Он пытается ее соблазнить! Грейс едва дышала, не в силах собрать разбегающиеся мысли, но это она отлично поняла. Через несколько минут их пути разойдутся, незнакомец всего лишь поцеловал ее, но поцелуй навсегда изменил ее жизнь. Теперь Грейс Эверсли уже не будет прежней.
Герцогиня подошла ближе. Если ее и встревожило, что грабитель поглаживает руку ее компаньонки, то она ничем этого не показала.
- Пожалуйста, - взмолилась она, протягивая разбойнику какой-то маленький предмет. - Пожалуйста, возьмите это.
Грабитель неохотно выпустил пальцы пленницы и вытянул вперед руку. Грейс с изумлением поняла, что герцогиня держит миниатюру, портрет своего второго сына, давно умершего.
Девушка хорошо знала эту вещицу, вдова никогда не разлучалась с ней.
- Вам знаком этот человек? - взволнованно прошептала герцогиня.
Разбойник бросил взгляд на крохотное изображение и покачал головой.
- Посмотрите внимательнее.
Но незнакомец лишь снова мотнул головой.
- Может, эта штука чего-то стоит? - проворчал один из разбойников.
Вожак пристально посмотрел в лицо герцогине.
- Эта вещь никогда не будет для меня такой же драгоценной, как для вас.
- Нет! - вскричала старуха, пытаясь вложить миниатюру ему в ладонь. - Вглядитесь, заклинаю вас. Посмотрите на глаза, на подбородок, на рот. Это ваши черты.
Грейс испуганно затаила дыхание.
- Мне очень жаль, - мягко возразил грабитель. - Вы ошиблись.
Однако герцогиня не собиралась сдаваться.
- У вас тот же голос, - настаивала она. - Те же манеры, то же остроумие. Мне знаком этот тон, эти жесты. Мне ли не знать, ведь на медальоне изображен мой сын. Мой сын.
- Мадам, - вмешалась Грейс, заботливо обнимая герцогиню. Обычно ее светлость не позволяла подобных вольностей, но сейчас с ней творилось нечто невообразимое. - Мадам, уже темно. А этот человек в маске. Он не может быть вашим сыном.
- Разумеется, не может! - раздраженно рявкнула старуха, яростно отталкивая Грейс и бросаясь вперед.
Мужчины тотчас вскинули оружие, и Грейс похолодела от ужаса.
- Не смейте ее трогать! - крикнула она, но в этом не было нужды. Герцогиня уже схватила разбойника за руку и сжала с отчаянием и мольбой, словно он был ее единственной надеждой на спасение.
- Это мой сын, - пролепетала она, трясущимися пальцами сжимая миниатюру. - Его звали Джон Кавендиш, он умер двадцать девять лет назад. У него были каштановые волосы, голубые глаза и родимое пятно на плече. - Она судорожно глотнула, голос ее упал до шепота. - Он обожал музыку и не переносил клубники. А еще он мог… мог… - Голос ее сорвался, но никто не произнес ни слова. В воздухе повисла напряженная тишина, все взгляды были прикованы к старухе. И наконец она заговорила, тихо, чуть слышно: - Он мог заставить смеяться кого угодно. - Будто ища подтверждения своим словам, она неожиданно повернулась к Грейс и добавила: - Даже меня.
Время словно замерло. Тишина сгустилась, тяжелая и зловещая. Грейс почудилось, что все вокруг затаили дыхание.
Она посмотрела на вожака разбойников, на его выразительный, дьявольски соблазнительный рот и поняла, что здесь что-то не так. Его губы приоткрылись и, что самое примечательное, застыли. Впервые этот подвижный, живой рот казался вялым и оцепенелым. В серебристом свете луны краски расплывались, однако Грейс готова была поклясться, что грабитель побледнел.
- Если это что-то для вас значит, - со спокойной решимостью произнесла герцогиня, - вы можете найти меня в замке Белгрейв. Я буду ждать.
