- Я тащилась от вас еще в седьмом классе! - (Сколько же, интересно, ей теперь лет?) - Я так счастлива, что познакомилась с вами! - (Разве они уже познакомились?) - Вы вылитая эта… как ее?.. Ну, мадонна с младенцем! - (У этой девчонки, однако, какая-то дьявольская хватка и интуиция!)
Маша резким движением надела дымчатые очки и холодно улыбнулась. Не для того она с утра пораньше пришла в родные стены, чтобы ее хватали за горло.
- А вы-то, простите, кто? - осведомилась Маша. - Что вы здесь делаете?
- Я - ассистент режиссера, - гордо ответила девочка.
- Думаю, скоро станете и режиссером…
- Нет-нет! Я хочу быть, как вы! Я хочу работать в эфире!
- Тогда хотя бы дососите леденец.
- Это вы пошутили, да? Но я поняла ваш намек. Конечно, это очень дурная привычка. Это может повредить зубам, да?
Маша хотела сказать, что такими зубами, как у этой милой девочки, можно легко перегрызать корабельные тросы, но сдержалась.
- И фигуре тоже, - сказала она.
- Неужели? - совершенно искренне ужаснулась любительница леденцов и инстинктивно скользнула ладонями по своим грудке и бедрам, словно убеждаясь, что пока что такого несчастья с ней не произошло. - Вы меня просто спасли! - воскликнула она. - Я на всю жизнь запомню ваше предостережение. Огромное вам спасибо!
- Не за что.
- А еще я хотела сказать, что жутко восхищаюсь всеми вашими репортажами из криминальных новостей, а особенно вашими последними кавказскими репортажами!
При упоминании о Кавказе Машу снова обожгло воспоминаниями. Ей показалось, что она, наверное, никогда не дождется своего полковника, который так хотел сделаться отцом ее ребенка…
- Боже, а какие у вас шикарнейшие волосы! - продолжала восклицать девочка. Между прочим, она действительно вытащила из-за щеки леденец и решительно выбросила его - хотя и не без сожаления - в корзинку для бумаг. - Говорят, - сказала она, - такими шикарными волосы становятся, если их мыть… - Она наклонилась к Маше и перешла на шепот.
- Чего не сделаешь, чтобы стать красивой, - вздохнула Маша.
На самом деле ее мысли были далеко. Она представила себя с раздутым животом и грудями, накачанными молоком и размером с астраханские арбузы. Как ни странно, это ее нисколько не пугало. Лишь бы он держал ее за руку.
- А что вы делаете с ними? - спросила девочка. Казалось, что ее любознательности не будет предела.
- С чем именно?
- Ну, с ними!
Она застенчиво ткнула пальчиком с обгрызенным ноготком прямо в будущие астраханские арбузы.
Пора было заканчивать интервью. Маша поманила ее поближе, и девочка подставила ей ушко.
- Даю лапать только своим начальникам, - шепнула Маша.
- Да что вы! - прочирикала девочка с таким непосредственным изумлением, что Маша пожалела ее бедную головку и добавила:
- Но только не во время эфира.
- Ну это-то понятно, - серьезно закивала головой бывшая любительница леденцов.
Маша откинулась в своем кресле и демонстративно прикрыла глаза. Наступила пауза, во время которой она снова успела сосредоточиться на демографической теме и перед ее мысленным взором промелькнуло видение, в котором она сама, как настоящая мадонна, держала у груди малыша, а его отец с умилением взирал на процесс кормления.
Когда она открыла глаза, девочка все еще стояла около ее стола и морщила лоб, словно продолжала переваривать содержание последнего рецепта из серии "секреты профессии". Машу снова уколола совесть. Если бы она действительно знала какие-то особые профессиональные тайны, то с радостью бы поделилась ими. Ей самой все тайны будут скоро ни к чему. Поскольку она будет качать ребеночка. Во избежание дальнейших вопросов Маша поспешно поднялась и спросила:
- Артем уже в студии?
