Грейс затаила дыхание. Вот сейчас разбойник очнется от оцепенения и заговорит, признается всем в том, что уже поведал ей минувшей ночью.
"Я не ношу имя Кавендиш. Хотя когда-то носил".
- Меня зовут, - запинаясь, проговорил мистер Одли, - мое имя… - Он замолчал, судорожно сглотнул и продолжил дрогнувшим голосом: - Мое полное имя - Джон Ролло Кавендиш-Одли.
- Кто ваши родители? - прошептал Томас.
Мистер Одли (мистер Кавендиш-Одли) не ответил.
- Кто ваш отец? - Теперь голос Томаса звучал громче и настойчивее.
- А кто он, по-вашему, черт побери? - огрызнулся мистер Одли.
Сердце Грейс глухо заколотилось о ребра. Глядя на Томаса, мертвенно-бледного, с трясущимися руками, она почувствовала себя предательницей. Ведь она могла сказать ему. Могла предупредить.
Но она струсила.
- Ваши родители, - голос Томаса упал до еле слышного шепота, - были женаты?
- На что вы намекаете? - вскинулся мистер Одли, и Грейс на мгновение испугалась, что мужчины снова пустят в ход кулаки. Мистер Одли напоминал запертого в клетку зверя, которого теснота и тычки рогатиной довели до бешеного исступления.
- Пожалуйста, - взмолилась Грейс, снова бросаясь между кузенами. - Он не знает, - взволнованно заговорила она. Мистер Одли не мог знать, что означает его появление на свет в законном браке, но Томас знал. Герцог застыл как изваяние, и Грейс показалось, что он вот-вот грохнется на пол. Она в отчаянии всплеснула руками, ее взгляд метнулся от Томаса к герцогине. - Кто-то должен объяснить мистеру Одли…
- Кавендишу! - прорычала старуха.
- Мистеру Кавендишу-Одли, - быстро произнесла Грейс, не зная, как обратиться к разбойнику, не оскорбив никого из присутствующих. - Кто-то должен сказать ему, что… что…
Грейс беспомощно оглянулась на остальных, ожидая, что кто-то закончит за нее фразу. Конечно, ей не следовало вмешиваться в чужие семейные дела. Она, единственная из всех в гостиной, не принадлежала к роду Кавендишей. Так почему же именно ей приходится пускаться в объяснения?
Грейс посмотрела на мистера Одли, стараясь не думать о его сходстве с портретом, и поспешно выпалила:
- Ваш отец - мужчина с портрета, то есть… при условии, что он действительно ваш отец… приходился братом отцу его светлости… старшим братом.
Никто не произнес ни слова. Грейс нерешительно откашлялась.
- Поэтому если… если ваши родители в самом деле состояли в законном браке…
- Состояли, - едва не зарычал мистер Одли.
- Ну да, безусловно. То есть я хотела сказать, не безусловно, но…
- Она хотела сказать, - резко перебил ее Томас, - что если вы действительно законный отпрыск Джона Кавендиша, то вы истинный герцог Уиндем.
Наконец-то прозвучали слова, которые Грейс не осмеливалась произнести. Ужасная правда. Или, скорее, то, что вполне могло оказаться правдой. И все, даже старая герцогиня, потерянно молчали. Двое мужчин - два герцога, подумала Грейс, едва сдерживая рвущийся наружу истерический смех, - обменялись долгим тяжелым взглядом, будто оценивая друг друга, затем мистер Одли вытянул вперед руку. Рука его дрожала, как у герцогини, когда та искала, на что бы опереться; наконец пальцы нашарили спинку стула и вцепились в нее. Мистер Одли сел, ноги у него подкашивались.
- Нет. - Он мотнул головой. - Нет.
- Вы останетесь здесь, - провозгласила герцогиня, - пока это дело не будет улажено к моему удовольствию.
- Нет, - заметно увереннее возразил мистер Одли. - Не останусь.
- Еще как останетесь! - пригрозила герцогиня. - А если заупрямитесь, я сдам вас властям как вора, ведь вы и есть вор.
