– Ну, спасибо. Мне понадобится пара "маячков", – сказала ему Ева. – Что-нибудь маленькое и незаметное. Я иду за ордером, хочу нацепить их на наших подопечных.
– Ордер? – Фини запустил пальцы в свою жесткую седовато-рыжую шевелюру. – Не проще ли получить их разрешение? Или, ты думаешь, они откажут?
– Я не буду просить у них разрешения. Они вообще не должны знать, что я на них цепляю. И было бы здорово, если бы у тебя нашлось что-нибудь с "прослушкой".
– Дело непростое. – Он задумчиво потер подбородок. – Чтобы получить ордер на "прослушку", надо представить доказательства, что они подозреваемые, или получить их согласие на сотрудничество.
Ева уже проработала этот аспект в уме и заговорила официальным тоном:
– По мнению ведущего следователя, объекты находятся под значительным внешним давлением. Они расстроены. Целью слежки при помощи механических устройств является их безопасность, так как женщина якобы уже была похищена однажды.
– Якобы? – переспросила Пибоди.
– Мы знаем об этом только с ее слов. Эти двое балансируют на тонкой грани. То ли они потерпевшие, то ли подозреваемые. "Маячки" – мой способ удержаться на этой грани. Мне придется сплясать, чтобы получить ордер. Я спляшу и ордер получу. Попрошу Миру меня поддержать, если понадобится. Мы их подключим и выпустим на волю. – Ева повернулась к Бакстеру. – Вот тут вступаешь в игру ты со своим напарником. Полевая работа, слежка в штатском. Я хочу знать, куда они идут, что делают.
– Ты бросаешь нас на улицу в канун Рождества, ты, чье имя Ева? Ну, извини. – Бакстер ухмыльнулся. – Рано или поздно кто-то должен был это сказать.
– И этот "кто-то", конечно, ты. Ладно, слушай дальше. Они разделятся, вы разделитесь. Оставайтесь в контакте друг с другом и со мной. Риск невелик, но мне не нужны промахи. Возможно, к ним подойдут. Вряд ли им причинят вред. Вероятность не больше двадцати процентов. Смотрите в оба и сведите ее к нулю.
– Лейтенант? – Трухарт по привычке поднял руку, как школьник. Он уже не был таким зеленым салагой, как раньше, Бакстер его успешно закалял. Но он все-таки слегка покраснел, когда Ева повернулась к нему. – Наши действия, если к ним подойдут? Мы задерживаем подошедшего?
– Вы наблюдаете, действуете по обстановке. Я не хочу, чтобы вы гонялись за этим типом по улице и потеряли его. Берите его, если окажетесь так близко, чтобы взять его без риска. В противном случае следите, сообщайте мне координаты. Все улики указывают на то, что жертва была выбрана целенаправленно. Риска для посторонних никакого. Постарайтесь, чтобы так было и дальше. – Ева указала на фотографию Труди на доске. – И все же он это сделал, значит, мы имеем дело с человеком, который на это способен. При наличии мотива он снова убьет. Я хочу, чтобы все вернулись домой на Рождество.
Ева задержала Пибоди, когда все остальные вышли.
– Я пойду к Мире, обговорю это с ней, заручусь ее поддержкой для ордера. У меня есть имена бывших подопечных. Тут помечены те, до кого я не смогла дозвониться. Попробуй, может, тебе повезет. Но сначала позвони Карли Твин из этого списка. Со мной она говорить не захочет. Она на восьмом месяце беременности, напугана и истерична. Попробуй мягкий подход. Было бы неплохо установить местонахождение ее мужа на момент убийства.
– А отец у нее есть? Братья?
– Черт! – Ева потерла затылок. – Не помню. Отец – вряд ли, раз ее отдали на попечение, но ты на всякий случай проверь.
– Приступаю. Удачи с ордером.
Ева глазам своим не поверила, но секретарша Миры не распялась крестом на дверях кабинета при ее появлении. Вместо этого она связалась с Мирой по интеркому, получила согласие и сделала Еве приглашающий жест.
– Счастливого Рождества, лейтенант.