Затем она отвернулась (согбенная, дрожащая, совершенно не похожая на вдовствующую герцогиню Уиндем, которую так хорошо знала Грейс) и, сжимая в руке миниатюру, взобралась в карету. Компаньонка замерла, не представляя, как поступить. Как ни странно, она больше не ощущала опасности, хотя три пистолета по-прежнему были нацелены на нее, а четвертый, принадлежавший разбойнику, ее разбойнику, смотрел в землю - державшая его рука безвольно повисла. Однако грабителям удалось заполучить всего одно кольцо - не слишком-то щедрая добыча для банды отпетых головорезов, - и Грейс не была уверена, что может вернуться в карету без разрешения. Она нерешительно откашлялась.
- Сэр… - начала она, не зная, как следует обращаться к разбойнику.
- Я не ношу имя Кавендиш, - произнес тот так тихо, что его могла расслышать одна лишь Грейс. - Хотя когда-то носил.
Грейс изумленно раскрыла рот, но в следующее мгновение незнакомец в маске одним быстрым движением вспрыгнул в седло и, прежде чем пришпорить лошадь, отрывисто бросил:
- Здесь нам больше делать нечего.
Грейс осталась стоять, потерянно глядя в спину удаляющемуся всаднику.
Глава 2
Несколько часов спустя Грейс сидела на стуле в коридоре возле двери, ведущей в спальню герцогини. Измученная, чуть живая, она мечтала лишь о том, чтобы доползти до постели, хотя и знала, что, несмотря на усталость, будет до утра ворочаться без сна. Герцогиня, сама не своя после пережитого приключения, то и дело дергала за шнур звонка, вызывая компаньонку, и Грейс, оставив надежду добраться до кровати, поставила стул в коридоре. За минувший час она успела принести лежавшей в постели госпоже пачку писем, спрятанных на дне запертого ящика комода, стакан теплого молока, бокал бренди, еще одну миниатюру с изображением давно умершего сына герцогини Джона, носовой платок, определенно представлявший какую-то сентиментальную ценность, и второй бокал с бренди взамен первого, который старуха смахнула с подноса, когда нетерпеливо отсылала Грейс за платком.
Прошло минут десять с того момента, как герцогиня звонила последний раз. Десять минут Грейс сидела на стуле, ждала и думала, думала…
Думала о разбойнике. О его поцелуе. И о Томасе, герцоге Уиндеме, которого считала другом.
О покойном среднем сыне герцогини и о человеке в маске, с пренебрежением отмахнувшемся от своего сходства с Кавендишем и от своего имени.
Имя. Грейс тяжело вздохнула. Его имя.
Господь всемогущий, она так и не рассказала герцогине о последних словах разбойника! Оцепенев, она стояла посреди дороги и смотрела, как в серебристом свете луны тает силуэт грабителя. А потом, когда способность переставлять ноги вернулась к ней, пришло время позаботиться о возвращении домой. Прежде всего следовало развязать лакея и привести в чувство кучера. Что же до герцогини, то происшествие вконец ее доконало: старуха не произнесла ни слова жалобы, даже когда Грейс усадила раненого кучера в карету напротив нее.
Заняв место на козлах рядом с лакеем, Грейс сама взяла в руки вожжи и погнала лошадей к дому. Прежде ей не приходилось выступать в роли возницы, и все же с грехом пополам она справилась.
Пришлось справиться. У нее не было другого выхода. Кто-то же должен был управлять лошадьми. К тому же в умении справляться, преодолевать и осиливать ей не было равных.
Она доставила карету домой, подняла на ноги слуг, чтобы те оказали помощь кучеру, затем принялась ухаживать за герцогиней и все это время непрестанно думала об одном: "Кто же он, этот таинственный незнакомец?"
Разбойник, вот кто. Он сказал, что когда-то носил имя Кавендиш. Неужели он приходится герцогине внуком? Грейс слышала, что Джон Кавендиш умер, не оставив наследников, но внебрачные дети молодых отпрысков знатных семейств в деревне не редкость, они рассеяны во множестве по всей Англии. Возможно, и Джон Кавендиш не был исключением.
Впрочем, грабитель сказал, что носил имя Кавендиш. Точнее, когда-то носил. А значит…
Грейс с сомнением покачала головой. Она так устала, что мысли с трудом ворочались в голове, и все же ей не оставалось ничего другого, как думать. Итак, прежде он звался Кавендишем. Что это может означать? Вправе ли незаконнорожденный сын носить имя отца?
