До того, как Марисия рванулась и глухо вскрикнула.
До того, как лунница всем весом припечатала ее к каменной стене, когтями сдирая кожу с головы, полосуя лицо и шею.
Перед глазами у Малики прыгали цветные искры, но она клещом впилась в цепочку, моля Эо только об одном – хоть бы та не порвалась. Острые когти Марисии прошлись по щеке, разорвали ухо – теперь уже кровь хлестала на рубаху смертницы и шлепалась частыми каплями на пол. Но Малика оглохла и ослепла. Вся жизнь, что была в ее теле, как будто сосредоточилась в руках, белых и страшных, покрытых пятнами крови – а потом весь мир стал вдруг багровым, и ведьма почувствовала, как Марисия перестаетсопротивляться, как тело молодой лунницы оседает…
Они опустились на пол. Задыхаясь, ведьма все туже и туже накручивала цепочку на запястье. Она приникла ухом к спине лунницы и ждала до тех пор, пока сердце не перестанет биться. Убить лунника? Ха! Теперь Малика знала, что это может сделать даже такая слабая человеческая женщина, как она. И россказни о живучести детей луны были, скорее всего, сплошными выдумками.
Потом она отпустила цепочку и пощупала пульс Марисии. Встретив страшную пустоту и тишину смерти, Малика рассмеялась, перевернула девушку на спину. Губы Марисии посинели, на шее чернела полоса, след от удавки. В остановившихся золотых глазах был укор.
Ведьма, продолжая смеяться, водрузила кулон обратно, себе на шею.Желудок скрутило в судороге, и Малику вырвало.
Потом распахнулась дверь, и те, кто пришел за убийцей Дэлина Сильвана, попятились. Кто-то крикнул – за что ты убила ее, проклятая тварь? Кто-то подскочил и ударил ведьму по лицу, затем еще и еще. Малика пыталась прикрыть голову руками, но удары сыпались один за другим, хрустнуло ребро. Она запуталась в криках, темноте и боли, но последним, что мелькнуло перед глазами, было бесстрастное, словно кукольное, лицо Дэйнора Сильвана.
* * *
…Вода. Она была повсюду.
Закашлявшись, ведьма перекатилась набок, уперлась руками в пол и разлепила веки. Левый глаз заплыл и не желал открываться, нос, похоже, был сломан.
– Поднимите ее, – прозвучал приятный мужской голос, – пора.
И тут же крепкие руки вцепились в Малику, безжалостно оторвали ее от пола и куда-то поволокли.
– Мой… кулон… где… – прохрипела ведьма, глотая собственную кровь, стекающую по носоглотке.
– Молчи, убийца.
– Кулон, – промямлила она, – верните…
– У нас его нет.
– Где он? – всхлипнула Малика, – умоляю, верните его… верните… золотая звезда… Воры!
Потом в глаза хлынул свет. Солнце садилось, неторопливо спускаясь за облака. И вообще, здесь облака были внизу, почти как роскошный ковер под ногами…
"Так я в горах", – подумала ведьма, – "и никто никогда не найдет моих обгоревших костей".
А еще она увидела столб с помостом. Под помостом были навалены дрова. Вокруг подготовленного костра толпились какие-то люди… вернее, лунники. На возвышении, опустившись на задние лапы, восседал светло-серый зверь, огромный, величественный.
"Дэйнор", – отметила про себя Малика.
И вдруг, вспомнив последние слова графа Рутто, подняла повыше голову и выпрямилась.
"А зрелище, должно быть, еще то. С исполосованной физиономией, с поломанным носом, да еще и лысая. Любопытно, а где наш граф-то?"
Но Альвена она не увидела. – "тем лучше, госпожа Вейн, тем лучше".
И ведьма заставила себя взойти на помост, как будто это были ступени к трону. Спокойно позволила связать локти.
"Пусть это произойдет быстрее", – попросила она Эо, – "в конце концов, я так устала…"
Незнакомый лунник в черном торопливо зачитал, в чем обвиняется сия особа, и огласил приговор, вынесенный старейшинами. Толпа загудела, а Дэйнор нетерпеливо клацнул страшными зубами.
