Вне России - Дмитрий Губин 8 стр.


То есть все то, что россиянам дома казалось нормальным (Россия для русских; нечего лазать по стенам; надо регулировать экономику и строить небоскреб) – при взгляде из Англии как минимум нуждалось в доказательствах. Ведь поколение, выросшее в России за последние 8 лет, вообще не представляет, что мир может быть устроен не только на вертикали власти и горизонтали денег. Не представляет, например, что еженедельно британский премьер ездит отчитываться перед оппозицией, причем ведь без мигалки ездит, то есть чисто конкретно как лох… А когда говоришь, что еще недавно в правительственный кабинет входил слепой министр МВД Дэвид Бланкетт (ходил на работу с собачкой-поводырем), так и вовсе не верят. А когда продолжаешь, что его из министров поперли за то, что принял бесплатное членство в клубе для джентльменов, – так смеются в лицо. Нет, вы можете себе представить, чтобы нашего сняли за это?!

Зашоренность взгляда на мир лишает возможности замечать изменения в мире. А вот что пишет газета The Evening Standard 28 августа: "Согласно либерал-демократам, использование автомобилей с бензиновыми двигателями в Великобритании будет полностью запрещено к 2050 году, что станет частью общеевропейского запрета… Лидер партии сэр Мензис Кэмпбелл заявил, что собирается сделать Великобританию "углеводородно нейтральной"…"

Нет, я понимаю что либерал-демократы пока что не у власти. Но, смеха ради, представьте: а ну как правда – нефть и газ в Европе к 2050-му запретят? И что у нас тогда будет с "Газпромом"? С доходами от нефти-газа? Нам что тогда – на стену небоскреба лезть? В Неву с отражением небоскреба бросаться?

Русь, дай ответ!

Не дает ответа.

2007 Comment Русь ответа по-прежнему не дает.

2012

#Великобритания #Лондон Борцы и джентльмены

Tags: Лев Толстой, непротивление злу насилием и современный ответ на возможное зло. – Может ли джентльмен носить белые носки вне теннисного корта? – Европейская парадигма для российского гражданина.

Недавно на дорогах Москвы со мной произошел случай, который вполне мог приключиться на дорогах и Питера, и Ярославля, и Ковыкты, и не только со мной, но и с вами, и вообще с кем угодно.

Мы ехали на машине приятеля в умеренно плотном потоке по Садовому кольцу, когда сзади обнаружилось авто из числа Больших Черных Машин – имя им легион. Машина металась из ряда в ряд, не показывая, разумеется, поворота, подрезая всех и всякого, и, пристроившись сзади, стала сигналить ксеноном фар (я так полагаю, что мущщщине за рулем дико хотелось продемонстрировать, что у него не лампы накаливая, а именно дорогой, голубого спектра свечения ксенон).

– А вот хрен ему, – угрюмо сказал приятель, купивший иномарку гольф-класса в кредит.

– Да пропусти, – посоветовал я.

Большая Черная сзади сигналила в истерике.

– Свинья, – сказал приятель.

Свинья при этих словах метнулась вправо-вперед, а потом так же эпилептически дернулась влево в дырочку между нами и шедшей впереди машиной. Приятель двинул по тормозам, и, судя по визгу, то же проделало все Садовое за нами. А свинье хоть бы что: только вылетела пустая пластиковая бутылка из приоткрывшегося на секунду окна. Полетела хрюкать дальше.

В общем, крики приятеля про мочить в сортире, жарить на гриле и купить бейсбольную биту я опущу, потому как после вылетевшей бутылки сам к ним присоединился, за что теперь несколько стыдно. Но я давно искал повод рассказать совершенно другую историю, и вот этот повод нашелся.

История же такова.

Несколько лет назад, в Англии, до приезда в которую я был убежден, что это такая чопорная, замороженная условностями страна, у меня состоялся с одним английским господином разговор по поводу того, что такое есть джентльмен.

– Видите ли, Dmitri, – сказал мне мой vis-à-vis. – Gentleman – это тот, кто gentle born, то есть рожден в мягкости, в терпимости. Кто мягок по отношению к внешнему миру, кто принимает все его проявления.

– Хорошо, – гнул я заложенную в России и, как теперь понимаю, дурацкую линию, – а белые носки джентльмен носить может? С костюмом? Разве джентльмен не носит всегда только черные?

– Видите ли, Dmitri, – не моргнув глазом, продолжал собеседник, – костюм вообще ужасно формальная вещь, не обращайте на него внимания. Джентльмен носит носки того цвета, какого хочет. Черные носки носит шофер джентльмена.

