– Расследование потихонечку продвигается. Больше я пока ничего сказать не могу. Я загляну к вам завтра. Если что-то прояснится раньше, позвоню и дам вам знать.
– Ладно. Спасибо Я рад, что это ты, Ева. Мне как-то легче становится, потому что это ты.
"Можно возвращаться домой", – подумала Ева, с трудом пробиваясь сквозь уличные пробки. Можно вернуться домой, где все нормально, по крайней мере, по ее представлениям. Вот Бобби, например, поехать домой не может.
Движение застопорилось. Внимание Евы привлек яркий анимационный рекламный щит, предлагающий провести выходные на Арубе по сниженным ценам.
Всем на месте не сидится, все хотят уехать куда-то, думала Ева. Люди из Техаса и бог весть еще, каких медвежьих углов устремлялись в Нью-Йорк. Жители Нью-Йорка черепашьим шагом ползли по шоссе на север, в сторону Хэмптонса или брали билеты на рейсы южного направления и улетали на острова.
"А куда деваются люди с островов? – вдруг пришло в голову Еве. – Наверно, едут в какие-нибудь шумные, перенаселенные города. И почему люди не могут просто оставаться дома?"
Очевидно, это было просто невозможно, поэтому улицы были забиты, как и воздушные пути над ними. И все же Ева не променяла бы этот город ни на какой другой.
Она наконец проехала в ворота, навстречу потокам света.
Все окна светились. Мерцали свечи, поблескивали елочные украшения. "Похоже на рождественскую открытку", – подумала Ева. Темное небо, восходящая луна и фантастический силуэт дома с множеством горящих окон.
Она могла вернуться домой.
Так почему же она чувствует себя такой подавленной? Тяжесть давила ей на затылок, сжимала сердце. Она остановила машину и с трудом выбралась наружу. Ее тянуло прилечь, хотя она и не чувствовала себя усталой. Ей хотелось отключить мозги хотя бы на пять минут.
Соммерсет был на месте – мрачный скелет в черном костюме посреди нарядно украшенного холла.
– Рорк у себя в кабинете. Занят вашими делами.
Настроение у нее и без того было паршивое, а явное неодобрение, прозвучавшее в его голосе, больно царапнуло ее по нервам.
– Никто не держал электрошокер у его горла, – огрызнулась Ева. С этими словами она поднялась по лестнице, даже не позаботившись снять пальто.
Она не пошла в кабинет, хотя это было мелочно и неправильно. Она это знала, но прошла прямо в спальню и рухнула на постель.
Пять минут, сказала она себе. Она имеет право на чертовы пять минут одиночества и тишины. Если бы только удалось отключить мозги.
Через несколько секунд до нее донеслись слабые звуки, затем матрац завибрировал: это Галахад сделал прыжок. Ева повернула голову и уставилась в его глаза.
Кот смотрел на нее не мигая. Потом он лениво прошелся пару раз, свернулся калачиком возле ее головы и снова начал ее гипнотизировать. Ева поймала себя на том, что пытается выдержать его взгляд, не моргая, дождаться, чтобы он моргнул первым. Она проиграла и готова была поклясться, что он усмехнулся.
– Будь ты копом, приятель, щелкал бы допрашиваемых, как орешки.
Ева передвинулась и почесала его за ушами. Кот заурчал, как мощный двигатель, а она наблюдала под эту музыку, как переливаются огоньки на елке.
Неплохо она тут устроилась. Большая кровать, сказочная елка, симпатичный кот. Так что же с ней не так?
Она не услышала бы, как он вошел, если бы не ждала его прихода.
Когда матрац прогнулся, она снова повернула голову. На нее смотрели глаза неправдоподобной синевы.
Да, она и вправду неплохо устроилась.
– Я сейчас приду, – пробормотала Ева. – Через пару минут.
– Голова болит?
– Нет. Я просто… не знаю.
Он погладил ее по волосам.
– Тебе грустно?
– С чего мне грустить? У меня есть этот здоровенный домище. Видел, как он выглядит весь в огнях?
