С трудом оторвав от женщины взгляд, он обратился к Дюма:
- Кто это? - Шепот не мог скрыть его искреннего изумления.
Дюма погладил усы и закусил губу.
- Это, - авторитетно произнес он, - госпожа Неприятность.
- Боюсь, меня влечет к неприятностям.
- Думаю, она это уже заметила. Она только что смотрела на тебя. Ага, отвернулась. Наверное, госпожу Неприятность к тебе не влечет.
- Я как раз притягиваю неприятности. Женщины - другое дело. Ты ее знаешь?
- Представь себе, да. - Дюма сказал это медленно, с какой-то опаской. - Она остановилась в Тяньцзине.
- Расскажи мне все, что знаешь.
- Зовут ее мисс Мэй Рут Перкинс. С тех пор как несколько недель назад она приехала в Тяньцзинь, город стоит на ушах. Это - дочь "селфмейд" миллионера, судостроительного магната и сенатора от Калифорнии Джорджа Клемента Перкинса, бывшего губернатора этого штата.
Миллионер? Сенатор? О сердце, стой!
- Умоляю, скажи, как этот бриллиант оказался в таком захолустье?
- Одни говорят, что она сбежала в Китай, спасаясь от скандала. Другие склоняются к тому, что она как раз приехала, чтобы устроить скандал. Миссионеры прячут своих дочерей. Рассказывают, что юная Фейт Биддл уже попала под дурное влияние мисс Перкинс, от чего ее родители пребывают в состоянии глубокого шока.
- Где она остановилась?
- В доме американского консула.
- Рэгсдейла? - Моррисон поморщился. - Это все равно как медная оправа для драгоценного камня.
- Согласен. Но ты наверняка слышал… Будучи издателем "Дейли репабликэн" в графстве Сонома, Рэгсдейл получил пост консула, и все благодаря партийным связям в лице отца мисс Перкинс. Это позволило ему скрыться от толпы кредиторов, протянувшейся от Айовы до Западного побережья. Так что у миссис Рэгсдейл весьма занятная миссия - выступать в роли компаньонки юной леди. Кстати, это она сидит за столиком мисс.
- Вот оно что… - Моррисон только сейчас заметил присутствие миссис Рэгсдейл. Хотя ей не было еще и пятидесяти, миссис Рэгсдейл обладала далекой от сексапильности внешностью женщины, которая когда-то, давным-давно, вышла замуж и с тех пор к ней был потерян всякий интерес со стороны мужчин. Кто-то из женщин, возможно, и воспротивился бы такой участи, но Эффи Рэгсдейл, похоже, приняла ее как свою судьбу.
- Ты представишь меня?
- Кому? Миссис Рэгсдейл? С удовольствием, - сухо ответил Дюма.
При их приближении мисс Перкинс подняла голову:
- Тот самый доктор Моррисон? Наконец-то мы встретились!
Глава, в которой ощущаются неудобства жары натопленного помещения
Моррисон все никак не мог сообразить, чем ответить на приветствие мисс Перкинс, а в это время миссис Рэгсдейл, прижав пухлую руку к своей необъятной груди, исторгла довольно тонким в сравнении с ее подбородком и прочими частями тела голосом, какая это великая - нет, величайшая! - честь встретить в такой глуши достопочтенного доктора Моррисона. При этом она пояснила мисс Перкинс, что Моррисон - самый что ни на есть блестящий, знаменитый и всеми уважаемый джентльмен. Миссис Рэгсдейл искрилась нервным возбуждением, ее прямо-таки распирало от чувств. Моррисон даже забеспокоился, не лопнет ли она от восторга.
Миссис Рэгсдейл, однако, не унималась, и Моррисон, вконец утомившись, мысленно взмолился о том, чтобы она и впрямь лопнула. Почему-то ему вспомнился званый обед, который однажды устроили в его честь в Лондоне. Хозяева прониклись к нему таким пиететом, что, как он позже записал в своем дневнике, усадили его "рядом с мрачной старухой герцогиней, давно миновавшей климактерический период, в то время как обладательница роскошного бюста, явно не отягощенная строгими моральными принципами, томилась на другом конце стола". Почет, конечно, штука приятная, но все хорошо в меру. Он бы не стал терпеть словесных излияний миссис Рэгсдейл, если бы рядом с ней не сидело столь прелестное создание с лучистым взглядом.
