Затем настало время бороновать землю; папаша Каде, как многие предприимчивые крестьяне, умел делать все понемногу; он купил дерева, сделал борону и вечером, когда она была уже готова, предупредил невестку, что на следующий день им предстоит бороновать, так как нужно было срочно прикрыть зерно землей, чтобы оно не сгнило под ноябрьскими дождями.
То была работа еще более изнурительная, чем вспашка: приходилось впрягаться, подобно волам, в борону, утяжеленную огромным камнем; папашу Каде это не утомляло, но было не по силам Мадлен. Сосед, владевший тридцатью арпанами земли и имевший в помощь осла и быка, сжалился над ними, безвозмездно посвятил им полтора дня своего труда, и земля была взборонована.
- Спасибо, кум Матьё, - поблагодарил его папаша Каде, когда все было закончено, - вы сделали доброе дело для бедной Мадлен.
- Не за что, - ответил услужливый сосед, - но, послушайте, на будущий год вам надо купить осла. Смотрите, - добавил он, указав рукой на своего серого, - вот мой Пьерро, отличный осел, ему нет еще и четырех лет. Дело в том, что я получил небольшое наследство от моего дядюшки из Ивора и собираюсь в пару моему быку купить еще одного, а Пьерро могу продать вам, если хотите.
Папаша Каде покачал головой:
- Это мне не по карману.
Он повернулся к сидевшей на меже Мадлен, и она, побледнев, ответила на его немой вопрос невеселым взглядом.
Старик вздохнул.
- А, это вам не по карману, - сказал, посмеиваясь, Матьё. - Но разве это не правда, что у вас есть припрятанные сокровища?
- Увы, - вздохнул папаша Каде, - если бы они у меня были, разве заставлял бы я свою невестку, вдову моего бедного Гийома, тащить борону?!
- Это так, - подтвердил Матьё, уловивший и взгляд Мадлен, и интонацию папаши Каде; он понял, что услышанное им - правда, горькая и печальная. - Но даю вам слово, я возьму за Пьерро немного.
Папаша Каде посмотрел на Пьерро: то был отличный осел, с лоснящейся шерстью, с длинными прямыми ушами и великолепной черной полосой по крупу. Убедившись в том, что осел хорош, старик не решился спросить, сколько же хотят за него.
Сосед Матьё прекрасно видел, чтό на уме у старого крестьянина, и поспешил его успокоить.
- О, это будет недорого, - сказал он, - тем более что вам никогда больше не представится такой случай. Я отдам Пьерро за шестьдесят франков, а вы выплатите их за три года - по двадцать франков в год, на Святого Мартина-зимнего. Я говорю, что отдам, и согласитесь: это просто подарок.
С правдой спорить не приходилось.
Поэтому папаша Каде, как ни хотелось ему поторговаться, не отважился на это.
Он посмотрел на Мадлен, но та отвела взгляд: она не хотела толкать свекра на такие расходы.
- Надо посмотреть, - ответил старик.
- Смотрите, смотрите, - откликнулся сосед Матьё, - любому другому это стоило бы восемьдесят франков, а вам - всего шестьдесят; впрочем, я не продам Пьерро, не предупредив об этом вас.
- Спасибо, - вновь поблагодарил папаша Каде, - вы очень добры.
- Дело в том, что вы славные люди и заслуживаете, чтобы Господь ниспослал вам благословение, так что, когда захотите, Пьерро будет ваш. Ну, Тардиф, пойдем!
И, усевшись на осла, Матьё двинулся домой, а следом за ним - бык: того не надо было подгонять, ведь он знал, что в яслях его ждет охапка свежескошенной травы, и шел так быстро, что это противоречило его имени.
Папаша Каде ответил "Надо посмотреть" вовсе не потому, что не увидел выгоды в предложенной сделке, а потому, что Пьерро понадобится ему только для будущей вспашки, а до той поры кормить его было бы пустой тратой средств.
Пьерро все равно никуда от него не денется, раз сосед Матьё пообещал предупредить его, если будет продавать осла.
К тому же старику предстояло еще одно дело, прежде чем купить Пьерро, - надо было построить конюшню.