– Э-э-э… спасибо. И вам того же.
В дверях она еще раз оглянулась, пораженная переменой, и услышала, как свирепый цербер напевает "Звените, колокольчики".
– Вам бы проверить мозги вашей секретарши, – сказала Ева Мире, закрыв за собой дверь. – Она вдруг подобрела и сейчас там поет.
– С людьми такое бывает в праздники. Я предупредила ее, чтобы пропускала вас в любое время, если только я не занята с пациентом. Я хочу быть в курсе не только вашего расследования, но и вашего эмоционального состояния.
– Я в порядке. Все нормально. Мне просто нужно…
– Присядьте, Ева.
Мира повернулась к автомату, и Ева мученически закатила глаза у нее за спиной, но послушно опустилась в одно из глубоких темно-синих кресел.
– Следствие то и дело заходит в тупик, поэтому я решила пойти в открытую. Я хочу…
– Выпейте сначала чаю.
– Честное слово, я…
– Я знаю, но считайте, что это мой каприз. Сделайте это для меня. Я же вижу, вы плохо спали. Вам снятся кошмары?
– Нет. Не совсем. Я вчера заработалась допоздна. – Ева взяла чашку. А какой у нее был выбор? – Задремала за столом. Просто провалилась на несколько минут. И мне приснился странный сон. Ничего особенного.
– Все равно расскажите.
Черт, она пришла сюда не сны рассказывать! Но Ева знала: спорить с Мирой на ее собственной территории – это все равно, что биться головой об стену.
Она описала сон и пожала плечами.
– В общем-то, это был всего лишь неприятный сон. Я не чувствовала опасности, не теряла контроль.
– Даже когда другие женщины топтали вас ногами?
– Нет, я просто разозлилась.
– За стеклом вы видели себя ребенком?
– Да. Я ела бутерброд. С ветчиной и сыром, насколько мне помнится.
– А потом вы увидели отца.
– Он всегда там. От этого не уйдешь. Слушайте, я все понимаю. С одной стороны он, с другой – она. А в середине я. Тогда и сейчас. Конечно, на меня это давит, но это не проблема. На этот раз, для разнообразия, никто не пытался меня убить.
– Вы действительно ощущали разницу, вернее, дистанцию между собой и другими женщинами?
– Я чувствую себя другой по сравнению с большинством женщин, которых знаю. Сама не понимаю, как мне удается поддерживать с ними дружеские отношения, когда по большей части они мне кажутся существами из другого мира. Нет, я понимаю, откуда, например, взялась Макси. Я знаю, что она чувствовала и почему. Женщина, которая отравляла ей жизнь, мертва. Изначально я это понимаю, хотя сама ее чувств не разделяю. Я бы не стала праздновать и пить шампанское. Если бы я хотела, чтобы все, кто мне не нравится, умерли, город, наверное, превратился бы в город мертвецов. А Макси… Я ее не виню, но и согласиться с ней не могу. Смерть – это не решение проблемы, это конец. А убийство – это преступление. Поэтому Труди, нравилась она мне или нет, стала моей. И тот, кто ее убил, должен за это заплатить.
Ева помедлила, но решила высказать все до конца, в том числе и мысль, только что пришедшую ей в голову.
– Я так хотела высказать ей все, когда поехала в ту гостиницу. Хотела встретиться с ней лицом к лицу. Скажу вам больше, я хотела бы, чтобы она была жива. Я хотела бы засадить ее в тюрьму за то, что она столько лет травила этих женщин, терроризировала их, вымогала у них деньги и лишала душевного покоя.
– И вы не можете.
– Да. Жизнь полна разочарований.
– Бодрящая мысль, – добавила Мира.
– Ничего, у меня есть мысль повеселее: она не может отнять то, что у меня есть. Не потому, что она умерла, она и при жизни не могла. Я это знаю. А она не знала. Она думала, что может ко мне подобраться, шантажировать меня. У нее ничего бы не вышло. Я это знаю, и мне от этого легче. То, что я есть, то, что я собой представляю, – это как раз то, что она не могла у меня отнять. Я коп, и я собираюсь закрыть это дело. Вот и все.
