Несмотря на всю эту кожу и железо, Дилан ухитрялся двигаться с изяществом человека, который не особо спешит оказаться где-то еще, помимо того места, где уже находится. Шериф излучал уверенность и властность мужчины, который может позаботиться о себе и о слабой женщине. Настоящий тестостероновый коктейль, который некоторые дамы сочли бы неотразимым. Но не Хоуп.
Она смотрела, как шериф тем же самым плавным движением, которым приглаживал волосы, забрал со стойки ковбойскую шляпу. Водрузив ее на голову, Дилан заговорил с пожилой официанткой, стоявшей рядом с кассой. Женщина с высокой прической захихикала, как подросток, и Хоуп отвела взгляд. Уже трижды она тоже самую чуточку, но таяла при виде этой слегка несовершенной улыбки. Больше такого не повторится.
Она еще раз, последний, обернулась и увидела, как грубая официантка с длинной косой протянула шерифу бумажный пакет. Журналистская часть натуры Хоуп просто-таки забурлила от невысказанных вопросов. Она заметила, что у Дилана нет обручального кольца. Не то чтобы это хоть что-то значило, но из разговора шерифа с официанткой миз Спенсер пришла к заключению, что тот не женат. Еще она рискнула бы высказать довольно обоснованное предположение, что официантка имела виды на красавца-шерифа. Хоуп задалась вопросом, встречались ли они. Вряд ли. Судя по тому немногому, что ей довелось увидеть, любые чувства, выходившие за рамки дружеских, были абсолютно односторонними и довольно жалкими. Она могла бы ей посочувствовать, будь официантка повежливее. Но та любезничать не стремилась, а у миз Спенсер и своих проблем хватало.
А вот от этой песенки моё душевное состояние стало в состояние стояния на ушах! Надеюсь, и ваше тоже!
ГЛАВА 3
Дьявольское завывание автосигнализации загипнотизировало местную общину
От жесткого стула в номере мотеля у Хоуп онемела задница. Журналистка встала и, зевнув, потянулась. В глазах, весь вечер сверливших пустой экран ноутбука, стало двоиться, и она потерла их пальцами. Ничего. Битых три часа она сидела на этом стуле, старательно держа открытыми слипавшиеся веки, мучая уставший мозг, дабы хоть что-то появилось на экране. Ни-че-го. Файл оставался пуст. В голове не возникло ни одной мысли. Не было написано ни единого предложения. Даже плохого предложения, которое можно было бы переделать во что-то получше.
Хоуп уронила руки, отвернулась от ноутбука и, рухнув на кровать, уставилась в потолок. Будь она дома, то наверняка принялась бы отмывать и без того идеально белую ванну, гладить рубашки или переворачивать матрас. А будь у нее маникюрный набор, то стала бы приводить руки в порядок. Хоуп настолько поднаторела в этом, что иногда подумывала бросить писать и зарабатывать на жизнь именно маникюром.
Это занятие было лишь одним из многих способов убить время, к которым миз Спенсер обращалась, пытаясь убежать от пустого экрана.
Одним из множества проверенных трюков, чтобы убежать от правды своей жизни. Болезненной правды: Хоуп была одинока. У нее не было никого, с кем можно было бы скоротать сиротливую ночь. Никого, кто бы взял за руку и сказал, что все будет хорошо.
Осенью не стало ее мамы, а весной отец снова женился и переехал в Сан-Сити, в Аризону, вместе со своей новой женой, чтобы жить поближе к ее семье. Отец звонил ей. Хоуп звонила ему. Но теперь все было по-другому. Ее единственный брат, Эван, проходил службу в Германии. Хоуп писала ему. Он писал ей. Но и это теперь было совсем не то, что раньше.
Когда-то у миз Спенсер был муж. Семь лет прекрасной жизни в красивом доме в Брентвуде, бесконечные вечеринки и классные партии в теннис. Муж Хоуп, Блейн, был блестящим пластическим хирургом, красивым и веселым, и она так сильно его любила! Ее жизнь казалась надежной и счастливой, и в ту, последнюю, их ночь вместе Блейн занимался любовью так, будто обожал жену всем сердцем.
