Я посмотрела на профессора. Он сидел за своим столом вполоборота ко мне - поза, исключающая возможность контакта. Потирая подбородок, профессор читал какой-то машинописный документ. Возможно, это была работа одного из студентов. Профессор казался полностью поглощенным чтением. Он постукивал карандашом по зубам и перекладывал страницы, склонялся над столом и делал пометки на полях. Я наблюдала за ним и понимала, что в данный момент для него не существует ничего, кроме этих машинописных страничек. О моем существовании он попросту забыл.
Я начала заносить записи в компьютер.
Расшифровка почерка профессора оказалась задачей не из легких. Я очень быстро поняла, что если хочу когда-нибудь закончить хотя бы одну папку, мне придется дать волю фантазии. Я сомневалась в том, что сам профессор дословно помнил свои записи, но была уверена, что он не станет просматривать сотни страниц, сверяя каждое слово. Достаточно было не делать ошибок в том, что касалось дат, имен и географических названий, а в остальном можно было полагаться на свои скромные познания и интуицию.
Процесс был сродни разгадыванию сложной головоломки и очень скоро увлек меня настолько, что я даже забыла о том, где нахожусь, и не заметила, как Дженни открыла дверь и принесла кофе.
- Как ты тут? - тихо спросила она, поставив чашку на стол.
- Нормально, - прошептала я в ответ. - Честно говоря, мне даже нравится.
- Ну, это не надолго.
Профессор кашлянул.
- Мисс, эээ…
- Миссис. Миссис Феликоне.
- Вам положен перерыв. Возможно, вы захотите выйти в сад и выпить свой кофе там?
- Нет, спасибо. Я останусь здесь, если вы не возражаете.
Я узнала, что Мариан Рутерфорд похоронена в "Аркадской Долине". В документах говорилось о том, что на ее могиле стоит белый надгробный камень, украшенный гирляндами лилий и плющом. Лилии символизировали чистоту, а плющ - бессмертие и дружбу. По мнению профессора, изысканная простота надгробия вполне соответствовала характеру писательницы. Мне захотелось узнать побольше.
Я продолжала разбирать записи. Профессор был по-прежнему погружен в чтение. Каждый молча занимался своим делом, и это устраивало обоих. Кажется, из нас получился неплохой тандем. Так продолжалось почти до конца рабочего дня, пока в моей сумочке неожиданно не зазвонил телефон. Я совсем забыла, что взяла его с собой. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем мне удалось его отключить, и все это время профессор исполнял пантомиму, которая должна была сообщить мне о его крайнем недовольстве. Он отбросил в сторону документ, снял очки, тяжело вздохнул и начал мерить шагами комнату.
- Извините меня, - сказала я. - Это больше не повторится.
- Я очень на это надеюсь. Подобные инциденты действуют мне на нервы.
- Извините, - повторила я.
- Поймите, это не каприз, - профессор снял очки и потер глаза. - Я не могу сосредоточиться, зная, что каждую минуту может раздаться телефонный звонок. Именно поэтому Дженни сидит в другой комнате. Она любит телефоны. Я - нет.
Я улыбнулась.
- Логично.
- Значит, до завтра, мисс, эээ…
- Прошу вас, - сказала я. - Зовите меня просто Оливией.
Глава 19
На следующее лето мы с Аннели снова устроились на работу в "Маринеллу". На этот раз Анжела и Маурицио даже не давали объявления - они взяли и пригласили нас. И это было чудесно - мы почувствовали себя почти что членами семьи. Последние две недели в школе прошли в нетерпеливом ожидании. Мы предвкушали целое лето в компании Луки и Марка, которые уже были в выпускном классе, что в наших глазах придавало им особый шарм. Однако нас ожидало горькое разочарование. Когда мы вышли на работу в "Маринеллу", оказалось, что близнецов там нет. Опасаясь, что дети забудут язык отцов и утратят связь со своими корнями, Анжела и Маурицио отправили мальчиков в Неаполь. Там они должны были работать в офисе кузена Маурицио, который занимался агротуризмом.
Нам с Аннели было вдвойне обидно, потому что к тому времени мы уже составили потрясающий план. Каждая из нас должна была выбрать одного из братьев и влюбить его в себя. Потом мы бы обвенчались в один день в одной и той же церкви и устроили бы общий свадебный прием. Мы бы переехали в квартиру над "Маринеллой" и стали жить в смежных комнатах. Мы бы стали не просто лучшими подругами, а почти сестрами. Мы бы вместе устраивали вечеринки. Мы бы вместе рожали детей. Мы бы жили долго и счастливо вместе с нашими замечательными мужьями-близнецами.
