В д. Маслово все игроки складывали по пять лодыжек в общую груду, и первый по жребию игрок начинал выхватывать из нее косточки. Причем можно было выхватывать любое количество косточек, но так, чтобы не задеть другие, лежащие с ним рядом. Если удавалось всю груду, то брали себе одну лодыжку в качестве выиграша и, свалив остальные в кучу, начинали выхватывать снова, и так до тех пор, пока не ошибались, затем начинал следующий игрок. После окончания игры давали по столько щелчков, сколько лодыжек каждый не добирал до пяти (в д. Кекуро щелкали по лбу наперстком).
В д. Кекуро число лодыжек не ограничивалось. Их раздавали (парами) всем игрокам поровну. После жеребьевки первый игрок разбрасывал косточки по столу, стараясь, чтобы они упали дирочкой вверх, так как если хотя бы одна яз них падала маслом, игрок сразу же выходил из игры; а если кроме ямок, были саки, то косточки перебрасывали. Если же были только дирочки и быки, то начинали выимывать лодыжки, упавшие ДИРОЧКОЙ вверх. Если удавалось внимать все ДИРОЧКИ из своей кучки, не задев быков, принимались за кучу соседа.
ВОЛЧОК, ВОВЧОК (д. Истомино, д. Кокино, д. Давыдовская, д. Ганютино), ВЕРТУШКА (д. Родионовская, д. Холкин Конец, д. Савино), PORGEIN S (д. Сюрга). Одной из самых популярных настольных посиделочных игр был волчок. Игра с ним является фактически разновидностью древней игры "в кости" ("зернь"). Волчок представлял, собой кубик с гранью около 1,5 см и пирамидальной или конусообразной ножкой высотой около I см. Ручку волчка (длиной до 4 см) иногда вырезали из того же куска дерева, иногда ее заменяла палочка или спичка, воткнутая в выдолбленное сверху отверстие. На гранях кубика делали зарубки (от одной до четырех - д. Родионовская, от одной до трех и крестик - дд. Сюрга, Истоминj) или наносили на них цифры (1,2,3,4 - д. Сычиха, 1,2,3 и + или х - дд. Холкин Конец, Кокино, Давыдовская, Ганютино). В д. Савино, помимо цифры "1" и значка "х", рисовали и буквы "Н" и "П".
Все эти значки имели самое прямое отношение к ходу игры. Скажем, в д. Савино зимними вечерами играла в вертушку все от мала, до велика, включая стариков. По популярности игра успешно конкурировала даже с самой главной настольной игрой - игрой в лодыжки. Взрослые парни и мужчины играли на деньги, в дети - на спички или щелчки.
В начале игры все выкладывали на кон по 1–2 копейки - в зависимости от возможностей игроков. При этом прежде всего учитывали кредитоспособность самого бедного из них, так что испытать счастье могли все. Кроме того, каждый игрок выкладывал стопку монет (дом) рядом с собой. Затем крутили по очереди вертушку и смотрели, на какую сторону она упадет. Если падала вверх единицей, то игрок выставлял на кон еще одну копейку, если буквой "Н", то не ставил ничего, а если буквой "П", то должен был поставить на кон "из дому" сумму, равную имеющейся на кону. Зато если наверху оказывался крестик, игрок забирал с кона всю сумму себе, после чего все, кто желал продолжить игру, снова сбрасывались на кон.
В дд. Холкин Конец и Сюрга при падении волчка цифрой вверх игрок выкладывал на кон соответствующее количество копеек или спичек, а если наверху оказывался крестик - забирал весь кон себе. В дд. Родионовская, Аксентьевский Починок, Кокино и Сычиха игроки (дети до 10–12 лет) соревновались, кто больше наберет очков за один круг. Тот, кто всех опережал, давал отставшим столько щелчков, насколько они от него отстали. Если победителей было несколько, они крутили волчок до тех пор, пока не победит кто-либо один.
Этот вид волчка мог применяться и при гаданиях. Так, в д. Ведовская девушки, ожидая прихода парней на беседу, крутили вертушку и по тому, в какую сторону она падала, определяли, откуда придет парень.
В 40-50-е годы встречались и более сложные игры с волчком. В д. Спирино, например, деревянный или металлический волчок запускали на круглой или четырехугольной доске со стороной диаметром около 30 см, по периметру и в центре которой были углубления. Возле ямок были проставлены цифры: 1, 5, 10, 20, 30 и т. д., в зависимости от их количества, В какую ямку попадал волчок, столько очков и засчитывалось игроку. При попадании волчка в центральную ямку вое набранные очки пропадали. Играли до условленного количества очков, иногда на какой-нибудь приз: яблоко, конфету и т. п.
КУДЕСА, ЧУДИЛКИ, ОКРУТНИКИ
С наступлением святок на деревенских улицах появлялись веселые и шумные ватаги молодежи, переодетой в самые необычные наряда - это значило, что начались святочные обходы ряженых. В разных местностях они совершались по-разному и имели разные названия: кудесами ходить или ходить или баситься (Бабаев., Белоз., Кадуй., Тарн., Нюкс.), чудиками, чудом, чудилками, чудивками (Бабаев., Белоз., Вытег.), кудесами, кикиморами, мудрушками (Сямж.), святьём йиздить, наряжухами, нарядихами (Верхов.), куликами, окрутниками (Череп., Устюж., Вытег.), беглецами, куляшами, гуляшами (В. -Уст., Кич. - Гор.) и др. Существует много предположений о происхождении и смысле этих названий. Несомненно, что некоторые из них, довольно древние по происхождению, в более позднее время были переосмыслены и истолкованы по-новому. Тем не менее, можно рискнуть дать объяснения некоторым названиям вологодских ряженых. Например, названия, родственные словам "чудо" и "кудесник", подчеркивают в народном восприятии ряженых именно способность к неординарному, "чудному" поведению, начиная с их странного одеяния и кончая дерзкими, поров непристойными шутками и выходками. Нельзя, правда, сбрасывать со счетов и предположение о том, что названия типа "чудилки" связаны о названием легендарного народа, некогда обитавшего на обширных просторах Русского Севера -"чуди", "чуди заволоцкой", "чуди белоглазой". В пользу такой связи говорит то, что ряженые вообще довольно часто назывались словами, обозначающими "чужеземцев" или инородцев: "немцы", "ляхи", "литва" и т. п. Среди вологодских ряженых тоже есть такой собирательный тип - "цыгане".