Пахарь стал тележечником, чтобы изготовить борону, а тележечник стал каменщиком, чтобы построить конюшню.
К счастью, за домом имелось свободное место, а в полях валялись камни - так что требовалось приобрести несколько мешков гипса, вот и все.
Папаша Каде взялся за дело, никому ни о чем не говоря, ведь построенная заранее конюшня могла только повысить Пьерро в цене. Сосед Матьё был славный человек, но и славного человека дьявол искушает по семи раз в день, да и то мы называем самую малую цифру, потому что семь раз - это излюбленный счет у святых.
В соответствии со своими тайными намерениями старик составил план достаточно просторной конюшни, чтобы поместить в ней двух животных.
Осел в паре с быком - это предел его мечтаний, и вот, наконец, его желания достигли этого предела.
Через три месяца конюшня была построена, а также и оборудована снаружи и внутри: снаружи - ставней, а внутри - яслями.
На следующий день после того как завершилось строительство конюшни, старику померещилось, что он слышит оттуда рев осла.
Удивленный, он пошел в конюшню посмотреть, в чем дело.
Пьерро стоял в своем новом жилище и жевал охапку свежей травы, брошенной в ясли.
Старик почесал затылок и вернулся в дом. Там он увидел соседа Матьё, вошедшего через одну дверь, пока он сам выходил через другую.
Сосед ждал папашу Каде и приветствовал его с лукавым видом.
- Скажите-ка, - спросил старик, - это вы привели мне Пьерро?
- Ну, разумеется, - подтвердил Матьё.
- Но, сосед, я вас об этом не просил.
- Не просили, это правда, но я видел, что вы строите конюшню и сказал себе: "Видно, папаша Каде всерьез вознамерился купить Пьерро", а поскольку я вчера обзавелся вторым быком и у меня в стойле не хватает места для трех животных, то подумал, что в самый раз переселить теперь Пьерро. Вот я и привел его в вашу конюшню.
- За ту же самую цену? - обеспокоенно осведомился старик.
- О, порядочный человек держит свое слово! Шестьдесят франков - вот все, что вы мне должны: двадцать франков на будущего Святого Мартина-зимнего и еще по двадцать франков в следующие два года.
Папаша Каде минуту раздумывал; по его лицу нетрудно было заметить, что в его голове ворочается трудная мысль.
Наконец он высказал свое соображение:
- А если заплатить сразу, не сделаете ли вы небольшую скидку?
- Ну и шутник же вы! - промолвил сосед Матьё. - Я-то знал, что у вас есть клад.
- Об этом и речи нет! Я вас спрашиваю, так и ответьте мне по-человечески: сделаете вы скидку или не сделаете?
- Если уж на то пошло, я мог бы сделать скидку на десять ливров, но за вами будет бутылка.
- Я предпочел бы скидку на десять ливров без всякой бутылки.
- Ах, да, - откликнулся, смеясь, сосед Матьё, - я забыл, что вы почитатель чистой воды.
- От вина мне бывает плохо, - пояснил папаша Каде.
- Ну что ж, давайте пятьдесят ливров, и, поскольку я не такой старый скряга, как вы, сам заплачу за бутылку.
- Хорошо, - согласился папаша Каде, - идите к себе, и я вам принесу пятьдесят ливров.
- Ага, - отозвался сосед Матьё, - это чтобы я не видел тайник, где вы их прячете. Ох и хитрец же вы, папаша Каде!
Сосед Матьё был хитер ничуть не меньше старика и точно разгадал его замысел.
Папаша Каде отрицал, что промедление с выплатой денег кроется в этом, но протесты старика только укрепили соседа Матьё в его догадке. Он вышел, покачивая головой и повторяя:
- Ох и хитрец же вы, папаша Каде! Ох и хитрец!
