* * *
Моррис прилетел в Москву семнадцатого октября 1975 года рейсом через Лондон и Прагу. Более чем когда-либо, он пытался разгадывать внешние признаки: кто встречает его в аэропорту? Близкие друзья из Международного отдела или новые люди, возможно, офицеры КГБ? Как приветствуют – сердечным объятием или официальным рукопожатием? Прислали ли ему приглашения на обед лично от Пономарева, Суслова или Брежнева? Где его поселят, в его квартире, в номере партийной гостиницы на Арбате или в другой, поменьше? Останется ли сопровождающий выпить, довезя его до дому? Как скоро он встретится с Пономаревым, который, если не был болен, всегда виделся с ним первым среди советских лидеров? Кто еще будет в списке? Насколько скоро "наши товарищи" (КГБ) захотят увидеть его и как будет звучать просьба? Есть ли намеки, что он задержится дольше, чем планировалось? Поднимут Советы субсидии американской компартии или оставят на прежнем уровне?
Большинство первых впечатлений оказались неплохими. Друзья поджидали его в аэропорту и с удовольствием остались в квартире поужинать. Пономарев ожидал его к обеду на следующий день, Мостовец рассчитывал на обед через день, и намеченное расписание уже было перегружено. Пономарев встретил его, как всегда, сердечно и, насколько Моррис мог заглянуть ему в душу, был искренне рад его видеть. Он сказал, что в результате неожиданно плохого урожая зерновых (погода стала еще хуже) Советы в будущем году, возможно, вынуждены будут снизить субсидирование американской компартии (в 1975 году сумма составляла 1 792 676 долларов). Когда обед подходил к концу, Пономарев упомянул, что "наши товарищи" уже всем надоели, но хотят поговорить с Моррисом, как только он сочтет удобным. Может он отделаться от них, позволив им заявиться сегодня на дом? Моррису ничего не оставалось, как промямлить:
– Конечно.
Офицер КГБ Казаков, руководивший "Морат" ("Соло") из Москвы, и другие, с которыми Моррис прежде не сталкивался, последовали его приглашению налить себе бренди и этим показали, что допрашивать его не будут. Им нужно было его мнение. Как он думает, много известно о нем ФБР?
Моррис сказал, что не может ответить точно, поскольку у партии нет связей в ФБР. Несомненно, ФБР знает, что он коммунист; в конце концов, он баллотировался как коммунист и выпускал партийную газету. Надо думать, что у ФБР есть информаторы среди рядовых членов партии; возможно, они пытаются держать Гэса в поле зрения и потому могут знать, что он видится с Гэсом. Как бы то ни было, в делах партии он не участвовал открыто с 1947 года; он стар и, как могут удостовериться ищейки, со здоровьем у него нелады, а бизнес вполне законен. Поэтому, на его взгляд, ФБР не слишком им интересуется. И он уверен в главном: ФБР абсолютно ничего не известно ни о "Морат", ни о деньгах.
Казаков вежливо заметил, что будет полезно, если он объяснит свою уверенность.
И Моррис самоуверенно взял на себя роль профессора, читающего КГБ лекцию. Первое: если исключить товарищей Казакова, то единственные в Соединенных Штатах, кто знает о поставке денег, это Гэс Холл, Джек, Моррис и их жены; да еще радист, которого КГБ назначил в помощь Джеку (старый коминтерновский радист, NY-4309S). Центральный Комитет нашей партии, продолжал Моррис, знает о получаемой поддержке, но, кроме нас – шести-семи человек, – никто не знает, как она происходит. И каждому, кто имеет отношение к деньгам, приходится быть предельно осторожным. В Америке можно совершить практически любое преступление, и, даже если попадешься, есть шанс, что умный адвокат, тупые присяжные или глупый судья избавят от тюрьмы. Но по части налогообложения власти и суды неумолимы. Если поймают с крупной суммой денег, источник которых не удастся объяснить и налоги на которые не уплачены, это прямой путь за решетку. Так что аферы с деньгами настолько опасны, что никто из замешанных никогда не говорит о них вне сплоченного маленького кружка.