- Вы слишком любезны, - настойчиво повторял он, как будто это могло остановить неудержимый поток красноречия миссис Рэгсдейл.
Наконец мисс Перкинс заговорила голосом, сладким и тягучим, как теплый шоколад:
- Я уже давно наслышана о вас, доктор Моррисон. Вы здесь самая большая знаменитость. Мне рассказывали о ваших героических подвигах при осаде Пекина "боксерами". Говорят, вы спасли миссис Сквирс и Полли Кондит Смит из "Вестерн-хиллз" и еще сотни новообращенных христиан, когда "боксеры" взяли в осаду собор. Все отдают должное вашей храбрости.
- Я действительно отправился в отель "Вестерн-хиллз" проверить, как там жена американского священника и ее гостья. Я пытался разведать, как вывести их и еще троих детей и сорок слуг обратно в город, в посольский квартал, или хотя бы укрепить балкон их резиденции, когда туда прибыл мистер Сквирс с казаком, которого ему придал в качестве подкрепления русский священник. Так что не могу приписать заслугу только себе. Если бы мы не были хорошо вооружены, я бы не смог исполнить свою миссию. А что до новообращенных христиан… если бы я бросил их в беде, то вряд ли посмел называть себя белым человеком.
Глаза мисс Перкинс засверкали. Миссис Рэгсдейл всплеснула руками. Во время ксенофобной и разбойной вылазки "боксеров" ее собственный муж отличился тем, что написал слезливое письмо-обращение к осажденным жителям Пекина, в котором признался, что видел сон, будто все они погибли. Трудно было представить более зловредную затею. Томящиеся в осаде люди ждали известий о высадке американской морской пехоты, а вовсе не сентиментальных излияний. Моррисон слышал, будто миссис Рэгсдейл пришла в ужас, узнав, что ее муж в очередной раз умудрился выставить себя на посмешище.
- Должно быть, это приключение из разряда незабываемых, - пробормотала мисс Перкинс.
- Думаю, одной осады вполне хватит на целую жизнь, - ответил Моррисон, не отрывая от нее взгляда, - и лучше о таких событиях рассказывать, нежели находиться в самой гуще.
Мисс Перкинс весело расхохоталась. Миссис Рэгсдейл неодобрительно покосилась на нее.
- "Боксеры" были очень жестоки, - с упреком произнесла она. - Они убили много людей. Тогда было не до смеха.
- Верно, - поддержал ее Моррисон. - Но по сути это был всякий сброд: кули, прачки… Их привели в бешенство слухи о том, что миссионеры-христиане питаются кровью китайских сирот и что зарубежные церкви наслали на их земли засуху, задержав в небе дожди. Наполеон враз усмирил бы мятежников крупной картечью. Кто нас на самом деле беспокоил, так это стоявшие за ними солдаты императорского двора. Можно сказать, что истинным предводителем "боксеров" была маньчжурская императрица Цыси… что подчас играло нам на руку.
- Неужели? - Мисс Перкинс подалась вперед и соблазнительно подперла кулачком подбородок. - Как такое возможно?
- Ну, скажем, когда они начали обстреливать собор, Старый Будда - так ее окрестили услужливые сановники - устраивала пикник на Северном озере, неподалеку от Запретного города. От грохота орудий у нее разболелась голова. И она приказала остановить пальбу. Пусть это лишний раз доказывало ее вовлеченность в конфликт, мы были благодарны за передышку. Императрица дала нам шанс спасти людей из собора.