- Вы этого не сделаете! - выпалила Грейс и поспешно повернулась к мистеру Одли: - Она ни за что на это не решится. Ведь она верит, что вы ее внук.
- Замолчите! - взревела герцогиня. - Не знаю, что вы о себе возомнили, мисс Эверсли, но вы не член семьи и вам здесь делать нечего.
Мистер Одли поднялся. Заметив его безукоризненную выправку и гордую осанку, Грейс впервые разглядела в разбойнике черты бывшего военного (он ведь говорил, что был армейским капитаном). Когда Одли заговорил, в его отрывистой властной манере речи, к удивлению Грейс, не было и намека на прежнюю ленивую медлительность.
- Не смейте впредь обращаться к мисс Эверсли в подобном тоне.
Грейс ощутила внезапный прилив благодарности к мистеру Одли. Конечно, Томас не раз вступался за нее перед герцогиней и с давних пор считался ее защитником. Но сейчас… все было иначе.
Грейс не прислушивалась к словам. Сердце подсказывало ей, что мистер Одли говорит искренне. Этого было достаточно. Она смущенно посмотрела в лицо мистеру Одли, взгляд ее задержался на его губах. От нахлынувших воспоминаний у нее запылали щеки. Прикосновение его губ, поцелуй, его теплое дыхание… волна облегчения и горечь разочарования, оттого что поцелуй прервался… первый порыв оттолкнуть разбойника и непостижимое желание продлить поцелуй.
Воцарилась гробовая тишина. В абсолютном безмолвии, казалось, было слышно, как брови герцогини медленно поползли вверх. Похолодевшая Грейс почувствовала, что у нее трясутся руки, как вдруг раздался гневный окрик старухи:
- Я твоя бабушка!
- Это еще нужно доказать, - решительно возразил Джек.
Рот Грейс удивленно приоткрылся. Происхождение мистера Одли ни у кого не вызывало сомнений. Неопровержимое доказательство стояло прислоненным к стене гостиной.
- Что? - взорвался Томас. - Вы не думаете, что Джон Кавендиш ваш отец? Вы это хотите сказать?
Мистер Одли безразлично пожал плечами, и в это самое мгновение выражение непреклонной решимости в его глазах исчезло. Он снова превратился в разбойника с большой дороги, бесшабашного, сумасбродного, способного на любую каверзу.
- Если честно, - признался он, - я вовсе не уверен, что членство в вашем прелестном маленьком клубе сулит мне большую выгоду.
- У вас нет выбора, - отрезала герцогиня.
- Такая любящая, - вздохнул мистер Одли, - такая заботливая и чуткая, какой и должна быть настоящая бабушка.
Грейс прижала ладонь к губам, но не смогла сдержать душивший ее смех. Смех неуместный, больше того - неприличный, предательски подступал к горлу.
Лицо герцогини побагровело, губы сжались в одну тонкую линию, от носа ко рту пролегли гневные складки. Даже Томасу никогда не удавалось так распалить старуху, а видит Бог, он старался не жалея сил.
Грейс перевела взгляд на Томаса. Из всех троих его положение было самым шатким, прямо скажем, незавидным. Герцог выглядел измученным и растерянным. Взбешенным и одновременно… готовым расхохотаться.
- Ваша светлость… - нерешительно произнесла Грейс. Она не знала, что сказать Томасу, нужные слова не приходили в голову. Возможно, в таких случаях и не стоит ничего говорить, но затянувшееся молчание было слишком тягостным.
Томас даже не взглянул в ее сторону, однако Грейс поняла, что он ее слышал. Плечи его ссутулились еще больше, по телу пробежала дрожь, из груди вырвался шумный вздох. И тут герцогиня (ее светлость не отличалась тактом и деликатностью, предпочитая идти напролом) нетерпеливо окликнула внука, словно подзывая собаку.
- Помолчите, - огрызнулся Томас.
Грейс хотелось погладить его по плечу, ободрить. Они считались друзьями, но их всегда разделяло слишком много условностей, ведь Томас стоял неизмеримо выше ее по положению. Теперь же к беспомощности Грейс примешивалось чувство стыда. Она не могла не думать о другом мужчине. О том, кто запросто мог лишить Томаса титула и имени.
