На протяжении всего пути взрослые и дети изображали восторг при появлении новой королевы, но, несмотря на всю красочность этих хорошо отрепетированных сцен, несмотря даже на то, что из фонтанов било красное и белое вино, толпа производила гнетущее впечатление и была угрюмо молчалива, как и в тот день, когда двор прибыл в Тауэр. Не было никакого сомнения, что Анна не пользуется популярностью у простого народа. Худой, темноволосой королеве не простят того, что она заняла место доброй Екатерины Арагонской. Фрэнсис не мог не думать об Анне. Каково ей ехать в обитых золотой парчой носилках с венцом из сверкающих рубинов на голове? Огорчает ли ее холодный прием? Хочет ли она, чтобы ее действительно полюбил народ, или она в таком восторге от своего триумфа, что ничуть не заботится о чувствах англичан, ставших теперь ее подданными? Он еще раз взглянул на нее, но увидел только ее улыбку и блестящие черные волосы, струящиеся по плечам. Обернувшись, Фрэнсис заметил, что Джон Мордаунт смотрит на него с подозрением, и он не мог не поддаться искушению и подмигнул этому юному верзиле.
Все вздохнули с облегчением, когда улицы, заполненные молчаливой толпой, остались позади и они прибыли наконец в Вестминстерское аббатство. Всадники спешились, Анну на носилках внесли в собор. Выпив вина и немного передохнув, она отправилась в Уайтхолл, где вместе с королем ей предстояло провести ночь.
Ровно два месяца спустя после коронации двор был спешно распущен. В стране снова вспыхнула эпидемия потницы, этой страшной спутницы лета; эпидемия столь же опасная, как и та, которая разразилась пять лет назад, в 1528 году.
Король тайно поспешил в Гилдфорд, намереваясь собрать в замке Саттон Государственный совет. Из Кеннингхолла вызвали Норфолка. В пути был и герцог Суффолкский. Но не только эпидемия вынудила членов Государственного совета собраться так далеко от Лондона. Королева в то время обосновалась в Гринвиче, ожидая появления на свет принца Уэльского, и Его Светлость выбрал столь удаленное место, чтобы уберечь Анну от всего, что могло расстроить ее или вызвать у нее раздражение. Заседания Государственного совета осторожности ради проходили под видом "охоты", и хотя действительно некоторое время было уделено развлечениям, это не могло полностью вытеснить из голов людей, собравшихся в замке сэра Ричарда, тревожные новости, за три дня до этого привезенные из Европы Георгом Болейном. Ватикан объявил недействительным брак Генриха и Анны. Принцу Уэльскому суждено было появиться на свет незаконнорожденным.
- Полный разрыв с Ватиканом! - сказал Суффолк, пришпоривая свою лошадь и поравнявшись с Ричардом Вестоном. - Это единственное, что нам остается. Папа - иностранец. Нельзя позволять ему вмешиваться в дела Англии. Ей Богу, если мужчина не имеет права жениться на своей избраннице, тогда все мы - заложники Рима.
Лицо Вестона выражало благодушие, и в то же время про себя он думал: "Жалкий старый лицемер". Не прошло и двух месяцев, как умерла жена Суффолка, а он заставил своего сына разорвать помолвку с невестой, чтобы он мог жениться на ней сам.
Эта девочка гостила сейчас в поместье Саттон: ей было всего четырнадцать лет, и очевидно, что она еще девственница. Грустно было видеть ее рядом с седовласым стариком, которым стал теперь Суффолк, хотя он был значительно моложе сэра Ричарда.
- Какая мерзость! - Анна Вестон называла вещи своими именами. - Представляю, каково ей будет в брачной постели. Такое юное, нежное тело будет принадлежать этой старой развалине.
Сэр Ричард невозмутимо посмотрел на нее.
- Человек, обладающий большой властью, может купить себе почти все, Анна. Даже невесту своего сына.
