- Думаю, что да. Но не знаю, что сейчас творится в портах. Обстановка весьма сложная. Насколько мне известно, коммунары Парижа нынче сражаются против новой республики. Они не желают мира и порядка. Похоже, грядет новая революция. Слава Богу, мы успели вовремя убраться из Парижа. В царстве этой обезумевшей черни с нами могло бы случиться все, что угодно. Они продолжают бесноваться и громить все подряд. Это похоже на разрушение ради самого разрушения. Как будто Париж и без того недостаточно пострадал…
- Наверное, я уже никогда не смогу вернуться домой.
- Сможешь, но не скоро.
- Уверена, что мачеха переживает обо мне. После известия о смерти отца, а это было как раз накануне осады, я больше не получила от нее ни одного письма. Бедная Клэр! Она такая кроткая, мягкая… И совершенно не способна о себе позаботиться. Я очень хотела бы сообщить ей, что нахожусь в безопасности.
- Вот как мы поступим. Напиши письмо, а я передам его своему человеку. Он поедет на побережье и разузнает, как там обстоят дела. Не знаю, курсируют ли сейчас через Ла-Манш пакетботы. Очень может быть, что курсируют. Пиши свое письмо. Если удастся его отправить, что ж, тем лучше. Если нет… попробуем еще раз, попозже.
- Вы очень добры.
- Ах, Кейт, ты могла бы получше узнать, насколько я добр, если бы только…
- Это запретная тема.
- Скажи мне только одно. Если бы я был свободен…
- Вы не свободны. Пожалуйста, не говорите так. И не можете освободиться. На этом все. Если бы я могла уехать в Англию и какое-то время пожить у своей мачехи, пока не определилась бы с тем, что делать дальше…
- В таком случае мне, наверное, не стоит отправлять это письмо. - Он рассмеялся. - Нет, Кейт, иногда ты воспринимаешь меня чересчур всерьез. Разумеется, я отправлю письмо, если только это возможно. Я не из тех людей, которые могут испугаться какой-то мачехи.
- Спасибо.
На следующий день мы с Кендалом и Жанной переселились в Хижину.
* * *
В Хижине нам с Жанной понравилось больше, чем в замке. Здесь было гораздо уютнее. Небольшой домик было легко обогреть, а высокие стены замка надежно защищали его от холодных ветров.
Было решено, что уроки будут проводиться в замке, потому что там к Жанне и Кендалу мог присоединиться Вильгельм. Мы с Жанной отмечали, что в последнее время Вильгельм заметно изменился к лучшему. Он стал гораздо менее нервным, а достижения в учебе позволили ему обрести элементарную уверенность в себе. Кендал теперь держался с ним достаточно уважительно, поскольку мы постоянно объясняли ему, что он не должен быть резок и заносчив. Вильгельм, как мы заметили, был за это признателен Кендалу, и мальчики становились настоящими друзьями.
Но в целом существующее положение сильно беспокоило меня. Мне не нравилось до такой степени зависеть от гостеприимства Ролло. Будь я одна, то непременно попыталась бы добраться до Англии, но из-за Кендала не могла решиться на такой рискованный шаг. Совсем еще недавно он был изможден и слаб, так что преступно было бы подвергнуть ребенка еще раз чему-либо подобному. Я очень опасалась того, что осада подорвала его здоровье, хотя, судя по внешнему виду, оно было в полном порядке. Как бы то ни было, я не могла допустить, чтобы ребенку довелось еще раз пройти через подобные испытания. Так что мне волей-неволей пришлось переступить через свою гордость и ради Кендала смириться с реалиями нашего бытия.
Я была не слепа и прекрасно понимала, насколько взрывоопасны эти реалии. Ролло явно что-то задумал, а я на собственном опыте знала, как далеко он способен зайти, чтобы добиться своего. Его страсть ко мне возрастала, и он становился все нетерпеливее.
Барон и не собирался скрывать, насколько он гордится Кендалом, и меня все сильнее тревожила необходимость жить под одной крышей с ним и его женой. Хотя я и находилась в Хижине, тем не менее мое жилье определенно являлось частью замка.