Мисс Перкинс покачала головой:
- Как сложна эта политика! Неудивительно, что весь мир ждет ваших репортажей, доктор Моррисон, чтобы понять ситуацию в Китае. Я уже столько раз говорила своим друзьям мистеру Игану и мистеру Голдсуорту, что, если они не представят нас друг другу в ближайшее время, я с ними поссорюсь. Мартин - мистер Иган - дал мне почитать вашу книгу о сухопутном путешествии из Шанхая в Бирму. Это потрясающе. И у меня такое впечатление, будто я уже давно знаю вас. Я восхищаюсь вашим умом и храбростью. Никто из здешних мужчин не решился бы на такое путешествие в одиночку. И я слышала, будто именно эта книга подвигла "Таймс" назначить вас собственным корреспондентом в Китае.
Моррисон почувствовал, как по щекам расползается румянец - этот врожденный дефект белолицых. Он всегда завидовал способности американцев принимать комплименты как должное. Сам он не то чтобы испытывал отвращение к комплиментам, но где-то в глубине его австралийской души сидело нечто, заставляющее его поеживаться от лестных слов. А то, что они слетали с соблазнительных губок мисс Перкинс, смущало его еще больше. Ведь это он должен был восхищаться ею, но теперь вынужден был молчать, поскольку его запоздалый ответный комплимент, скорее всего, покажется неискренним.
- Как раз, когда я была в Пекине, несколько недель назад, - продолжала она, - я попросила мистера Джеймсона пригласить вас на ланч, который он устраивал в мою честь. Каково же было мое разочарование, когда вы прислали записку, что не сможете присутствовать. - Ее ресницы азбукой Морзе отстучали разочарование.
Моррисон похолодел от ужаса. К. Д. Джеймсон, этот зануда, старый пьяница, подвизавшийся и в коммерции, и в горном деле, и в журналистике, давно сидевший в Пекине, постоянно зазывал его в гости. Моррисон упорно отклонял его приглашения, выражая сожаление.
На этот раз его сожаление было искренним.
- Если бы только он сообщил мне, что там будете вы, и передал мне вашу просьбу, я бы ни за что не отказался.
- Мистер Джеймсон заверил меня, что все это он вам передал… - округлила глаза мисс Перкинс.
- Мне безумно жаль. Но я не припоминаю…
Онанист чертов, подумал Моррисон, уверенный в том, что Джеймсон ни словом не обмолвился о мисс Перкинс. Впрочем, он понимал, что сейчас не стоит рассуждать о грехах его старого знакомого, коих было не счесть.
- Мистер Джеймсон объяснил, какой вы занятой человек, доктор Моррисон, так что, прошу вас, не принимайте это близко к сердцу. О, боже! - На ее лице отразилось беспокойство, отчего она показалась еще прелестней. - Вы стали просто пунцовым. Должно быть, здесь слишком натоплено.
Чтобы в Северном Китае, да еще зимой, в помещении было "слишком натоплено" - такого просто быть не могло. Моррисон ощущал, как горячий румянец расплывается по ушам. Он достал из кармана носовой платок и промокнул лоб.
- Мэй, дорогая, у доктора Моррисона есть куда более важные дела, чем встречи с юными леди, - напомнила миссис Рэгсдейл.
- Нет, нет, вовсе нет, - поспешил возразить Моррисон, погружаясь в неуклюжее смущение.
Миссис Рэгсдейл, не обращая внимания на его состояние и позабыв о том, что тема разговора давно сменилась, вновь вернулась к панегирикам:
- Мэй, дорогая, ты, возможно, не знаешь, но, когда все решили, что доктор Моррисон погиб при осаде, "Таймс" опубликовала потрясающий некролог. А уж как красиво они отдали дань памяти… - В ее глазах блеснули слезы.
- И что самое приятное, мой друг смог насладиться подобным вниманием при жизни, - фыркнул Дюма.
Мисс Перкинс хихикнула:
- И что там было?
- О, я не могу припомнить в точности, - смутился Моррисон. - По правде говоря, он мог воспроизвести тот некролог наизусть. "Ни одна газета никогда… не имела такого преданного, бесстрашного и талантливого корреспондента, как доктор Моррисон… он воплощал в себе лучшие традиции английского миссионерства…". - Моих родителей это, конечно, здорово подкосило, а у меня на родине, в Джилонге, даже приспустили флаги. Но как остроумно заметил однажды ваш Марк Твен, слухи о моей кончине оказались сильно преувеличены. Так что, можно сказать, в загробной жизни я пребываю в добром здравии.