– Присутствует ли здесь тот, кто по обычаю может стать орудием в руках Ночной Странницы? Тот, кто возьмет на себя защиту этой женщины? – как сквозь вату услышала Малика.
Тишина.
Оно и понятно – кто будет защищать ведьму, разделавшуюся и с верховным лордом, и с его дочуркой заодно?
– Пожалуй, мне ничего не остается, как взять на себя всю тяжесть ее вины, – спокойно сказал Альвен Рутто. Оказывается, лунник все это время преспокойно стоял в пяти шагах от костра, а она его не заметила.
– Нет, – быстро прошептала Малика, – он тебя убьет! Не надо!
– Тогда вам следует подготовиться, граф. Вы помните правила?
Малика прищурила единственный зрячий глаз на сухощавую фигуру лунника. Как всегда, он был безупречен. Вырядился как на бал, побери его йоргг.
– Разумеется, – Альвен Рутто кивнул, – помню. В случае гибели обвинителя все обвинения с приговоренной будут сняты.
"Еще одна смерть на моей совести", – мрачно заключила ведьма.
Рядом с огромным серебристым зверем Альвен Руто казался хрупким, словно фарфоровая статуэтка.
А потом она вспомнила… Знак смерти над Альвеном. Его сны. Его "простите меня, госпожа Вейн", прикосновения его горячих губ к вскрытым венам.
"Ты все понимаешь с бо-ольшим опозданием", – подумала Малика, – "ты слишком поздно прозрела".
Дэйнор Сильван зарычал и начал хлестать себя по бокам хвостом.
"Как странно", – мысли роились, вертелись в голове цветной каруселью, – "я знакома с лунниками куда ближе, чем многие люди, а вот еще никогда, ни разу не рассматривала их в зверином обличье. Все думают, что лунники похожи на крылатых волков, но, кажется, сходства куда больше со львами, только уши острые и грива не такая пышная. Все-таки у льва – лапы, а у лунника все равно… руки… ну, почти руки… И где же Альвен? Может, образумился и передумал?.."
Тем временем лунники молча освободили круглую площадку над обрывом. В прозрачном горном воздухе висела такая тишина, что если бы не завывание ветра в ущелье, можно было подумать что все происходящее – сон. Но ветер, холодный ветер, возвращал к действительности, к тому же, о себе начали напоминать связанные за спиной затекшие руки.
А потом она забыла и о хлестких порывах ветра, выбивающих слезы из глаз, и о ноющей боли в предплечьях. Навстречу серебристому зверю вышел второй – угольно-черный. Изящный и подтянутый, мышцы перекатываются под блестящей шкурой. В последний миг лунник обернулся, Малика поймала его взгляд и горестно покачала головой. Увы, шансов у ее защитника не было: Дэйнор намного превосходил его в размерах. Ну, а ведь известно – чем крупнее зверь, тем проще ему победить в схватке с противником.
В этот миг кто-то протрубил в рог. Малика не успела и глазом моргнуть, как серое и черное смешалось. Раздался звук рвущейся плоти, полетели клочья шерсти, а затем и кровавые брызги. По площадке, рыча, катался клубок из тел.
Малика сглотнула солоноватый комок свернувшейся крови. Ей ужасно хотелось потереть слезящиеся глаза, хотя бы тот, которым она была еще в состоянии видеть. Она должна была увидеть, должна была понять…
И вдруг все замерло. Клубок сам собой развалился, ведьма отчаянно заморгала…
Зубы Альвена добрались до шеи Дэйнора, лунник вцепился в нее мертвой хваткой и повис не разжимая челюстей. Сильван-младший опешил в первое мгновение, но затем быстро нашел выход из положения: его когти с хрустом погрузились в тело противника, разрывая и терзая его плоть, отставляя на камнях кровавые ошметки.
Малика зажмурилась. Ну, вот и все. Еще одна совершенно ненужная смерть. Зачем он решил спасать ее, никчемную и никому не нужную ведьму, зачем?!!