– Видел. – Его рука уверенно легла на ее затылок, где сконцентрировалась боль.
– У меня есть этот толстенный кот. Вечно тут шляется. Надо будет помучить его на Рождество. Нацепить на него оленьи рога. Ну, знаешь, нарядить его северным оленем.
– Подорвать его достоинство? Отличная мысль, – одобрил Рорк.
– У меня есть ты. Глазурь на моем личном пироге. Сама не понимаю, что со мной не так. – Ева пристроилась у него под боком, прижалась к нему. – Мне даже не жаль, что она умерла. Так что же со мной не так?
– Ты слишком строга к себе, вот что с тобой не так.
Ева вдохнула его запах, и на душе у нее стало спокойнее.
– Я сегодня ходила в морг, посмотрела на нее. Всего лишь еще один труп. Я смотрела на то, что она с собой сотворила, чтобы нас подставить. И мне стало противно, тошно, омерзительно. Меня это даже не удивило, когда я все хорошенько обдумала. Я смотрела на то, что сделал с ней кто-то другой, и мне в голову пришло только одно: "Ну надо же, что на свете случается". Я ведь не должна так думать, правда?
– Что еще ты делала?
– Сегодня? Отчиталась перед Уитни. Мне от него попало, но не очень. Встретилась за ленчем с Надин, попросила ее дать огласку моей связи с убитой. Зашла в лабораторию, проследила путь до розничной точки, где Труди купила носки. Один так и остался валяться в номере, а из второго она соорудила кистень. Еще я получила список банков, находящихся между этим магазином и ее гостиницей. Ей же надо было где-то достать монеты. Проверю завтра. Еще ходила в бар, куда затащили Зану, поговорила с владельцем. Просмотрела диски. Навестила Бобби и Зану в гостинице. Хорошая у тебя там охрана. Надежная девушка в вестибюле.
– Приятно слышать.
– А потом я вернулась домой. Было еще кое-что, но это главное.
– Другими словами, ты делала свою работу. Жалеешь ты о ее смерти или нет, ты делала то, что приведет тебя к ее убийце.
Ева перевернулась на спину и уставилась в потолок.
– Запала нет.
– Что ты ела на ленч?
Ева невольно засмеялась.
– Хочешь отвлечь меня от горестных мыслей? Я ела эту… как ее… лазанью. Там была такая зеленая начинка из какой-то травы, но, в общем, ничего, было вкусно. Не знаю, что там ели Пибоди и Надин, но они урчали от удовольствия и причмокивали, как девчонки. Народу полно, так что, думаю, ты опять сорвал банк. Но разве это новость?
– Обслуживание?
– Жуть! Стоит только подумать, что вроде чего-то хочешь, а подавала уже тут как тут. Прямо как из-под земли вырастает. Знаешь, у Надин будет собственное шоу.
– Я только сегодня об этом узнал. Рад за нее.
– И у нее контракт на книгу и на фильм. Ты в этом тоже замешан?
– Ну…
– Она хочет взять у меня интервью, и это не исключено. И еще она хочет снять часть фильма здесь, в доме, и это абсолютно исключено, да?
– Абсолютно.
Ева повернула голову и заглянула ему в лицо. Как этот человек ухитряется день за днем оставаться таким красавцем?
– Я так и думала, что тут мы на одной волне.
– Это дом. – Он накрыл ее руку своей, и ей сразу стало тепло. – Дом – это только наше. Личное.
– Я вечно таскаю работу домой. Я здесь работаю.
– Я тоже.
– Но ты не приводишь домой целую ораву копов.
– Нет. Мне вполне хватает тебя. И если у меня когда-нибудь будут с этим проблемы, я дам тебе знать.
– У меня сегодня было воспоминание.
"Так, – подумал Рорк, – наконец-то мы добрались до сути".
– Рассказывай.
– Я думала о том, что она себя не пожалела, избила себя. Господи, ты представляешь, она сама пошла, купила носки с одной только целью: отхлестать себя по лицу, по всему телу… Извращенное, безумное поведение. И тут я вспомнила…
Ева рассказала все в том порядке, в каком воспоминание пришло к ней. Но на этот раз она вспомнила кое-что еще. Тогда было жарко, она чувствовала запах травы. Странный, незнакомый ей запах. У одного из мальчиков с их улицы был проигрыватель для компакт-дисков, и из него звучала музыка.
