Я поздоровалась с Карло, Шейлой и их детьми-подростками. Консервативный Карло очень отличался от остальных братьев как внешне, так и по характеру. Он был такого же роста, как Стефано, но гораздо толще и шире в кости. Его полное тело было дряблым, глаза заплыли жиром, а подбородок плавно переходил в шею почти по прямой. Он служил в полицейском управлении на какой-то административно-хозяйственной должности. Лука любил пошутить, что его брат рассылает квитанции людям, несправедливо оштрафованным за незначительное превышение скорости на тех участках дороги, где невозможно передвигаться, не превысив скорость. Сам Лука получал десятки таких квитанций. Карло был законченным конформистом. Я всегда удивлялась тому, как ему и Шейле, маленькой, невзрачной серой мышке, удалось зачать двух детей. Шейла была вполне под стать своему мужу. Она преподавала в начальной школе и была ярой поборницей строгой дисциплины. Их дети, по крайней мере на данный момент, были образцом благовоспитанности. Правда, Лука был уверен, что это не навсегда.
- Может быть, Лаура и выглядит как ангелочек, но я не удивлюсь, если узнаю, что она потихоньку делает минет байкерам за гаражами. И вряд ли Карло с Шейлой смогут удержать Эндрю, когда у него заиграют гормоны, - сказал он мне на Рождество. Я тогда еще упрекнула его за злой язык, потому что дети были действительно очень милыми, добрыми и гораздо более приятными, чем их родители.
- Прекрати, Лив. Для подростков ненормально быть милыми и добрыми. Они должны быть наглыми и эгоистичными, - ответил Лука.
- Как ты? - поинтересовалась я и взвизгнула, потому что Лука прыгнул на меня и повалил на кровать. Это произошло на второй день Рождества в доме Анжелы и Маурицио, в Уотерсфорде. Мы находились в гостевой спальне и переодевались для традиционного семейного похода в собор. Это было всего четыре месяца назад. Не считая похорон, именно тогда семья в последний раз собиралась вместе.
- Оливия? - Рядом со мной стоял Фабио. Выражение его лица было, как всегда, непроницаемым.
Я слегка встряхнула головой, чтобы отогнать воспоминания о Луке, и улыбнулась Фабио. При этом я не стала до него дотрагиваться. У Фабио было какое-то психическое расстройство, из-за которого он испытывал определенные трудности в общении. Он не любил, чтобы к нему прикасались, если только это было не по его инициативе.
- Привет, Фабио. Как дела? - спросила я.
- Ну, так, понимаешь, ммм… - ответил Фабио.
- Я сижу рядом с тобой? - поинтересовалась я.
- Анжела составила план.
- Конечно.
Анжела как будто ждала этой реплики. Хлопнув в ладоши, она объявила:
- Прошу к столу. Занимайте свои места. Поторопитесь.
Все начали добродушно подшучивать над организаторскими способностями Анжелы, о которых уже ходили легенды. Сидящий во главе стола Маурицио голосом Марлона Брандо жаловался на то, что он чувствует себя крестным отцом. Это была старая шутка, но именно благодаря ей я почувствовала себя более комфортно.
Я сидела по правую руку от Маурицио, рядом со Стефано. Прямо напротив меня сидели Лаура и Натали. Марка я не видела - он сидел по мою сторону стола, но в другом конце.
Мы произнесли короткую молитву и пустили по кругу большие круглые тарелки с bruscetta, собственноручно изготовленными Фабио. Этому крупному красивому мальчику пришлось оставить школу в семь лет, потому что учителя классифицировали его как "умственно неполноценного", но он был гением на кухне. Однажды репортер светской хроники из "Уотерсфорд Ивнинг Эко" позвонила в "Маринеллу", чтобы договориться об интервью с человеком, которого она назвала "Портистонским Риком Штайном". Маурицио тогда с трудом удалось отделаться от нее. Он не мог допустить, чтобы журналисты узнали правду о Фабио и раструбили об этом в газетах. Когда я вспоминала все те мелкие гадости, которые в детстве делала этому милому ребенку, мне становилось очень стыдно.
