Сегодня у нас "выходной день" - устраивались в гостинице, хотели познакомиться с начальством, но куда ни сунемся, везде одно и то же: пустые комнаты, никого нет. Дежурные объясняют - "все на картошке". Картошка на Севере драгоценность. В приморской зоне климат мягче, чем на Колыме. Здесь на полях крупных совхозов вызревает картофель, и весь город осенью выезжает на уборку.
На обратном пути из бухты Нагаева зашли в краеведческий музей. Бродим по тесным залам, битком набитым редкими экспонатами. Вот мумии ископаемых сусликов, пролежавших десять тысяч лет в мерзлоте. Они найдены на глубине двенадцати метров, и резко отличаются от современных колымских сусликов.
А тут у окна стоял когда-то столик со стеклянной ванночкой, где жил несколько месяцев сибирский тритон, найденный в мерзлоте в глубоком анабиозе и оживший в тепле. Магаданцы стекались в музей толпами посмотреть на отогревшегося обитателя вечной мерзлоты.
- А вот старая знакомая…
Редкая розовая чайка, завешанная черным бархатом. Давно мы не виделись. Розовый цвет оперения померк.
Под стеклом соседней витрины коллекция глиняных черепков с первобытным орнаментом, пожелтевшие костяные гарпуны, шлифованные топоры из черного камня. Это вещи древних морских зверобоев - предков коряков, населявших Магаданское побережье. Их поселения были сметены с лица земли орочами - воинственными племенами лесных охотников, пришедших на побережье лет триста - четыреста назад.
На стене рядом уникальная карта племен и народов, обитавших до появления русских землепроходцев на крайнем северо-востоке Сибири. Оказывается, племена палеоазиатов, отступая все дальше и дальше на север под натиском южных племен, собрались на недосягаемой оконечности Евразии - в Чукотско-Анадырском крае.
Целая стена отведена ветеранам золотой Колымы. На порыжевших фотографиях - Билибин и Цареградский среди своих лихих товарищей. Первая высадка геологов на Оле в 1929 году. Плоты с продовольствием для первых золотых приисков. Целые флотилии их плывут по быстрым, порожистым притокам Колымы.
Бюст основателя Дальстроя - уполномоченного Совета Труда и Обороны Эдуарда Петровича Берзина. Это ему Дальстрой обязан четкой военной организацией дела, оперативностью в решении больших и малых проблем края, неукротимым стремлением к всестороннему освоению богатств золотой Колымы.
Вот они - истоки Дальстроя. Государственный трест по промышленному и дорожному строительству в районе Верхней Колымы создан в конце 1931 года. Ему было поручено развитие всех отраслей хозяйства. Через пять лет уже достигнуты поразительные успехи по всем линиям освоения девственного края: проложена сквозь невообразимую глушь горной тайги автотрасса, соединившая прииски Верхней Колымы с Магаданом, в бухте Нагаева выстроен порт, заложен Магадан, имевший в те времена, по свидетельству очевидцев, вид "вполне оформившегося поселка, даже с претензией на щегольство". В глубокой тайге созданы мощные горные управления. Добыча золота на Колыме ежегодно утраивалась, выдвинулся "второй металл" - олово, разрабатывались угольные месторождения. Строились поселки с больницами, школами, мастерскими.
А через двадцать пять лет Дальстрой сдал вновь сформированной Магаданской области преображенный край с высоким развитием всех отраслей хозяйства.
- Разве бывают вулканы на Чукотке?! - удивилась Ксана, рассматривая фотопанораму пустынного каменистого плато с правильной чашей вулканического кратера на переднем плане.
Это вулкан на Анюйском хребте между Большим и Малым Анюем. Он действовал всего несколько столетий назад. Время еще не разрушило кратер. Потоки окаменевшей лавы залили соседнюю долину. Действительно, как очутился вулкан на Чукотке?