- В таком случае, вместе с ней самой он приобретает и ее неприязнь.
- Конечно. И, возможно, даже ненависть. Но его это не смущает. Чарльз никому не позволит стоять на своем пути. Даже Его Светлости.
Дело в том, что первой женой Суффолка была сестра Генриха, Мария-Роза. Когда она, юная вдова короля Франции, умершего в преклонном возрасте, фактически сбежала с сильным и энергичным герцогом, король был в ярости. Чтобы вновь снискать расположение Генриха, Чарльзу Брэндону потребовалось все его обаяние. В конце концов ему это удалось, с той поры он стал преданнейшим слугой короля.
Суффолк развернул лошадь, чтобы посмотреть Вестону прямо в лицо.
- А что вы думаете на сей счет, Вестон? Не смотрите на меня так, как будто вас это не касается. Вы-то как думаете - мы должны быть марионетками папы?
Сэр Ричард ответил уклончиво:
- Конечно, нельзя позволить, чтобы законность наследника ставилась под вопрос.
- Ясное дело, нет. Наконец-то Англия получает принца. Королева беременна. Генриху стоило бороться за то, чтобы жениться на ней. Я бы тоже хотел иметь еще детей.
Ричард внутренне содрогнулся. Бедная девочка! Ее единственная мечта - стать богатой вдовой. Конечно, значительная разница в возрасте жениха и невесты не была такою уж редкостью во времена Тюдоров, но этот случай вызвал всеобщее неодобрение, а невинность девочки делала историю еще более печальной.
Суффолку же сейчас Ричард сказал:
- Вы выбрали достаточно молодую невесту.
Герцог пристально посмотрел на него. Он отлично знал, о чем шепчутся за его спиной. Но Вестон сохранял свою обычную невозмутимость. Судя по выражению его лица, это было невинное замечание.
"Да, да", - пробормотал Суффолк про себя. Пусть думают что угодно. Он хотел ее с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, но примирился, что ему, как свекру, останется только наблюдать за ней издалека.
- Англия получит принца, - повторил он.
Лишь на мгновение глаза Ричарда оживились.
- Никому почему-то не приходит в голову, - сказал он сухо, - что это может быть и девочка.
Суффолк посмотрел на него с яростью.
- Клянусь Богом, лучше бы этого не случилось. Генрих все поставил на карту ради сына. Все!
Лошадь под ним занервничала.
- Если родится девочка, королева должна будет смириться с тем, что через год ей снова придется родить ребенка. И так до тех пор, пока желание короля не будет удовлетворено.
Глаза сэра Ричарда опять стали непроницаемыми.
- Но Его Светлость не становится моложе, Чарльз. Чтобы производить на свет детей, нужно быть молодым.
Брэндон воспринял это замечание с раздражением, думая и о своей юной невесте: скоро она будет с ним рядом в его постели, и он надеялся, что она понесет в себе его семя.
- Клянусь Богом, то, что вы говорите, сэр Ричард, можно рассматривать как государственную измену. И за меньшие грехи людей сажали в Тауэр. Хорошо, что мы одни. Придержите свой язык!
Вестон и бровью не повел.
- Вы увидели в моих словах слишком глубокий смысл, господин герцог. Я просто выразил надежду, что ради благополучия королевства королева будет рожать часто и успешно.
- Я понял вас иначе.
- Тогда прошу прощения. Я не имел намерения задеть Его Светлость.
Суффолк рассмеялся.
- Кто угодно, только не вы. Вы для этого слишком осторожны. В общем, будьте бдительны, старина: нам всем грозит опасность, если королева родит девочку. Придется употребить все наше дипломатическое искусство, чтобы выдержать бурю.
- Да, - согласился сэр Ричард, - это будет нелегко.
Он повернул лошадь и поскакал в направлении замка Саттон. Пение птиц звенело в его ушах, когда он возвращался домой в мягком, розовом свете заката.