Смех мисс Перкинс показался музыкой.
Возможно, это и есть загробная жизнь. Только на небесах обитают такие ангелы.
Метрдотель, пряча нетерпение под подобострастной улыбкой, воспользовался паузой в разговоре и сообщил джентльменам, что их столик готов.
Моррисон нехотя проследовал за Дюма и мэтром в вынужденную ссылку.
Но стоило ему опуститься на стул, как он тут же вскочил, снова подбежал к столику дам и, заикаясь, предложил после обеда встретиться в салоне за чашкой кофе.
- С превеликим удовольствием, - сказала мисс Перкинс, послав ему улыбку, которая красноречиво говорила о том, что она видит его насквозь.
Глава, в которой обед из нескольких блюд кажется пресным, а мисс Перкинс демонстрирует изящный способ поедания отварного фазана
Как только они оставили официанту заказ, Дюма склонился к Моррисону:
- В высшей степени достойный экземпляр. И никаких тебе вставных зубов и липких рук.
- Она находит меня напыщенным, - мрачно ответил Моррисон. - Да я так и вел себя. Какого черта надо было ляпнуть про приспущенные в Джилонге флаги? Вся эта история про героя осады совершенно ни к чему. С таким же успехом можно было похвастаться медалями, которые я получил от королевы Виктории.
- Молодой завоевывает женщину обаянием, напором и внешностью. Тот, кто постарше, - богатством или, в случае отсутствия оного, подвигами…
- Звучит не слишком убедительно.
Дюма пожал плечами:
- Думаю, ты ей понравился. Возможно, у тебя неплохие шансы на год Дракона.
- Вздор. Но даже если ты и прав, вряд ли я смогу позволить себе содержать наследницу.
- Тем и хороши наследницы, что сами могут себя содержать. Послушай, если ты не хочешь заняться ею, уступи ее мне. Правда, я не могу сказать, что мисс обратила на меня внимание. Когда я подал голос, она окинула меня таким взглядом, будто пыталась вспомнить, кто я такой. - Скорбно уставившись в свой бокал, Дюма пригубил шампанское.
- О, а я-то думал, ты усвоил урок. Если мне не изменяет память, твоя жена только что согласилась вернуться к тебе.
Дюма скорчил гримасу:
- Да, я должен проявлять особую осторожность. Мне не дают забыть о том, какую высокую должность занимает в Форин-офис мой тесть. Жена угрожает тем, что он может в любой момент вернуть нас обратно в Индию, хотя прекрасно знает, какие у меня там проблемы с местными ростовщиками. Но, глядя на соблазнительную мисс Перкинс, мужчина ведь может помечтать, не так ли?
- Твое право, - с нарочитым безразличием ответил Моррисон. - Лично я не мечтатель и не поэт.
- Хотя и одеваешься, как поэт, - заметил Дюма. - Эти твои мягкие воротнички и все такое…
- Похоже, наш разговор со сплетен переходит на моду. Прежде чем мы окончательно превратимся в парочку старых клуш, предлагаю обсудить более серьезные вопросы. Скажем, численность японских войск, продвигающихся по Корейскому полуострову к реке Ялу.
- Грейнджер говорит…
- Грейнджер? - воскликнул Моррисон, распалившись от раздражения настолько, что мигом забыл о восхитительной молодой леди. - Этот карлик, неисправимый болван! Единственный из моих корреспондентов, кому удалось подобраться к линии фронта, и все равно каждая написанная им строчка просто дышит враньем. Он признался, что информацию о передвижениях войск, которую передал в своей последней телеграмме, получил от китайского извозчика. Думаю, в следующий раз этот болван телеграфирует сплетни местных рикш. Более того, он слепо повторяет все, что рассказывают ему русские; да и вообще готов проглотить любой бред, лишь бы запивать его водкой. А мне приходится отвечать на бесконечные жалобы японской дипмиссии. Они знают, что я старший корреспондент "Таймс", и обвиняют меня в том, что в Лондон идут такие телеграммы.