Приоткрыв глаз, ведьма с трудом осознала, что истязание продолжается, что Альвен Рутто продолжает висеть, вцепившись Дэйнору в глотку – но вместе с этим еще и умудряется… Ползти к краю площадки. К обрыву.
– Нет! – крикнула Малика, но из горла выполз сдавленный шепот.
По толпе прокатился судорожный полувздох-полустон, Дэйнор запоздало заскреб когтями базальтовую плиту, неуклюже попытался развернуть измочаленные крылья, и…
Ведьма закрыла глаза. Все.
Два лунника, сцепившиеся в смертельной схватке, перевалились через край обрыва и исчезли.
Время застыло. А потом вдруг взорвалось гомоном и криками. Чья-то крылатая тень взметнулась в небо, чтобы затем ринуться в пропасть. Кто-то молча разрезал веревки, стягивающие за спиной локти. Малика хотела сойти с помоста, но вместо этого села на верхней ступеньке и уткнулась пылающим лбом в ладони.
"Зачем ты это сделал? За-чем?"
"Я всего лишь хотел, чтобы тебя не сожгли. Знаешь ли, горящая ведьма – не самое приятное зрелище. Плоть обугливается и воняет нестерпимо".
"Альвен?" – она встрепенулась. Да, да! Несомненно, это был его голос, и прозвучал он четко и ясно. В сознании.
"Я умираю. Дэйнор уже мертв".
"Нет, не умирай, не оставляй меня…"
"Нельзя быть такой эгоистичной", – в голосе лунника зазвучала знакомая ирония, – "ты даже отпустить меня не хочешь, даже теперь…"
"Нет, не умирай. Я тебя… не пущу… и не думай".
Легкий, едва различимый смех.
"А что ты можешь сделать, Малика Вейн? Здесь ты, пожалуй, бессильна".
– Что. Я. Могу. Сделать? – прошептала ведьма.
И, не раздумывая более ни секунды, потянулась всем своим существом к тканому полотну. Пестрому, красивому и равнодушному материалу, из которого был сотворен этот мир. Она проносилась над бирюзовыми лагунами, которых никогда не видела, и над красными каньонами, словно полными крови. Она услышала и увидела в одно мгновение всех, кто населял Этернию, почувствовала отголоски мыслей и чувств каждого живого существа – и это было больно, немыслимо и невыносимо. Так больно, что крик замирал в груди. И все это – только ради того, чтобы в хитросплетении цветных нитей нащупать одну-единственную, серую, с гниловатым привкусом ржавой воды нить. Она свернулась петлей и быстро подтягивала к тканой основе полотна нечто трепещущее, но уже утратившее способность сопротивляться.
– Я тебя не пущу туда, – выдохнула ведьма сквозь слезы, – возвращайся. Я отдаю тебе свою жизнь, столько, сколько понадобится, только возвращайся.
В груди стало жарко, и Малика, черпнув пригоршнями этот жар, выплеснула его на дрожащую бесцветную тень. Затем ведьма вообразила, что у нее в руке – обоюдоострый меч. И этим тяжелым, выпивающим все ее силы мечом Малика рубанула по натянутой нити. С хлюпающим звуком, словно щупальце, паутина втянулась на изнаночную сторону полотна, меч рассыпался прахом, а Малика…
"Я так устала", – сонно подумала ведьма, – "мне просто… нужно поспать… долго…"
Она висела где-то между явью и сном, не испытывая желания бороться дальше.
Потом серая муть, ее окружившая, качнулась – раз, другой. И рассыпалась.
Малика приоткрыла здоровый глаз и застонала. К горлу стремительно подкатила тошнота, но желудок был пуст, и поэтому ведьма ограничилась тем, что совершенно неприлично икнула.
– Вы можете подняться? Можете? Или мне вас понести на руках? – Брай Рутто не переставал ее тормошить, – ну же, очнитесь, госпожа Вейн. Пора отсюда уходить. Все уже ушли, но я же не могу вас бросить… Мой кузен этого бы не одобрил.
– Альвен, – прошептала она, – его нужно достать оттуда.
– К чему? – Брай пожал плечами, – прекрасная смерть для лунника. Со временем он вернется к Ночной Страннице.