- Кажется, он еще не приходил.
- Если увидишь его, скажи, что я жду его в буфете. Если, конечно, тебе не трудно.
- Что вы! - воскликнула девочка, преданно подпрыгивая на задних лапках. - Я для вас что угодно готова сделать!
* * *
Бросив растроганный взгляд на удаляющиеся сетчатые колготки ассистентки, Маша направилась в буфет исключительно для того, чтобы где-нибудь в уголке поразмышлять об отдаленном будущем. Но и там поразмышлять не пришлось. В буфете она встретила целую компанию коллег, с которыми работала еще в те времена, когда Эдик ловил ее с градусником. Это была неразлучная троица Петюня - Ирунчик - Гоша. Увидев ее, они хором заохали и заахали.
- Какой кошмар, Маша! - воскликнул Петюня-помреж, весивший не меньше центнера. - Я до сих пор не могу прийти в себя от того, что случилось с Ромой!
Петюня имел привычку чесать у себя между ног, когда его увлекал какой-то сюжет. Он хохотал и плакал над материалами, как ребенок.
- Я за всех вас молилась, да, видно, не помогло! - воскликнула Ирунчик-гримерша, которая с большим мастерством запудривала на щеках, шее и прочих местах Маши следы любовных приключений с Борисом Петровым.
- А ты какому Богу молилась, Ирунчик? - спросил Гоша-редактор.
Он был такой нервный и длинный, что когда очки сваливались с его утиного носа, то обязательно разбивались.
- Как какому? - удивилась Ирунчик. - Нашему, православному, конечно!
- Вот видишь, - заметил Гоша, тряся головой, - а там нет другого Бога, кроме Аллаха!
- Неужели Рома сделал что-нибудь этому Аллаху? - почесавшись, вздохнул громадный Петюня.
По его пухлой щеке скатилась крупная слеза, которую он поймал огромным клетчатым платком, который привычным движением извлек из своего безразмерного кармана.
- Не надо, ребята, - попросила Маша, - не то я сейчас тоже расплачусь.
- Если бы ты знала, как мы здесь все рыдали, - сказала Ирунчик, прижимая к себе Машу.
От нее пахло как от парфюмерной лавки.
- Я знаю, - кивнула Маша.
- Говенная наша жизнь, - вздохнул Петюня, убирая платок обратно в пропасть своего кармана.
- Тоже мне, открыл Америку! - поморщившись, проворчал Гоша и, двигая одним носом, попытался поднять повыше сползающие очки.
Глядя на обступивших ее коллег, Маша подумала, что молоденькой ассистентке, пришедшей на телевидение с мечтой блеснуть в эфире, - как когда-то и сама Маша - из всех "профессиональных" тайн достаточно было бы познать эту одну - тайну цеховой солидарности. Если господин Зорин, твердя, что Останкино для них - "дом родной", вряд ли понимал смысл того, что говорил, то для остальных сотрудников это не было пустым звуком. Впрочем, эту тайну невозможно было познать. Это нужно было просто чувствовать.
- Здесь такое творилось! - сказал Петюня. - Когда шел тот твой репортаж, я имею в виду.
- На тебе просто лица не было, - сказала Ирунчик. - В этом случае не помог бы никакой грим.
- Я думал, что ты вот-вот в обморок грохнешься, - добавил Гоша.
Для коллег, которые годами не вылезали из студии, работая лишь с пленками, Маша была кем-то вроде живой богини, имевшей силу и власть не только путешествовать в ином бытии, - каким для них был мир внешней реальности - но и предопределять это бытие. Она была сверхчеловеком, который был там и все видел своими собственными глазами. Маша понимала, что не вправе отказать им в том, чтобы через нее они ощутили все то, что произошло за пределами студии. Иначе они не найдут покоя и не смогут примириться с трагедией. Ведь они знали Рому Иванова и любили его так же, как и она… С другой стороны, и сама Маша не будет знать покоя, если не узнает того, что происходило с ними.