– Отлично, – не унимался я, – а разве можно представить себе джентльмена в рваных носких?

– Если джентльмен, Dmitri, ходит в рваных носках, значит, у джентльмена сейчас трудный период. Но от этого он не перестает быть джентльменом.

Как видите, абсолютно не понимали мы друг друга: русским и внутри страны, и уж тем более за рубежом свойственны поиски каких-то внешних признаков, образующих решетку, за которую можно посадить любого человека, привинтив табличку и приклеив ярлык. Оттого-то мы столько внимания уделяем одежде, ксеноновым фарам или, допустим, швейцарским часам, которые всегда есть предмет страданий юного Вертера на должности менеджера среднего звена.

Мне же предлагали взглянуть на вид мироустройства, который не отделен от большого, живого мира даже стеклом.

Я вспоминаю тот разговор и пишу о нем с исключительно простой целью. Очень многие из людей, переживших большой и тяжелый переход от СССР к России, образовавших и образующих пресловутый средний класс, столкнулись с тем, что принадлежность к этому классу не дает ответа на вопрос о формуле и правилах поведения в своей собственной стране.

Ведь средний класс – это стратификация исключительно по имущественному признаку: квартира, машина, детишки в хорошей школе, утро на даче с зеленой лужайкой, йогурт с живыми бактериями, отдых у моря; средний класс – это классификация для маркетологов.

Но эта консьюмеристская картинка не отвечает на вопрос, как быть, если сосед, у которого все то же самое, что и у тебя, плюс собачка, опять не убирает говно своей собачки у твоего крыльца. Кто виноват – ясно. Но что делать? С чего начать? Ругаться? Убираться? Травануть тявкающую гадину ядом, подсыпав в педигрипал?

Как быть, если старший менеджер вдруг говорит, что в интересах службы отпуска отменяются или что в тех же интересах все скопом должны вступить в единую, справедливую, прекрасную, ужасную или какую-нибудь там еще Россию? Бороться ли против уплотнительной застройки вообще или только когда перекрывается вид на парк под окнами? Прокалывать ли шины мчащимися под теми же окнами в ночи стрит-рейсерами? Класть ли в багажник бейсбольную биту на предмет разговора о правилах хорошего тона за рулем?

Увы: последняя модель поведения в таких обстоятельствах, предназначавшаяся для российского образованного класса, называлась непротивлением злу насилием и была предложена более 100 лет назад Львом Толстым, и жалко, право, что ей мало кто последовал, когда дошло дело до строительства баррикад.

Так вот, у сегодняшнего успешного представителя среднего класса, обнаружившего вдруг, что материальные успехи ничуть не гарантируют ни спокойного сна, ни чистой совести, то есть у россиянина, видящий вокруг себя очень много грязи, хамства, циничнейшей лжи и прочего, чего вы знаете не хуже меня, есть вполне перспективная задача: быть европейцем в собственной стране и вести себя, как европеец.

Говорю "европеец", а не, допустим, "буддист" (что тоже крайне способ решения проблемы) только потому, что именно европейская цивилизация, с ее и материальным достатком, и терпимостью, и культурой была все-таки уделом мечтаний большинства русских образованных людей – почитайте хоть письма Пушкина с Вяземскому ("Ты, который не на привязи, как ты можешь оставаться в России? …Когда воображаю Лондон, чугунные дороги, паровые корабли, английские журналы или парижские театры… то мое глухое Михайловское наводит на меня тоску и бешенство").

Быть европейцем, или джентльменом, или подберите какой еще синоним – это значит быть открытым своей собственной стране, это значит сочувствовать происходящему (когда оно вызывает сочувствие), но не бороться с несправедливостью, пусть даже основанной на насилии, силовым путем. Это значит убирать дерьмо чужой собачки от собственного крыльца, это значит не переставать после уборки дерьма здороваться с соседом, это значит ездить в городе на малолитражной машине, это значит при перестроении показывать поворот, это значит бороться за каждое дерево в общественном сквере и не вступать туда, где думают лишь о карьере, а не о достоинстве человека. Это означает еще и равное отношение к окружающим, что, конечно, легко декларировать, но очень трудно воплощать на самом банальном бытовом уровне, когда дело доходит до таджикского гастарбайтера, московского мента или с машины с ксеноном на дороге.

Стать европейцем в России – это значить стать по отношению к собственной стране немножечко иностранцем, в чем, право, нет ничего зазорного: мыслящий тростник всегда ино-странен по отношению к окружающей его неживой природе. На то он и мыслящий.