Но близнецы были в Неаполе, а мы остались в Портистоне, и Натали, с ее вечно кислым выражением лица, рассказывала нам, что и как мы должны делать. Она стала еще толще и некрасивее, чем была прошлым летом. Ей было не больше двадцати, но нам с Аннели она казалась взрослой женщиной. Причем женщиной, которая не умеет одеваться, не пользуется косметикой, не смотрит телевизор, не слушает поп-музыку, не увлекается модой и не любит сплетничать. Одним словом, она не интересовалось ничем из того, ради чего, по нашему с Аннели мнению, стоило жить. Она была барьером между нами и Феликоне. За прошедший год они с Анжелой сблизились еще больше - почти как мать и дочь.
Глава 20
- Где ты была? - Марк обнял меня, как герой старого бродвейского мюзикла. Расслабившись в его объятиях, я жадно вбирала частички апрельского тепла, которые он принес с собой.
- Я так по тебе соскучилась, - прошептала я ему на ухо.
- Но где ты была? Я не мог дозвониться.
- Я нашла работу.
- Да? Прекрасно.
- Я думала, ты будешь рад за меня.
- Возможно, я еще порадуюсь. И что это за работа?
- В университете. Я набираю тексты на компьютере.
- Ну что ж, спасибо.
- Марк, прекрати. Ты прекрасно понимаешь, что я никак не могла сообщить тебе раньше, - сказала я, отталкивая его. - Я ведь не могу взять и позвонить, не зная, один ты или нет. Кроме того, трубку может взять Натали. Я не имею на это права.
- Ты жена моего брата. Ты можешь звонить мне в любое время.
- Это было бы неправильно, - возразила я. - Ведь я не просто твоя невестка. Разве не так?
Марк сделал мне знак замолчать. Я затаила дыхание, и некоторое время мы молча смотрели друг другу в глаза.
- Я не мог тебе дозвониться, - повторил Марк. - Ты не отвечала на звонки.
- На работе мне приходится отключать телефон, - объяснила я. Его упреки начинали меня раздражать. - Я заканчиваю в четыре часа. Если ты позвонишь мне после четырех, я отвечу.
Мы оба знали, что в летние месяцы в четыре часа в "Маринелле" начинается наплыв посетителей, и Марк вряд ли сможет найти время и достаточно уединенное место, чтобы поговорить со мной.
- Как у тебя дела? - ласково спросила я. Он похудел, лицо выглядело изможденным, под опухшими глазами залегли темные круги.
Марк потер глаза и пожал плечами. Весь его вид выражал такое отчаяние, что я тотчас забыла все обиды, обняла его и крепко прижала к себе, пытаясь утешить.
- Все хорошо, дорогой, - шептала я. - Ни о чем не беспокойся. Все хорошо.
- Нет, неправда! - воскликнул Марк, вырываясь из моих объятий. - Все совсем не хорошо. Все плохо. В этом мире все идет неправильно. В моей жизни все идет неправильно.
- Ты сегодня свободен? - спросила я.
Он кивнул.
- Тогда поехали на наш пляж.
Мы отправились на побережье, гуляли по скалам, на которых крохотные цветочки тянулись навстречу весеннему солнышку. По небу по-прежнему проносились облака, но море сверкало и переливалось на солнце всеми оттенками синего. Сотни морских птиц летали над нами, под нами и вокруг нас. Я чувствовала, что у меня начинает кружиться голова. Согнутые ветром кусты утесника были в полном цвету. Я слегка прикрыла глаза. Сквозь ресницы окружающий мир выглядел сине-зелено-желтым.
Мы остановились на тропинке и поцеловались. Марк улыбнулся.
- Когда мы с тобой вдвоем, - сказал он, - только ты и я, жизнь кажется вполне сносной. Мы должны быть вместе.
- Я знаю.
- Когда я вдалеке от тебя, рядом со мной только пустота. Раньше там был Лука.
- Мне кажется, - осторожно сказала я, - что именно для этого мы друг другу и нужны. Мы заполняем друг для друга ту пустоту, где раньше был Лука.
- Не уверен, - возразил Марк. - Я думаю, что все гораздо сложнее.
Мы спустились на пляж по вырубленным в скале ступенькам. После нашего последнего визита здесь кто-то побывал. В пещере валялись банки из-под пива, а у входа виднелись остатки костра. Мы занимались любовью с необыкновенной деликатностью и нежностью. А потом мы сидели на берегу и держались за руки - два человеческих существа, которые были необходимы друг другу и только вместе обретали силы для противостояния окружающему враждебному миру. С острова на нас смотрели котики, и казалось, что их печальные, скорбные глаза заглядывают прямо в наши души.
Глава 21
Когда наступило третье, и последнее, лето нашей работы в "Маринелле", обнаружилось, что Лука и Натали официально встречаются. Они ходили на свидания и вполне сносно исполняли фокстрот на ежегодном балу Торговой ассоциации Портистона. Я не могла поверить в то, что Лука умеет танцевать фокстрот. Одна мысль об этом вызывала у меня тошноту. После того как мы поженились, мне так и не удалось выпытать у Луки, чем они с Натали занимались во время свиданий, но я уверена, что их отношения развивались очень, очень медленно.