Оказывается, часть Золотой дуги, прилегающая к Охотскому и Берингову побережью, входит в Охотско-Чукотский вулканогенный пояс. Он протянулся от Амурской области через Охотское побережье до Чукотско-Анадырского края и является частью грандиозного Тихоокеанского кольца молодых подвижных поясов земной коры. С их вулканогенными образованиями связаны мировые рудные золото-серебряные месторождения. Золото-серебряные жилы найдены и в Охотско-Чукотском вулканогенном поясе - в Анадырском хребте, у Эгвекинота, на Пенжине, в предгорьях Сунтар-Хаята…
Не рудное ли золото действительно принесло вторую жизнь этому краю?!
Ответ дает громадная карта Северо-Восточного экономического района, объединяющего Якутию и Магаданскую область. Золотая дуга вмещается сюда целиком. Она вся в штриховке и разных значках. Россыпи Кулара, хребта Полоусного, Адычи, Колымо-Индигирской золотоносной зоны, россыпи Коркодона и Омолона, двух Анюев, Анадырского хребта, Чукотского полуострова, бассейна Анадыря, И тут же по всей дуге месторождения олова, вольфрама, молибдена, кобальта, ртути, каменного угля. Будто здесь рассыпали всю таблицу Менделеева. А ведь не так давно вместо заштрихованных полей простиралось почти сплошное "белое пятно" неисследованных земель.
На Золотой дуге до сих пор покоится мировая корона рассыпного золота. А рудное золото все чаще находят в пределах Охотско-Чукотского вулканогенного пояса и в прилегающих районах. Но пока оно имеет второстепенное значение. Удивительная карта! Это воплощение мечты первых открывателей и строителей золотой Колымы, залог бессмертия Магадана. Его экономическая роль теперь такова, что с полным основанием этот далекий город можно назвать Северной Пальмирой наших дней…
"Полторы тысячи километров раздумий"
"Полторы тысячи километров раздумий". Так называется рукопись, написанная Октябрем Леоновым. Нам дали ее в Магаданском издательстве на рецензию.
На первой странице эпиграф:
"Необъятна земля… но в ней нет ничего,
Если вы ничего не заметите".
Короткое предисловие:
"Первая высокоширотная радиогазетная экспедиция - так в шутку и всерьез называли себя в пути журналисты из Анадыря Октябрь Леонов и Альберт Мифтахутдинов. Вдвоем, на собачьих упряжках, прошли они 1500 километров по снежным берегам Чукотки от Уэлена до мыса Шмидта".
Дальше читаем:
…"Задолго перед походом над картой Чукотки склонились двое.
- Слушай, старик, - говорил один, - идти нужно только вот так, - карандаш в его руке решительно прочертил почти прямую линию вдоль побережья Чукотского моря, - в этом случае мы захватываем Чукотский и Иультинский районы все прибрежные поселки…
- А по-моему, - возражал другой, - от Нутепельмена или Ванкарема надо спускаться вниз на Иультин, а дальше по трассе в Эгвекинот. Тогда мы захватим не только оленеводческие и промысловые районы, но и промышленные, порт залива Креста. А там северным побережьем Анадырского залива и до Провидения рукой подать".
Они выбрали самый трудный - первый вариант.
"Итак, в путь! Пусть осилит дорогу идущий! Тагам!" А дальше? Дальше окружающее перестало существовать: путешественники ведут нас за собой. Их мысли, дух, настроения захватывают нас.
В злоключениях великого санного пути перед нами возникают обаятельные образы двух друзей: неунывающий, обстоятельный "Старик" "со своими общечеловеческими идеями" и "тщеславный пижон Алька Мифт"… Целеустремленная и безалаберная личность, талантливый лентяй, умница с невообразимой кашей в мозгах, сибарит, любитель покейфовать и способный отдать последний кусок хлеба совершенно незнакомому человеку, лирический циник и скептический романтик, по уши влюбленный в Чукотку и пишущий вот такие стихи:
Мы никогда не ищем жизни тихой,
У нас с тобой дороги нелегки:
Вот почему судьба по фунту лиха
Подкладывала в наши рюкзаки.Нет, здесь не место слабеньким и робким,
Подставит жизнь подножку сотни раз -
В характере у каждого из нас
Упорство, воля, мужество Чукотки!..
