"Возможно", - согласился Джонни.
Она проводила его до выхода, и, прежде чем выйти, он слегка приподнял пальцем ее голову и поцеловал в губы, легко, одобряюще. Затем он ушел, а она прислонилась лбом к запертой двери и мгновение так постояла. Годами поцелуй, прикосновение к подбородку означали для нее прелюдию к страху и боли. Поцелуй Джонни вызвал в ней только желание ему ответить, свободно, открыто. Но что-то стояло между ними, и она боялась.
Она вернулась в ванную и уставилась на блестящую чистую поверхность зеркала. Знакомо заломило в висках. Она прижала пальцы там, где болело, и уставилась на себя в зеркало. Уверенность и определенность улетучивались. У нее в голове возник вечный мучительный вопрос, шаткая неуверенность в себе. Что реально, что нереально? Действительно ли она может это различить? Она не осмелится обратиться к Джонни, пока не будет уверена. Неужели она снова увидела то, чего не существует.
Когда она отвернулась от зеркала и пошла в спальню, она чувствовала себя подавленной и в немалой степени испуганной. По дороге к тумбочке она рассеянно вынула золотую сережку. Что-то блестело рядом с телефоном. Она подняла это и увидела кружок размером чуть поменьше пятидесятицентовой монеты. Это было похоже на плоскую серебряную монету неправильной формы. На ней был выбит профиль - лицо греческой женщины в шлеме с плюмажем, без сомнения - Афины Паллады. Она перевернула монету и уставилась на оборотную сторону. На серебре была выдавлена фигурка совы с огромными круглыми глазами. Ее пальцы сжались в шоке. Но это, на удивление, вернуло ей мужество. Это не мыльные следы, которые можно легко смыть. Это твердое доказательство того, что кто-то приходил в ее комнату и оставил этот символ совы там, где она могла его найти.
С монетой в руке она опять подошла к двери Ванды и резко постучала. Женщина открыла ей, и Доркас протянула ей ладонь с монетой, обращенной совой вверх.
"Ты знаешь, что это?"
Ванда посмотрела на монету, не прикасаясь к ней. Черная матовость ее глаз ничего не выражала, ее лицо было безразличным.
"Я не знаю", - сказала она.
"Объясни мне, откуда это взялось? - настаивала Доркас. - Я только что нашла это на тумбочке. Кто ее туда положил? Кто побывал в комнате, пока меня не было?"
"Никто сюда не заходил, - ровно произнесла Ванда. - Я брала ребенка на обед. Мы ходили на прогулку. Ключ я брала с собой. Никто сюда не заходил".
Она ничего не добьется от Ванды Петрус. Доркас вернулась в свою комнату и прошла через хлипкую балконную дверь. Свет из комнаты Фернанды падал широкой полосой на соседнюю секцию балкона. Она постучала в приоткрытые ставни.
Немедленно появилась Фернанда, чтобы ее впустить.
"Привет. Заходи. Мы с Джонни обсуждаем возможность завтрашнего путешествия в Петалудес. Это долина Бабочек, ты знаешь. К сожалению, знаменитые бабочки до июля не появляются, но там прекрасная лесистая долина и… - до нее, видимо, дошло выражение лица Доркас, потому что она резко оборвала. - Ну что еще? Что-нибудь случилось?"
Доркас протянула руку: "Взгляни, пожалуйста, на это".
Монету недавно полировали, и серебро блестело при свете лампы.
Фернанда взяла ее и надела очки. "Интересно, - сказала она. - Похоже на старинную монету".
"Я только что нашла это у себя на тумбочке, - сказала Доркас. - Когда я уходила, ее не было, и Ванда сказала, что ничего об этом не знает".
Джонни оторвался от карты и взял монету с ладони у Фернанды.
"Птица Афины, сова. Рядом отпечаток оливковой ветви. Это все символ Афины во времена ее власти - "неподкупная сова" Аристофана. - Он посмотрел на Доркас. - Это весьма существенно", - произнес он, и она знала, что он почувствовал ее неуверенность в себе.
"Ты что имеешь в виду, - спросила Фернанда, - что какая-то загадочная личность вошла в твою комнату и оставила древнюю греческую монету на тумбочке?"