Я должна уехать… Я должна уехать… По сто раз на день повторяла я эту фразу. Но как? Куда? Это было главной проблемой моей жизни. И абсолютно неразрешимой.
Я жадно читала газеты. Париж по-прежнему был охвачен беспорядками. До нас доходили слухи о готовящейся в Бордо сессии Национальной Ассамблеи. В Версале проходили бесконечные совещания. А в это время везде царил хаос. Немногие счастливцы укрылись в глуши, но уединенных и безопасных мест, подобных нашему замку, не могло быть достаточно много.
Поэтому я не имела права спешить и совершать необдуманные поступки. Следовало смириться с этой экстраординарной ситуацией, пока не удастся найти выход из нее.
Если бы я не лукавила сама с собой, то была бы вынуждена признать, что не хочу никуда уезжать отсюда. Мне, так же, как и всем остальным, было необходимо отдохнуть и восстановить силы, растраченные во время этой страшной осады. Поэтому оставалось только одно - ждать. И я даже испытывала некоторое облегчение от того, что обстоятельства вынуждали меня поступать именно таким образом.
Ролло явился уже в первое утро моего пребывания в Хижине. Жанна и Кендал ушли в замок на уроки, так что я была одна.
Было видно, насколько его обрадовало это обстоятельство. Судя по всему, он именно на него и рассчитывал.
- Итак, - произнес Ролло, - как ты находишь это место?
- Здесь хорошо.
- К тому же мы будем совсем рядом. В каком-то смысле так даже удобнее.
- Удобнее? - переспросила я.
- Проще… уединиться. - Он не сводил с меня глаз. - Что же мы с тобой будем делать, Кейт?
- Делать? Мы? Нам с Кендалом придется пожить здесь какое-то время, пока я что-нибудь не придумаю.
- А я уже сейчас могу придумать что-нибудь весьма приятное.
- Могу вернуться в Париж или уехать в Англию. Последнее, пожалуй, было бы разумнее, поскольку вы сами говорили, что Париж еще не скоро вернется к нормальной жизни.
- Что ты собираешься делать в Англии?
- Писать портреты.
- Тебя там никто не знает.
- Зато хорошо знали моего отца.
- Ты - это не твой отец. Я помог тебе устроиться в Париже. И все заказчики приходили к тебе исключительно по моей рекомендации.
- Теперь мне это известно, но все же нужно попытаться. Талант в конце концов должен взять свое.
- А тем временем ты будешь влачить полуголодное существование. В жалкой мансарде под прохудившейся крышей… В лучших традициях всех великих художников. Пойми, художник может преуспевать только в том случае, если на него существует мода. Люди как овцы. Им говорят: "Это гениальная картина". И они повторяют: "Это гениальная картина". Если не сказать, они об этом никогда не узнают… Неизвестность для них равна бесталанности.
- Я знаю, что это действительно так, но все же упорным трудом…
- Разумеется. Но только после смерти. Благополучно вы с малышом жить не будете. Ты не сможешь заработать даже на самое необходимое. Опустись на землю, Кейт. Впрочем… ничего страшного. Мы ведь с тобой будем вместе. Я обещаю никогда не вмешиваться в твою работу. Узаконю ребенка…
- Разве это возможно?
- Вполне. Мы станем жить вместе. Вместе выберем дом. Ты его выберешь. Мы созданы друг для друга. Я в этом уверен так, как еще никогда и ни в чем не был уверен.
- У вас большой жизненный опыт, - ответила на это я, - вы строите планы не только для себя, но и для всех окружающих. Однако вы так и не поняли, что, когда речь заходит о двух людях, всегда существует два мнения… две воли. Да, вам удается подчинять себе других людей, но это ведь не проходит со всеми подряд.
- Знаю, Кейт. Я это уже понял.
- Что-то вы становитесь чересчур покладистым… Это на вас никак не похоже.
- Часть того урока, который ты мне преподала, Кейт. Я многому научился… Честно говоря, никогда не думал, что буду так одержим какой-либо женщиной.