Ей оставалось лишь молча ждать, ненавидя себя за малодушие.
- Вам следует остаться, - обратился Томас к мистеру Одли. - Мы должны… - Томас закашлялся, и Грейс затаила дыхание, - мы должны в этом разобраться.
Все замерли, ожидая ответа мистера Одли. Тот не торопился. Казалось, он изучает, оценивает герцога. Неужели он не видит, каких усилий стоит Томасу поддерживать вежливый, любезный тон? Конечно, он все понимает и не станет упрямиться, твердила про себя Грейс. Ей страстно хотелось, чтобы мистер Одли проявил благородство. Этот человек поцеловал ее. Он храбро встал на ее защиту. Так почему бы ему не оказаться истинным рыцарем? Или она требует от судьбы слишком многого?
Глава 6
Джек всегда гордился своей способностью находить смешное в любой ситуации, но, стоя в гостиной замка Белгрейв - точнее, в одной из гостиных, поскольку там их было великое множество, - он не мог выдавить из себя даже жалкой улыбки. Суровая реальность отбила у него всякое желание шутить.
Джек шесть лет прослужил офицером в армии его величества, и если годы походной жизни и сражений чему-то его и научили, так это тому, что судьба в любой момент готова сделать неожиданный поворот. Один неверный шаг, одна пропущенная мелочь, и можно потерять целый полк. Но, обосновавшись в Англии, Джек благополучно забыл об этом. Его жизнь превратилась в череду мелких стычек, которым было далеко до настоящего боя, ему нередко приходилось принимать решения, но все они были пустяковыми. Став разбойником, Джек ступил на опасную тропу, его ремесло напоминало дерзкий танец в двух шагах от петли палача, зато отвечать ему приходилось лишь за себя одного. От его решений не зависела чья-то жизнь или хотя бы даже чье-то жалованье.
Грабить кареты оказалось легче легкого. Для человека, получившего отменное образование и не желавшего подчиняться правилам, разбой стал увлекательной игрой. И кто бы мог подумать, что одно случайное решение - из Линкольншира Джек отправился на север, а не на юг - способно вызвать столь разрушительные последствия? Потому что одно было ясно: беспечной бродячей жизни Джека пришел конец. Конечно, Уиндем с радостью отпустил бы новоявленного кузена на все четыре стороны, но герцогиня, похоже, не собиралась так легко сдаваться. Несмотря на заверения мисс Эверсли, Джек подозревал, что старая перечница способна зайти весьма далеко, чтобы удержать при себе предполагаемого внука. Может, она и не сдала бы его властям, но уж точно оповестила бы всю округу, что ее давно потерянный внучек шатается по дорогам и грабит экипажи. А это чертовски осложнило бы Джеку жизнь.
Но если он действительно герцог Уиндем…
Тогда да поможет Бог всем им.
У Джека появилась робкая надежда, что тетя ему солгала. Никто не желал, чтобы безвестный чужак вдруг вознесся так высоко. И меньше всего он сам.
- Не мог бы кто-нибудь мне объяснить… - Джек набрал в грудь побольше воздуха и замолчал, сжав пальцами виски. Казалось, целый пехотный батальон прошелся по его голове. - Не мог бы кто-нибудь рассказать мне поподробнее о семейном древе? - Разве не должен был хоть кто-то знать, что отцу предстояло унаследовать герцогство? Тетушка Мэри? Мать? Сам Джек?
- У меня было трое сыновей, - решительно заговорила старуха. - Старший - Чарлз, средний - Джон, и младший - Реджинальд. Твой отец уехал в Ирландию сразу после того, как Реджинальд женился… - рот герцогини скривился, лицо приняло неприязненное выражение, - на его матери. - Старуха кивком указала на Уиндема.
- Она из городского сословия, - пояснил Уиндем голосом, лишенным всякого выражения. - Ее отец владел фабриками. Множеством фабрик. - Уиндем едва заметно дернул бровью. - Теперь они принадлежат нам.
Герцогиня поджала губы, недовольная тем, что ее перебили.