Ехавший позади него Брэндон говорил уже более миролюбиво:
- Завидую я вам: у вас прекрасный замок, Ричард. Великолепное место.
- Считается, что поместье проклято.
Суффолк фыркнул.
- Какая чушь! Вы ведь не верите в это?
Сэр Ричард сказал:
- Конечно, нет.
Суффолк собирался что-то сказать, но вдруг вспомнил, какое лицо было у его невесты, когда она говорила с ним сегодня утром:
- Господин герцог, мне не нравится здесь. Сколько мы еще пробудем в этом замке?
- Несколько дней. А что?
- Прошлой ночью я слышала плач в Длинной галерее, хотя там никого не было. Я хочу сказать - никого из живых людей. И все-таки кто-то всхлипывал в темноте. Мне стало страшно.
- Глупенькая, - сказал он. - Иди сюда.
Он посадил ее на колени, дал ей конфеты и погладил по голове. Она выглядела смущенной, глаза ее увлажнились, и она маленьким розовым язычком перекатывала конфету за щекой, зажав в руке мех его воротника. Он почувствовал, что сердце его готово разорваться, так сильно волновало его присутствие этой девочки. Он едва слышал, что она ему отвечала.
Но теперь он вспомнил. Его любимую напугал призрак - или, может быть, ей это только показалось, - и она не хотела оставаться в замке Саттон. Он смог ее успокоить, только подарив ей какую-то безделушку, которую она тут же повесила себе на шею. Хорошо, что герцог не видел, как изменилось ее лицо, когда он отвернулся. Ее детские черты исказило выражение алчной радости. Четырнадцатилетняя Франциска еще заставит его заплатить за то, что он поломал ей жизнь и разбил ее надежды на счастливый брак с его сыном.
Было совершенно ясно, что юноша, играющий на лютне, влюблен в королеву. То, как он держал себя с ней, как смотрел на нее, не скрывая своего восхищения, как вздрагивал, когда она клала руку на его плечо или улыбалась ему, демонстрировало всему миру его отношение к ней. Он был очень красив - высокий и сильный, с густыми темными вьющимися волосами и большими, темно-голубыми глазами. Красотой он мог соперничать с Фрэнсисом, но в его чертах не хватало утонченности, являющейся следствием хорошего воспитания. Внешность юноши отражала его крестьянское происхождение. Руки его отца привыкли к пиле и токарным инструментам, однако едва ли кто-нибудь мог догадаться об этом - так легко пальцы юноши касались струн лютни. Люди из окружения Анны и большинство придворных считали, что никто никогда не играл на лютне лучше, чем он.
Он присоединился к ним сразу после коронации, и, конечно, его разыскала сама королева, которая славилась своим талантом собирать вокруг себя умных и одаренных людей. Остальные члены ее компании - Фрэнсис Вестон, Уатт, ее брат Георг, Бреретон, Фрэнсис Брайан, Генри Норрис - считали Сметона выскочкой, но прощали ему, так как он был хорошим музыкантом. Марк Сметон оказался допущенным в самый элитарный круг и теперь боготворил женщину, которая вытащила его из мрака безвестности.
Анна старалась устроиться на стуле поудобнее, из-за огромного живота ей с ее хрупким сложением трудно было удерживать равновесие. Марк искоса наблюдал, как она беспокойно ерзает, втайне желая, чтобы это был его ребенок. Он размышлял о том, сможет ли он когда-нибудь хотя бы поцеловать ее, обратив затем это в шутку. Он изучал изгиб ее маленьких губ, мечтая прижаться к ним своими губами. Когда Марк пел песню, написанную им специально для нее, его голос звенел, полный страсти, которую он вынужден был скрывать.
Фрэнсис подумал: "Сметон сосредоточен не на игре. Он играет хорошо, но мысли его где-то далеко. Несомненно, он влюблен в королеву".