- Но при этом, - вставил Дюма, - наши японские друзья не слишком-то откровенны, в чем мы убедились не далее как сегодня утром.
- Ты прав. Они втянули нас в эту войну, но не хотят делиться информацией.
- Тебе японцы говорят куда больше, чем кому бы то ни было; в этом, по крайней мере, я уверен.
- Слабое утешение.
Дюма щелкнул пальцами:
- Забыл тебе сказать! Японский консул в Тяньцзине утверждает, будто его армия уже потопила пятьдесят русских кораблей у Порт-Артура.
- Сомневаюсь, - покачал головой Моррисон. - Весь русский флот насчитывает семьдесят кораблей.
- Да быть этого не может!
- Я имею в виду ту часть флота, что не стоит в Балтийском море в ожидании оттепели.
Дюма закинул в рот засахаренный миндаль и принялся жевать.
- Грейнджер. Он что, действительно карлик?
Моррисон пожал плечами:
- Во всяком случае, коротышка.
Дюма разразился громким смехом:
- А вот ты высокий. Поэтому я буду звать тебя великаном. - Заметив выражение лица приятеля, он поспешил добавить: - Но так и есть на самом деле!
- Чтобы понять суть этой войны, надо знать ее подноготную и иметь опыт, - проворчал Моррисон. - Та разношерстная компания случайных людей, которых мой редактор нанял в качестве военных корреспондентов, не может похвастаться ни тем, ни другим. Судя по тому, что я вижу, эти ребята воспроизводят хронику морских баталий, просиживая в барах по всему китайскому побережью. А сумевшие пробраться в Порт-Артур, занимаются тем, что изучают сифилитические чудеса борделя Мод. Остальные до сих пор даже не догадываются, где находится этот самый Порт-Артур. Только представь себе: один старый ветеран, Таллок, вооруженный до зубов, недавно высадился в Чифу, на полуострове Шаньдун, и по ошибке принял открытый порт за линию фронта! Хорошо еще, не начал обстреливать британских офицеров. И вот в такой ситуации "Таймс" приняла решение усадить меня в Пекине, чтобы я отслеживал рапорты этих недоучек, как простой клерк. Уму непостижимо! - Моррисон забыл упомянуть о том, что решение его работодателя отчасти было спровоцировано жалобами на здоровье. - Я уже сказал Беллу, что мне необходимо самому видеть картину военных действий, и просил больше не посылать на фронт этих мальчишек.
- Ты слишком суров в своих оценках. Мне даже страшно отлучаться куда-нибудь. Теперь ты понимаешь, почему я постоянно торчу возле тебя?
- Умный ты парень, Дюма. Я давно это понял. Но тебе ли не знать, что строже всего я оцениваю самого себя.
- Разве это не относится ко всем нам? - Дюма посерьезнел. - Мне действительно очень нужно знать твое мнение по одному вопросу. Я знаю, что во всех своих телеграммах и публичных заявлениях ты выражаешь уверенность в скорой победе Японии. Но тебя не пугает, что, если война затянется, Британия, как союзница Японии, может быть вовлечена в конфликт? Ты ведь знаешь, что война с бурами истощила наши военные ресурсы. Мои начальники опасаются, что если русские потерпят поражение в Маньчжурии…
- А так и будет…
- …русский царь может вторгнуться в Афганистан и нарушить баланс сил на субконтиненте.
- Вздор. С таким же успехом можно предположить, что, если японцам удастся выдворить русских из зоны своего влияния в Маньчжурии, они двинутся дальше и оккупируют север Китая.
- Будем надеяться, этого не случится. Но, безусловно, окрыленная победой Япония станет грозным конкурентом Британии в торговле. Люди говорят, что…
- Говорить можно что угодно.
Дюма склонился над тарелкой с супом из голубиных яиц.
Моррисон пожалел о своей резкости:
- Разумеется, тебя в этом не нужно убеждать. Ты ведь не дурак.
Дюма, смягчившись, потрепал свою бородку, и с нее посыпались крошки.