Конечно, я ничего не могу утверждать наверняка - это была та часть жизни Луки, о которой он предпочитал забыть, - но подозреваю, что скрытым двигателем их отношений была Анжела. Конечно, она не могла заставить сына встречаться с Натали, но она могла хорошенько промыть ему мозги и убедить в том, что это хорошая идея. Натали была толковым администратором, а Лука проявлял задатки талантливого шеф-повара. Из них мог получиться такой же мощный и успешный тандем, как Анжела и Маурицио. Если бы Лука женился на Натали, все обещания, которые Анжела дала своей умирающей кузине, были бы выполнены. Ее любимый сын, которому предстояло унаследовать "Маринеллу", создаст брачный и коммерческий союз с девушкой, к которой она относилась как к родной дочери. Идеальный вариант. Лука никогда бы не вступил в открытое противостояние с матерью, а Анжела не относилась к числу тех людей, которые легко отказываются от своих планов. Возможно, он стал встречаться с Натали не только из-за того, что не посмел ослушаться мать. Возможно, Натали ему даже нравилась, и некоторое время ему казалось, что она - именно то, что ему нужно. Кроме того, ему, несомненно, льстил тот факт, что он встречается с женщиной, которая старше его. Это поднимало его статус в глазах сверстников. Хотя Бог свидетель: Лука никогда не нуждался в дополнительном самоутверждении.
Анжела любила и опекала Натали, и у нее выработалась весьма своеобразная логика. Натали была непохожа на других девушек Портистона, значит, эти девушки не соответствуют тем высоким моральным стандартам, которым, как она считала, полностью соответствовала Натали. В то последнее лето она как-то вызвала нас с Аннели в свой кабинет и строго отчитала. Оказалось, что Анжела наблюдала за нами и не одобряла нашего поведения вне работы. Она сочла неприличными наши прогулки под ручку вдоль набережной. По ее мнению, мы вели себя вызывающе. Нам было вынесено строгое предупреждение: или мы меняем свой образ жизни, или нам придется уйти из "Маринеллы". Она считала, что наше непристойное поведение плохо отражается на бизнесе.
К тому времени мы с Аннели уже отказались от своего плана. Что толку было мечтать о том, что мы выйдем замуж за близнецов, если Лука был занят? Я подозревала, что Аннели все еще нравится Марк, хотя она делала вид, что это не так. Но я-то видела, какие взгляды она на него бросает. А однажды, после того как мы выпили сидра на набережной, она выложила галькой его имя на террасе "Маринеллы". Я в то время встречалась с девятнадцатилетним Джорджи, в которого была немножко влюблена. Джорджи был студентом театрального факультета Манчестерского университета и на каникулах подрабатывал на пароме, принадлежащем его дяде. Паром курсировал между Портистоном и островом Сил.
В то лето у нас с Аннели было очень много работы. Мы сбивались с ног, разнося gelati и горячие бутерброды, прохладительные напитки и горячий чай. Мы обслуживали столики и в зале, и на террасе. У стойки всегда стояли длинные очереди, и время от времени истомившиеся от ожидания посетители просили нас разузнать, когда же, наконец, появится Лука или Марк, чтобы положить шарики одного из двенадцати сортов мороженого в восхитительные хрустящие сладкие вафельные стаканчики, которые тоже выпекали на кухне "Маринеллы".
Как только столик освобождался, мы должны были тотчас же вытереть его, подмести под ним, положить меню и посадить на освободившиеся места клиентов, которые ждали своей очереди. Мы сделали целое состояние на чаевых. Даже в плохую погоду ресторан всегда был полон. В дождь все старались занять места в зале, но если это не удавалось, люди все равно оставались сидеть на террасе. Большой красно-бело-зеленый навес надежно защищал от непогоды. В конце рабочего дня мы ног под собой не чуяли от усталости, но все равно были счастливы.
В последнюю субботу перед началом занятий в школе (Маурицио называл ее "последним днем лета") в "Маринелле" всегда устраивалась вечеринка для членов семьи, сотрудников и поставщиков.
В этот день ресторан закрылся в шесть часов, и мы все разошлись по домам, чтобы переодеться и привести себя в порядок.
Я отправилась переодеваться к Аннели. Обстановка в моем доме была просто невыносимой. Мать заранее скорбела о предстоящем отъезде Линетт в университет, а присутствие серого мистера Хэнсли с его вечно постным лицом только усугубляло ситуацию. Мне до смерти надоело постоянно ловить на себе полные укоризны взгляды. У Аннели было значительно приятнее и веселее.