Но есть более веская причина, по которой Моррис уверен, что ФБР не знает о деньгах (такие же аргументы Бойл и Лэнтри приводили в разговоре с руководством). ФБР – крайне антикоммунистическая полувоенная организация; фактически большинство молодых агентов – бывшие армейские офицеры. Если ФБР знает о перевозке денег, то может арестовать каждого, включая "наших товарищей", и инсценировать масштабный спектакль, который сорвет разрядку, разрушит партию и доведет всех до тюрьмы. ФБР любит такие игры.
* * *
Казаков заметил коллегам по-русски:
– Видите, я же говорил.
Ему ответили тоже по-русски:
– Да, он в самом деле убедителен.
Повернувшись к Моррису, Казаков сказал, что его объяснение обнадеживает и звучит очень убедительно. Потом поинтересовался, могут ли они встретиться еще раз для обсуждения технических деталей операции и извинился, что взваливает на него такие проблемы. Было бы лучше обсудить их непосредственно с Джеком, так вот – не мог бы Джек возобновить свои визиты в Москву?
Моррис в этом усомнился. Эмфизема, проблемы с сердцем плюс прочие болячки – доктора не рекомендуют Джеку долгие перелеты. Да, кстати, это напомнило Моррису: он надеется, что в будущем передача денег будет происходить весной, летом и осенью, чтобы Джеку не приходилось подвергаться причудам зимней погоды.
В минувшем июне Моррис совершил краткую поездку в Москву, чтобы добиться одобрения Советами подготовленного Холлом доклада на национальном конгрессе американской компартии. Во время пребывания здесь он узнал, что Александра Шелепина "убрали" то ли за подстрекательство, то ли за участие в заговоре по смещению Брежнева. Моррис разузнал, что междоусобица в Кремле еще до конца не улеглась. Теперь, в октябре, Пономарев сказал ему, что Брежнев уверен в своей позиции и несомненно будет переизбран Генеральным секретарем партии (именно это очень хотел знать Киссинджер).
Пономарев также сказал, что, за исключением договоренности о продолжении встреч в верхах между Брежневым и президентом Фордом, Советы недовольны результатами и к тому же пессимистично относятся к результатам прошедших в Женеве переговоров по ограничению вооружений.
Когда в ноябре Моррис собрался уезжать, Пономарев объявил, что в 1976 году Советы не снизят субсидии, как он дал понять прежде. На самом деле они могут быть увеличены до 2 миллионов долларов, и очень скоро Джеку передадут последнюю в 1975 году сумму – 350 000 долларов.
В полете Моррис мысленно составлял отчеты и предвкушал, как передаст Бойлу добрые вести: что КГБ полностью принял его заверения в безопасности операции.
Но в Соединенных Штатах его снова ожидали очень дурные новости о "Соло".
Часть 15 В осаде
Больше всего на свете Моррис боялся того, что он не мог контролировать. За десятилетия поединка с Советским Союзом он не сделал ни единой ошибки; Джек совершил только одну, когда передал своему советскому связнику заметки Лэнтри вместо своих собственных. И Моррис, и Джек водили за нос КГБ и циничных тиранов, которые внесли заметный вклад в расцвет науки массового террора. В экстремальных ситуациях, когда результат их деятельности зависел только от них самих, они доказали, что могут действовать эффективно. Но они не могли контролировать действия Конгресса Соединенных Штатов или его амбициозных молодых членов. И ничего не могли сделать, чтобы пресечь и не допустить запросы комитетов Сената в архивы ФБР, которые раскроют их и безвозвратно погубят дело, ради которого они продолжали рисковать жизнью.
Кризис разразился в октябре-ноябре 1975 года, когда Моррис был в Москве. Отчасти он явился результатом событий, случившихся за много лет до этого и только косвенно связанных с "Соло". Замешан тут был лидер движения за гражданские права и лауреат Нобелевской премии Мартин Лютер Кинг. Кинг никогда не попадал в поле зрения "Соло"; Моррис и Джек не только не встречались с ним и даже косвенно не имели с ним дела, но даже не слышали о нем. И тем не менее в некоторых отчетах "Соло" Кинг упоминался, и некоторые из них касались близких ему людей.
Чтобы понять, что произошло, необходимо вернуться к истории коммунистического подполья Северной Америки.
* * *
В конце 50-х ФБР переориентировало "Соло", нацеливая на Советский Союз вместо американской коммунистической партии. Моррис и Джек продолжали от случая к случаю собирать информацию об активности партии, особенно той, что могла выявить секретные акции и намерения Советов. Но и они, и ФБР в гораздо большей степени обращали внимание на неиссякающий поток секретной информации и денег из Кремля, нежели на что-либо происходящее внутри американской компартии; для всех вовлеченных в "Соло" партия что-то значила только потому, что с ее помощью Моррис и Джек проникали в Кремль.