Я ела моцареллу и bruscetta с острым соусом, и мне казалось, что если у счастья есть вкус, то он должен быть именно таким. На какое-то время я даже забыла, кто я такая, и просто получала удовольствие от того, что являюсь частью шумной дружной семьи, которая собралась за общим столом. Но рука Маурицио коснулась моего запястья, и я вернулась с небес на землю.
- Извини, Оливия, я не хотел тебя испугать. Тебе какого вина - белого или красного?
Я подняла глаза и встретилась взглядом с Натали. Она наблюдала за мной.
- Спасибо, Маурицио, но я лучше выпью воды, если ты не возражаешь.
Маурицио покачал головой.
- Возражаю. Только не сегодня. Неужели ты лишишь меня удовольствия выпить с одной из четырех моих любимых невесток? Если ты не хочешь выпивши садиться за руль, то сегодня можешь переночевать здесь.
На лице Натали появилось такое выражение, что стало понятно - ночевать в "Маринелле" я останусь только через ее труп.
Маурицио взял в каждую руку по бутылке и показал мне.
- Выбирай.
- Тогда налей мне красного.
- Прекрасный выбор, дорогая. Прекрасный выбор. - Маурицио наполнил мой бокал. - Должен тебе сказать, Оливия, что ты сегодня прекрасно выглядишь.
Я подняла бокал.
- А ты, Маурицио, сегодня врешь как сивый мерин.
Внимательно прислушивавшуюся к нашему разговору Натали даже передернуло от такой фамильярности. Но сам Маурицио весело рассмеялся и нежно обнял меня.
Я обернулась к Стефано и подняла бокал за Фабио, который принимал заслуженные комплименты своим кулинарным талантам. Напротив Маурицио, на другом конце стола сидела Анжела, как всегда сдержанная и спокойная. Ее искренне радовало, что уже в который раз удалось собрать всю семью вместе, и даже мое присутствие не могло испортить ей настроение. Она решила не обращать внимания на эту ложку дегтя в бочке меда.
Дети вскоре забыли о том, что из-за отсутствия дяди Луки сегодняшний сбор семьи должен быть несколько печальным, а по мере того как опорожнялись бутылки с вином и опустошались тарелки с едой, об этом стали забывать и взрослые. Голоса за столом становились все громче, и постепенно все окончательно расслабились. Даже Натали.
Я была рада тому, что моим соседом по столу оказался Стефано. Среди братьев Феликоне он был интеллектуалом. Высокий, худой, с крупным носом, широкой улыбкой и добрым сердцем, Стефано больше других братьев был похож на своего отца. Он получил докторскую степень и преподавал в Лондонском университете. Проживая в одном городе, мы с Лукой много времени проводили со Стефано, Бриджет и их детьми. Бриджет тоже была очень славной. Ужасная фантазерка, она носила сережку-гвоздик в ноздре и любила вспоминать о своей бурной молодости. Она хранила фотографии марша-протеста против крылатых ракет в Гринэм Коммон, и ее несколько раз арестовывали за участие в демонстрациях. Она протестовала против всего - против вырубки деревьев, против депортации нелегальных иммигрантов, против экспорта говядины и тому подобное. Стефано обожал свою жену, она отвечала ему взаимностью, и у них были прелестные дети. Бокалы снова наполнили, и официанты поставили перед нами небольшие мисочки с макаронами, заправленными нежнейшим, невероятно вкусным соусом. Стефано и Маурицио наперебой ухаживали за мной, не позволяя ни на секунду погрузиться в свои мысли или почувствовать себя одинокой.
К тому времени как принесли мясо, я уже настолько наелась, что даже смотреть на него не могла, хотя украшенное блестящими от оливкового масла темно-зелеными листьями салата, зернышками граната и дольками апельсина блюдо было весьма живописным. А потом Стефано поправил очки и спросил меня, когда я собираюсь вернуться в Лондон.
- Нам тебя не хватает, Лив. Ты должна вернуться, - сказал он. Даже не глядя на противоположную сторону стола, я почувствовала, как напряглась Натали, прислушиваясь к нашему разговору.