А на следующий день вручил ей документы о разводе. Сказал, что ему ужасно жаль, но он влюбился в Джилл Эллис, лучшую подругу Хоуп. Они не хотели причинять ей боль, но что поделать? Парочка любила друг друга, и, конечно же, Джилл была на пятом месяце беременности, подарив Блейну то единственное, чего Хоуп дать не могла.
Теперь у нее не было ни мужа, ни друзей, ни детей.
Да, у нее все еще оставалась карьера, и хотя Хоуп не так представляла себе свою жизнь, журналистика – не самый плохой вариант. По крайней мере, пока Хоуп не наткнулась на стену, из-за которой не могла идти дальше.
Три года назад миз Спенсер отвернулась от прошлого, отказавшись признать глубину испытываемой ею боли даже перед собой, плюнула на руины, оставшиеся от ее жизни, и с головой ушла в работу. Сперва внештатный журналист для журналов вроде "Мир женщины"[10] и "Космополитен" - и несколько статей для "Стар"[11] и "Нэшнал Энквайр"[12]. Прошел год, и Хоуп поняла, что ей не нравилось шнырять где только можно, влезая в частную жизнь знаменитостей. В любом случае, делала она это не из лучших побуждений.
Целиком и полностью забросив сплетни, миз Спенсер устроилась штатным журналистом в "Еженедельные новости Вселенной", один из тех черно-белых таблоидов, что кричат, будто Элвис жив-здоров и живет на Марсе. Никаких слухов или скандалов. Теперь Хоуп сочиняла свои истории. Под псевдонимом Мэдлин Райт она стала самым популярным автором в издании, и ей это нравилось.
И вот, пару месяцев назад, Хоуп, похоже, и наткнулась на эту невидимую стену. Не получалось ни игнорировать препятствие, ни пройти сквозь него, ни отыскать кружной путь. Работа застопорилась. Казалось, Хоуп не могла спрятаться от этой проблемы или потеряться в тех странных историях, которые сама же и придумывала. До сегодняшнего момента ей не удалось написать и десятка предложений. Может, психиатр и объяснил бы, что же не так, но, похоже, она и сама уже догадалась.
Редактор крайне разволновался и настоял, чтобы его сотрудница взяла отпуск. Не потому что шеф был таким славным малым, а потому что она делала им тираж. А еще Хоуп обеспечивала изданию отличный объем рекламы, и начальству хотелось, чтобы их лучший репортер вернулся в строй, штампуя "странное" и "необычное".
Уолтер дошел до того, что лично подобрал ей место для отдыха, и газета оплатила аренду дома на полгода. Редактор сказал, что выбрал Госпел, штат Айдахо, из-за свежего воздуха. Да, конечно, только Хоуп так легко не проведешь! Он выбрал Госпел, потому что тот выглядел как место, где как раз и мог прятаться снежный человек. Где людей регулярно похищают пришельцы, и где странные фанатики танцуют голыми в полнолуние.
Хоуп села на край кровати и вздохнула. Она согласилась с планом Уолтера, потому что поняла – ее жизнь стала инертной, рутинной и больше не приносила радости. Нужно сменить обстановку. Уехать на время из Лос-Анджелеса. Сделать перерыв и, конечно, оставить позади это фиаско с Мики-волшебным гномом. Очистить голову от переживаний.
Без особого энтузиазма Хоуп встала, переоделась в пару фланелевых штанов и футболку с эмблемой "Планеты Голливуд", затем вернулась на свое место перед ноутбуком. И... занеся руки над клавиатурой, уставилась на мигающий курсор. Повисла тишина – тяжелая, без единого звука. Хоуп бессознательно опустила взгляд на уродливый ковер под ногами. Без сомнения, самый толстый ковер из всех ею виденных. Миз Спенсер потратила четверть часа, гадая, действительно ли узор именно так был задуман, или же предыдущий жилец уронил на ковер пиццу.
И как раз когда Хоуп решила, что он и должен выглядеть так, будто заляпан чем-то темно-красным, она осознала, что отвлеклась, и заставила себя снова сосредоточиться на экране.