"Сейчас я ничего не выдумываю", - сказала Доркас.
"Конечно, нет, дорогая, - ласково заверила ее Фернанда. - Я сама нахожу это странным. Без сомнения, тут есть небольшая загадка. Надеюсь, отгадка нас не разочарует".
Говорить с Фернандой было бессмысленно. Доркас с вопросом в глазах обернулась к Джонни.
"Покажи мне, где ты это нашла, - сказал он. - Я через минуту вернусь, Фернанда".
Это был предлог, чтобы поговорить с ней наедине. Как только они подошли к двери Доркас, он задал вопрос.
"Это сова из записки? Вот о чем ты думаешь, не так ли?"
"Кто же еще? - сказала Доркас. - Он либо сам был здесь, либо передал через кого-то. Например, через Ванду. В качестве еще одной угрозы, я думаю".
"Мне это все не нравится, - произнес Джонни. - Почему бы тебе не отдать мне записку на хранение? Ты не должна таскать ее с собой в сумочке, напрашиваясь на неприятности".
"Никто точно не знает, что она у меня, - сказала Доркас. - Она останется там же, где и сейчас. Это доказательство того, что я все это себе не придумываю, так же как и монету".
"Перестань в себе сомневаться, - мягко произнес он. - На все это существует совершенно реальный ответ. Пока нам надо быть более осторожными. Завтра мы все вместе поедем в Петалудес. Не надо расставаться. Ты и Бет - и Ванда тоже, если захочет". Он слегка прикоснулся к ее плечу, приободряя ее, и пошел обратно в комнату Фернанды.
В постели она некоторое время лежала, обдумывая события этого вечера, стараясь разобраться в своих собственных чувствах по отношению к Джонни Ориону, но все еще боясь в них удостовериться. Ее мысли все время возвращались к монете и следам на зеркале.
Глава 9
С утра планы неожиданно изменились. Когда они еще завтракали, прибыл шофер мадам Каталонас с запиской для Доркас. Его хозяйка писала, что обнаружила местонахождение миссис Маркос Димитриус. Она позвонит Доркас в десять часов и будет сопровождать ее на место.
Используя в качестве переводчика гостиничного клерка, Доркас пыталась объяснить шоферу, что у нее уже другие планы на утро. Нельзя ли отложить этот визит на вторую половину дня?
Он стоял в вестибюле рядом со столиком, сильный, квадратный - большая неуклюжая фигура в аккуратной униформе. Он покачал головой, отвергая ее предложение. Мадам приказывает, уловила Доркас, а простые смертные должны к ней приспосабливаться. Его голос заполнил весь вестибюль.
"Ставрос говорит, что вернется в десять часов, - перевел клерк. - Лучше, чтобы вы были готовы".
Доркас сдалась. Найти миссис Димитриус важнее, чем посетить Петалудес. Бет она оставит с собой, вне досягаемости Ванды.
"Скажите ему, что я буду готова", - сказала Доркас. Ставрос отсалютовал. Для такого большого мужчины он очень легко проплыл через вестибюль к машине. Когда Доркас вернулась к столу, чтобы объявить о своих изменившихся планах и предложить, чтобы Бет осталась дома, она встретила двойное противодействие. Бет заявила, что она хочет туда, где бабочки, а Фернанда ее поддержала.
"Не могу одобрить этого копания в прошлом, - сказала она. - Сомневаюсь, что мадам Ксения действительно обнаружила эту женщину, но если и так, тебя это только огорчит".
"Это мне решать", - заметила Доркас. "Подозреваю, что тебе пришлось бы поехать, даже если бы это была охота на диких гусей, - сказала Фернанда. - Но давай не портить Бет удовольствие. Мы можем поговорить об этом после".
После завтрака Доркас схлестнулась с Фернандой в ее комнате, где та собиралась в путешествие.
"Я хочу, чтобы Бет сегодня была со мной, - сказала
ей Доркас. - Я не могу доверять Ванде после того, что случилось вчера и…"
"Я знаю, - прервала ее Фернанда, повязывая голову шарфом перед зеркалом. - Ванда рассказала мне, что тебе померещились знаки на зеркале в ванной, а потом ты ее обвинила в том, что она их стерла. Не очень-то дипломатично, дорогая".