Итак: быть терпимым, мягким, открытым, равным, но открытым к пониманию, при этом еще защищенным от действительности тактикой невмешательства – что может быть прекраснее в данный момент? Я уж молчу про осознании миссии и ответственности (о чем у людей, среди которых мы живем, не принято говорить вслух и, похоже, даже не принято думать), и про определенный труд души, который обычно связан с культурой, и который дает наслаждение куда более острое и сильное, чем те материальные чувства, которыми довольствуется абориген.

Хотя нельзя не признать, что те красивые, умные и, ведь самое главное, абсолютно правильные слова, которые я написал во многом для нас, для нынешнего взрослого российского поколения обречены остаться словами. И я тут, увы, не исключение. Моя бейсбольная бита всегда со мной (я и не покупаю ее потому, что боюсь пустить в ход). Но есть новые поколения, и есть растущие дети, которым до известного возраста свойственно слушать нас просто потому, что мы старше: и вот здесь-то и есть настоящее поле битвы, потому что мы обязаны их растить джентльменами. Дети имеют право быть gentle born.

А потом, став взрослыми, они скажут: привет, родители, мы понимаем, вы прошли перестройку, коррупцию, ментуру и ад на дорогах, но мы хотим жить по-другому, то есть без всего перечисленного. Гудбай, нам не нужны ваши банковские счета и квартиры.

И уйдут от нас. Но будут приходить в гости, потому что все-таки какие-то правильные слова мы им говорили, проповедуя мягкость.

Так что надежда есть, и правильные слова надо говорить, а биту не надо покупать.

Пару лет назад мой ребенок, тогда еще живущий вместе с нами вместе, смотрел программу, как сейчас помню, на НТВ про группу "Ласковый май" и возвращение Юры Шатунова. "Целлулоидный пупс", "сладенькая кукла" – твердил и твердил ведущий, на фоне старых шлягеров "Эта седая ночь, лишь тебе доверяю я" и, разумеется, "Белые розы". И тут ребенок, на дух не переносящий попсы, выключил телевизор, сказав:

– Зачем они над ним издеваются? Ведь про что он пел – это было так трогательно! Зачем над тем, что трогательно, смеяться?

Я же говорю: есть надежда.

2007 Comment

Честно говоря, тот кусочек, где я описан разговор с британским джентльменом о белых и черных носках, мне до сих пор кажется самым важным изо всего, что я про Англию написал.

Кстати, звали этого джентльмена Сева Новгородцев.

(А тем, кто возопит, что ну какой же Сева британец, коль он русский еврей, – я замечу, что джентльмен всегда признает за другим джентльменом право самостоятельно определяться со своей национальной идентичностью).

Когда в июле 2010-го в Петербурге Севе устроили чествование по поводу 70-летия, я, поднявшись на сцену и желая напомнить старый наш разговор, попросил юбиляра определение джентльмена.

– Ну, в общем, это тот, кто умеет играть на саксофоне, но никогда не будет этого делать, – ответил Сева.

2012

#Великобритания #Лондон Понаехали тут

Tags: Скушать блинчик, запустив матюжком, на Трафальгарской площади. – Утвердиться в Лондоне над "чурками". – Жить в Англии, не зная английского.

В январе 2008-го в Лондоне прошла 4-я по счету "Русская зима". На Трафальгарской площади было людно, пьяно, шумно, гамно. В общем, так, как на любой российской площади во время любых праздничных дивертисментов.

А ведь говорили мне перед поездкой мои информированные знакомые:

– Ну, в Лондон на пару дней сгонять, конечно, приятно. Но какая в этом году, к черту, "Русская зима"? Колушев попал. Посмотри, что с Англией творится. Напрасный труд. Увидишь – никого у него в этом году не будет.

И другие знакомые загадывали, что "Колушев попал". И что я вместе с ним попал тоже.

– Ты хоть себе эту "Русскую зиму" представляешь? Надежда Бабкина, пара хоров, песня и пляска, Дима Билан и какая-нибудь "Фабрика звезд" номер сто. Славься, славься, Советский Союз.

– Ну, там еще будет Бартенев, – слабо отбивался я, – и Кинчев.

– Этих там только и не хватало! – взмахивали руками знакомые. – А группы "Лейся, песня", часом, не предполагается?