– Хорошо. Чем я могу вам помочь?
Ева рассказала, что хочет получить ордер. Мира потягивала чай, и по выражению ее лица Ева поняла, что доводы не показались ей убедительными.
– Это шаткая почва, Ева.
– Я заморожу счета. Доступ к деньгам отрезан. В гостинице до Бобби и Заны никто не доберется. Рано или поздно мне придется их отпустить. Так, может быть, он только этого и ждет? Ждет, что я их отпущу, и они вернутся в Техас. Может, он попытается достать кого-нибудь из них дома, где их не будут охранять? На данный момент у него нет мотива на них нападать. Связаться с ними – да, но не нападать, если мотив в деньгах.
– А какой еще может быть мотив?
– Ну, может, месть. Правда, эта версия заводит меня в тупик. Бесспорно, Труди могла настроить против себя массу людей, которых мы не знаем. Наверняка так оно и было. Но похищение Заны указывает на деньги. Это наша первая зацепка.
– Я поддержу вас в этом вопросе, поскольку я согласна: физически им ничто не угрожает. Кроме того, я могу подтвердить, что их эмоциональное состояние угнетено безвылазным сидением в гостинице под охраной. Хотя бы относительное возвращение к нормальному жизненному режиму может пойти им на пользу и заодно способствовать продвижению вашего расследования.
– Годится. Я этим немедленно займусь. – Ева встала. – Ведь завтра Пибоди и Макнаб улетают в Шотландию.
– В Шотландию? Ах да, там живет его семья. Представляю, как они рады.
– Пибоди жутко нервничает. Знакомство с его семьей и все такое. Если сегодня ничего не произойдет, боюсь, за праздники след остынет. Так что это мой единственный шанс чего-то добиться.
– В таком случае желаю вам удачи. И, если мы до праздников больше не увидимся, желаю вам с Рорком счастливого Рождества.
– Спасибо. В этом смысле мне еще предстоит кое-что сделать.
– Покупка подарков в последнюю минуту?
– Не совсем.
Ева направилась к двери, но повернула назад и еще раз окинула взглядом Миру. В этот день Мира была в костюме цвета ржавчины и туфли были подобраны в тон. На шее у нее было массивное золотое ожерелье, Усеянное блестящими разноцветными камешками треугольной формы. И ее серьги представляли собой массивные золотые треугольники.
– Что-нибудь еще?
– Да так, праздная мысль, – начала Ева. – Сколько времени вам понадобилось, чтобы вот так вырядиться сегодня утром? Долго вы это обдумывали?
– Вырядиться? – Мира оглядела себя.
– Ну, вы понимаете, выбрать наряд, подобрать все остальное, повозиться с волосами и с лицом. Чтобы выглядеть тип-топ.
– Я не вполне уверена, что это комплимент. Ну, я думаю, где-то около часа. А что?
– Просто спросила.
– Погодите! – Мира взяла Еву за руку, прежде чем та успела закрыть за собой дверь. – А вам сколько времени понадобилось?
– Мне? Не знаю. Минут десять.
– Вон из моего кабинета! – со смехом воскликнула Мира.
Ева вложила все силы в борьбу за ордер. На это потребовалось больше часа, но, в конце концов, она добилась своего. Ей было сказано, чтобы она считала это рождественским подарком.
Весьма довольная, она вернулась в "загон".
– Одевайся, – скомандовала она Бакстеру. – Давай сюда своего мальчишку. Чтобы оба заняли позицию у гостиницы через тридцать минут.
– Обещали снег. Ты слыхала про дождь, переходящий в снег?
– Ну так надень сапоги.
Не слушая его жалоб, Ева подошла к столу Пибоди, но та сделала ей знак подождать.
– Я слушаю вас, Карли.
Телефон у Пибоди был включен в режиме частного разговора.
– У вас сейчас осталась только одна забота, и это ваша семья. Вы должны родить еще одного здоровенького, крепенького мальчика. Вы нам очень помогли тем, что дали показания. А теперь я прошу вас выбросить все это из головы и наслаждаться праздниками. – Она выслушала ответ собеседницы и улыбнулась. – Спасибо. Я с вами свяжусь, когда у нас будет новая информация. Счастливого Рождества вам и вашим родным.