Как только сосед удалился, старик закрыл за ним дверь, вышел на лестницу и прислушался, не собирается ли Мадлен по какой-нибудь надобности покинуть свою комнату; затем бесшумно подошел к своей кровати и, встревоженно оглядываясь, извлек из тайника, встроенного в стену, металлическую коробку, открыл ее ключиком, привязанным к петле кармана на штанах тонким кожаным ремешком, осторожно откинул крышку, словно опасаясь, что пятнадцать лежащих в коробке луидоров окажутся крылатыми и улетят, погрузил в коробку большой и указательный палец правой руки, взял оттуда два превосходных луидора, закрыл коробку, возвратил ее на место и дополнил луидоры до пятидесяти ливров монетой достоинством в тридцать су, извлеченной из кожаного кошелька, и десятью су, которые ему удалось наскрести в своих восьми карманах, затем со вздохом полюбовался своими двумя бедными луидорами, собравшимися поменять хозяина, и зашагал к соседу Матьё через двор, с тем чтобы, глядя на осла, утешиться в жертве, какую он совершил ради животного.
III
ПАПАША КАДЕ И ЕГО ЗЕМЛЯ
Сделка была заключена, и, как обещал сосед Матьё, завершилась она у мамаши Буланже, в лучшей из харчевен деревни Арамон.
В будущем году Мадлен пришлось бы работать только заступом, а для нее, бедняжки, с ее слабым телосложением, это было бы слишком трудно. Поэтому, видя, как она, обливаясь потом, орудует заступом, сосед Матьё, вспахивавший свою землю, смотрел на нее с жалостью.
- Послушайте, папаша Каде, - сказал он, - у меня есть к вам еще одно предложение.
Старик обеспокоенно взглянул на соседа.
- Господин Ниге, - продолжал тот, - мой и ваш нотариус, сказал мне, что вы купили участок земли в три четверти арпана по соседству с моим и что вы, шутник, заплатили наличными семьсот ливров полновесными луидорами. Что же, за эти три четверти арпана, не примыкающие к вашей земле, я дам полтора арпана земли, граничащие с вашей. К сожалению, земля не очень-то хороша, я прекрасно знаю, но ведь полтора арпана вдвое больше трех четвертей.
Папаша Каде почесал ухо: предложение выглядело вполне приемлемым.
- Что ж, надо посмотреть, - заявил он.
Все знали эту его излюбленную фразу.
- Соглашайтесь сразу же, - убеждал Матьё, - это входит в мои планы, я хочу, чтобы сделка состоялась, и в подтверждение моих намерений выскажу еще два предложения, которые, уверен, понравятся Мадлен.
- Но хозяин-то тут отец, - вставила слово женщина.
- Говорите покороче, - попросил папаша Каде.
- Так вот, вы будете вырывать чертополох, выбрасывать камни, а я в это время буду вспахивать не только ваши два арпана, но еще и те полтора арпана, которые уступлю вам; затем, поскольку земля не из лучших, дам вам телегу навоза, и это составит щедрую меру. Ну, что вы скажете на это?
- Скажу, что следовало бы дать еще что-нибудь, - заявил папаша Каде.
- Старый вы плут, - откликнулся сосед Матьё. - Ну хорошо, поскольку мне жаль бедную Мадлен, дружившую с моей покойной женой, и для меня мýка смотреть, как она трудится, я ей, поймите же, именно ей, дам в подарок Тардифа, который слишком мал ростом для своего напарника, но достаточно силен, чтобы выполнить нужную работу.
- Тардиф слишком стар, - заметил вскользь папаша Каде, не давая никакого положительного ответа.
- Какое там стар, ему пять лет, и если бы я захотел избавиться от него и забить, мясник дал бы мне за него сто восемьдесят ливров, но я знаю бедное животное три года и не хочу, чтобы с ним приключилась беда. Поэтому-то я и дарю его Мадлен; конечно же, при условии, что она никогда не отправит его на убой.
- О, конечно же, нет! - воскликнула Мадлен.
- Ты говоришь так, словно сделка уже состоялась, - обратился к ней свекор.
- И я не права, отец, - сказала смиренная женщина, - прошу у вас за это прощения.
- Просишь прощения, просишь прощения… Не за что просить у меня прощения. Кстати, он прав, наш сосед Матьё. Мы вполне можем сторговаться, да, можем!
- И сделка состоится - уж слишком она выгодна, чтобы вы от нее отказались.