Грейс понятия не имела. Она никогда раньше не встречала ни одного внебрачного ребенка, вдобавок знатного происхождения. Но кое-кто из ее знакомых сменил имя. К примеру, сын викария еще ребенком уехал жить к родственникам, и когда наведывался в Белгрейв в последний раз, назвался совершенно другой фамилией. Конечно же, побочный сын может взять любое имя, какое пожелает. А если у него и нет на это никакого права, вряд ли разбойника станут смущать подобные мелочи, верно?
Грейс коснулась пальцем губ, вспоминая поцелуй незнакомца, и когда по телу прошла дрожь восторга, нахмурилась, старательно притворяясь, что ничего не чувствует. Разбойник поцеловал ее. Это был ее первый поцелуй, а она даже не знает, как зовут человека в маске.
Она помнила его запах, тепло его кожи, бархатистую нежность его губ и не знала его имени.
- Грейс! Грейс!
Грейс с усилием поднялась на ноги. Она оставила дверь открытой, чтобы лучше слышать герцогиню, и отчетливо различила, как госпожа дважды ее окликнула. Должно быть, старуха так и не пришла в себя - она редко называла компаньонку по имени, предпочитая сухое обращение "мисс Эверсли", вполне соответствующее ее требовательному, не терпящему возражений тону.
Грейс опрометью бросилась в спальню ее светлости.
- Могу ли я чем-то помочь? - спросила она как можно дружелюбнее, стараясь скрыть усталость и обиду. Герцогиня сидела на постели, вернее, полулежала. Над подушкой возвышалась одна лишь ее голова. Поза была страшно неудобной, но в последний раз, когда Грейс попыталась поправить старухе подушки, та едва не откусила ей голову.
- Где вы были?
Грейс сочла вопрос риторическим и все же ответила:
- В коридоре, за вашей дверью, мадам.
- Я хочу, чтобы вы мне кое-что принесли. - Вместо обычных повелительных ноток в голосе герцогини звучало волнение.
- Чего бы вам хотелось, ваша светлость?
- Мне нужен портрет Джона.
Грейс непонимающе уставилась на госпожу.
- Не стойте столбом! - пронзительно взвизгнула старуха.
- Но, мадам, - возразила Грейс, поспешно отскочив от кровати, - я принесла вам все три миниатюры, и…
- Нет! Нет! Нет! - вскричала герцогиня, яростно мотая головой. - Мне нужен его портрет. Из галереи.
- Портрет?.. - растерянно повторила Грейс. Часы показывали полчетвертого утра, она валилась с ног от усталости, а герцогиня только что приказала ей снять со стены выполненный в натуральную величину портрет и протащить вверх на два лестничных пролета.
- Вы отлично знаете этот портрет, - проворчала старуха. - Джон стоит возле дерева, и у него блестят глаза.
Грейс моргнула, пытаясь переварить услышанное.
- Думаю, там всего один портрет милорда.
- Да! - рявкнула герцогиня срывающимся от нетерпения голосом. - На этом портрете у него блестят глаза.
- Вы хотите, чтобы я принесла его сюда?
- Ну разумеется, у меня ведь нет другой спальни, - раздраженно пробурчала старуха.
- Хорошо. - Грейс с усилием сглотнула. "О Боже, ну и задачка! Что же делать?" - Это займет какое-то время.
- Принесите стул и снимите со стены чертов портрет. Вам вовсе не надо…
Герцогиня скрючилась в приступе мучительного кашля, и Грейс тотчас кинулась к ней.
- Мадам! Мадам! - Обняв старуху за плечи, она попыталась усадить ее на постели. - Пожалуйста, мадам, постарайтесь успокоиться. Вы себя убиваете.
Откашлявшись, герцогиня глотнула теплого молока, чертыхнулась и поднесла к губам бокал с виски.
- Скорее я убью вас, - хмуро отрезала она, с грохотом поставив бокал на столик, - если вы не принесете мне этот портрет.
Грейс испуганно кивнула:
- Как пожелаете, мадам.