Пибоди стянула с головы наушник, а затем демонстративно отполировала ногти о свою рубашку.
– Я молодчина!
– А ты не забыла послать ей рождественский подарок? Господи боже! Ладно, что ты узнала?
– Муж не замешан. Он был с ней в субботу в больнице. У нее были ложные схватки, и они пробыли там несколько часов. Я провела вторичную проверку, пока держала ее на телефоне. Все подтверждается. Ни братьев, ни отца. Она была единственным ребенком. О боже, Даллас, ей здорово досталось.
– Говори на ходу. Нам дают ордер, и мне не терпится взглянуть, что за игрушки приготовил нам Финн.
– Ее мать была наркоманкой. Кололась во время беременности, поэтому Карли родилась с синдромом абстиненции. Ее сбагривали с рук на руки, от одних родственников к другим. Никто не хотел с ней возиться. Слишком много расходов, слишком много хлопот.
Они вскочили на эскалатор, к счастью, не перегруженный, так как перед праздниками все, кто мог, постарались уйти с работы пораньше.
– Ее отдали под опеку государства, – продолжала Пибоди. – От наркомании ее вылечили, но она была проблемным ребенком, и подыскать ей приемных родителей оказалось нелегко. Тощая, невзрачная, к тому же осложнения со здоровьем. Мать прошла курс Реабилитации – по ее собственным словам. Во всяком случае, она убедила суд вернуть ребенка под ее опеку. Потом она опять начала употреблять наркотики, откалывать номера. Девочке десять, для нее это не жизнь. Мамашу опять загребли, но она успела попользоваться родной дочкой для продажи детской порнухи в Интернете. И вот Карли опять оказалась в системе, и ее отдают на попечение Труди.
– А Труди еще больше усугубила положение.
– О да. Заставляла ее каждый вечер мыться в холодной воде. И множество других мелких радостей. Девочка пожаловалась, но ей никто не поверил. На ней же ни синяка, ни царапины. Никаких внешних признаков жестокого обращения. Все ее жалобы списали на трудный характер. Пока Карли не попыталась покончить с собой, перерезала вены кухонным ножом.
– О черт, – вздохнула Ева.
– Говорят, ее нашел Бобби. Вызвал "Скорую". Когда Карли очнулась в больнице, ей сказали, что она напала на свою приемную мать. Она клялась, что это ложь, но Труди продемонстрировала поверхностные порезы на предплечьях.
– Эта гадина сама их себе нанесла.
– И я так думаю. Но Карли вернули в интернат, и на этот раз там она и осталась до самого выпуска. Она смогла сама исправить свою жизнь, Даллас, и она достойна восхищения. Наскребла денег на колледж, заработала пару стипендий, получила диплом преподавателя. Она обосновалась в Айове, сказала, что просто хочет оставить все в прошлом. Закрыть эту дверь. Пять лет назад познакомилась со своим нынешним мужем. Вышла замуж.
– И тут возвращается Труди.
– "Родителям может не понравиться, что женщина с таким прошлым учит их малышей", – вот как это сформулировала Труди. Если она хочет сохранить все в тайне, ей это дорого встанет. Люди они небогатые, Карли испугалась. Они заплатили. Когда я сказала ей, что мы попытаемся вернуть деньги, она расплакалась.
– Сколько Труди из нее выдоила?
– Около пятидесяти тысяч за несколько лет.
У Евы был счет, открытый Рорком на ее имя, когда они поженились. Она его никогда не трогала и не собиралась трогать. Но теперь подумала: если система и на этот раз не защитит Карли Твин, она сделает это сама.
В электронном отделе Ева скептически изучила "маячки", которые предложил ей Фини. Они были крупнее, чем ей хотелось, величиной с большой палец.
– И как прикажешь мне вешать эти бакены на объекты, чтобы они не заметили?
Он наградил ее одним из своих разнообразных мрачных взглядов.
– Слушай, это твое шоу. Это ты потребовала аудио. Будь это простой "маячок", я достал бы тебе штучки не больше пылинки.