"Там были эти знаки, - сказала Доркас. - Два белых кружка, как те, которые ты сама видела дома. Кружки как глаза у совы".
Фернанда печально на нее посмотрела: "Глаза совы! Доркас, если бы я знала, что мне делать! Я так рассчитывала, что эта поездка выветрит из тебя все эти твои аберрации сознания. Но они продолжаются, и это ужасно плохо для Бет. Эта маленькая сцена за завтраком…"
"За завтраком не было никакой сцены, и у меня нет аберраций. Я хочу только, чтобы Бет была сегодня со мной".
Фернанда резко схватила ее за плечи и повернула лицом к зеркалу трюмо: "Посмотри на себя, дорогая, ты только посмотри!"
Повинуясь силе, Доркас сердито уставилась на девушку в зеркале. Ее лицо выглядело пугающе знакомым. Это была та самая ополоумевшая, сорвавшаяся, разъяренная девушка, которую Джино сдал санитарам в сумасшедший дом - девушка, бьющаяся в истерике. Но сейчас у нее нет истерики, и у нее нет ни малейшего желания, чтобы из нее сделали истеричку. Она просто сердита, и у нее есть все на то основания.
"Ты видишь? - спросила Фернанда. - Ты действительно веришь в то, что сможешь создать для Бет спокойную атмосферу любви, в которой она так нуждается? Только не сегодня утром, моя дорогая".
Это, по крайней мере, было правдой. В этом Фернанда права. Она не может намеренно подвергать Бет побочным эффектам своего гнева, сколь бы оправдан он ни был. На первом месте стоит благополучие Бет, хотя она не хотела подчиняться Фернанде.
"Хорошо, - сказала она, - На этот раз я разрешу Бет поехать с вами. Но вопрос не решен. Что-то происходит, и я не собираюсь отдыхать, пока не найду, кто пытается до меня добраться и зачем".
Выиграв сражение, Фернанда удовлетворенно улыбнулась, и Доркас бросилась вон из комнаты, не ручаясь за свои дальнейшие слова.
Машина отправилась незадолго до десяти, и Доркас стояла на веранде, наблюдая, как они отъезжают. Джонни постарался ее приободрить и обещал следить за Бет. Но он не располагал информацией о том, что было сказано между ней и Фернандой, и он не знал истинной подоплеки.
Гнев не прошел бесследно, и Доркас все еще трясло. Если бы она только смогла взять спокойный решительный тон, вместо того чтобы выходить из себя. Она знала, что ее гнев проистекал из все возрастающего страха, что Фернанда намеренно пытается вырвать Бет из-под ее опеки. Она, без сомнения, считала себя приемной бабушкой ребенка и, кроме того, была почти фанатически предана памяти Джино и тому, что, как она полагала, он мог желать. Но она, Доркас, стала уже не столь беспомощной, какой она была с Джино, и она не должна позволить, чтобы Фернанда ее затравила и загнала в ловушку своими собственными руками.
Мадам Каталонас опоздала на добрых полчаса, что для Греции было еще не слишком много. Доркас ждала в вестибюле, пока за ней не пришел Ставрос. Мадам Ксения тепло ее приветствовала, и она забралась в машину.
"Мне приятно, что я могу это для вас сделать, - сказала она Доркас в ответ на ее благодарности. - Я думаю, это та самая женщина, которую вы разыскиваете".
Ставрос повернул машину по направлению к старому городу, и несколько кварталов они с мадам Ксенией дискутировали по-гречески на повышенных тонах. Наконец шофер воздел руки к небесам, признавая свое поражение. Его хозяйка улыбнулась.
"Мой друг считает, что будет хороший день для прогулки на Линдос, - объяснила она Доркас. - У него страсть к вождению, у этого человека. Удивительно, что мы все еще живы. Но он мне предан. Он понимает, что хотя мы можем с ним и спорить, но я не обязана поступать, как он считает нужным. Мы, греки, все, как вы это называете, индивидуалисты".
Остаток пути мадам Ксения болтала о том, какая стоит чудесная погода, такая, какой ей и полагается быть на Родосе, и задавала вопросы о Фернанде. Из щепетильности вопрос о местонахождении Константина не затрагивался.