Она торопливо вышла из комнаты и, убедившись, что герцогиня ее не видит, тяжело привалилась к стене.
Вечер начинался так чудесно, и вот чем все закончилось. Сначала ей направили в лоб пистолет, потом ее поцеловал мужчина, по которому виселица плачет, и вот теперь герцогине приспичило, чтобы компаньонка приволокла ей громадный портрет из галереи. В полчетвертого утра.
- Она мне явно недоплачивает, - угрюмо пробормотала Грейс себе под нос, плетясь вниз по лестнице. - Никаких денег не хватит…
- Грейс.
Девушка резко остановилась и едва не потеряла равновесие, оступившись на нижней ступеньке.
Мгновенно чьи-то крепкие руки схватили ее за плечи, не давая упасть. Грейс подняла глаза, уже догадавшись, кто это мог быть. Томас Кавендиш приходился внуком ее светлости и носил герцогский титул, что, бесспорно, делало его самым могущественным человеком в округе. Едва ли не половину времени он проводил в Лондоне, бывая в Белгрейве лишь наездами, но за пять лет службы у герцогини Грейс успела неплохо его узнать.
С Томасом ее связывала дружба. Это могло показаться странным, принимая во внимание разницу в их положении, и все же они были друзьями.
- Ваша светлость, - пробормотала Грейс, хотя Томас просил ее в Белгрейве обращаться к нему по имени.
Герцог Уиндем отступил на шаг, вытянув руки по швам, и Грейс устало кивнула ему. Час был слишком поздним, чтобы подыскивать подобающие вежливые приветствия.
- Какого черта вы до сих пор на ногах? - возмутился Томас. - Уже третий час ночи.
- На самом деле четвертый, - рассеянно заметила Грейс и замерла, потрясенная внезапной мыслью. "Силы небесные, это же Томас!"
Сонливость слетела с нее в мгновение ока. Что ему сказать? И стоит ли вообще упоминать о случившемся? Конечно, нелепо скрывать, что на карету герцогини напали разбойники, но нужно ли рассказывать Томасу, что у него, возможно, объявился двоюродный брат, который рыщет по окрестностям, облегчая кошельки местной знати?
Грейс вовсе не была уверена, что герцогу следует об этом знать. Незнакомец в маске скорее всего обыкновенный грабитель с большой дороги. К чему напрасно волновать Томаса?
- Грейс?
Она тряхнула головой, словно пытаясь прогнать назойливые мысли.
- Простите, что вы сказали?
- Почему вы бродите по коридорам?
- Ваша бабушка неважно себя чувствует, - объяснила Грейс и поспешно добавила, желая сменить тему: - Поздно же вы вернулись.
- У меня были кое-какие дела в Стэмфорде, - отрывисто бросил Томас.
Значит, был у любовницы. Если бы речь действительно шла о делах, он не отвечал бы так уклончиво. И все же странно, что он вернулся домой среди ночи. Обычно Томас оставался у любовницы до утра. Несмотря на почтенное происхождение, Грейс в Белгрейве исполняла роль служанки, и до нее доходили все сплетни. Если герцог не ночевал дома, она обычно об этом знала.
- У нас выдался… беспокойный вечер, - осторожно заметила Грейс и нерешительно замолчала.
Томас выжидающе посмотрел на нее, и ей не оставалось ничего другого, как продолжить:
- На нас напали разбойники.
- О Господи! - всполошился герцог. - Как вы? Надеюсь, все обошлось? А как бабушка?
- Нам обеим не причинили ни малейшего вреда, - заверила его Грейс. - Хотя у бедняги кучера ужасная шишка на голове. Я взяла на себя смелость дать ему три свободных дня, чтобы он мог прийти в себя.
- Разумеется. - Томас на мгновение зажмурился, словно пересиливая боль. - Я должен извиниться перед вами. Мне следовало настоять, чтобы вас сопровождало больше верховых.
- Не глупите. Здесь нет вашей вины. Кто мог знать заранее… - Грейс внезапно умолкла. "Действительно, к чему искать виноватых?" - Мы не пострадали, это главное, - повторила она.
Томас тяжело вздохнул.