- Что, если причина кроется всего лишь в том, что вы не можете меня заполучить?
- Для меня не существует такого словосочетания, как "не могу".
- Увы, оно имеет место в жизни совершенно независимо от вашего желания.
Вдруг он схватил меня в объятия и страстно поцеловал. Это произошло так неожиданно, что в течение нескольких секунд я даже не сопротивлялась. В голове промелькнула мысль: мы здесь одни, я всецело в его власти. И хотя я честно попыталась остановить волну жаркого возбуждения, окатившую меня с головой, это, увы, не удалось.
Больше всего я боялась, что он почувствует мое подспудное желание быть изнасилованной им. Он ни в коем случае не должен был это почувствовать, иначе… Что? Иногда мне снилось, что я нахожусь в той спальне… в башне. И просыпаясь, я испытывала отнюдь не страх или отвращение, а напротив, жгучее желание вернуться туда.
В глубине души я понимала, что такое отношение к нему настоятельно требует как можно скорее покинуть замок, иначе мои чувства вырвутся из-под контроля и тогда…
А сейчас отстранилась, всем своим видом изображая возмущение.
- Полагаю, - медленно произнесла я, - что мне лучше всего уехать, причем… сейчас же… немедленно.
Он взял мои руки и поцеловал их.
- Нет, - прошептал Ролло, - не покидай меня, Кейт.
Я попыталась разозлиться.
- Вы же знаете, в каком положении я здесь нахожусь. Мне просто некуда идти. У меня есть ребенок, о котором я обязана заботиться, а потому вынуждена находиться здесь… Но я не имею ни малейшего желания становиться вашей любовницей… как… Николь.
Мой голос задрожал, а на глаза навернулись слезы.
Упоминание этого имени отрезвило нас обоих. Ее смерть повлияла на него гораздо сильнее, чем он это показывал. Я спрашивала себя, что могла бы она посоветовать мне сейчас, если бы осталась жива.
И высказала то, о чем думала незадолго до его прихода:
- Хотелось бы зарабатывать что-нибудь, находясь здесь. Я не хочу зависеть от ваших милостей. Вот если бы снова начать писать портреты… скажем, миниатюру Вильгельма.
- Вильгельма! Кому нужна миниатюра Вильгельма?
- Если бы у него были хорошие родители, такой вопрос был бы неуместен. Увы, взрослые пренебрегают этим несчастным малышом. Я хочу что-нибудь для него сделать. Хочу, чтобы вы попросили меня написать его портрет.
- Хорошо, - кивнул он, - сделай это.
- Мне придется работать в замке. Здесь недостаточно света.
- Кейт, ты можешь приходить в замок, когда вздумается.
- Спасибо. Я скажу Вильгельму, что вам понадобился его портрет.
- Мне?
- Да, вам. Это его очень обрадует. И быть может, пока я буду писать портрет, вы будете заходить в мастерскую и проявлять некоторый интерес к происходящему.
- Меня всегда интересовала твоя работа.
- Пожалуйста, проявите немного интереса к Вильгельму.
- Для тебя… все, что угодно, - кивнул он.
* * *
Вильгельм пришел в восторг, когда я сообщила ему, что собираюсь писать его портрет.
- Это будет совсем маленький портрет? - спросил он. - А у Кендала тоже будет такой?
- Возможно. У Кендала уже есть несколько портретов. Я часто писала его, когда мы жили в Париже.
- Покажите.
- Не могу. Когда мы покидали город, нам пришлось оставить там все свое имущество… А теперь для начала нужно будет узнать, сможем ли мы раздобыть все необходимые краски для твоего портрета.
Ролло помог мне и в этом. Он был знаком с одним художником, живущим неподалеку, и предположил, что тот сможет поделиться со мной красками. Правда, он сомневался, что у художника найдется слоновая кость для основы портрета. Я лишь вздохнула при мысли о том, сколько всего ценного нам пришлось оставить в Париже.
Ролло отправился навестить художника и вернулся с красками и пергаментом, поскольку слоновой кости и в самом деле не оказалось.
