Ему было жаль, что он причинил ей столько горя и боли. Он знал, что она говорила правду, и быть может, ни одна женщина не будет любить его столь безрассудно, как она. Но именно ее любовь и тяготила его, мешала ему…
Да, Загорскому было о чем подумать той ночью.
А поутру, когда он хмурый одевался для поездки в Царскую Славянку, принесли то, что окончательно убедило его в своей ничтожности.
Маленький пакет с короткой запиской, но они заставили его почувствовать себя последним из существ, а совесть - приняться грызть его с удвоенной силой.
Пакет он оставил, уходя от Натали, на подушке рядом с ее головой. В нем находилась та бархотка с камеей. Одна из фамильных драгоценностей семьи. Одна из тех, что так нравились Натали. Он рассудил, что ей будет приятно иметь ее. Как видно, он ошибся.
"Mon bonn prince,
я возвращаю тебе то, что ты имел неосторожность забыть у меня. Ты, верно, забыл, что я - та единственная, что любила тебя, как Сергея Загорского, а не как его светлость вельможного князя.
С вечной любовью к тебе, Natalie"
Глава 10
Анатоль с большим удовольствием сбросил форменный китель и с наслаждением почувствовал, как легкий ветерок из открытого окна похолодил его спину. Все-таки мундир не самая лучшая одежда в такую жару!
Он расправил плечи и потянулся. Ночь, проведенная в адъютантской на узкой оттоманке, все-таки давала о себе знать несильной болью в мышцах. Боже, ну когда же там поставят обещанную складную кровать! Пусть тоже не особо комфортно, но, по крайней мере, он на ней будет помещаться целиком, а не пытаться всю ночь вместить свое немаленькое тело на узкое ложе.
Анатоль прошел к столу и принялся просматривать утреннюю почту. Приглашение на раут, карточка с пометкой о визите, прошение, прошение, карточка, прошение… Он отбросил от себя бумаги, разметав их в беспорядке по столу.
От нее ничего не было.
Нет, дело не в том, что он надеялся получить что-то… Черт возьми, неправда! Он все-таки надеялся. Раньше она писала ему коротенькие записочки с благодарностью за цветы, билеты в театр, на музыкальный вечер. Это придавало их отношениям некий оттенок интимности и позволяло ему надеяться на ответные чувства. А теперь - ни строчки…
Анатоль не видел ее уже несколько дней - ему пришлось уважить просьбу одного из флигель-адъютантов и заменить того на дежурствах, заодно отбыть, конечно, и собственные. Он на пять дней выпал из собственной жизни и чувствовал, что это не пройдет даром.
Он вспомнил свою последнюю встречу с Мариной. Она состоялась по их приезду в имение Арсеньевых. Анатоль самый первый из их знакомых прискакал с визитом, что вызвало насмешливую улыбку его друга.
- Не видел тебя просто вечность, - проговорил Арсеньев, усаживаясь в кресло. Он приказал лакею подать прохладительные напитки и пригласить в гостиную барыню и гостью.
- Переезд на лето занимал все наше время, - ответил ему Анатоль. - Ты даже не представляешь, как это хлопотно!
- Как здоровье Их Императорских Высочеств?
- Слава Всевышнему, здоровы. Только здоровье Александры Николаевны вызывает опасения. Все никак не пройдет кашель, мучающий ее с марта. Медики надеются, что лето на природе…
Анатоль прервался, его ухо уловило легкое шуршание юбок и тихий женский смех, постепенно приближающий к распахнутым двойным дверям гостиной. Он поднялся с кресла и поправил мундир, с удивлением заметив, что его пальцы слегка дрожат.
Он не видел ее почти месяц - весь май, полный приготовлений к переезду, и почувствовал, как не хватало ему все это время ее дивных светло-зеленых глаз, ее улыбки, ее смеха…
Женщины ступили в гостиную, и Анатоль даже задержал дыхание - настолько Марина была хороша в этом легком белом платье в меленький цветочек. Руки ее были почти полностью обнажены, как в бальных платьях, но дома она предпочла обойтись без перчаток. Ее волосы были просто заколоты вверх с боков, позволив остальным свободно спускаться вниз по спине. Он впервые видел ее с этой неформальной прической, и это великолепие золота ее волос заставили его сердце пуститься вскачь. Он живо представил их полностью распущенными на подушке и свои пальцы, ласкающие их.
- Ах, Боже мой! Paul, несносный вы супруг! Почему вы не предупредили, что у нас гости? Мы же совсем по-домашнему с Мари, - шутливо возмутилась Жюли, подавая Анатолю руку для поцелуя, а затем расцеловав того в обе щеки. - Надеюсь, вы простите наш неподобающий вид, Анатоль Михайлович, мы сегодня никого не ждали.