- Нас известили о кончине твоего отца в июле 1790 года.
Джек коротко кивнул. Время смерти совпадало.
- Через год мой муж и старший сын умерли от лихорадки. Меня болезнь обошла стороной. Младший сын к тому времени уже не жил в Белгрейве, так что он тоже уцелел. Чарлз так и не успел жениться, а о семье Джона мы ничего не знали. Считалось, что Джон умер, не оставив наследников. Так Реджинальд стал герцогом. - Старуха помолчала, ничем не выдавая своих чувств. - Никто не мог предположить, что так случится.
Все посмотрели на Уиндема. Тот промолчал.
- Я остаюсь, - тихо произнес Джек. Похоже, выбирать ему не приходилось. Вдобавок не мешало выведать побольше об отце. Человеку следует знать свои корни. Так всегда говорил дядя Уильям. Кто знает, может, этим он пытался дать понять Джеку, что заранее прощает его? На случай, если когда-нибудь Джек захочет стать Кавендишем. Конечно, дядя Уильям никогда не был знаком с этими Кавендишами. А если бы был, то, возможно, крепко бы подумал, прежде чем давать племяннику совет.
- Весьма благоразумно с твоей стороны, - отметила герцогиня, хлопнув в ладоши. - Итак, мы…
- Но прежде, - перебил ее Джек, - я должен вернуться в гостиницу и забрать свои вещи. - Он обвел глазами роскошную гостиную и весело усмехнулся. - Пусть и довольно скромные.
- Глупости, - отмахнулась герцогиня. - Ты получишь новую одежду. - Она брезгливо оглядела дорожный костюм внука. - И, позволю себе заметить, гораздо лучшего качества.
- Я не спрашивал у вас разрешения, - бросил Джек беспечным, непринужденным тоном. Он давно приучил себя не показывать гнева. Сердитый человек всегда уязвим.
- И тем не ме…
- Кроме того, - добавил Джек, не желая больше слышать голос старухи, - я должен объясниться с моими компаньонами. - Он перевел взгляд на Уиндема и сухо заметил: - Я не намерен раскрывать им правду. - Герцог, чего доброго, мог решить, что Джек собрался распустить слухи по всей округе.
- Не вздумай сбежать, - напутствовала его герцогиня. - Поверь, ты об этом пожалеешь.
- Вам едва ли стоит волноваться, - с ледяной вежливостью возразил Уиндем. - Кому придет в голову бежать, когда речь идет о герцогстве?
Джек яростно стиснул зубы, но усилием воли заставил себя промолчать. День и без того выдался скверный, довольно было и одной драки. И тут - вот дьявольщина! - герцог отрывисто бросил:
- Я составлю вам компанию.
Вот черт! Только этого не хватало! Джек резко обернулся к Уиндему и, недоверчиво вскинув брови, смерил его долим взглядом.
- Мне следует опасаться за собственную жизнь? - небрежно осведомился он.
Лицо Уиндема словно окаменело, и Джек, приученный не упускать ни единой мелочи, заметил, что руки герцога сжались в кулаки. Стало быть, Уиндем почувствовал себя оскорбленным. Однако Джека это нисколько не заботило, тем более что у него на горле чернели кровоподтеки, оставленные пальцами его светлости.
Джек повернулся к мисс Эверсли, выбрав из своего арсенала самую скромную и кроткую улыбку:
- Я представляю серьезную угрозу для герцога, из-за меня он может лишиться всего, даже имени. Любой разумный человек на моем месте подумал бы о собственной безопасности.
- Нет, вы ошибаетесь! - воскликнула мисс Эверсли. - Вы неверно судите о нем. Герцог… - Она запнулась и в ужасе глянулась на Уиндема, в воздухе повисло неловкое молчание. Но затем храбрая девочка решительно вскинула голову. - Он самый благородный человек из всех, кого я знаю, - с жаром заключила она. - Вам нечего опасаться.