"За что я люблю его? - спрашивает себя Октябрь. - Не знаю… Наверное, за увлеченность, богатство и щедрость души, за критическое отношение к действительности и непрестанный поиск, за высокоразвитое чувство товарищества и юмора…"
В обществе веселых и отважных, любознательных и дотошных журналистов мы совершаем трудный снежный путь, там, где "ОРУД не расставил своих указателей, ни разрешающих, ни запрещающих знаков". Где совсем недавно "господствовал неолит", где столкнулось "сегодняшнее, завтрашнее и позавчерашнее".
Уэлен - Инчоун - Чегитун - Энурмино - Тойгунен - Ванкарем - острова Серых гусей - мыс Шмидта. С каюрами собачьих упряжек блуждаем в ледяных торосах, срываемся с береговых карнизов, пьем полной чашей пургу, посещаем поселки приморских зверобоев, знакомимся с жизнью береговых колхозников, с простыми мужественными людьми, умеющими мечтать и воплощать свои мечты в жизнь.
Октябрь и Мифт ввязываются в самую гущу событий, вмешиваются в жизнь своих героев, помогают выбраться из беды. Живут заботами и проблемами Чукотки. Заражаются и сами заражают одержимостью - великим даром нашего современника.
Тагам! - по-чукотски: Пошел! Вперед!
Откровенно, "без оглядки", как другу выкладывает Октябрь Леонов читателю увиденное и услышанное, пережитое и передуманное.
В начале пути их постигают неудачи: вездеход ушел раньше времени. С тяжеленными рюкзаками они едва успевают на самолет. Потом их прихлопывает непогода в самом изменчивом месте Чукотки - бухте Провидения.
Сегодня у нас странный вечер. Вечер музыки, чая, оленьих языков, патиссонов, снова музыки, орехового варенья, снова чая и лениво роняемых фраз. Для нас сегодня поют Мения Мартинес, Владимир Трошин, Анастасия Кочкарева, Жак Дувалян, Има Сумак, Эдита Пьеха и старушка Шульженко. Эдди Рознер в клочья раздирает свою серебряную трубу, стараясь угодить нам. Потом Мифт ложится на кушетку, покрытую ковром, и меланхолично начинает чертить что-то в блокноте. Я тоже берусь за авторучку…
- Веселись, негритянка… - грустно поет Мения Мартинес. Мифт просит кинуть яблоко и, слопав, изрекает:
- А знаешь, Старик, пожалуй, еще двух таких землепроходцев, как мы, с тобой, нет сейчас на Чукотке.
Я возражаю:
- Ты забыл Олега Куваева и Володю Буланова. Не зазнавайся, Мифт!
- Ладно, согласен, - милостиво цедит Мифт. - Хочешь послушать?
- Валяй, - так же милостиво разрешаю я.
… Мы придем небритые, мы придем усталые, пургами избитые - славные мы малые.
Вьюгами застужены, снегом запорошены, кашляем натужно мы - парни мы хорошие. Никогда не плачем мы, встретившись с бедою, - ведь за все заплачено потом да тоскою, да большой любовью… Если малый счет - я за дружбу кровью заплачу еще.
…Горе мимолетное,
радость не в избытке,
ваше счастье сметано
на живую нитку…Ваша жизнь беспутная,
Образумьтесь, мальчики!