В первые годы существования "Соло", когда стояла задача выявить лидеров американской компартии, Моррис и Джек обеспечивали детальные отчеты о делах и лидерах партии. Одной из таких фигур оказался Стенли Дэвид Льюисон, нью-йоркский адвокат и предприниматель.
В 1946 году тридцатичетырехлетний Льюисон был допущен в круги коммунистического подполья. Одним из его спонсоров и наставников был Уильям Вейнер, управляющий финансами и резервными фондами партии – наличностью, припрятанной на случай непредвиденных обстоятельств. Вейнер был другом Джека и Сэма Карра, канадского коммуниста и советского шпиона, который прошел Ленинскую школу вместе с Моррисом и которому Джек с Моррисом впоследствии помогали.
В первых сводках Джек оповещал ФБР, что начавшееся в 1946 году партнерство Вейнера и Льюисона окрепло и что Льюисон помогает наладить партийный бизнес и собирает взносы от "меценатов" партии в Голливуде и на Уолл-стрит. (Моррис подтвердил, что Льюисон консультировал его, когда занимался делами партии в Чикаго и Мичигане.) Джек также писал, что в 1946 году Льюисон передал Вейнеру для партии 10 000 долларов и Вейнер попросил Джека положить деньги на депозит.
В 1952 году Вейнер дал Джеку инструкцию отправиться в офис Льюисона и встретиться с другим подпольщиком, будущим сотрудником. В 1953 году Льюисон предупредил Джека, что агент ФБР явился в контору партии в Чикаго и предложил Джеку 200 долларов за помощь в поисках другого прикрытия. В 1954 году во время встречи с Джеком в отеле "Статлер" Льюисон сказал, что после смерти Вейнера он принял на себя ответственность за финансовые дела партии. В 1955 году Филипп Барт сообщил Джеку, что партийным бизнесом теперь заправляют Стенли Льюисон и его брат-близнец Рой, взявший имя Рой Беннет.
1958 год. Джек пересказывает диалог с Джеймсом Джексоном, ответственным секретарем партии по делам Юга и негров. Джексон заявил, что они с Юджином Деннисом провели совещание с "наиболее засекреченными и охраняемыми людьми, которые непосредственно сотрудничают, консультируют и охраняют Лютера Кинга". Утверждая, что имен их не знает, Джексон охарактеризовал их как "преданных партии парней, далеких от руководства, однако играющих важную роль в охране этих ребят" (Кинга со товарищи). Джексон думал, что "эта группа может стать очень важной в нашей работе".
От Джека и Морриса ускользнуло, что в 50-х Льюисон встречался с Кингом и позже присоединился к молодому лидеру движения за гражданские права в качестве личного наперсника и советника. По совету Льюисона Кинг позднее пригласил в руководство Южной конференции христианского руководства Джека О’Делла. Моррис опознал в Джеке О’Делле Хантера Питтса О’Делла, засекреченного члена руководящего ядра партии – Национального комитета. В ноябре 1959 года Джексон открыл Джеку, что О’Делл работает только на Кинга и что Льюисон с ним тесно сотрудничает.
6 мая 1960 года Джек написал в отчете:
"Хантер Питтс О’Делл является основным организатором массового митинга Кинга, который состоится в Гарлеме 17 мая I960– года. В тесном сотрудничестве с О’Деллом работают Стенли и Рой Льюисон (Беннет). Компартия считает митинг Кинга крайне важным и полагает определенно необходимым для блага партии назначить выдающегося члена партии для работы в команде Мартина Лютера Кинга. Политика компартии на данный момент состоит в концентрации внимания на Мартине Лютере Кинге".