- Я послал к вам, моя дражайшая супруга, Ваньку, - Арсеньев улыбнулся жене и пересел к ней, занявшей место на софе. - Я помню все ваши injunctions, ma cherie. Я даже распорядился насчет прохладительных…
- Видимо, мы с ним не столкнулись. Мы были в саду, там нынче так хорошо.
Анатоль не слышал ни слова из шутливой перебранки супругов. Он неотрывно смотрел на Марину, смущенно стоявшую у порога гостиной и передающей горничной цветы, которые они с Жюли сорвали в саду. Он прекрасно понимал, что это вне всяких приличий, но в гостиной были только близкие друг другу люди, и ему можно было слегка пренебречь правилами.
Дождавшись, пока горничная заберет цветы, он подошел к руке Марины.
- Марина Александровна, вы обворожительны, как всегда.
- Благодарю вас.
Показалось ли ему или она скорее обычного убрала свою руку из его ладони? Анатоль был слегка обескуражен и ее дальнейшим поведением: Марина была необычно молчалива и невнимательна к общему разговору, по ее рукам, то и дело теребивших ленту платья, он легко угадывал ее нервозность, по ее глазам он читал, что мыслями она не в гостиной. Что это было? Озабоченность тем, что ее застали одетой и убранной несогласно этикету? Или нечто другое?
Прощаясь, Анатоль проговорил, прикладываясь к руке Марины:
- Нынче в Павловске откроют гуляния. Вы будете там?
- Ах, право, я не знаю, - Марина отвела свой взгляд в сторону, на Жюли, словно ища у той поддержки.
- Разумеется, мы там будем, Анатоль Михайлович. Можете на нас рассчитывать, - улыбнулась та.
К сожалению, в тот вечер и последующие их встречи в парках на гуляниях Анатолю так и не удалось разделить с ними компанию. Все дни и вечера он провел на службе, с тоской думая о том, как вокруг его потенциальной невесты вьюном вьются поклонники. Но не их опасался Анатоль, вовсе нет. Загорский - вот кто вызывал его опасения.
Анатоль знал все подробности той давней истории и видел поведение князя сейчас. Любил ли он? Скорее всего, нет, но вот влюблен был определенно. Странно было видеть его, всегда рядом с девушкой на выданье, всегда готового той услужить, зная какие толки вызовет это в свете. Что же пирушки в казармах? Что же ночные гуляния? До ушей светского общества не доходило ни одной сплетни по поводу этого за прошедшие две недели пребывания того в Царской Славянке. Поведение человека, решившего порвать с холостяцким прошлым, не иначе. Но в отношении Загорского это как-то не вязалось, и весь свет, словно затаив дыхание, ждал неминуемой развязки этой интриги.
Анатоля даже злило это. Он вовсе не предполагал, что его соперником за расположение девушки станет его друг. Друг ли? Как говорится, в любви - как на войне, а à la guerre comme à la guerre. Только вот цели у них были совсем разные: у Анатоля - faire un mariage d'amour, у Загорского - один Бог ведает.
Жениться… Само слово звучало как-то грубо для слуха графа. Он прежде никогда не задумывался о браке, и потому его желание видеть Марину своей супругой, владеть ею единолично до конца их дней, едва он только увидел ее в театре, удивило его самого.
Он вспомнил тот вечер, когда он впервые увидел ее. Он дико устал в тот день - в предыдущие дни Его Императорское Величество выезжал на двухдневную охоту, и у Анатоля не было ни единой минуты, чтобы просто прилечь и отдохнуть. Два дня в седле, два дня гона - это только опытный наездник способен выдержать, и хотя Анатоль причислял себя к таковым, чувствовал каждую мышцу своего уставшего тела. Он был готов упасть в постель и проспать до следующего вечера, но получил записку от своей dame de ses pensées с просьбой посетить оперу, что давали в тот вечер. Его dame de ses pensées была тогда одна из певичек театра, совсем юной, только начинающей свой театральный путь, и эта небольшая роль с парочкой арий была просто даром небес для нее. Естественно, этот "дар небес" был получен ею после разговора Анатоля с директором театра, но это уже мелочи - таланту надо помогать открыться. Первая роль - начало карьеры.
Именно поэтому она так желала видеть Анатоля нынче на опере. И он не смог отказать ей, несмотря на усталость. Впрочем, он никогда не мог отказать ни одной женщине в ее просьбе, будь она дворянкой, либо простой женщиной. Особенно если она сопровождалась слезами. Над подобной его douceur потешались его друзья - "Поплачь женщина, мозги твои размякают напрочь", беззлобно шутил Загорский. Иногда Анатоль даже завидовал ему: тот так безмятежно мог сказать прямо и без лишних сантиментов своей наскучившей любовнице, что их отношения кончены отныне, так спокойно переносил женские слезы. "Прямо кремень у тебя вместо сердца", - так же беззлобно отвечал ему Анатоль.