Он вспомнил, что точно так же еще недавно блуждал взгляд короля. В это трудно было поверить, но это было так. Повторялась старая история: игривые взгляды, легкие пожатия рук, фамильярные похлопывания - так было, когда царствовала Екатерина, а об Анне Болейн еще никто не слышал. Фрэнсис предполагал, что это естественная реакция здорового самца, жена которого скоро должна родить и поэтому временно недоступна. Но все равно это выглядело странно. Было трудно поверить, что Анна может потерять хотя бы часть своего огромного обаяния.
Марк кончил петь, и слушатели восторженно зааплодировали. Из-за эпидемии потницы количество людей при дворе сократилось, и в распоряжении королевы оставались лишь некоторые из ее фаворитов. Сейчас рядом с ней были только Фрэнсис, Роза и Уильям Бреретон, чтобы помогать ей, когда она встает или садится. Все трос отметили про себя, что королева напряжена, а при ярком солнечном свете вокруг ее глаз отчетливо проступают легкие морщинки, которых никогда раньше не было видно.
- С вами все в порядке, Ваша Светлость?
- Да, Роза, да. Но я жажду поскорее освободиться от этого бремени.
Она приложила руку к животу.
- Уже осталось недолго.
- Думаю, около двух недель. А теперь оставьте меня, пожалуйста, потому что прибыл доктор Захарий, и я хочу поговорить с ним наедине.
Они откланялись, Марк Сметон, прощаясь, поднес ее руку к своим губам.
- Молю Бога, чтобы доктор сказал ей то, что она хочет услышать, - прошептал Бреретон.
- Но все астрологи в Англии предсказывают мальчика, - отозвался Сметон.
- Вы новичок при дворе, Марк, - слова Фрэнсиса содержали явный укол. - Доктор Захарий - не "все астрологи". Это очень умный молодой человек. И - что более существенно - он обладает даром ясновидения.
- Почему тогда королева не обратилась к нему раньше? - недоумевал Сметон.
- По-моему, он был в Кале и жил при дворе короля Франции. У него теперь там много последователей.
- Хотел бы я взглянуть на него.
- Его сразу можно узнать по львиной гриве и пестрой одежде.
Однако на сей раз Захарий, трезво поразмыслив, оделся в черное, и выражение его лица соответствовало его мрачному одеянию. Когда он целовал руку Анны Болейн, в его глазах не было улыбки.
- Почему вы избегаете меня? - напрямик спросила Анна.
- Я гостил у французского короля, Ваше Величество. А также был в Кале.
- Где у вас есть любовница…
- Ваша Светлость очень хорошо осведомлены.
- …У которой от вас должен быть ребенок.
- Да.
- И вы только поэтому не отвечали на мои письма?
- Моя любовница вот-вот должна родить. Мне следовало остаться с ней подольше.
Анна раздраженно заерзала на стуле.
- Вам повезло, что вы не остались. Я три раза писала вам, Захарий Говард. Я не привыкла, чтобы меня игнорировали.
Захарий пожал плечами.
- Еще бы, вы долго ждали своего часа, Ваша Светлость.
Анна сердито нахмурила свои красивые темные брови.
- Не забывайте, с кем вы говорите, астролог. Я - не одна из ваших хихикающих фрейлин. Не испытывайте слишком долго мое терпение.
- Извините, Ваше Величество. Чем я могу быть вам полезен?
- Проклятие, сами знаете чем! Посоветуйтесь со своими звездами и посмотрите в ваш стеклянный шар. Скажите, у меня родится сын? Правда ли, что я ношу под сердцем принца?
Захарий колебался.
- Ну? Ну?
- Нет, Ваша Светлость, - прозвучал в тишине его шепот.
Анна тупо смотрела на него.
- Что вы сказали?
- Я говорю, Ваше Величество, что у вас родится девочка. Девочка, которая станет самой могущественной королевой, какую Англия когда-либо будет знать.