- Не сейчас, - ответила я, накручивая на вилку лист салата. - К тому же на прошлой неделе мне звонили из агентства. Они уже сдали дом. Так что мне в любом случае некуда возвращаться.
- Что значит - некуда? - удивленно спросил Стефано. - Ты можешь жить у нас. Конечно, мы будем третировать тебя и обращаться, как с бедной родственницей, наши дети настоящие маленькие монстры, к тому же в нашем доме никто не убирает за собой в туалете, но мы будем очень тебе рады.
- Заманчивое предложение.
- Я серьезно, Лив. У нас большой дом. Никто не будет покушаться на твое жизненное пространство. Можешь там хоть свинарник устроить.
- Спасибо, Стефано. Я тебе очень благодарна. Честно. Но мне необходимо некоторое время пожить здесь.
Лаура что-то рассказывала Натали, и та делала вид, что слушает, но по наклону головы и выражению лица было понятно, что ее гораздо больше интересует наш разговор со Стефано.
- Понятно, - Стефано нахмурился и кивнул. - Я понимаю, что тобой движет, Лив. Но когда-нибудь тебе придется подвести черту под прошлым.
Я молчала, рассматривая свою тарелку.
- Мы понимаем твое горе, - продолжал Стефано. - Но все хорошо в меру. Наступает момент, когда чрезмерное погружение в воспоминания начинает угрожать психическому здоровью.
Я допила свой бокал и снова наполнила его.
- Не пытайся обрести счастье в прошлом, Лив. Ты должна жить дальше. Отбрось от себя все, что связано с этим городом. Уезжай отсюда.
Мне становилось все труднее игнорировать встревоженный бегающий взгляд Натали.
Стефано наклонился ко мне и прошептал на ухо:
- Возвращайся к нам, Лив. Мы позаботимся о тебе. Если ты останешься здесь, если будешь продолжать делать то, что делаешь сейчас… Пойми, пострадать могут все. И прежде всего Марк.
У меня перехватило дыхание. Во рту пересохло.
- Что ты имеешь в виду?
- Ничего. Просто я волнуюсь. Мы все волнуемся. Марк постоянно исчезает из дома. Он ни с кем не разговаривает. Ты напоминаешь ему о Луке. Он сам нам сказал. Когда ты находишься так близко, ему вдвойне тяжело. Да и тебе тоже тяжело, малышка. Я же вижу. Мы волнуемся за вас обоих.
К своему ужасу, я почувствовала, как мои глаза наполняются слезами. Я не смогла сдержаться, они сами покатились по щекам и закапали на скатерть. Я вытерла лицо рукой и покачала головой.
Прохладная рука Стефано успокаивающе легла на мою.
- Я пыталась освободиться от Луки, но у меня ничего не получилось. И не получается, - сказала я.
- Может быть, стоит попытаться еще раз.
Я кивнула. Я чувствовала, что у меня начинается приступ клаустрофобии. В комнате было жарко, верхний свет выключили и вместо него в дальнем конце комнаты, возле камина, зажгли разноцветные фонарики. Дети включили караоке, и к неописуемому восторгу семейства горланили песню "Любой, у кого есть сердце".
- Прости меня, - прошептал Стефано, накрывая мою руку своей. - Я не хотел тебя расстраивать.
Я покачала головой.
- Ну что ты, Стефано. Дело не в тебе. Честно.
Громовой шепот Натали перекрыл гул голосов и пение детей.
- Вы только посмотрите на нее - наша вечно пьяная примадонна снова на сцене.
Лаура, которой была адресована эта реплика, вспыхнула и начала теребить свою салфетку.
Я почувствовала, как напрягся Стефано. Встав со своего места, он перегнулся через стол и тихо, но отчетливо произнес:
- Прекрати, Натали. Оставь Оливию в покое.
Позднее, когда мы убирали со стола, Марк спросил, о чем мы со Стефано говорили.
- Он считает, что я должна вернуться в Лондон, - ответила я. - Здесь все так считают.