Журналистка уставилась на него, будто загипнотизированная кобра, считая, сколько раз мигнул курсор. Она как раз дошла до двухсот сорока семи, когда тишину ночи вдруг разорвал пронзительный вой. Хоуп вскочила на ноги.
- Боже милосердный! – выдохнула она. Сердце билось где-то в горле.
Затем до нее дошло, что это ее сигнализация "Вайпер". Хоуп покопалась в сумке, выудила со дна пульт, прикрепленный к связке ключей, и, сунув ноги в сандалии, выбежала во двор и помчалась на небольшую парковку, забитую пикапами, минивэнами и пыльными внедорожниками, на крыши которых были прикреплены лодки.
Управляющая "Сэндмэн", с неизменными поролоновыми бигуди на голове, стояла у капота машины и недовольно нахмурившись ждала, пока Хоуп подойдет к "порше". Постояльцы выглядывали из окон, некоторые стояли в дверях своих комнат. Сумерки опустились на Госпел, расчертив глубокими тенями суровый пейзаж. Городок казался отрешенным и умиротворенным – если не считать "Вайпер", завывавшую на шесть ладов и нарушавшую этот покой.
Хоуп направила на машину пульт, выключила сигнализацию и, подойдя к миссис Довер, спросила:
- Вы не видели, кто-то пытался взломать мою машину?
- Ничего я не видела. – Ада уперлась руками в бока и задрала подбородок, чтобы посмотреть в лицо своей постоялице: – Но я чуть куриной косточкой не подавилась, когда эта штуковина заорала!
- Наверное, кто-то коснулся дверной ручки или окна.
- Я подумала, что это в "M&С", и позвонила Стэнли. Сказала ему, что кто-то вломился в его магазин, и попросила прекратить это, и все дела.
- Отлично, - простонала Хоуп.
- Но он сказал, что у него нет сигнализации. Только надпись, что объект охраняется – лишь бы люди в это верили.
Она не знала, кто такой Стэнли, но вряд ли ему хотелось, чтобы весть об отсутствии у него сигнализации облетела город.
- Я как раз собиралась позвонить шерифу, - продолжила пожилая леди, - но решила сперва выяснить, откуда же начался весь этот гвалт.
Последнее, что нужно было Хоуп, так это чтобы в "Сэндмэн" вызвали шерифа. Не теперь, когда она его заверила, что тот и не заметит ее присутствия в городе.
- Но вы же не позвонили?
В Лос-Анджелесе никто не вызывает полицию из-за автосигнализации. В любой день велика вероятность, что где-нибудь на парковке сработает сигнал. И так же вероятно, что полиция проедет мимо и даже не подумает остановиться. Эти люди вообще что-нибудь знают о том, по каким правилам живут в нормальном мире?
- Нет, и я рада, что не позвонила. Выглядела бы полной дурой. К тому же я едва не умерла из-за куриной кости.
Хоуп уставилась на низенькую женщину, стоявшую перед ней: стремительно темнело, и журналистка не могла различить ничего, кроме очертаний бигуди на голове миссис Довер. От холодного воздуха волоски на руках встали дыбом. Хоуп знала, что должна была бы чуть более сожалеть о том, как "Вайпер" перепугала Аду, но, честно, каким идиотом нужно быть, чтобы пережевывать куриные кости?
- Мне жаль, что вы едва не умерли, - извинилась Хоуп, хотя серьезно сомневалась, так ли уж близка к смерти была миссис Довер.
Оглянувшись через плечо, Хоуп с облегчением обнаружила, что все скрылись внутри мотеля и задернули занавески на окнах.
- Эта штука ведь не включится снова, правда?
- Нет, - ответила она, переключив внимание обратно на управляющую отеля.
- Хорошо. Не хотелось бы, чтобы эта штука вопила всю ночь и будила других постояльцев. Эти люди платят хорошие деньги за спокойный сон, и мы просто не можем допустить подобный шум.
- Обещаю, это не повторится, - заверила, хотя палец так и зудел включить сигнализацию, Хоуп. Она уже повернулась, чтобы уйти, когда ее настигла финальная реплика Ады:
- Если повторится, вам придется съехать, и все дела.