Глядя на ее раскрасневшиеся щеки, Джек заметно приуныл. Неужели между мисс Эверсли и герцогом что-то есть? Они живут в одном доме, точнее, в замке, в обществе озлобленной, сварливой старухи. И хотя герцогиню никак нельзя назвать дряхлой и немощной, это вовсе не означает, что молодые люди не нашли бы возможности затеять флирт у нее под носом.
Он прищурился, разглядывая мисс Эверсли. Его взгляд медленно скользнул по ее губам. Джек сам себе удивился, когда поцеловал девушку минувшей ночью. Он вовсе не собирался этого делать. Прежде, останавливая кареты, он никогда не позволял себе ничего подобного. Но в ту минуту ему показалось совершенно естественным взять прелестную незнакомку за подбородок, наклониться и прижаться губами к ее губам.
Поцелуй был легким и мимолетным, однако при воспоминании о нем у Джека перехватило дыхание. Он только сейчас вдруг понял, как сильно ему хочется продолжения.
Джек повернулся к Уиндему. Должно быть, в выражении его лица явственно проглядывали ревность и неприязнь, потому что новоявленный кузен заметил с холодной усмешкой:
- Уверяю вас, какие бы бешеные страсти ни бурлили во мне, я не намерен им уступать.
- Вы говорите чудовищные вещи, - ахнула мисс Эверсли.
- Что ж, по крайней мере сказано искренне, - признал Джек. Ему не нравился этот человек, заносчивый и надменный, сызмальства привыкший повелевать и явно считавший окружающий мир своими законными владениями. Но Джек всегда уважал честность, даже в противнике.
Разбойник и герцог обменялись долгим взглядом, словно заключили молчаливое соглашение. Они не обязаны становиться друзьями. Не требовалось даже выказывать дружелюбие. Однако они будут честны друг с другом.
Джека это вполне устраивало.
По подсчетам Грейс, мужчины должны были вернуться часа через полтора-два самое большее. Ей не слишком часто доводилось ездить верхом, так что точно определить скорость она не могла, но, даже по самым скромным оценкам, двое всадников сумели бы добраться до почтовой гостиницы меньше чем за час. Еще какое-то время потребуется мистеру Одли, чтобы собрать вещи. Наверное, с этим он справится довольно быстро. А потом…
- Отойдите от окна, - раздраженно проворчала герцогиня.
Грейс сердито закусила губу, но, прежде чем повернуться, успела принять обычный безмятежный вид.
- Займитесь лучше делом, - буркнула старуха.
Грейс недоуменно обвела глазами комнату, пытаясь угадать, что от нее требуется. Герцогине нередко приходили на ум самые неожиданные идеи, и Грейс терпеть не могла, когда приходилось угадывать ее желания.
- Может, вы хотите, чтобы я вам почитала? - предложила она. Чтение было самой приятной из ее обязанностей. Они как раз недавно начали читать "Гордость и предубеждение". Грейс наслаждалась книгой, а ее светлость делала вид, что скучает.
Герцогиня фыркнула. Это означало "нет". Грейс в совершенстве освоила этот необычный язык. Хотя и не особенно гордилась своими успехами.
- Я могла бы написать письмо, - не сдавалась Грейс. - Вы, кажется, собирались ответить на послание вашей сестры?
- Я и сама отлично справляюсь с почтой, - огрызнулась герцогиня, хотя обе знали, что орфография у нее ужасающая. Грейс вечно приходилось переписывать заново все ее письма, прежде чем отправить.
Грейс глубоко вдохнула, а затем медленно выдохнула, ощутив легкую дрожь. У нее не было сил распутывать мудреные головоломки, которые так любила ее светлость. Только не в этот день.
- Мне жарко, - объявила герцогиня.
Грейс не ответила. Она надеялась, что этим все и закончится, однако старуха взяла с ближайшего столика какую-то безделушку. Веер, с ужасом поняла Грейс, когда герцогиня резким движением раскрыла планки.
"О, пожалуйста, только не это. Только не сейчас".
Старуха повертела веер в руках, разглядывая яркий, черный с золотом, китайский узор на лазурном фоне. Затем одним хлопком сложила и вытянула перед собой, словно жезл.
- Вы могли бы хоть немного смягчить духоту.