– Он… жив… Брай, его нужно достать.
– Не обманывайте себя, госпожа Вейн. Давайте-ка, я помогу вам подняться. Не можете? Йоргг, ну тогда…
– Вы что, не понимаете? – Малика оттолкнула руки лунника, – он жив, жив! Его нужно достать оттуда, непременно!
– Госпожа Вейн, полчаса назад и Дэйнор, и мой кузен уже были мертвы. Тело Дэйнора нанизало на сломанное дерево, Альвен лежал в двух шагах на камнях. Вероятно, в момент падения он оказался сверху, а затем скатился с Дэйнора вниз, но само падение… Полученные в бою раны…
– Всеблагий! Прошу вас, послушайте меня.
– Вы просто бредите, – процедил Брай Рутто.
Он сгреб Малику в охапку, завернул в плащ и, ловко стянув плащ ремнями, перебросил ее через седло.
– Брай! – прохрипела ведьма, – я вас умоляю… я сделаю все, что угодно, только… вернитесь… туда…
* * *
Лекарь был молод и, как водится, весьма хорош собой. Он только что получил степень бакалавра Академии Объединенного волшебства, вероятно, чрезвычайно расстроился, когда вместо практики в Пражене ему было предложено отправиться в Ловенну, и чрезвычайно дорожил своейлицензией. Наверное, именно поэтому он никак не мог понять, как следует поступить с буйной пациенткой, которая не только не желала слушать его советов, но и выплеснула на него с таким старанием приготовленную микстуру.
– Госпожа Вейн! – от возмущения он едва не потерял дар речи. Потом затряс головой, и во все стороны полетели оранжевые капли испорченного снадобья.
– Я не буду это пить! – прорычала ведьма, вжавшись в подушки, – это снотворное!
– Ничего подобного, – в голосе лекаря явственно прозвучала обида, – я вовсе не собирался…
Тут Малика почувствовала укол совести. Ей вдруг стало жаль мокрого беднягу, которому, ко всему прочему, еще и костюм придется покупать новый. Ибо – как подозревала ведьма – изумительного цвета микстура мгновенно и намертво въелась в светло-серое сукно.
– Вчера меня тоже напоили какой-то дрянью под видом успокаивающего чая, и я заснула, – сварливо пояснила она, – мне нельзя спать, понимаете? И где, во имя Всеблагого, господин граф?
– Вам, моя дражайшая госпожа Вейн, теперь надо спать, спать и спать, – возразил лекарь. Он снял очки в тонкой оправе, аккуратно протер их носовым платком и водрузил их обратно на переносицу, – сон, госпожа Вейн – лучшее лекарство при душевных расстройствах, с которым мы имеем дело. Господин граф немного рассказал мне обо всех передрягах, в которые вы попали. И, пока вы спали, я взял на себя смелость подправить ваш драгоценный носик, подлатать лицо и разорванное ухо. Что поделаешь! Лунники. Они всегда такие. Чуть что не по нраву – сразу в драку бросаются. Но, к сожалению, нам без них не жить…
– А ребра? – хрипло спросила ведьма, – у меня было ребро сломано…
– Нет, с ребрами все в полном порядке, госпожа Вейн. Ну так что, будем лечиться дальше?
Малика покачала головой.
Лечиться… Брай Рутто напоил ее снотворным, переодел, уложил в постель, позвал лекаря… Но, конечно же, и не подумал отправиться ущелье, где теперь уже в самом деле умирал его кузен. Йоргг! Да она бы и сама туда отправилась, знать бы еще, куда…
– Я вам смешаю новую микстуру, – умоляюще предупредил лекарь.
– Нет! – из горла Малики вдруг вырвалось совершенно нечеловеческое, нечленораздельное рычание, – я хочу видеть графа, немедленно! Идите, позовите его. Если я и буду пить ваши снадобья, то только после того, как с ним переговорю. Ну же, господин лекарь, это очень важно!