- Отличный материал, - заверила его я. - В конце концов, именно пергамент больше всего использовали в шестнадцатом веке. На нем написаны многие шедевры.
Мальчики пришли со мной в то помещение замка, где я когда-то писала портрет Ролло. Они наблюдали за тем, как я натянула пергамент на кусок твердого белого картона, приклеила края с обратной стороны, а затем все это положила под пресс вместе с листами белой бумаги.
Вильгельм заметно волновался. Я с радостью наблюдала за тем, как проясняется его личико. Теперь он смотрел на меня с доверчивой благожелательностью.
Это будет очень интересный портрет.
Я опять почувствовала прилив энергии и радостно приступила к работе, как в старые добрые времена, оставив все свои проблемы за дверями мастерской. Работая, я болтала с Вильгельмом. Кендал сидел рядом. Он тоже рисовал Вильгельма, который, казалось, стал выше ростом, впервые в жизни почувствовав себя важной персоной, на которой сосредоточено внимание сразу двух художников.
Я решила, что буду работать над портретом очень медленно. В конце концов, главным был не сам портрет. Прежде всего я пыталась вылечить больную душу маленького человека, с которым так несправедливо обошлись.
Уроки у мальчиков были днем, а я работала только утром. Передав детей Жанне, я отправлялась на прогулку, пешком или верхом. Гуляя пешком, было очень трудно потерять из виду замок. Идти приходилось довольно долго, поскольку он господствовал над всей окружающей местностью.
В замковой конюшне было много лошадей, и у меня всегда был выбор, но особенно полюбилась мне невысокая гнедая кобыла. Она была несколько беспокойной и требовала известной твердости в обращении, но я привязалась к ней, и казалось, она отвечает мне взаимностью.
Однажды, придя на конюшню, я увидела там Мари-Клод. Для нее седлали лошадь, которая имела репутацию необычайно спокойного и послушного животного.
- Добрый день, - несколько манерно произнесла она. - Вы решили покататься?
Я утвердительно кивнула.
- В таком случае, быть может, проедемся вместе?
Я ответила, что это было бы весьма приятно. Мы выехали из ворот и начали спускаться по склону холма.
- Не знала, что вы умеете ездить верхом, мадемуазель Коллисон, - заметила принцесса.
- Я научилась этому еще в Англии.
- Разумеется, ведь в Париже такой возможности не было. Как вы, должно быть, счастливы оттого, что вам удалось спастись…
- Это был поистине грандиозный эпизод моей жизни, но повторить его мне никак не хотелось бы.
- Должно быть, очень многие парижане думают так же… Но… как я скучаю по Парижу! По старому Парижу, разумеется. Кажется, я никогда не буду счастлива вдали от него.
- Увы, он сильно изменился, и не в лучшую сторону.
- Да. Эти убогие людишки и их войны!
Некоторое время мы ехали молча. Она - впереди, а я следовала за ней.
- Я никогда не уезжаю далеко, - бросила она через плечо. - Сильно устаю… Есть одно укромное место, где я спокойно наслаждаюсь пейзажем.
- Мы сейчас едем туда?
- Да. Мы могли бы привязать лошадей и… побеседовать. Невозможно поддерживать связный разговор, сидя верхом на лошади.
Я согласилась, и мы опять погрузились в молчание.
Оглянувшись назад, я убедилась, что замок потерялся из виду. Она заметила это мое движение и догадалась, о чем я думаю.
- Вот почему я полюбила это место. Оттуда не виден замок.
Мы обогнули небольшую рощицу. Местность стала более холмистой. Где-то внизу блеснула серебром лента реки.
- Здесь очень красиво, - снова заговорила принцесса. - Я люблю сидеть на самой вершине холма. Там густые кусты. Некоторые из них довольно высокие и в ветреную погоду служат мне убежищем. Я сижу и любуюсь пейзажем. Оттуда видно на многие мили вокруг…
Мы достигли вершины холма.
- Давайте привяжем лошадей. Не правда ли, как странно, что нам опять довелось вместе выехать на природу.