Машину оставили невдалеке от ближайших ворот в старый город, а мадам Ксения и Доркас пешком отправились на Улицу Рыцарей. Мадам Ксения остановилась перед открытым дверным проемом чуть выше по холму.
"Я думаю, это здесь. Мы зайдем внутрь". Проем был сверху обрамлен аркой, выложенной из древних камней, и они вступили через нее внутрь, на голый дворик. Пол здесь был вымощен белой и черной галькой, образующей геометрические фигуры в турецком стиле. Стертые каменные ступеньки высились у подножья другой арки, которая, изгибаясь, уходила из поля зрения. Солнце освещало клочок земли под лестницей, на которой, свернувшись, спала кошка.
Мадам Ксения вступила на солнечный дворик, и Доркас последовала за ней. Они оказались в окружении стен, усеянных окнами, а сверху на каменный пол облетали сверкающие лепестки бугенвиллии. Мадам Ксения позвала повелительным голосом, и на каменном балконе над ними появилась женщина, которая смотрела на них сверху вниз. Разговор велся по-гречески с большим запалом и возбуждением, хотя имя миссис Димитриус не упоминалось. Немного послушав, Доркас пересекла садик и остановилась около спящей кошки. Из верхней комнаты с силуэтом креста в окне лилась симфоническая музыка, нарушая покой древних камней. Наверное, у кого-то там был проигрыватель. Пока она ожидала окончания дискуссии между двумя женщинами, она слушала музыку, и в ее сознание пробивалась подспудно зреющая мысль.
Наконец женщина на балконе уронила руки и яростно потрясла головой. Мадам Ксения виновато обернулась к Доркас.
"Я ничего не понимаю. Она говорит, что здесь нет никакой миссис Димитриус, и такая особа здесь никогда не проживала. Мои слуги расспрашивали на рынке и в старом городе и сказали мне, что миссис Димитриус живет здесь".
Она вновь обратилась к женщине, и вновь ответом было яростное нет.
Доркас заговорила по наитию: "Вы не могли бы спросить ее, как зовут кошку?"
Удивленная мадам Ксения подчинилась. Женщина рассмеялась, перекатывая во рту звуки, как камни, и ее собеседница рассмеялась вслед за ней.
"Эту кошку назвали именем известного древнего мудреца с Родоса, - сказала мадам Ксения. - Ее зовут Клеобулус".
Клеобулус - Клео, подумала Доркас. Да, она была права. И они не найдут здесь жену Маркоса Димитриуса. Теперь она это знала.
"Не беспокойтесь, - сказала она своей сопровождающей. - Извините, я напрасно вас потревожила".
Мадам Ксения пожала плечами и перестала наводить справки. В машине она вернулась к вопросу о том, что Доркас обещала ей посмотреть стихи Константина. Может быть, это будет возможно сделать завтра?
С тех пор как она узнала в Константине того, кого Джино посылал за ней в те безрадостные дни три года назад, Доркас надеялась, что мадам Ксения забудет, что просила ее прийти к себе домой. Она поняла, что не хочет этого. Она хотела бы забыть этот кусок прошлого, чтобы ничто его не воскрешало. Но эта женщина рядом с ней с такой тревогой ждала ее согласия, что у Доркас не хватило духа отказаться. В конце концов, что это меняет? Жена Константина скоро поймет, что из нее ничего не удастся выведать, и ей не придется ехать в следующий раз.
"Если я улажу это с мисс Фаррар, то завтра мне будет удобно", - сказала она.
Вернувшись в отель, она нетерпеливо ожидала возвращения остальных. Вчера Ванда ускользнула в старый город вместе с Бет, а Бет говорила, что ласкала кошку по имени Клео. Очень похоже на то, что Ванда ходила с поручением к миссис Димитриус, которая жила в этом месте, а теперь испарилась. Ей как можно скорее хотелось задать Фернанде несколько вопросов.
Когда незадолго перед обедом путешественники возвратились, Доркас последовала за Фернандой в ее комнату.
"Пожалуйста, мне надо с тобой поговорить", - сказала она.
