному лесу, а потом после лихорадочных поисков его нашли в сопровождении четырех рыцарей, гонящих перед собой десятка два пленных. Молва о нем росла. Король Генрих как-то деликатно заметил, что герцог слишком часто рискует собственной жизнью, но он вещал глухому. Сражающегося герцога охватил демон безрассудства.
Когда война закончилась и Мартель убрался, ворча, назад в Анжу, король упрятал ревность под сияющей улыбкой и сердечно поблагодарил своего вассала за помощь, произнося прекрасные слова и по-братски обнимая его правой рукой. Может быть, Генрих так мило улыбался, потому что предчувствовал, что Мартель уже готовит отмщение юнцу, бесцеремонно расправившимся с ним. Король и герцог расстались с излияниями дружбы; француз отправился домой лелеять свою злобу, а нормандец - обратно в свое герцогство, которое он застал ликующим по поводу победного возвращения и даже готовым жить в мире со своим правителем.
Его слава обошла всю западную Европу. От Гуена до Гаскони. Даже от королей далекой Испании приходили подарки - великолепные жеребцы и послания, прославляющие его искусство и храбрость. Казалось, мановением волшебной руки Бастард Нормандии превратился в героя Европы.
Некоторое время в герцогстве Анжу длился мир, но Мартель был не тот человек, чтобы прощать обиды. Пройдя маршем через Мен, он захватил замок Донфрон, построенный герцогом Ричардом Добрым, разорил его и затем уничтожил все вдоль границы, вплоть до нормандского пограничного городка Алансон на реке Сарт. Крепость дала слабый отпор, а город - и вообще никакого. Мартель оставил в замке гарнизон, опустошил ближайшие деревни, с триумфом и добычей возвратившись домой.
На этот раз герцог Вильгельм не стал просить помощи у Франции. Оставив пока в покое Алансон на востоке, он сделал то, чего никто не ожидал, - появился перед крепостью Донфрон на целую неделю раньше того срока, который рассчитали враги. Такое внезапное появление повергло гарнизон в шок и, конечно, с трудом, с большой хитростью удалось переслать сообщение графу. Однако защитники крепости беспокойно поглядывали с крутой высоты за тем, как герцог готовится к осаде.
Не могло быть и речи о том, чтобы взять Донфрон приступом. Он стоял высоко на скалистом холме, возвышаясь над долиной Майенна, неприступный и величественный. Гарнизон оправился от шока и только и было разговоров о дне, когда наконец на выручку придет Мартель.
Тем временем герцог обложил гарнизон и проводил время в набегах, имеющих целью воспрепятствовать снабжению крепости и охоте в окружающих лесах. Во время одной из таких экспедиций Вильгельм был отрезан от своих отрядов, специально для этой цели посланных из крепости.
- Предательство! - вскрикнул Фицосборн.
- Вполне возможно, - согласился герцог. - Так испробуем же нашу силу на этих наглых шевалье!
- Ваша светлость, но их впятеро больше, чем нас! - неосторожно выпалил Роже де Монтгомери.
Герцог вызывающе посмотрел на него.
- Вы их боитесь? - холодно спросил он и отвернулся. - Так кто пойдет со мной?
- Если вы отправитесь, милорд, будьте уверены, что все мы с вами, - прорычал де Гурне. - Но, как на духу, это сумасшествие!
- Если мы не разгромим эту шваль, можете никогда мне больше не доверять! - И Вильгельм пустил коня галопом.
Так и поступили. Нормандцы набросились на анжуйцев столь быстро, что те даже не сразу сообразили, что произошло, причем бились с такой отчаянной яростью, что вражеский отряд дрогнул перед лицом столь стремительной атаки. Его гнали назад до самого подножия крепостного холма.
- Ну что, Хью, ты по-прежнему считаешь, что это было сумасшествие?
- Ваша милость, я уверен, вами правит сам дьявол, - откровенно ответил де Гурне.
- Я уверен, - пробормотал Рауль, - что так думает и граф Анжуйский. Кажется, он побаивается - ведь его все еще нет здесь!
Но причина того, что Мартель запаздывает, была в другом. Однажды вечером, в сумерки, в лагерь принесли весть, что невдалеке видели приближающиеся галопом войска, которые вел кто-то под лазурно-серебряным флагом.
Герцог сощурил глаза.