Миссис Довер могла диктовать свои условия и прекрасно об этом знала. Хоуп хотелось посоветовать той поцеловать ее... "и все дела" – что бы это ни значило, - но в городе существовало только два отеля, и второй уж точно был так же забит, как и "Сэндмэн". Поэтому она воздержалась от комментариев, вернулась в свою комнату, захлопнула дверь и, бросив ключи обратно в сумочку, вновь уселась за ноутбук.
Заложив руки за голову, Хоуп сползла вниз на стуле. Прошлой ночью она остановилась в "Даблтри" в Солт-Лейк-Сити. И четко помнила, как утром проснулась в нормальном, приятном отеле. Но затем ей пришлось переехать в "сумеречную зону", где женщины едят куриные кости.
Медленная улыбка растянула губы Хоуп, она опустила руки на клавиатуру и написала:
"Сумасшедшая женщина насмерть подавилась куриной костью.
Во время ритуала чокнутая приверженница куриного культа, Доди Адамс…"
На следующее утро Хоуп встала рано, быстро приняла душ, натянула джинсы и черную майку. Пока сохли волосы, сунула ноги в туфли, подсоединила телефон к ноутбуку и отослала свою историю о куриной кости. Это, конечно, не бигфут, но достаточно хорошо, чтобы рассказ напечатали на следующей неделе. Что гораздо важнее – она снова писала. То, что за это стоило благодарить Аду Довер, не ускользнуло от внимания Хоуп, и ирония ситуации вызвала у нее улыбку.
Собрав волосы в "хвост", миз Спенсер проехала три квартала к магазину "M&С". Она проспала всего четыре часа, но чувствовала себя гораздо лучше, чем в последнее время. Она снова работала, и это радовало. Не хотелось даже думать, что, возможно, ей просто повезло, и сегодня снова часами предстоит гипнотизировать пустой экран.
Первое, что бросилось в глаза Хоуп, когда она зашла в "M&С", - оленьи рога позади прилавка. Развесистые, прикрепленные к лакированной доске. Второе – смешанный аромат сырого мяса и картона. Где-то в глубине играло радио, настроенное на волну "кантри". Тяжелые звуки ударных напоминали стук топора дровосека по твердому бревну. Кроме Хоуп и кого-то еще, невидимого, за рядами, в магазине не было ни души. Взяв синюю пластиковую корзину у кассового аппарата, Хоуп повесила ее на руку и быстро проглядела стойку с прессой. "Нэшнал Энквайр", "Глоуб"(4) и - главный конкурент их журнала - "Еженедельные новости мира" стояли позади "Еженедельных новостей Вселенной". В этом выпуске имя Мэдлин Райт не фигурировало, но на следующей неделе история про куриную кость увидит свет. Электронное письмо от редактора пришло сразу же: он буквально рвался напечатать статью.
Деревянный пол поскрипывал под ногами, пока Хоуп пробиралась мимо хлеба и крекеров к отделу замороженных продуктов.
Она открыла дверцу витрины и положила в корзину пол-литровую упаковку обезжиренного молока. Потом принялась читать на этикетке бутылки апельсинового сока, сколько же в нем сахара. Оказалось, что в напитке больше кукурузного сиропа, чем натурального сока, и Хоуп положила бутылку обратно. Потянулась за соком из винограда и киви, но в последний момент решила, что не в настроении, и взяла клюквенно-яблочный.
- А я бы выбрал сок из винограда и киви, - протянул сзади уже знакомый голос.
Вздрогнув, Хоуп обернулась, и дверца витрины захлопнулась. Корзинка с размаху ударилась о бедро.
- Хотя, конечно, он немного необычен в это время дня, - добавил шериф. Сегодня он не надел свой черный "стетсон", заменив его потертой соломенной ковбойской шляпой с лентой из змеиной кожи. Поля шляпы отбрасывали тень на лицо шерифа. – А вы сегодня рано встали.
- У меня много дел, шериф Тэйбер.