- Нет, - испугался Марк. - Ты не должна, ты не можешь, только не сейчас!
- Он думает, что из-за моего присутствия в Уотерсфорде тебе тяжелее пережить смерть Луки.
- Если бы тебя здесь не было, я бы вообще сошел с ума, - Марк посмотрел мне в глаза. - Ты не должна бросать меня.
- Не волнуйся, - успокоила я его. - Я никуда не уеду.
Глава 16
Кабинет профессора находился на втором этаже здания исторического факультета. Это была большая комната с высоким потолком, которая, наверное, раньше служила гостиной. По периметру потолка шел лепной карниз, а сверкающая люстра свисала из центра огромной лепной розетки. Стены были увешаны видами Уотерсфорда разных лет. Я сразу заметила пейзаж, написанный в то время, когда город был еще совсем маленьким, и на том месте, где сейчас дом Анжелы и Маурицио, паслись овцы.
Впустив меня в кабинет, профессор вернулся за свой большой старомодный стол, на котором, радуя глаз, громоздились кипы книг и бумаг. Пол тоже был завален книгами и бумагами. К столу была прилажена пробковая доска, которую в три слоя покрывали бумажки с записями, сообщениями и списками неотложных дел.
В углу комнаты, под тремя высокими подъемными окнами, стоял еще один стол, поменьше, с выцветшими картонными папками и старым пыльным компьютером.
Я села на потертый кожаный диван, оказавшийся мягким и невероятно удобным. На ковре, который последний раз пылесосили неизвестно когда, стояли немытые чашки из-под кофе. В солнечном луче, пересекавшем комнату, плясали пылинки.
Профессор откашлялся, потер щеку и произнес:
- Итак, хм, да…
Я сидела, сложив руки на коленях, и улыбалась. Я изо всех сил старалась выглядеть, как настоящий ассистент. Моей целью было произвести впечатление умной, рассудительной и серьезной особы.
- Вы интересуетесь историей? - с американским акцентом спросил профессор. Это был высокий смуглый красивый мужчина всего на несколько лет старше меня.
- Да, - ответила я и подумала о том, что подтвердить это голословное утверждение мне нечем.
- Это хорошо, - сказал профессор. - Хорошее начало. Хотите кофе, э-э… мисс…
- Феликоне, - подсказала я. - Вообще-то я миссис. Я с удовольствием выпью кофе. Черный, без сахара, пожалуйста.
- Вы очень четко выражаете свои мысли, миссис Феликоне.
- Да.
Я потупилась и стала рассматривать свои руки.
Выйдя из-за стола, профессор обошел меня, просунул голову в двери и попросил девушку из приемной сделать кофе. После этого он вернулся на свое место. Казалось, он не имел ни малейшего представления, о чем меня спрашивать.
Я решила ему помочь и проявила инициативу.
- А какими именно исследованиями вы занимаетесь? - спросила я.
- Ну… Хороший вопрос. Я пишу историю Мариан Рутерфорд. Вы слышали про нее? - поинтересовался профессор.
- Конечно, - я почувствовала себя значительно увереннее. - Это американская писательница. Я выросла в Портистоне, знаю дом, где она жила, и все достопримечательности, которые с ней связаны. К нам каждое лето приезжали полные автобусы туристов на литературные экскурсии. Наверное, они и сейчас приезжают.
Профессор откинулся на спинку кресла и сложил руки домиком.
- Значит, вы знаете ее историю?
- Я знаю, что она приехала в Портистон по приглашению издателя и влюбилась в здешние места. Действие ее самого знаменитого романа "Эмили Кэмпбелл" разворачивается в Портистоне. Я даже могу показать место, откуда Эмили, предположительно, бросилась со скалы.
Профессор кивнул.
- Эпонимическая героиня, - сказал он.
Я тоже кивнула, мысленно отметив про себя, что нужно будет посмотреть слово "эпонимический" в словаре.
- Вы читали эту книгу? - спросил профессор.
- Конечно. И все остальные тоже. Но "Эмили Кэмпбелл" - моя любимая.