* * *
В тот момент Кинг не являлся объектом расследований ФБР, но его тесные связи с Льюисоном и О’Деллом вызвали тревогу, ив 1961 году Бюро решило, что нужно предостеречь новоизбранного президента, Джона Ф. Кеннеди, и его брата, генерального прокурора Роберта Кеннеди. Никто так не симпатизировал Кингу, как братья Кеннеди. В ходе президентской кампании 1960 года они публично защищали его и требовали освобождения из алабамской тюрьмы, опасаясь, что в камере его убьют. Наиглавнейшим законодательным приоритетом администрации Кеннеди было введение в силу федерального закона о гражданских правах, запрещающего дискриминацию граждан на основе расового или этнического признака и гарантирующего гражданам равный доступ к общественным благам. Поэтому, надеясь спасти Кинга и дело движения за гражданские права от распада, президент Кеннеди и генеральный прокурор Кеннеди предостерегли Кинга, что, общаясь с Льюисоном и О’Деллом и полагаясь на них, он подвергает себя и движение опасности. Кинг игнорировал предостережения и продолжал все тот же курс, как явно, так и тайно.
Некоторые возражали, что нет доказательств наличия у Льюисона связей с партией после встречи с Кингом или его действий в пользу партии в качестве его советника. Может быть. Возможно, он вдруг отрекся от идеологии, которая по крайней мере десять лет питала его энергией для служения партии. Может, он неожиданно решил посвятить себя тому, чтобы в полном объеме обеспечить права американских меньшинств, вместо того чтобы стараться навязать всем американцам коммунистическую тиранию. В конце концов, Льюисон не первый коммунист, который отрекается от коммунизма.
Как бы то ни было, президент, генеральный прокурор и ФБР были вынуждены взглянуть в лицо реальности и критически оценить объективные факты, а не считаться только с догадками команды "Соло" и нью-йоркских наблюдателей.
А они говорили, что партия настолько была уверена в преданности Льюисона и верности его коммунизму, что в 50-е годы доверяла ему щекотливые обязанности управления финансами и хранения всех относящихся к этому секретов. Так где доказательства, что в Льюисоне произошла разительная перемена взглядов и привязанностей?
Обычно люди, пережившие идеологическую метаморфозу и отрекшиеся от коммунизма, не утруждали себя дружбой с коммунистами, чью веру уже не разделяли. В свою очередь фанатики (и КГБ) смотрели на ренегатов как на моральных прокаженных, которых надо избегать, или как на предателей, которых надо покарать. Однако Льюисон еще долго после 1956 года сохранял товарищеские отношения и продолжал сотрудничество по крайней мере с двумя видными членами партии: Лемом Харрисом, другом Джека, и О’Деллом, тайным членом правящей верхушки. Очевидно, он не совершил ничего такого, чтобы подорвало их веру в него. И конечно, Льюисон продолжал видеться с братом, Роем Беннетом, который продолжал активно заниматься партийными финансами и жертвовал значительные суммы и после 1956 года.
Потом агенты ФБР обнаружили, что Льюисон встречался еще кое с кем – с офицером КГБ Виктором Лессовским, опытным и обаятельным оперативником, прекрасно известным секретным службам Запада. Лессовский специализировался на операциях влияния, то есть на принуждении влиятельных иностранцев волей или неволей делать то, чего хотел от них Советский Союз. Он поддерживал знакомство с талантливым бирманцем У Таном, которого, по прогнозам КГБ, ожидало на мировой арене большое будущее. При поддержке Советского Союза У Тана избрали генеральным секретарем ООН, и он привез Лессовского в Нью-Йорк в качестве одного из трех своих личных советников. Несмотря на это, ФБР понимало, что КГБ пристроило одного из лучших своих офицеров на вершину ООН не для того, чтобы он просто играл роль альтруиста – борца за дружбу народов или атташе по культуре, жаждущего представить американским массам бесспорные жемчужины русской литературы, музыки, живописи и науки.
Неподсудный американским законам, Лессовский имел доступ во все кулуары, право говорить от имени генерального секретаря и без труда мог втянуть в большую игру весь мир. Станет ли квалифицированный и умный офицер растрачивать свое время и рисковать карьерой (Соединенные Штаты не могли его арестовать, но могли выслать), регулярно позволяя себе праздные ланчи или светскую беседу за коктейлем с заурядным (по крайней мере, в политическом плане) адвокатом, если тому нечего предложить КГБ, если он предал партию и убеждения, если о нем КГБ ничего не знал и он вполне мог оказаться провокатором ФБР, с которым Лессовский просто столкнулся на улице? И зачем обыкновенному американскому юристу вновь и вновь встречаться с советским помощником главы Объединенных Наций? И зачем общаться с офицером КГБ Лессовским Рою Беннету?