Из угла уютного
Голосок страдальческий…Мы ж дружны с метелями,-
Да тебе ль рассказывать? -
Мягкие постели нам
Противопоказаны!Мы дружны с рассветами,
Мы дружны с закатами…
Называют где-то нас
"Странными ребятами"…Только мы хорошие
И - пускай небритые,
Снегом запорошенные,
Вьюгами избитые -
В нас сердца горячие,
И в дороге вечно мы…
- Слушай, Мифт, - говорю я, немного переварив этот шедевр, - мне почему-то кажется, что человечество делает колоссальную ошибку…
- Что до сих пор не поставило нам с тобой памятника, уж больно мы хорошие! Интересно, что ты напишешь, когда мы придем на мыс Шмидта? Наверное, те стихи будут печататься только заглавными буквами и… я не знаю: есть ли на Земле издательство, которому ты доверишь довести их до людей…
- Ты скептик, Старик. Ты не понимаешь ни черта в поэзии!
Не буду приводить полной характеристики, выданной мне тогда Мифтом… Не могу подрывать свой авторитет.
…У нас сегодня странный вечер. Вечер музыки, кейфа, грустных и смешных мыслей. Их впереди будет еще много, вечеров, но они будут другими. Не будет уютной комнаты, кушетки, покрытой ковром, Имы Сумак, патиссонов и орехового варенья.
Но и в пургу не унывают друзья. "Во время короткой передышки, - пишет Октябрь, - Мифт вдруг начинает неуклюже подпрыгивать и размахивать руками.
Бросаюсь к нему…
Мы потомки храбрых чаучу, Мы танцуем буги, рок и чучу, Лихо хлещем бражку, Мчимся на упряжках, В стойбищах девчонки без ума от нас!
- Какую?
Ты…
Пел он под дикий аккомпанемент пурги на мотив песенки из "Серенады Солнечной долины".
- Слушай, Мифт, а ты не того?!
- Чудак ты, Старик! Это только что родившийся гимн землепроходцев. А ну давай вместе! И-и-и раз! "Мы потомки храбрых чаучу…"
И вот последний перегон! Неистовствует пурга. Потерян счет часам, "только-бы не оторваться от нарты"…
"Из оцепления нас не выводят даже короткие остановки, когда Агыга и Пинетегин совещаются о дальнейшем направлении. Мы настолько отупели, что, когда нарты остановились перед двухэтажным домом, продолжали шагать и воткнулись носами в большую застекленную дверь… Гостиница поселка мыса Шмидта! Позади последние двести километров и трое суток пурги"…
Вот мы входим в роскошный номер с двумя восхитительно мягкими кроватями под пикейными покрывалами, с тюлевыми занавесками на окнах, с графином воды на тумбочке и описью имущества на дверях…"
Что же сказать тебе на прощанье, читатель? Пожалуй, лучше всего то, что говорит на Чукотке путник, покидая гостеприимную ярангу:
- Аттау!
Перевернута последняя страница. Отличные ребята живут на Чукотке! И еще мы знаем твердо: отныне Октябрь и Мифт - наши друзья…
Однажды нас пригласили в газету "Магаданский комсомолец", в редакционный клуб интересных встреч. Там встретила нас белокурая, синеглазая женщина в голубом пушистом свитере и целая команда хлопцев в таких же свитерах.
Представив ребят, она протянула нам руку:
- Ира Осмоловская - замша… У нас тут все в отпуск разъехались, и я замещаю все должности, - весело заключила она. - Садитесь, будьте как дома.
Мы сразу окунулись в атмосферу дружбы, живого интереса, простоты и привета. Тесной компанией расположились вокруг небольшого столика. Ира разливала кофе, а мы рассказывали о встречах в Якутии, о плавании вниз по Яне, о золотых шахтах Кулара, о непойманном чуде Куларских озер.
Ребята слушали, засыпали вопросами. И тут кто-то предложил:
- Давайте назовем наш клуб интересных встреч - "Золотая дуга", Якутия ведь наш сосед. Магаданская область соревнуется с ней. У нас так много общего в развитии горной промышленности, оленеводства, сельского хозяйства. Золотая дуга соединяет нас в единую золотоносную провинцию. Мы должны больше знать друг о друге.
Предложение приняли единодушно.