Потом она вспомнила, как полицейская машина почти бесшумно затормозила возле дома в ту ночь, как блестели в лунном свете пуговицы на форме полицейского.
– Они пошли на ту сторону улицы. Было поздно… я думаю, было поздно, потому что свет нигде не горел. А потом свет зажегся в доме напротив, и к двери подошел отец соседского мальчика. Копы вошли в дом.
– Что было дальше? – спросил Рорк, когда Ева замолчала.
– Я точно не знаю. Думаю, мальчик сказал им, что ничего не делал, что он спал. Конечно, он не мог ничего доказать. Я помню, как копы вышли и обошли вокруг дома. Нашли жестянку с краской. Я и сейчас вижу, как один из них упрятал банку в пакет. Он, наверно, думал: "Глупый мальчишка. Тупая задница". Тут вышла Труди, начала орать. Тыкала пальцем в жестянку, в свою машину, в их дом. А я стояла у окна и смотрела, но потом просто не выдержала. Я больше не могла смотреть. Я залезла в постель и накрылась одеялом с головой.
Ева закрыла глаза.
– Я слышала, как другие дети говорили об этом в школе. Как тому мальчику пришлось пойти с родителями в полицейский участок. Я старалась не слушать. Я не хотела слушать. Через пару дней у Труди появилась новая машина. Отличная, сверкающая новая машина. А вскоре после этого я сбежала. Я больше не могла у нее жить. Не могла больше оставаться там, видеть этот дом на другой стороне улицы.
Она уставилась в темное окно у себя над головой.
– Я до сегодняшнего дня не понимала, что заставило меня сбежать. Я просто больше не могла оставаться там после того, что сделала Труди и не сделала я. Этот мальчик был добр ко мне, самые счастливые минуты моей жизни были связаны с ним, а из-за меня он оказался в беде. А я даже пальцем не шевельнула, чтобы ему помочь. Я ничего не сказала о том, что она сделала. Я предала его. Его загребли, а я осталась в стороне.
– Ты была ребенком.
– Разве это меня извиняет?
– Да, конечно.
Ева села и взглянула на Рорка сверху вниз.
– Черта с два! Его загребли в участок, наверно, дело завели, хотя они не могли доказать, что это он испортил машину. Его родителям пришлось оплатить ущерб.
– Страховка.
Рорк сел рядом и… больно сжал ее подбородок.
– Тебе было девять лет, ты была напугана. И теперь ты оглядываешься на двадцать лет назад и винишь себя. Перестань, Ева.
– Я ничего не сделала, понимаешь? Даже не пыталась!
– А что ты могла сделать? Пойти в полицию и сказать им, что ты видела, как женщина – лицензированная и одобренная Службой защиты детства приемная мать – изуродовала свою собственную машину, а потом обвинила в этом мальчишку из дома напротив? Они бы тебе просто не поверили.
– Это дела не меняет.
– Меняет. И мы оба знаем, что мальчик пережил этот подлый навет. У него были родители, дом, друзья. Ему хватило души предложить маленькой девочке покататься на своем скейтборде. Я даже думаю, что он живет совсем не плохо. Ты посвятила свою жизнь защите общества, и ради этого ты рискуешь собственной жизнью. И нечего, черт побери, обвинять себя в том, что когда-то ты была запуганной маленькой девочкой и вела себя соответственно.
– Хватит меня уговаривать!
– Я и не думал! И сними пальто. Боже милостивый, ты что, хочешь живьем свариться?
Не часто Ева чувствовала себя сконфуженной: это было единственное слово, которое она могла подобрать.
– Уж будто мне нельзя поваляться в своей кровати, – пробурчала она, стаскивая с себя пальто.
– Это и моя кровать тоже. И хватит тебе валяться. Может, попробуем что-нибудь другое?
Ева взяла кота и усадила его к себе на колени.