- Неразбериха в студии царила ужасная, - сказал Петюня. - Мы как чувствовали, что случится какая-то гадость…
- После обеда я сидел у Артемушки, - вспоминал Гоша. - Ему позвонил господин Зорин. А тому, кажется, позвонили коллеги из Си-Эн-Эн. Мы ведь всегда все узнаем последними…
- Не всегда! - запротестовал Петюня и снова почесался. - Маша присылает такие горячие репортажи, что обжечься можно!
- Ну, Маша! - уважительно отозвался Гоша. - Ее я, естественно, в виду не имел.
Далее Гоша рассказал, что по первой информации, полученной от Си-Эн-Эн, стало известно, что в пригороде Грозного какая-то съемочная группа попала под обстрел и что есть раненые.
- Никому и в голосу не могло прийти, что случится что-то подобное, - воскликнул Гоша. - Нас попросили подождать, не пороть горячку, пока не выяснится все подробно.
Господин Зорин позвонил в отдел новостей и распорядился, чтобы Артем не отходил от телефаксов - на тот случай, если сюда новая информация поступит раньше.
- В тот день был просто какой-то обвал информации. Я разгребал горы бумаги, стараясь выловить что-нибудь о событиях в Грозном. Мы с ума сходили от неизвестности, - сказал Петюня и снова полез за платком. - Мы понятия не имели, где вы, что с вами!
Маша прикрыла глаза и мгновенно воспроизвела в памяти всю цепочку событий того дня.
- Когда военные подавили огневые точки боевиков, засевших на холмах, - начала рассказывать она, - за останками Ромы подогнали бэтээр. Останки завернули в брезент, который уже был измазан чьей-то кровью, и погрузили внутрь. Наш оператор настоял, чтобы ему позволили ехать вместе с Ромой. Бэтээр шел с танковой колонной. Я сидела в командирском "газике". Я уже оправилась от первого шока и, приехав в Грозный, сразу бросилась в главную комендатуру, чтобы получить связь с Москвой. Один полковник провел меня к телефону, но сначала я зашла в какую-то кладовку и сняла куртку, которая сплошь была забрызгана кровью. Мне дали другую. Мальчик-связист почему-то долго не мог соединиться с Москвой. Вернее, с Москвой-то он сразу соединился, но вот там возникли какие-то вопросы. Полковник взял трубку и долго что-то объяснял, а потом ждал ответа. Я сидела, как оглушенная, и не понимала ни одного слова. Потом я разозлилась и вышла на улицу. Здесь я наткнулась на группу французского телевидения, и французы, обрадовавшись, что перехватили меня, предложили связь по спутнику. От них я узнала, что корреспондент Си-Эн-Эн, которому удалось что-то узнать по своим каналам, уже успел передать своим какую-то информацию… Поэтому-то сначала наш господин Зорин и получил неточные сведения.
- А у меня есть фотография Ромы, - вдруг сказала Ирунчик, вытирая слезы. - Он подарил ее мне после вашей прошлой командировки. На ней он снят с какой-то старухой на фоне сгоревшего дома.
- Он увидел эту старуху, когда мы проезжали по улице, - объяснила Маша. - Она осталась одна, ее дом сгорел. Но она не хотела уезжать. Рома ходил к ней каждый день и просто разговаривал с ней… Но в последний наш приезд он ее не нашел, и никто не знал, куда она делась. Точнее, и спросить-то, в общем, было не у кого, потому что во всем районе только она одна и оставалась…
Маша подняла глаза на своих друзей и увидела, что все они, как один, размазывают по щекам слезы. Глядя на них, и она зарыдала. У нее не хватило духа рассказать им, что, не найдя эту старуху, Рома сказал ей, что у него плохое предчувствие. Он так загадал - если они приедут и с ней, со старухой, все будет в порядке, то и с ними ничего не случится. В этом смысле он был суеверным, как настоящая женщина. Три дня он бегал, пытался найти свою старуху, а на четвертый день его убило.