- Вот как! - воскликнул папаша Каде. - Если она столь выгодна для нас, как вы говорите, тогда почему вы ее предлагаете?
Матьё задумчиво посмотрел на соседа.
- Почему я ее предлагаю? - переспросил он. - Ну да, вы этого не поймете! Я предлагаю такую сделку, потому что хочу быть вам полезным; я предлагаю ее, потому что люблю Мадлен, вы слышите!? Потому что люблю ее от всего сердца и потому что, - вот об этом она вам не говорила, не правда ли? - если бы она три года тому назад только захотела, она стала бы госпожой Матьё. Но Мадлен не пожелала - она хочет оставаться верной Гийому. Сердиться за это нельзя, поймите, ведь она славная и достойная женщина, но мне хочется быть полезным ей, потому-то я и предлагаю вам такую выгодную сделку, которую вы уже приняли, старый скареда! И если вы будете и дальше осторожничать, я возьму свое слово обратно!
- Да, - промямлил папаша Каде, уклоняясь от прямого ответа на вопрос, - но кто оплатит расходы на оформление договора?
- Ах, вот что вас мучает!
- Это ведь дело еще тридцати пяти - сорока ливров, примите во внимание.
- Хорошо, есть один способ уладить дело: вы у папаши Ниге составляете вчерашний договор, а так как он еще не внесен в реестр, то можно поставить мое имя вместо вашего и в тот же самый договор добавить пункт о передаче этого участка земли, и мы как два добрых друга заплатим каждый по половине суммы.
- Хм-хм! - произнес папаша Каде, рисуя в своем воображении участок предлагаемой земли, чтобы прикинуть, какой результат даст объединение наделов. - Хм-хм!
- Ну, что?
- А как быть, - спросил папаша Каде, - если к тому времени, когда вы должны будете передать мне Тардифа, он околеет?
- Если Тардиф околеет?! Да разве это вероятно?
- Это возможно: на будущий год предсказывают большой падеж рогатого скота.
- Ох, папаша Каде, до чего же вы предусмотрительны!
- Что поделаешь! Такой у меня характер.
- Хорошо! - продолжал сосед Матьё. - Допустим, Тардиф околеет. Я оценил его в сто восемьдесят ливров и от этого не отказываюсь, так что дам вам сто восемьдесят ливров серебром. Ну-ка, посмотрим, какое еще возражение вы отыщете?
- А не найдется ли, случайно, у вас старый лемех от плуга, который вам больше не понадобится?
- Найдется.
- И еще, если мы будем пахать не в одно и то же время, вы не сможете одолжить мне Тардифа для вспашки?
- Одолжу.
- Отлично! Большего мне и не надо. Все в порядке.
И, протягивая руку соседу Матьё, старик воскликнул:
- По рукам!
- По рукам! - отозвался сосед, ударив ладонью по ладони папаши Каде.
- Все, договорились; когда я даю слово, то никогда от него не отказываюсь.
- Очень на это надеюсь, - откликнулся Матьё, не без насмешки поглядывая на соседа.
- Я никогда, никогда не нарушаю слово!
Мадлен взглядом поблагодарила своего доброго соседа: она прекрасно понимала, что все это делалось ради нее.
С этого времени женщина была освобождена от работ с заступом и бороной и могла посвятить себя заботам о доме и ребенке.
Что касается папаши Каде, то со следующего года он стал настоящим собственником: будучи хозяином дома, он был теперь и владельцем поля, осла и быка, а также лемеха от плуга.
И поле приносило пользу. Надел папаши Каде увеличился от двух арпанов до восьми, и, поскольку они составляли один цельный участок, папаша Каде частенько стал говорить: "Моя земля!", как это делали сеньор из Бурсонна и крупный фермер из Ларньи.
Владей он четвертью льё полей первого, папаша Каде говорил бы так: "Мои земли!"
Он нередко размышлял о том, как бы доставить себе такое удовлетворение, но каждый раз, когда его посещала подобная мысль, можно было слышать, как он отвечает самому себе, выдавая таким образом происходившую в нем борьбу чувств:
- Нет, нет! Лучше закруглиться.