Тот открыл дверцу витрины, заставляя Хоуп сделать пару шагов назад.
- Дилан, - поправил он, взял две пол-литровых упаковки шоколадного молока и сунул под мышку. Он мало чем напоминал того вчерашнего служителя закона. Поношенная, слегка измятая голубая футболка, заправленная в "Левисы" такие потертые, что только по швам можно было определить первоначальный цвет.
Дверца запотела, кроме того места, где Дилан прижал ту своим широким плечом и бедром. Задний карман джинсов слегка порвался и из него выглядывал край бумажника. Шериф наклонился и взял что-то вроде двух небольших пенопластовых упаковок мороженого.
- Нашли себе помощников на сегодня? – спросил он, выпрямляясь.
- Еще нет. Я хотела позвонить соседям, как вы и предлагали, но решила подождать, вдруг они еще спят.
- Они уже встали. – Дилан подвинулся вперед, и дверца витрины закрылась за его спиной. – Держите. – Свободной рукой он протягивал Хоуп бутылку маракуйи: – Мой любимый.
Она взяла напиток, но Дилан не отпустил бутылку. Вместо этого он шагнул ближе, оказавшись всего в нескольких сантиметрах от Хоуп:
- Вы любите маракуйю, миз Спенсер?
Ее пальцы задели его, и она подняла взгляд от их рук к зеленым глазам, смотревшим на нее из-под поношенной соломенной шляпы. Но журналистка из Лос-Анджелеса - не какая-то деревенская простушка, которая чувствует себя на седьмом небе и не может произнести ни слова в присутствии чертовски сексуального ковбоя в джинсах, вытертых на интересных местах!
- Возможно, сейчас немного рановато для маракуйи, шериф.
- Дилан, - снова поправил он с медленной, непринужденной улыбкой. – И, сладкая, для маракуйи никогда не бывает слишком рано (игра слов: маракуйя по-англ. "passion fruit" – дословно "фрукт страсти").
Это словечко - "сладкая" - взволновало Хоуп. Просто скользнуло внутрь и согрело низ живота, прежде чем она смогла что-либо сделать. Миз Спенсер слышала, как шериф так же ласково обращался к официантке, но думала, что уж у нее-то самой иммунитет к подобному. Как выяснилось - нет. Она попыталась придумать остроумный ответ и... не смогла. Дилан проник в ее личное пространство, и Хоуп не знала, что с этим делать. Ее спасло появление его сына.
- Пап, ты взял "ночных гусениц"? – спросил Адам.
Шериф убрал руку с бутылки, отступил назад, еще на миг задержав взгляд на Хоуп, а затем переключил внимание на сына.
- Все здесь, приятель, - показывая две пенопластовые упаковки, заверил Дилан.
- Там червяки? – Хоуп перевела взгляд от того, что приняла за два стаканчика с мороженым, к его лицу.
- Да, мэм.
- Но они стояли… - она указала на витрину, - рядом с молоком.
- Ну, не совсем рядом, - заверил ее шериф. Он вытащил из-под мышки шоколадное молоко и указал на Хоуп: – Адам, поздоровайся с миз Спенсер.
- Привет. Вам нужно распугать еще мышей?
Хоуп покачала головой, переводя взгляд с отца на сына.
- Ты какие пончики хочешь на завтрак? – спросил Дилан Адама. – С сахарной пудрой?
- Не-а, с шоколадом.
- Ну, думаю, я смогу запихнуть в себя несколько шоколадных.
- Мы собираемся на рыбалку, за Долли Уорден(5), - сообщил ей Адам.
Видимо, они и правда считали, что держать червей в витрине с молоком и соком – нормально.
- За какой такой Долли?
Низкий смех загрохотал в груди Дилана, словно что-то его очень насмешило.
- Форель, - пояснил он. – Идем, сынок. Давай поймаем пару "каких-то таких Долли".
Смех Адама зазвенел, как детская версия отцовского хохота.
- Городские девчонки, - хмыкнул Дилан, уходя.
- Ага, - поддержал Адам. Резиновые подошвы его кроссовок скрипели точно в такт с тяжелым топотом отцовских потертых ботинок.