Он пожал худыми плечами и поднялся со стула. Малика невольно хихикнула: в ярком солнечном свете, проникающем в щель между тяжелыми портьерами, было очень хорошо видно, что микстурка от "душевных расстройств" не только славно впиталась в ткань щегольского сюртука, но кое-где и проела в нем дыры. И этим он собирался напоить свою пациентку?!!
– Вы меня часом не травить ли пришли? – подозрительно прищурилась ведьма, – лучше скажите сразу, господин лекарь, не то я вас и из посмертия достану. Граф Рутто ведь предупредил о моей специализации, а?
Молодой человек побагровел. Затем побледнел. И с оскорбленным достоинством изрек:
– И в мыслях не было, госпожа Вейн.
– Вот и прекрасно. А то ведь призраки – они, знаете ли, злопамятные. Иной раз и нож метнуть могут, а то и яда добавят в чай. Ну, что уставились? Идите, позовите мне графа. И не нужна мне ваша оранжевая отрава, сами ее пейте.
Лекарь беспомощно всплеснул руками и шмыгнул вон из комнаты, а Малика на некоторое время осталась предоставленной собственным мыслям.
Она вздохнула: нелегко изображать стерву, когда в горле стоит горький ком, а слезы того и гляди брызнут из глаз.
"Всеблагий, только не дай ему умереть сейчас", – она запнулась, не зная, о чем еще попросить того владыку мира, что царит незримо. На самом деле больше ей ничего не было нужно.
Она осторожно ощупала себя: колючий ежик на голове, которая еще вчера была гладкой как бильярдный шар, щеки и шея в тонких, как от бритвенных порезов, шрамах. Нос, правда, обрел прежние очертания и не болел. И левый глаз открылся, отек спал. Пальцы наткнулись на цепочку, и ведьма быстро ее сняла и отложила на столик, что рядом с кроватью. Это ж надо было – нацепить себе на шею удавку?!! Йоргг с ней, цепочкой. Только вот кулон жалко… Как он мог потеряться, если все звенья остались целыми? Единственная память о лунном лорде из Ирисовых пустошей.
"Прекрати", – оборвала она себя, – "он еще не умер, он еще жив. Даже думать не смей о том, что больше никогда его не увидишь".
В этот момент дверь комнаты распахнулась, и на пороге возник Брай Рутто. Из-за его спины на Малику с опаской взирал лекарь, то и дело поправляя на носу очки.
– Вот, господин граф. Может быть, она хотя бы вас послушается.
Брай Рутто решительно шагнул в комнату, закрывая за собой дверь так, что бакалавр целительства остался по ту сторону.
– Ну, и чего вы добиваетесь, госпожа Вейн? Между прочим, это лучший лекарь в Ловенне, он – единственный, кто мог вам вернуть человеческий вид, после того, как…
– Прекратите! – Малика бесцеремонно оборвала его тираду. Она сбросила покрывало и, как была в одной сорочке, опустилась перед лунником на колени.
– И к чему это? Поднимитесь немедленно, – брезгливо обронил он.
– Поезжайте… туда… – Малика прижала к груди руки, – что я должна сделать, чтобы вы согласились? Ведь он… он умирает… и только вы знаете, где это место. Если бы я знала, то…
– Это как раз то, что называют душевными расстройствами.
Брай быстро наклонился и, подхватив ее под локти, поднял. Встряхнул так, что зубы лязгнули.
– Я вас не понимаю, госпожа Вейн. Я вообще отказываюсь понимать людей. Вы отталкиваете от себя живого, но так горюете по мертвому, что, можно подумать, он для вас что-то значил. К чему теперь все это? Альвен погиб, погиб ради вас, понятно? И довольно… право же, довольно истерик. Ешьте горстями лекарские снадобья, поправляйтесь и убирайтесь из Ловенны. Честное слово, смотреть на вас тошно!
О, да. Безусловно, она все это заслужила. Но разве… разве речь сейчас о ней?
"Пусть бы он меня избил, но только бы поехал туда", – Малика всхлипнула и повисла в руках Брая.
– Извольте становиться на ноги, – рявкнул он.
– Я… я покончу с собой и прокляну вас, – прошипела ведьма, – если только вы…