- А когда привезли запись с твоим репортажем, я уже не выходил из монтажной, - сказал Гоша. - Нужно было, чтобы материал пошел в очередной эфир… Все работали не покладая рук. Бедняга Артемушка сидел у себя в кабинете, прижав к каждому уху по телефонной трубке. Информация все продолжала поступать, и начальство требовало постоянного отчета.
- Потом пришел Зорин, и на мониторах стали прокручивать твой репортаж, - продолжал Петюня. - Когда мы увидели первые кадры, то просто онемели от ужаса. Даже Зорин упал в кресло и не мог пошевелиться. А Артемушка бросил свои телефонные трубки и зарыдал, как ребенок.
- А когда материал уже прошел в эфир и программа закончилась, никто не хотел расходиться, - сказал Гоша.
- Я узнала позже всех, потому что была в гримерной, - сказала Ирунчик. - Пришел Гоша, все рассказал, и мы вместе пошли в отдел. Все сидели бледные и молчали. Потом Зорин поинтересовался, кто сообщит родителям Ромы о смерти сына. Артем молча поднялся и ушел к себе в кабинет звонить. Оказывается, он дозвонился не только родителям, но даже сумел разыскать телефон того приятеля Ромы…
Нельзя сказать, что Маша почувствовала большое облегчение, узнав обо всех этих подробностях, но все-таки на душе стало чуть светлее.
- Ты действительно в тот момент стояла рядом с ним? - прерывающимся голосом спросил Петюня.
- Действительно. Только я ничего не видела. Когда я повернулась к нему, все уже было кончено.
Больше добавить было нечего.
Маша обернулась и увидела молоденькую ассистентку, которая прибежала сказать, что Артем пришел и просил, чтобы Маша зашла к нему в кабинет. По-видимому, она застала часть их разговора, и на ее лице был написан священный ужас. Во-первых, она поняла, что такое журналистская семья, а во-вторых, что репортерская профессия, возможно, не совсем то, к чему стоит так рьяно стремиться.
- Сейчас иду, - кивнула Маша и вместе с неразлучной троицей направилась в отдел новостей.
- Надолго ты к нам? - спросила Ирунчик.
- Наверное, скоро опять туда? - добавил Петюня.
- Она иначе не может, - сказал Гоша. - К острым ощущениям привыкают, как к наркотикам.
- Разве я не обыкновенная женщина, ребята? - проворчала Маша. - Разве и мне не хочется мира и спокойствия?
- Нет, вы не обыкновенная женщина! - истово пропищала ассистентка, поспешающая за ними сзади. - Вы потрясающая женщина!
- Ты думаешь, одно другое исключает? - с любопытством оглянулась на нее Маша.
- Конечно!
- А как там сейчас обстановочка? - поинтересовался Петюня, подсмыкивая на ходу свои широченные штаны. - Напряженность растет? Я записал твой последний репортаж на видак и прокручиваю дома.
- А у меня он прокручивается в голове, - сказала Маша. - И я не могу нажать на "стоп".
- На днях в Москве начинаются трехсторонние консультации по вопросу перемирия и дальнейших мирных переговоров, - торопливо сообщил Гоша. - Только что-то не очень во все это верится. Чечня - это для нас второй Афганистан! - авторитетно заявил он.
- Нет, Гоша! - горячо воскликнула Маша. - Это не так!
- А как же?
- Вот это я и пытаюсь понять… - хмыкнула она.
- Это ваш кавказский сюжет! - снова подала голос ассистентка.
Если Господь Бог существует, то он должен обладать большим чувством юмора. Иначе бы он не изрекал такие важные вещи устами леденцовых ассистенток в сетчатых колготках.
Именно так. Это был старый кавказский сюжет, который до Маши пересказывали другие люди. Теперь она пересказывала его на свой лад. И не просто пересказывала. Она сама была его героиней.