На следующий день полоса "Магаданского комсомольца" была занята репортажем "Золотая дуга" с фотографией членов - учредителей клуба за круглым столиком редакции.
"Итак, клуб "Золотая дуга" открыт. До новых интересных встреч, друзья" - заканчивался репортаж…
На восточном конце Золотой дуги
Сквозь тайгу
Всю долгую полярную зиму бродили мы по Чукотке. Побывали в сказочно красивой бухте Провидения. Гостили у эскимосов Берингова пролива и, у береговых чукчей Уэлена. Ступали на суровые скалы мыса Дежнева, любовались с птичьего полета молчаливыми сопками Аляски. На собачьих и оленьих упряжках, закованные в меха, добирались к пастухам далеких оленьих стад. С легендарным медицинским отрядом доктора Вольфсона облетели чукотский Юкон - замерзший Анадырь. Встретились и подружились с "вечными скитальцами", ищущими и пишущими - Октябрем Леоновым, Альбертом Мифтахутдиновым, Олегом Куваевым, Юрием Васильевым и многими хорошими людьми Чукотки.
Ксана делала наброски, лепила портреты. Серия "Люди Золотого края" обрела плоть. Груз наш непомерно увеличился. Приходится возить с собой не только глину и гипс, но и отлитые головы наших новых друзей. Ксана приобрела славу охотницы за головами, а я убедился, что мужу скульптора необходимо обладать недюжинной силой.
Только весной, когда солнце растопило снега, вернулись мы в столицу Золотого края - подготовить последний, завершающий скачок на восточный конец Золотой дуги - в Билибино и на Омолон. В страну, где много лет назад я уже побывал…
Самолет парит над гранеными вершинами колымских хребтов. Магадан утонул в густой пелене приморского тумана. Туман окутывает предгорья, подбирается к подножию высокогорной ступени, и здесь его граница, живая и колеблющаяся, отмечает рубеж двух климатических провинции - узкой приморской увлажненной и обширной горноколымской с сухим, континентальным климатом.
Пересекаем горный барьер в самом интересном месте - под нами знаменитая колымская трасса, открывшая доступ к золотой Колыме. Прямая как струна просека режет долины и сопки, а на перевалах вьется крутым серпантином. Нам она кажется узенькой ленточкой, но сколько усилий и жертв понадобилось, чтобы проложить эту артерию жизни сквозь девственную горную страну.
Граненые пики высокогорья уступают место сглаженным сопкам - легендарным колымским "покатям", к которым некогда так стремились охотские старатели. И не зря. В стране сглаженных сопок, разрушенных ветрами, водой и четвертичными ледниками, билибинцы открыли долины, наполненные золотыми россыпями. Здесь, как грибы, выросли золотые прииски, прогремевшие на весь мир.
Блестят плесы Колымы, поднятые половодьем. Река, стиснутая сопками, делает крутые излучины. В этом месте в 1929 году встретились Сергей Владимирович Обручев, спускавшийся вниз по Колыме, и Юрий Александрович Билибин, только что обнаруживший первые золотые клады. В палатке на берегу реки Обручев увидел рослого человека с бородой, словно выкованной из меди. Он сидел на кошме среди карт, поджав по-турецки ноги в широких черных шлепанцах. Билибин только что пришел к выводу, что ступил на порог богатейшего золотоносного пояса.
Продолжая свой путь по реке, Обручев встретил тяжело нагруженную лодку с товарищами Билибина и сохранил для нас в своих записках облик первых колымских аргонавтов: люди в лодке имели довольно странный вид - одеты в широкополые шляпы, высокие резиновые сапоги с раструбами, в ковбойские рубашки. У некоторых на шее были клетчатые платки, а на головах цветные повязки. Эти парни оставили славную память о себе - баснословно богатые россыпи и будто выхваченные из легенды романтические названия на карте Колымского края.
Внизу проплыли домики многолюдного Средникана. Отсюда началась вся золотая Колыма. Когда-то здесь стояли одинокие хибары старателей и геологов из отряда Билибина…