Но Анна не слушала. Она смотрела широко раскрытыми глазами, ее изможденное лицо вытянулось.
- Вы лжете! Все астрологи предсказывают мальчика. Вы даже не изучили карты, не посмотрели в свой кристалл. Откуда вы знаете?
- Я знал это всегда, - сказал он с самым смиренным видом. - Простите, мне ужасно неприятно сообщать вам это горестное известие.
- Черт возьми, - сказала она. - Вы не понимаете, что это означает!
- Понимаю, Ваша Светлость. Король сделал невозможное, чтобы жениться на вас. И он теряет интерес. Чтобы усилить свои позиции, вы отчаянно нуждаетесь в рождении сына.
Он зашел слишком далеко. Королева дрожала всем телом. Она сжалась в комок, только живот оставался большим, и она била по нему кулаком. По ее искаженному лицу текли слезы, из полуоткрытого рта вырвалось наружу злобное рычание.
- Помоги вам Бог, доктор Захарий, - прошипела она. - Вы слишком много знаете. Вы приговариваетесь к заключению в Тауэр до конца судебного разбирательства. Да спасет вас ваше колдовство, ибо ничто другое вам теперь не поможет.
Захарий поклонился. Он понял, каков будет исход беседы еще утром, так как, зная, что встреча с королевой может кончиться для него плохо, он сделал то, что почти не позволял себе делать: разложил карты Таро на себя. Ответ был достаточно прост. У него были все шансы принять смерть от рук королевы.
Он мог избежать трагического исхода, солгав ей, не придя на встречу. Но какая-то внутренняя гордость, нежелание подорвать свою репутацию вынудили его сказать ей всю правду. Он знал о возможных последствиях, но ничего не мог с собой поделать.
Он сказал:
- Как прикажете, Ваша Светлость. Но знайте, что когда-то я любил вас.
Она окинула его ледяным взором.
- Тогда возьмите с собой свою любовь и отправляйтесь к дьяволу, который вас создал.
Захарий перекрестился.
- Нет, мадам, не надо желать мне этого. Моя душа так же чиста, как была чиста душа моей матери. Да дарует вам Бог свое прощение - за то, что вы меня проклинаете.
- Да дарует мне Бог сына - это все, что меня волнует.
Последнее, что он видел, когда его уводили, - убитое горем лицо Анны, которая стояла, обхватив себя руками, напоминая брошенного ребенка.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
- В Тауэре? - удивился Норфолк. - Но по какому обвинению?
Его невестка, Джейн, спокойно посмотрела на него.
- Государственная измена.
Она давно выплакала все слезы и жила теперь только настоящим. У нее не было сил улыбаться даже своим детям, и она тупо смотрела, как по обветренным щекам Томаса Говарда текли непривычные слезы.
- Но как это случилось? - спросил он. - В чем его вина?
- Он предсказал, что у Ее Светлости родится девочка.
Герцог вытер слезы рукавом, отороченным мехом.
- И это все?
- Да.
- Тогда я должен сейчас же отправиться к королю и добиться его освобождения. Это просто нелепое обвинение.
- Вы думаете, вам это удастся?
Почувствовав внезапную усталость, Томас опустился на стул. Он уехал во Францию перед самой коронацией Анны и провел все это время в бесконечных спорах с епископами и принцами, обсуждая с ними развод Генриха, и у него больше не было сил. Ему надоело думать о своей племяннице и ее отпрыске, неважно, кто это будет - принц, девочка или бастард.
- Бог знает, - сказал он. - Иногда мне хочется, чтобы Ее Светлость провалилась сквозь землю.
- Так и будет.
- Да, с Божьей помощью, так Захарий предсказывает. Если бы об этом он сказал публично, его давным-давно не было бы в живых.
- Ну, такая возможность у него еще осталась. Милорд, поезжайте к королю немедленно. Сам он ничего не имеет против Захария. Он выслушает вас.