* * *
Когда Артем увидел Машу на пороге своего кабинета, то немедленно бросил телефонную трубку и отложил бумаги. Радостно улыбнувшись, он поднялся ей навстречу и, нежно взяв под руку, усадил в кресло.
- Неужели ты пришла с утра пораньше, чтобы сказать, что соскучилась по мне? - воскликнул он и, обернувшись к ассистентке, с умилением взиравшей на эту сцену, попросил:
- Принеси-ка, милая, нам кофе, что ли.
- Мы только что из буфета, - сказала та, сделав ударение на слове "мы".
Артем поморщился.
- Мы действительно только что из буфета, Артемушка, - улыбнулась Маша.
- Ну тогда, - сказал он, обращаясь к ассистентке, - просто оставь нас одних.
Надув губки, словно ребенок, которого взрослые выставляют за дверь, когда начинается самое интересное, девочка повиновалась.
- Видишь, какие кадры прорастают! - вздохнул Артем.
- Вот именно…
- Ты чем-то расстроена?
Маша подняла на него глаза. Как и Рита, Артем всегда был ее настоящим другом и очень чутко ловил перемены ее душевного состояния. Но постель, так некстати замешавшаяся между ними, слегка свихнула ему мозги.
- Это из-за меня? - осторожно спросил он. - Или из-за того Терминатора?
- Никакой он не Терминатор. И дело совсем не в нем…
- А в ком?
Как объяснить ему? Конечно, все последние события в ее жизни сказались на ее мироощущении. И то, что случилось с Ромой, и то, что она испытала с Волком… Но было еще что-то. Поговорив с этой смешной и непосредственной девочкой-ассистенткой, Маша почувствовала, что сама она, кажется, утратила способность такого непосредственного восприятия.
- Мне страшно, Артемушка, - честно ответила она. Но он снова не понял ее.
- Все позади! Ты просто устала. В конце концов, тебе вовсе не обязательно больше мотаться на Кавказ. У нас впереди новая программа…
Маша только мотала головой, и глаза у нее были снова на мокром месте.
- Ты сделала столько, сколько другие бы не сделали и за десять лет… У тебя есть имя. Никто не требует, чтобы ты и дальше расплачивалась за все своей кровью…
- Не то! Не то, Артем! - воскликнула она. - Мне страшно совсем по другой причине. Со мной что-то происходит. Раньше у меня бы просто крылья выросли, если бы мне сказали о новом шоу. Да и репортерская работа была для меня единственным и самым большим счастьем. Теперь все изменилось. Я чувствую, что телевидение больше не имеет для меня прежнего значения, а ведь оно и правда было моим домом! Теперь я чувствую, что могу быть счастлива только рядом с любимым мужчиной. Не думаю, что это хорошо. Поэтому мне страшно…
- Хотя я помирился с женой и на нашем семейном небосклоне нет ни одной тучки, - признался Артем, - мне кажется, что я ревную тебя к этому человеку.
- Я же тебе говорила, что…
- Погоди, - нетерпеливо перебил он, - я совсем не о том. Это я сначала так думал, что это обычная мужская ревность. Но когда ты рассказала мне о своих ощущениях, я понял, что я ревную тебя к нему из-за нашей работы. Наверное, это похоже на ревность моей жены к тебе, когда она подсчитывала, сколько времени я провел с ней дома, а сколько с тобой в студии. Люби его на здоровье, но умоляю тебя, не расслабляйся! Не выбрасывай из своего сердца работы!
Он так испуганно и горячо просил ее, что Маша не выдержала и улыбнулась. Они по-дружески обнялись.
- Я не хотела тебя так огорчать, Артемушка, - сказала она. - Прости меня, глупую. Я никогда не брошу своей работы.
- Пообещай! - наивно потребовал он.
- Клянусь тебе, - снова улыбнулась она. Только после этого он успокоился.
- А вообще-то, - произнес немного погодя этот благородный человек, - я должен быть счастлив, что ты нашла своего мужчину!
- Ну вот, и будь счастлив.