В итоге Анатоль решил посетить оперу, но только на два акта, в которых как раз пела его любовница, далее он рассчитывал с чистой совестью покинуть театр. Но все пошло совсем по-другому. Он запоздал к началу, замешкавшись в фойе за беседой с одним очень уж докучливым генералом - тому непременно хотелось, чтобы мемуары о войне 1812 года, почтил своим вниманием государь. Анатоль обещался устроить тому аудиенцию у Его Императорского Величества на неделе. Уже начало вечера привело его в раздражение - он еле стоит на ногах от усталости, а в антрактах, он уверен, будет непременно атакован непринужденными беседами о здоровье царствующей семьи, об охоте Его Императорского Величества. Как назло в тот вечер и великий князь Михаил Павлович не почтил своим присутствием оперу, а значит, эти вежливые разговоры будут вестись с приближенными ко двору: флигель-адъютантами и парой статс-дам, что Анатоль заметил, входя в зал.
Анатоль занял свое место в первом ряду партера (кстати, с этой позиции гораздо лучше, чем из императорской ложи, видны personages женского пола, особенно их прелестные ножки), коротко кивнул своей протеже на сцене и посмотрел на ложу Арсеньевых, чтобы убедиться, что они присутствуют в зале. Он надеялся скрыться в их ложе во время антракта и, по возможности, провести там же второй акт, коль не было настроения поддерживать светскую беседу.
В ложе Арсеньевых сразу в первом ряду рядом с Жюли, какой-то пожилой дамой и маменькой Павла сидела незнакомка. Но ни незнакомое лицо остановило на себе его взгляд, ни его красота. Анатоля привлек тот восторг, что светился на нем. Подобное проявление чувств было чуждым для светского Петербурга и потому смотрелось необычно. Все те эмоции, что вызывала в душе девушки опера, отражались на ее лице - вот на сцене праздник, и оно сияет радостью, вот главная героиня заламывает руки, рыдая - и на него набегает тень, а в глазах блестят слезы.
Весь первый и второй акты (не удалось ему подойти к Арсеньевым, генерал не удовлетворился обещанием в фойе, либо страдал потерей памяти и снова атаковал его прямо в партере) Анатоль наблюдал не за происходящим на сцене, а за девушкой. Ее минутная радость и грусть, ее восторг от происходящего в свете рамп заставили его сердце забиться сильнее, а ее слезы - почувствовать комок в горле. Он понимал, что нарушает правила хорошего тона (дама, сидевшая по левую сторону от девушки, уже кидала на него возмущенные взгляды), но не мог себя заставить отвести взгляд.
После второго акта, когда объявили антракт, девушка перевела свой взор со сцены на Анатоля. Ее головка была горделиво поднята вверх, а уголки губ слегка подрагивали, словно она хотела улыбнуться или наоборот едва сдерживала негодование. "Вот она я, смотри", - словно говорил весь ее вид.
"Довольно дерзка", - сначала подумал Анатоль. Потом в голову пришла другая мысль: "Она будет моей".
За несколько месяцев сезона он успешно продвинулся в своем ухаживании за ней. Ее семья радушно привечала его в доме, как потенциального жениха. На возможность их брака с приязнью смотрела Их Императорская чета. Все шло к предложению руки и сердца и официальному оглашению их помолвки. Но сезон подошел к концу, а вместе с ним и арест Загорского.
. Что может быть хуже для одного из самых желанных женихов столицы, чем быть отвергнутым? Что может быть хуже, чем быть отвергнутым любимой? Испугавшись оказаться в дураках, протянул с предложением, и теперь Марина просто ускользала из его рук. Все стало совсем не так, как ранее, Анатоль каким-то внутренним чутьем чувствовал это, и это предчувствие выводило его из себя.
Он ненавидел сам себя, но все же вызвал недавно к себе своего камердинера Федора. Тот был смазлив и легко нравился женщинам. Именно это и было необходимо Анатолю.
- У Марины Александровны есть в горничных девка одна. Дуняша, кажется.
Более ничего не требовалось объяснять. Федор понимал с полуслова своего барина, недаром они были однолетками, а в юности партнерами в деревенских проказах.
Скоро, совсем скоро Анатоль поймет, каковы намерения и помыслы Марины. Тогда и разберется, как ему действовать. Не впервые ему быть соперником в любви, но впервые победа так желанна…
От мыслей Анатоля отвлек негромкий стук в дверь кабинета.