- Что они забрали?
Грейс снова замялась. Не могла же она сказать Томасу, что грабители удовольствовались одним лишь кольцом. Герцог не идиот. Естественно, он спросит почему. Похоже, сегодня все предпочитают отвечать туманно и уклончиво. Она натужно улыбнулась.
- Не слишком много. У меня ничего. Думаю, нетрудно догадаться, что я небогата.
- Должно быть, бабушка в бешенстве.
- Герцогиня немного расстроена, - слукавила Грейс.
- На ней были изумруды, верно? - Томас удрученно покачал головой. - Смешно, но старая брюзга обожает эти камни.
Грейс подавила в себе желание отчитать герцога за эпитет, которым он наградил бабушку.
- Ее светлость сохранила изумруды. Она спрятала их под подушками кареты.
Томас изумленно поднял брови.
- В самом деле?
- Вообще-то это сделала я, - поправилась Грейс, неохотно разделив славу с герцогиней. - Ваша бабушка передала мне изумруды до того, как грабители открыли дверцу экипажа.
Легкая улыбка скользнула по лицу Томаса. После короткого неловкого молчания он заговорил:
- Вы так и не сказали, почему до сих пор не в постели. На дворе ночь, вы безусловно заслужили отдых.
- Я… хм… - "Похоже, придется ему сказать. Все равно он увидит завтра пустое место на стене в галерее". - Ваша бабушка высказала очень странное пожелание.
- Все ее пожелания довольно странны, - немедленно отозвался Томас.
- На этот раз… - Глаза Грейс гневно сверкнули. И как она только докатилась до такой жизни? - Не думаю, что вам захочется помочь мне принести портрет из галереи.
- Картину?
Грейс кивнула.
- Из галереи?
Еще один безмолвный кивок.
- Полагаю, речь идет не об одном из тех квадратных полотен скромных размеров?
- Вы говорите о натюрмортах с фруктами?
Томас кивнул, испытующе глядя на Грейс.
- Нет. - Не дождавшись ответной реплики герцога, она добавила: - Она хочет портрет вашего дядюшки.
- Которого?
- Джона.
Томас понимающе склонил голову и невесело усмехнулся:
- Он всегда был ее любимчиком.
- Но ведь вы его даже не знали, - заметила Грейс. В голосе Томаса ей послышалась отчужденность, словно он сам был свидетелем особых милостей, оказываемых герцогиней любимому сыну.
- Разумеется, не знал. Он умер еще до моего рождения. Но отец рассказывал мне о нем.
Лицо герцога приняло замкнутое, непреклонное выражение. Было ясно, что он не желает обсуждать эту тему.
Грейс растерянно замолчала, не зная, что сказать, ожидая, пока Томас соберется с мыслями.
Наконец, очнувшись от оцепенения, он поднял голову и заговорил:
- Но этот портрет выполнен в натуральную величину.
Грейс тотчас представила себе, как, едва держась на ногах, снимает тяжелую картину со стены.
- Боюсь, что да.
На мгновение Грейс показалось, что Томас готов повернуть в сторону галереи, однако в следующий миг он надменно вскинул голову, выпятив подбородок, и снова превратился в грозного, неприступного герцога Уиндема.
- Нет, - твердо возразил он. - Вы не станете возиться с картиной посреди ночи. Если старуха непременно желает заполучить этот чертов портрет, пусть дождется утра и попросит одного из лакеев принести его.
Грейс силилась улыбнуться, ведь Томас пытался встать на ее сторону, но усталость обратила улыбку в вялую гримасу. Вдобавок Грейс давно усвоила, что герцогине лучше не перечить.
- Уверяю вас, больше всего на свете мне хочется сейчас улечься в постель, и все же проще выполнить пожелание ее светлости.
- Вовсе нет, - непререкаемым тоном отрезал Томас, а затем, не дожидаясь ответа, повернулся и зашагал вверх по лестнице.
Проводив его усталым взглядом, Грейс пожала плечами и поплелась в сторону галереи. В конце концов, не так уж и трудно снять картину со стены.
Но не успела она сделать и десяти шагов, как услышала отрывистый окрик герцога.