– Нет.
– Ну и ладно, можешь сидеть и дуться. Все лучше, чем в пальто валяться на кровати. – Рорк потянулся и встал. – Я хочу выпить.
– Может, он был травмирован на всю жизнь.
– О, я тебя умоляю! – Рорк открыл дверцу бара.
Ева задумчиво поглаживала Галахада.
– Может, он стал профессиональным преступником из-за этой подставы в детстве.
– А что? Это мысль. – Рорк наконец выбрал бутылку белого вина. – Может, ты же его и посадила. Ну разве не чудесная ирония?
Губы у нее дрогнули, но она подавила в себе смех.
– Может, это ты с ним сделки проворачивал в твоем темном прошлом? Может, он сейчас криминальный босс где-нибудь в Техасе?
– И всем этим он обязан тебе. – Рорк вернулся к кровати с двумя бокалами вина и протянул один Еве. – Полегчало?
– Не знаю. Может быть. Я напрочь забыла об этом, понимаешь? Забыла, словно ничего и не случилось. А когда я вспомнила, на меня навалилось страшное чувство вины. Ему было тогда лет четырнадцать-пятнадцать. Он меня пожалел, я по его лицу видела. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным, – горько усмехнулась Ева, чокнувшись с Рорком.
– Я могу его разыскать, если хочешь. Посмотришь, каким он стал сейчас. Помимо того, что он воротила преступного мира в Техасе.
– Может быть. Я подумаю.
– А пока я хочу тебя кое о чем попросить.
– О чем?
– У меня нет ни одной твоей ранней фотографии. До нашего знакомства.
Ева не сразу поняла, о чем он говорит.
– Какой фотографии?
– Из той эпохи, когда ты была юной незамужней девушкой, впервые надевшей форму… Кстати, я надеюсь, ты опять ее наденешь в самом скором времени. Обожаю женщин в униформе. Я могу скачать из Интернета старые фото с удостоверения, но мне бы хотелось, чтобы ты сама что-нибудь для меня подобрала.
– Ну, ладно. Может быть. Попробую. А зачем?
– И твоя, и моя жизнь началась задолго до нашей встречи. – Рорк коснулся ее лица своими волшебными пальцами. Они легко, словно перышки, прошлись по ее коже. – И хотя я не сомневаюсь, что лучшие наши годы начались именно с момента встречи, мне все-таки хотелось бы иметь частичку тебя из того времени.
– Хм, как сентиментально!
– Виновен. А если бы вдруг у тебя нашелся снимок, где тебе лет, ну, скажем, восемнадцать, да еще в полураздетом виде, было бы еще лучше.
На этот раз она не смогла удержаться от смеха.
– Маньяк!
– Виновен!
Ева забрала у него бокал и поставила на столик у кровати.
– Займусь-ка я, пожалуй, делом.
– Вот как? – Он с любопытством склонил голову набок. – И чем же, например?
Она была стремительной и гибкой. В мгновение ока ее ноги обвились вокруг его талии, ее руки погрузились в его волосы, а губы впились в рот.
– Чем-то в этом роде, – проговорила Ева, оторвавшись от его рта.
– Придется тебе помочь.
– Чертовски верно. – Она расстегнула пуговицы на его рубашке и наклонилась к его груди. – Ты меня отругал. С учетом того, что мне досталось от Уитни, это уже вторая выволочка за сегодняшний день.
Ее руки трудились, не переставая, и к тому времени, как они добрались до "молнии" у него на брюках, он был уже на взводе.
– Надеюсь, ты не среагировала подобным образом на выговор твоего шефа?
– Он совсем даже неплох, если кому по вкусу могучие типы, несущие бремя забот на своих широких плечах. Лично я предпочитаю красавцев. – Ева опрокинула Рорка на спину.
Галахад был толст и неповоротлив, но ему хватило опыта и сообразительности, чтобы вовремя убраться с дороги.