В желто-розовом хаосе спальни, обклеенной яркими обоями и плакатами "Дюран Дюрана", мы помогли друг другу накраситься и перемеряли все вещи из гардероба Аннели, прежде чем нам удалось добиться желаемого эффекта. Нам хотелось быть одетыми в одном стиле, но в то же время совершенно не походить друг на друга.
В результате Аннели надела обтягивающие джинсовые шорты и облегающую черную рубашку, а я остановила свой выбор на короткой блестящей юбке "под кожу", черной кофточке со шлейкой вокруг шеи и старом кружевном кардигане. Мы также воспользовались духами. Я уже не помню, как они назывались, но это был очень приятный сладкий восточный аромат. В общем, выглядели мы и пахли очень хорошо.
- Лив, можно я тебе кое-что скажу? - спросила Аннели, выпрямляя мои волосы утюгом. Чтобы ей было удобнее, мне пришлось лечь на ее розовый ковер, положить голову на полотенце и скорчиться в позе эмбриона.
- Тебе все еще нравится Марк!
- Ладно, он мне нравится.
- Я знала, знала, знала, знала!
- Тоже мне, всезнайка.
- Но ведь я действительно всегда это знала! Это же чудесно! Вы так подходите друг другу!
- Так что же мне делать?
- Ты должна сказать ему об этом, что же еще?
- Как ты это себе представляешь?
Раскаленный утюг оказался в опасной близости от моего уха, когда Аннели наклонилась, чтобы заглянуть мне в лицо и убедиться, что я говорю серьезно.
- Я думаю, что ты ему тоже нравишься, - сказала я. - Я замечала, как он смотрит на тебя, когда думает, что этого никто не видит.
- Ты серьезно? В самом деле? Он действительно на меня смотрел?
- Аннели, ты сейчас обожжешь мне щеку.
- Лучше бы ты мне ничего не говорила. Теперь я вообще не смогу сказать и слова.
В комнате запахло паленой шерстью. Аннели провела рукой по моим волосам.
- Очень красиво. То, что нужно.
Я придирчиво осмотрела себя в зеркале бело-золотого туалетного столика Аннели. Волосы действительно производили впечатление. Я обняла подругу, и мы поменялись местами.
К сожалению, выйти из дома, не попрощавшись с родителями Аннели, не представлялось возможным. Они смотрели телевизор. Мать Аннели натянуто улыбнулась, пожелала нам удачного вечера и сказала, чтобы мы были дома до полуночи. Отец проявил большую оригинальность. Осмотрев меня с ног до головы, он поинтересовался:
- Оливия, ты уверена, что это юбка, а не ламбрекен?
- Ха-ха-ха, ужасно смешно, - парировала Аннели, целуя его в щеку. Ее глаза сияли от радостного предвкушения чудесного вечера. - Пока!
Когда мы появились в "Маринелле", вечеринка уже была в разгаре. В то время караоке еще не дошло до Портистона, но дух караоке там, несомненно, присутствовал. На "сцене" возле камина был Маурицио. Он стоял с микрофоном в руке и высоким голосом подпевал записи Джин Питни. Его жестикуляция была настолько выразительной, что содержание песни можно было понять и без слов.
- Я был всего в двадцати четырех часах от Талсы! Один день без твоих объятий…
Увидев нас, он приветственно помахал рукой. Мы помахали в ответ и направились к бару.
В зале было очень много гостей - молодых и в возрасте: друзья семьи и сотрудники "Маринеллы", представители пивоварни и чисто выбритые банковские служащие. Поставщица рыбы танцевала с изготовителем сантехники. Все развлекались и прекрасно проводили время.
Лука и Натали сидели рядышком за одним из столиков в напряженных неестественных позах и напоминали семейную пару на старой фотографии. Было странно видеть столь степенного Луку. Я его даже не сразу узнала. На нем были темные брюки и идеально отглаженная рубашка. Расстегнутый воротник открывал выпирающий кадык. Волосы были настолько тщательно прилизаны, что казались почти ровными. В тот момент он был похож на Карло - такой себе классический выпускник Стенфорда. Натали наконец-то надела на себя что-то женственное. Правда, свободный черно-зеленый костюм совершенно ей не шел. В нем она выглядела значительно старше своих лет. На ногах у нее были черные туфли с заостренными носками и квадратными каблуками. Они не общались, а просто сидели и наблюдали за веселящимися гостями.
Марк развлекался вовсю. Он танцевал с Фабио и двумя детьми под песню про Талсу, преувеличенно жестикулируя и передразнивая отца.
Увидев за стойкой бара Анжелу, мы сразу поняли, что алкогольных напитков нам не видать, как своих ушей. Это было жестокое разочарование, но, к счастью, Марк предусмотрел возможность такого развития событий и принял необходимые меры.