"Обязательно сейчас, дорогая? - Пересекая комнату, Фернанда по пути скидывала туфли, сумочку, шарф с головы, сережки. - Мне необходимо до обеда принять ванну".
"Тогда я подожду, пока ты закончишь", - сказала Доркас и плюхнулась на стул.
Фернанда сдалась и с комфортом растянулась на кровати, с наслаждением выгибая ступни ног.
"Видимо, утро тебе не удалось. Я полагаю, что ты не нашла миссис Димитриус?"
"Ты знала, что я ее не найду, - уверенно произнесла Доркас. - Возможно, ты сама ее вспугнула".
Фернанда подложила под голову подушку и скрестила ноги.
"Лучше начни сначала, дорогая, и объясни, о чем ты говоришь".
"В этом нет необходимости, - сказала Доркас. - В первый раз, когда мы отправились в старый город, ты оставила нас покупать картину у уличного художника в одном из этих двориков. Думаю, что это было то самое место, где мы побывали сегодня с мадам Каталонас. Там во дворике была кошка по имени Клеобулус, я спрашивала".
Фернанда изогнула бровь: "Боюсь, что не знаю по имени ни одной кошки с Родоса. К чему ты ведешь?"
Доркас становилось все труднее держать себя в руках. Утренний взрыв не должен повториться.
"Вчера, - продолжала она, - ты послала Ванду с поручением в старый город, и она взяла с собой Бет. Бет сказала, что видела кошку по имени Клео. Слишком много совпадений, чтобы я не догадалась обо всем. Как ты можешь препятствовать моей встрече с миссис Димитриус, когда ты знаешь, как много это для меня значит?"
Можно было наблюдать, как эмоции сменяют одна другую на безмятежном, открытом лице Фернанды.
Сейчас она не притворялась, а просто пыталась решить, какой ей выбрать курс.
Доркас усилила нажим: "Ты могла бы вполне сказать мне правду".
"Ты всегда была такой мягкой девушкой, Доркас, - Фернанда издала глубокий вздох. - Теперь ты иногда бываешь просто груба. Ты меня очень огорчаешь. Это все было спланировано для твоей пользы. Ты должна это понять, дорогая".
"Что это - "все"?"
Фернанда снова вздохнула: "Когда ты была больна, мы с Джино обсуждали, как тебя ужасно потрясла смерть твоего друга Маркоса. Это действительно выбило тебя из колеи, ты знаешь. В этой лечебнице ты продолжала говорить о встрече с миссис Димитриус, когда ты поправишься. Джино сказал, что ты не должна ее видеть. Он сказал, что все эти тревожные воспоминания должны быть вычеркнуты из твоей жизни".
"Джино так сказал?"
"Конечно, дорогая. Он чувствовал, что мы должны что-то сделать для миссис Димитриус, поскольку Маркос был другом твоего отца и твоим тоже. Джино был способен на широкий щедрый жест чаще, чем ты желала это понять. Он послал меня к миссис Димитриус, и я обнаружила, что единственное, чего она хочет - это вернуться домой на Родос. Джино выделил деньги с избытком. У нее больше никого там не оставалось, но у него были друзья на Родосе, и он послал ее к ним. Он не хотел, чтобы ты об этом знала. Он сказал, что для твоего спокойствия будет лучше, если она просто исчезнет".
"И безопасней для него", - сказала Доркас.
"Что ты имеешь в виду, дорогая?"
На секунду Доркас подумала, что надо высказать, облечь в слова свою веру, что Джино приложил жестокую руку к смерти Маркоса. Но само выражение распахнутых глаз Фернанды заставило ее прикусить язык. Что толку? Фернанда ей не поверит. Она не станет слушать и использует ее обвинения как дальнейшее свидетельство неустойчивости ее психики.
"Итак, ты помогла миссис Димитриус выбраться из страны. И ты знала, где она жила на Родосе", - заключила она.
"Боюсь, что это правда, дорогая".
"Значит, ты с ней виделась с тех пор, как мы приехали?"
Фернанда кивнула со слегка виноватым видом: "Да, конечно. Ради Джино я должна была это закончить, раз уж здесь оказалась. Это было естественно, разве нет?"