– Мне нужно аудио. Ладно, сама соображу.
– Вот и соображай, – проворчал он.
– Ну, извини, извини. Господи, все знают, что ты бог электроники. Спасибо за услугу. Я знаю, у тебя людей не хватает.
– Те, что есть, тоже не работают. – Фини кивнул в сторону двери своего кабинета. Из-за нее доносились звуки громкой музыки и громких голосов. – Вечеринка у них там. В скоростном режиме. Я дал им час, чтобы выпустить пар, поиграть в Секретного Санту. Кто не на дежурстве, завтра и послезавтра на работу не придут.
– Копы должны понимать, что преступники работают без выходных.
– Да, кое-кого из парней я могу вызвать, если понадобится. Сам зайду на полдня, проверю, что тут и как. Жена готовит рождественский ужин, и можно подумать, она готовит его для королевской семьи. Говорит, мы должны быть одеты.
– А что, обычно вы едите голыми?
– Одеться, Даллас, это значит напялить выходной костюм и всякую такую хрень. – И без того унылое лицо Фини еще больше вытянулось. – И она эту чертову идею у тебя подцепила.
– У меня? – На лице у Евы отразилась обида и даже испуг. – Не вешай на меня свои семейные заморочки.
– Это все вечеринка в твоем доме. Все из-за этого. Все были такие расфуфыренные, все в блестках. Теперь она хочет, чтобы и мы так вырядились. Мне придется надевать парадный костюм в своем собственном доме, за моим собственным столом.
Чувствуя себя виноватой, Ева вцепилась руками в волосы и дернула, словно пыталась вытянуть из головы какую-нибудь плодотворную идею.
– Ты мог бы с самого начала опрокинуть на него соус.
Глаза Фини радостно загорелись.
– Я знал, что не зря держу тебя при себе. Да притом еще соус жены сам по себе смертелен. Если я опрокину его на костюм, он проест подкладку. Эй, с Рождеством тебя, детка.
– И тебе того же.
Ева вынесла "маячки" и остановилась как вкопанная. Ей пришлось протереть глаза. Прямо напротив нее стояли Пибоди и Макнаб, слившись в самозабвенном поцелуе. Их тела, плотно прижатые друг к другу, двигались в ритме музыки, которую они использовали явно не по назначению.
– Стоп! Прекратите немедленно, а не то я запру вас обоих в отдельные камеры за непристойное поведение на людях.
Она прошла мимо. Пибоди нагнала ее, запыхавшись. Вряд ли от бега, подумала Ева.
– Мы просто…
– Ничего не говори, – предупредила Ева. – Ни единого слова. Мы едем в гостиницу. Я насажу эти штуковины, поговорю с объектами. А ты проверишь банки по списку, я тебе его дам. Покажи им фото Труди. Проверь, может, кто-то вспомнит, как она заходила в четверг или в пятницу. Она должна была наменять целую кучу монет.
– А потом куда мне идти?
– Я тебе позвоню, дам знать.
Ева оставила Пибоди и поехала в гостиницу. Заметив в вестибюле начальницу местной охраны, она подошла.
– Я убираю моего охранника. То есть я хочу, чтобы так выглядело со стороны. Могу я поместить его в одной из ваших зон наблюдения, дать ему доступ к камере слежения на пятом этаже?
– Мы можем это сделать.
– Супругов Ломбард я в эти планы не посвящаю.
– Без проблем. Просто пошлите своего охранника ко мне, когда захотите.
– Спасибо.
Ева прошла в лифт и, поднимаясь, еще раз перебрала в уме свои действия.
Как только охранник получил все нужные инструкции, Ева постучала в дверь номера Бобби и Заны.
Дверь ей открыл Бобби.
– Есть новости?
– Есть кое-какие подвижки, но ничего существенного я тебе пока сказать не могу. Ты не против, если я войду?
– Ой, да, конечно. Извини. Зана в душе. Мы проспали допоздна. А что еще остается делать?
– Вот как раз об этом я и хочу поговорить, – начала Ева. – Пойди скажи Зане, что я здесь.