Мы привязали лошадей и прошли еще немного.
- Сядем здесь, - указала она, и мы сели на траву под кустами. - Никак не ожидала встретить вас еще раз, - продолжала она, - разве что на каком-нибудь приеме. Я ведь думала, что вы выйдете замуж за Бертрана де Мортимера. В этом случае мы вполне могли бы где-нибудь встретиться…
- В жизни происходят странные вещи.
- Очень странные. - Она пристально посмотрела на меня. - Признаюсь честно, вы возбуждаете мое любопытство… Можно я буду называть вас Кейт? Ведь когда-то именно так я вас и называла, помните? А вы называйте меня Мари-Клод.
- Как вам будет угодно.
- Отлично, - произнесла она, и в ее голосе прозвучали так хорошо запомнившиеся мне царственные нотки.
Тем временем она продолжала:
- Я восхищаюсь вами. Мне бы вашу смелость. У вас есть ребенок, однако вы не вышли замуж за его отца. Очень мудро! Будучи не замужем, я ощущала бы себя намного счастливее, чем сейчас. Но для вас это, наверное, было проще, чем для меня.
- Несомненно, - кивнула я.
- Я ведь не любила Армана Л’Эстранжа. Если бы это было не так, я бы наперекор всему вышла за него замуж. Ролло всегда внушал мне ужас… Честно говоря, страх был единственным чувством, которое я к нему испытывала. Это безжалостный человек, Кейт. Только те, кто живут с ним рядом, знают, насколько он беспощаден.
- Мне кажется, я это уже поняла.
- Как вам известно, меня вынудили вступить в этот брак, и это само по себе возмущало, не говоря уже… Я не хотела выходить за него замуж. Вам это тоже известно. Вы были рядом со мной перед самым замужеством. И тоже не захотели бы выходить замуж за человека, вселяющего в вас ужас, не так ли?
- Еще бы, - согласилась я.
- И тут появился Арман. Он был так мил, так обходителен. Так внимателен ко мне. Рядом с ним я чувствовала, что во мне есть нечто особенное. Я просто хотела, чтобы меня любили. Вы знаете эту историю. Пикник. А потом те записки, которые вы носили. Помните, как Ролло попытался перехватить письмо, за которым вы заходили к модистке? Тот случай с фиакром…
- Очень хорошо помню.
- Должно быть, он еще тогда что-то заподозрил. Я была так напугана. Если бы это случилось раньше… не думаю, что я стала бы встречаться с Арманом.
Я смотрела вдаль, вспоминая ту страшную поездку по Парижу.
- Видите, он уже тогда подозревал меня…
Я заколебалась, но не смогла рассказать ей, что причина моего похищения была совершенно иной.
- Тем не менее, - продолжала она, - он сделал вид, что удивлен. Я никогда не забуду день своей свадьбы… Весь этот ужас. Наверное, все помнят день свадьбы… только у других людей воспоминания совсем не такие, как у меня. Не знаю, как я все это пережила. Конечно же, он знал. Но, видимо, ему было все равно. Он пришел в ярость лишь тогда, когда ребенок родился слишком рано. Я пыталась избавиться от плода. Не получилось. Кто бы мог подумать, глядя на Вильгельма, что он способен на такое упорство! Ролло умеет задавать вопросы. Он заставил меня рассказать все… абсолютно все… У него ведь родился ребенок, отцом которого был совсем другой мужчина! Можете представить себе, как это его взбесило!
- Наверное, могу, - кивнула я.
- Вы считаете, что у него были основания для ярости. Но ведь я изначально не хотела выходить за него замуж. Если бы передо мной тогда был ваш пример, я, быть может, осмелилась бы воспротивиться ему. Я могла бы остаться свободной… как вы… Почему вы не вышли за Бертрана? Вы же были помолвлены. Влюблены друг в друга. Ожидали ребенка… но… так и не вышли замуж. Все это очень странно.
- Я поступила так, как сочла правильным.
- Это был смелый поступок. Вы открыли в Париже салон, а на остальное было наплевать…