Я отводил взгляд. Там предполагалась группа "Земляне". А также "Фабрика звезд" и просто "Фабрика" с Сати Казановой. Но мне ужасно хотелось защитить Колушева. Вы бы что запустили в центр Лондона в качестве собирательного образа России? Предполагаю, что то же бы самое – половецкие пляски, песни с посвистом, чуток попсы, немножко рока, конферанс от Comedy Club. Это и есть сегодня Россия в культурном пространстве, и по-другому ее не представить – если только не организовать сводный хор сотрудников ФСБ (всех вместе взятых) или не залить Трафальгарскую площадь нефтью. Потому что по-иному визуализировать предметы национальной гордости россиян, то есть престолонаследие и стабильность, не получится. Даже у Колушева. Особенно, когда в России закрывают Британский Совет и третируют британского посла.

Сергей Колушев, если кто не знает, – наш человек, живущий в Лондоне. Он возглавляет фонд Eventica, проводящий "Русскую зиму" уже в четвертый раз, а также Российский экономический форум в Лондоне. Ну, и кое-что еще по благотворительным мелочам. То есть внимание: лицом страны по имени Россия в Великобритании уже который год подряд занимается никакой не МИД, не администрация президента, не конгресс соотечественников или русских общин, а частное лицо. И поэтому лицо державы, который год поднимающейся (в собственных глазах) с колен, выглядит настолько ухоженным, насколько Колушев и Eventica соберут денег, чтобы устроить на площади праздник.

Денег, говорят знающие люди, в этом году удалось собрать немного. Колушев ведь не может, он не Росприроднадзор и не налоговая, напомнить бизнесу про социальную ответственность. А те, кто может напомнить, заняты ухудшением российско-британских отношений.

Бедный, как Йорик, Колушев.

Но я бы, конечно, соврал, что летел в Лондон из сочувствия. Я летел понять, зачем в эту недружественную официальной России страну едут и едут русские граждане? Зачем они едут туда, где разовый проезд на метро стоит, в пересчете, 200 рублей, а зарабатывать в час (после налогов) они будут примерно 250? Где цены на жилье такие, что в эмигрантской газете "Англия" в 24 частных объявлениях предлагают снять угол, в 180 – комнату, и лишь в 3 – отдельное жилье? Где без отличного языка нет шансов подняться по социальной лестнице? Где невкусно – и на ходу – столуются и безвкусно одеваются? Кто эти русские люди, которых 4 года назад в одном только Лондоне было 200 тысяч человек, а теперь уже 250? И что значит для них оставшаяся на материке Россия?

* * *

Концерт начинался в полдень. На "Трафальгарке" принято устраивать массовые празднества – китайский Новый год, например, или гей-парад. Отсюда хороший вид вниз к Темзе, на псевдосредневековый Биг Бен.

Пока на сцене поют детишки из лондонских русских английских школ (родители умилены, я их понимаю), я гуляю по площади. Здесь торгуют горячим вином – 175 рублей и, в ту же цену, пивом "Балтика" и пельменями числом 6 штук за порцию: плата за экзотику. Из русских в этот час – в основном брежневская эмиграция (диссидентура распознаваема по старомодным бородкам), но иностранцев – полно. Индусы в чалмах, мусульманки в хиджабах. Едят пельмени и blini. Покупают матрешки с лицом Путина. Спрашивают, что значат надписи на продающихся майках. Решительно невозможно объяснить им сакральный смысл "Россия – сделано в СССР". Много британских ветеранов Второй мировой. Для них Колушев накрывает отдельный стол в соседнем "Хилтоне". Ветераны ухожены и благообразны. Я смотрю выступление бурятского ансамбля танца "Байкал" (выполняющего роль половецких плясунов, им много хлопают), Надежду Бабкину со "Славянами", но на Марке Тишмане из "Фабрике звезд" ломаюсь и убегаю глянуть на Учелло в National Gallery. Государственные музеи в Великобритании бесплатны, и можно позволить роскошь зайти ради одной картины. По пути я сталкиваюсь нос к носу с приехавшим мэром Кеном Ливингстоном. Приехал он, судя по всему, на метро. Он и на работу ездит на велике либо метро, поскольку в новом здании мэрии – "кривом яйце" по проекту Фостера – мест на стоянке специально практически нет. Кен агитирует за общественный транспорт личным примером. К нему подходят и просят сфотографироваться в обнимку. Кен не возражает. 250 тысяч русских – часть лондонской экономики. Точно так же он приезжает приветствовать и китайцев, и лесбиянок с геями. Everyone is a Londoner, "каждый – лондонец", как гласит надпись на одном из лондонских билбордов.

Назад Дальше