И, повторяем, следуя этому девизу, папаша Каде закруглился и постепенно, потихоньку, год за годом увеличил свои владения от двух до восьми арпанов.
Свою землю он любил страстно, сильнее, чем жену, сильнее, чем невестку, ведь, как мы видели, он едва не пожертвовал ею ради земли, хотя и был очень привязан к Мадлен.
Все дни он проводил на своей земле, ведь она благодарна: чем больше ею занимаешься, тем больше она тебе приносит; все дни он был там с утра до вечера и мысленно не покидал землю даже ночью; он грезил о ней, весной и летом с закрытыми глазами видел, где росли самые красивые колосья и где - самый сочный клевер; зимой, увидев забытый камень и куст сорняка, он говорил себе: "Завтра я выброшу этот камень подальше от моего поля и вырву этот сорняк из моей земли", и так было во все дни и во все ночи.
Наступало воскресенье, день, столь долгожданный для бедных городских тружеников, день, когда сам Бог, великий источник всякой силы и всяческого блага, делает вид, что он устал, для того чтобы люди имели день отдыха, и старик накануне его говорил после ужина:
- Ах, Мадлен, ей-Богу, уж завтра я хорошенько отдохну!
И Мадлен, улыбаясь, отвечала ему:
- Вы правы, отец.
Наступало воскресенье, и в перезвоне колоколов слышалось:
"Сегодня день отдыха, день Бога, день Господа!.. Пребывайте в радости, бедные, несчастные, обездоленные люди! Забудьте вчерашнюю усталость, не думайте о завтрашней усталости, облачитесь в свои лучшие одежды и отдышитесь в перерыве между тяжкими трудами!.."
И под колокольный звон, в то время, когда Мадлен с молитвенником в руке шла в церковь, где ее сын прислуживал во время мессы, папаша Каде надевал лучшее, что у него было, - коричневый свадебный костюм, короткие штаны из репса, хлопчатобумажные цветные чулки летом или серые льняные чулки зимой, затем, стоя на пороге, он с минуту вдыхал свежий воздух, не в состоянии решить, что бы ему такое предпринять. Многие проходившие мимо обращались к нему:
- Папаша Каде, не хотите ли сыграть партию в кегли? Папаша Каде, приходите поиграть в шары! Папаша Каде, приходите пропустить кружечку!
- У меня нет времени, - откликался он.
Так почему же у папаши Каде не хватало времени на это?
А дело в том, что в воскресенье, в день отдыха, ему предстояло совершить прогулку. Ничего, кроме прогулки, короткого визита.
К кому?
К его возлюбленной, к его земле!
Правда, в этот день он не шел туда прямиком, как в остальные дни недели. Порой он сворачивал в улочку, удлинявшую его путь на две сотни шагов, порой даже выходил на противоположную окраину деревни и поворачивал обратно, так что дорога занимала на четверть часа больше обычного.
Но подлинной целью прогулки неизменно была его земля.
Бедный папаша Каде напрасно говорил:
- Нет, ей-Богу, сегодня я на мое поле не пойду, я туда достаточно походил в остальные дни.
- Да, папаша Каде, но именно потому что вы ежедневно ходите к своей земле, вы пойдете туда и сегодня!
И правда, не понимая, каким образом и зачем он туда пришел, папаша Каде неожиданно оказывался на своей земле.
Однако будьте спокойны: сегодня воскресенье и работать здесь он не станет… Нет!.. Он зайдет на свое поле только для того, чтобы под ступнями ощутить свою землю, ведь руками он ее не касается.
Но - что делать? - вот камень, о котором он думал ночью. Ах, проклятый камень! Старик наклоняется и выбрасывает камень с поля.
Но - что делать? - вот трава, которую он видел во сне. Ах, это же сорняк! Старик наклоняется и вырывает его из земли.
И вот час, два, три часа он высматривает, выискивает, беспокоится, затем слышит, как отзванивают полдень. В праздничные дни обед начинается в час.
Пора покидать поле: не заставлять же Мадлен ждать! Ведь если ему понадобилось полчаса, чтобы прийти сюда, потребуется добрый час на то, чтобы уйти.