- Моя тоже. Вы умеете печатать?
- Да, конечно. Я умею печатать.
- А вы включаете радио, когда печатаете?
Я заколебалась с ответом, но потом решила ответить честно:
- Нет.
- Это хорошо. Потому что я не люблю, когда во время работы меня что-то отвлекает.
В этот момент дверь открылась и девушка внесла поднос с двумя чашками растворимого кофе и тарелкой с печеньем. Я взяла свою чашку, отказавшись от печенья. Профессор поблагодарил за кофе, разломил печеньице и окунул его в чашку.
- Скажите, - обратилась я к нему, - если вы решите взять меня на работу, в чем будут состоять мои обязанности?
- Вы будете печатать мои записи. Заносить их в компьютер. Увы, я предпочитаю писать ручкой.
- Понятно, - я улыбнулась и кивнула.
- Несовременная привычка, но ведь компьютер не возьмешь с собой в кровать, в поезд или на вершину скалы.
Я решила, что было бы бестактным указать профессору на то, что такое вполне возможно. Достаточно всего лишь купить лэптоп.
- То есть сама я не буду заниматься какими-либо исследованиями?
- Боюсь, что вы невнимательно читали объявление, - ответил профессор. - Там уточнялось, что я ищу ассистента, который бы помогал мне в моих исследованиях, а не занимался ими сам.
- Да, конечно, вы правы.
- Я мог бы дать объявление о том, что ищу машинистку, но побоялся, что это привлечет неподходящих соискателей.
- Ммм, - уклончиво пробормотала я и отпила кофе. Он был обжигающе горячим, но совсем жидким.
- Ну что ж, мне кажется, вы обладаете всеми необходимыми качествами для этой должности, - сказал профессор. - Честно говоря, мисс… эээ…
- Феликоне.
- Да, мисс Феликоне. Эти собеседования такие утомительные. Вам подходит эта работа?
- Ну, в общем-то, да, я…
- Рабочий день с девяти до четырех. Суббота и воскресенье - выходные. И я попрошу вас быть пунктуальной. Оплата по стандартной университетской ставке. Я понятия не имею, сколько это, но уверен, что немного. Вам придется на время работы отключать свой мобильный телефон, и хочу предупредить сразу, что я плохой собеседник. Люди считают меня необщительным.
- Меня это вполне устраивает.
- Прекрасно. Тогда я попрошу Дженни объявить о том, что место занято, - сказал профессор, поднимаясь и протягивая мне руку.
Я тоже встала. Рука профессора была прохладной и сухой. Это была рука ученого, кожа которой напоминала страницы старой книги. Профессор снял очки и едва заметно улыбнулся.
- А теперь извините, мне пора работать, - сказал он и вернулся к своим книгам.
Мы с Марком поехали на побережье в моей машине, взяв с собой теплые пальто, термос с кофе и одеяло. Доехав до конца дороги, мы по крутой, покрытой галькой тропинке спустились в маленькую бухточку, которую обнаружили много лет назад. Мы знали, что у подножия скалы есть пещера. Пенящиеся волны, набегая на берег, с мерным шорохом перекатывали гальку, а над морем истошно кричали чайки. Расстелив одеяло у входа в пещеру, мы сбросили с себя ботинки, джинсы и белье. На этот раз у нас был какой-то особенно радостный, бодрящий, жизнеутверждающий секс. А потом я лежала на спине и смеялась, глядя на проносящиеся по небу небольшие белые облака, в то время как Марк, немного нелепый в своем грубом свитере и толстых серых носках, сидел рядом со мной и фотографировал мобильником греющихся на скалах котиков. Его широкие, поросшие темными волосами бедра резко контрастировали с моими - узкими и бледными.
- Раньше люди считали, что котики - это души умерших, - сказал Марк, поворачивая ко мне свою растрепанную ветром голову. - Наверное, это связано со звуками, которые они издают. А может быть, с тем, как они лежат на скалах.
- На мой взгляд, они выглядят довольно здоровыми и упитанными.
- И все равно у них грустный вид. Обрати внимание на их глаза.