– Ты такой красавец! Иногда мне хочется облизать всего тебя, как мороженое. – Просунув руки под полы рубашки, Ева положила ладони ему на грудь. – Надо же, сколько кожи! Какие мускулы! И все мое! – Она провела языком дорожку вниз по его груди и почувствовала, как он дрожит. – Вот что может заставить девчонку взвизгивать и причмокивать всю дорогу.
Теперь и он пустил в ход руки, но позволил ей вести в танце, устанавливать ритм. Ева знала, что это ненадолго, но не знала точно, насколько. И от этого ее возбуждение только усиливалось.
Она распахнула рубашку, взяла его руки в свои и сомкнула их у себя на груди. Она позволила себе уплыть, упиваясь прикосновениями его длинных, сильных пальцев, ласкающих ее тело. Потом она откинулась назад с закрытыми глазами, а его пальцы скользнули вниз и расстегнули ее брюки.
Она вновь опустилась на него. Губы к губам, долгие, упоительные поцелуи, прерываемые лишь краткими вздохами. Она слышала частое биение своего сердца… Или это было его сердце? Она выгнулась, предлагая ему свою грудь, и он взял ее. Дыхание у нее пресеклось, а потом вырвалось изо рта судорожным вздохом.
Теперь она принадлежала ему, а он ей. Ее тело воспламенилось для него. Он перевернул ее, схватив за запястья, завел ее руки за голову и прижал к постели. Ее глаза потемнели, в них читались страсть и вызов.
– Хочу видеть тебя голой. Лежи смирно, пока я буду тебя раздевать.
Он коснулся губами ее губ, потом маленькой ямочки на подбородке, потом проложил дорожку быстрых влажных поцелуев вниз по шее, по груди, по животу.
Он стянул брюки с ее бедер, все больше обнажая тело, потом его язык скользнул между ее ног. Ева выгнулась и задрожала.
– Тише, девочка, тише…
Он как будто успокаивал ее, а в то же время его рот безжалостно подталкивал ее к самой грани и наконец толкнул за край. Когда она ослабела в его руках, он продолжил свое дело, спускаясь вниз по ее бедрам.
Он стянул с нее ботинки, брюки, сбросив их на пол. А потом так же медленно, с паузами двинулся в обратный путь наверх.
– Рорк!
– Надо же, какая кожа! Какие мускулы! – повторил он ее слова. – И все мое!
Опять внутренний жар обжег Еву, напряжение стало почти невыносимым. Она начала задыхаться, метаться в порывистых движениях, словно погоняя Рорка, и вот очистительный взрыв смел все преграды. У нее едва хватило сил уцепиться за него.
Теперь он был глубоко у нее внутри. Их губы слились, его пальцы переплелись с ее пальцами. Обнимая, целуя, ощущая друг друга, они вспыхнули и сгорели вместе.
"Да, – подумала она, ослабев от любви, – как чудесно вернуться домой!"
Какое-то время они молча лежали рядом, постепенно успокаиваясь. Рорк перевернулся, не отпуская ее, и устроился так, чтобы ее голова лежала у него на плече, а ее рука – на его все еще бурно бьющемся сердце.
– Я мог бы бранить тебя чаще.
– Тебе это не поможет. Кто знает, может, в следующий раз я разозлюсь. Я сегодня весь день была не в себе. Делала свою работу, как ты говоришь, но что-то во мне разладилось. Я как будто смотрела на себя со стороны. И делала свою работу пассивно, понимаешь? Это не мой ритм. Мне надо подзарядиться.
Рорк опустил руку ей на живот.
– Мне ты кажешься вполне заряженной.
– Ну, что ты хочешь, это же секс. Во всяком случае, с тобой. – Ева оттолкнулась руками и села. – Мне надо перебрать все это дело с самого начала у себя в голове. Вытряхнуть пыль, которая запорошила мне мозги, и начать сначала.
Рорк потянулся и взял со столика бокалы с вином.
– Ну, значит, так ты и сделаешь.
Ева сделала глоток.
– Сначала я приму душ и оденусь. Потом пройдусь по своим записям, по отчетам с места, по рапортам. Постараюсь все выстроить по порядку в своей голове.
– Хорошо. А я вернусь к номерному счету, попробую его расколоть.