- Барин, дозвольте доложить, - самый старший из его слуг, уже седой Прохор стоял на пороге. - К вам дама с визитом. Карточки не изволила дать.
- Дама? - Анатоль нахмурился. - Какая дама?
- Не ведаю, барин. Под вуалями она.
Таинственная дама под вуалью заинтриговала Анатоля на мгновение. Интересно, что привело эту загадочную просительницу к нему? Что это будет очередное прошение, Анатоль не сомневался - к нему могли прийти с визитами в эту утреннюю пору только просительницы - вдовы с просьбами походатайствовать о пенсиях, пособиях и других милостях.
- Проси.
Спустя минуту порог его кабинета перешагнула особа, лицо которой скрывала газовая вуаль, спускавшаяся с модной шляпки. По ее дорогой одежде Воронин рассудил, что он ошибся. Посетительница прошла к одному из стульев и опустилась на него без приглашения. Подобное поведение покоробило Анатоля, и он решил тоже не следовать правилам вежливости и опустил приветственные слова.
- Чему обязан вашему визиту, сударыня? - холодно осведомился он, усаживаясь по другую сторону стола.
- Исключительно судьбе, - дама откинула вуаль и в упор посмотрела на Воронина. - Потому что только вы, Анатоль Михайлович, можете помешать свершиться злу, которое грянет в скором будущем, не вмешайся вы в ход событий.
Первую минуту он потерял дар речи, увидев, кто почтил его своим визитом. Потом он обратился к своей визави.
- Не могли бы вы пояснить ваши слова? Признаться, я не имею ни малейшего понятия, коим образом я причастен к вашей судьбе, и какое зло должно свершиться вскоре по вашим же словам.
- Я объясню вам. За этим и пришла сюда, - она помолчала мгновение, потом проговорила. - Я знаю, вы имеете намерения в отношении девицы Ольховской. Не морщитесь, граф, весь Петербург ведает об этом, слепы мы к окружающим, когда любим. Значит, вам небезразлична ее судьба.
- Что вы имеете в виду? Говорите, если вам есть, что сказать. А нет, то не стоит попусту терять время и мое, и ваше.
- Вижу, вы испытываете ко мне неприязнь, Анатоль Михайлович. Чем я заслужила подобное?
- Ах, сударыня, я не испытываю к вам личной неприязни. Я просто не люблю прелюбодейство и обман.
Натали сузила в ярости глаза.
- Ах, как же вы все глупы с вашими понятиями чести! Холодные, расчетливые, но честные. Честные до глупости. Я шла к вам, как друг, хотела предупредить вас. Но, видимо, вам не нужно это, - она поднялась со стула в намерении уйти.
- Подождите, - остановил ее Воронин. - Прошу простить меня, я не в настроении в последнее время. Да и служба… Не хотите ли чаю? Позвольте я позвоню.
Натали кивнула, принимая предложенное перемирие. Она знала, что друзья Загорского недолюбливают ее, и была благодарна, что Воронин согласился выслушать ее. Он был необходим ей в дальнейшем, поэтому как бы ее ни задели его слова, ей нужно было иметь его в союзниках.
- Вы, верно, гадаете, что я имею сообщить вам по поводу девицы Ольховской и ее будущего, - начала Натали, пригубив глоток отменного индийского чая. - Я пришла к вам потому, что ей действительно угрожает нечто, способное сломать ее жизнь. Однажды он чуть не сделал это. Теперь, уверена, ему это удастся.
- Вы говорите о Сергее? - спросил Воронин. - Что вы имеете в виду?
- Я имею в виду levage, Анатоль Михайлович.
- С девицей из хорошей семьи? Серж? Исключено!
- Не торопитесь, граф, вы не знаете многих причин на подобный поступок. Первая, не скрою сама девица. Не удаль ли покорить ту, что желает каждый второй холостяк столицы? Покорить ту, что так долго отвергала тебя самого, выставив в идиотом в глазах общества? А вторая и, пожалуй, самая приятная для Сержа - изрядно попортить нервы деду. Вы же помните, как он клялся, что никогда не даст продолжение роду Загорских. Но что лучше - не оставить ему наследников вовсе или смешать свою кровь с кровью ненавистного тому народа? Да-да, не смотрите на меня так удивленно, bâtard с польской кровью в роду Загорских, что может быть пикантнее? Это добьет старика окончательно в их непримиримой войне. Серж одержит верх за все те обиды, что нанес ему дед, за нас с ним, за неудавшееся будущее.
- Это невозможно! - вскрикнул Анатоль. - Это бесчестно, бесчеловечно! Я не верю вам. Он не может так поступить. Серж не такой человек.