Другие названия ряженых напрямую связаны со словами, обозначающими злых духов, чертей, водяных - ср. диалектное слово куляш "чертенок, водяной" (Волог.). То же происхождение, видимо, имеют названия кулик и кулес, прямыми родственниками которых являются слова многочисленных финно-угорских языков Русского севера с корнями кол-/кул-, обозначающие злого духа, призрака, мертвеца (ср. вепс. Колли, колль "покойник"). Близкое значение и у слова кикимора ("лесной или домашний дух", "злое существо, обитающее в подполье" и т. п.). Эти значения сохранились в вологодских говорах до сих пор.
Начало календарного года и "переходный" период от старого к новому - святки - связывались, по крайней мере, с двумя идеями, которые могли служить в древности объяснением необходимости рядиться в этот период. Во-первых, начало года знаменуется пришествием на землю всякой нечисти, алых духов в облике животных и людей-уродцев, "чужеземцев". "В страшные вечера (=святки) куляши ходят да вздорят - нециста сила да церти" (дд. Облупинский Починок, Подволочье). В пережиточной форме эти представления сохранились в традиционном запугивании детей "куляшами" или "кикиморами" во время святок. "Дети все боелись, убегали от кулесов. Было спрятываюцца: "Ой, бежат опетъ кулеса, - говорят, - бежат кулеса!" - и в подполье улезут. Кулеса в избу придут и давай детей пугать: "Под лёд уташшу! Бабе-Еге снесу! В лесу заблужу! Вовкам стравлю!" - да вот эдак, ерунду вот такую. А те в подполье сидят, не шелохнуцця" (д. Арганово).
Вторая идея была связана с верой в то, что на святки дом посещают души умерших родственников. Отсюда такие персонажи ряжения, как старики и нище. Встреча и выпроваживание "душек" (=душ мертвых) - один из самых распространенных мотивов не только святочного, но и всего календарного фольклора у славян. По мнению некоторых ученых, на этой идее построены вое обряды календарного цикла, начиная со святочных и кончая троицкими.
Вологодских ряженых можно условно разбить на две большие группы: "люди" (антропоморфные персонажи) и "животные" (зооморфные персонажи). Группа антропоморфных персонажей довольно разнообразна. В нее входили старик и старуха, цыган и цыганка, покойник, белая баба или смерть, нищий, становой пристав или урядник, кузнец, рыбак, мельник, солдат. Кроме того, у ряженых-"животных" нередко был хозяин - поводырь, вожак, цыган.
Наиболее популярными зооморфными персонажами были медведь, лошадь, бык. Нередко упоминаются гусь, журавль, курица или петух. Реже - коза, лебедь, собаки, овцы. верблюд.
Конечно, названия, которые даются этим маскам в разных местностях, довольно условны. Можно, однако, отметить, что большинство из перечисленных здесь животных либо играло заметную роль в мифологии, обрядах, верованиях, либо являлись распространенной обрядовой жертвой (например, медведь, коза, бык). Напомним, что в южной России, да и у восточных славян в целом, наиболее распространенной святочной маской была коза, которую "убивал" (приносил в жертву) ее хозяин ("стрелок"). В Вологодском крае сцена "жертвоприношения" обычно разыгрывалась с маской быка.
Хотя ряженые чаще всего ходили в святые, страстные или страшные, вечера (с Нового года до Крещения), изредка встречалась и другая приуроченность этого обычая. Так, в с. Усть-Алексеево и д. Меркурьевский Починок ходили куляшами или гуляшами днем и вечером на Рождество: "Всего намотают, нарёдацця, попляшут". Такая приуроченность довольно необычна, так как церковный канон запрещал подобные развлечения до Собора, то есть праздника Собора Божьей Матери, на второй день Рождества. В д. Пеструха на Рождество ходили красивыми наряжонками, а после Собора - страшными. "В Рождество до Соборново нам не давали собирацця, штобы там плясать да играть - это грихом считали. Ак мы днем на Рождество убегали наряжухами в Ростово (соседнюю деревню): возьмем гармониста, оденимсе и там сколько домов есь - в редкой-редкой ни зайдем, ни попляшем, ни поиграем. Потом вёрнямсе домой. Уш тогда, на празник, нам родители не розришают: "Всё, хватит, роздивайтесь!" А в Собор - уш все собиремсе, все наряжаюцце красиво и весь вечер танцуют до часу и больше. И ряженые ходят - даже из других деревень приходят: смешно-смешно нарядяцце", - вспоминает столетняя бабушка.
Вообще до и после Нового года ходили, как правило, разные типы ряженых. Скажем, в дд. Юренино и Макарово куляши ("страшные наряжухи") ходили сразу после Рождества вплоть до Нового года, а наряжонки ("красивые") - с Нового года до Крещения. В дд. Бугра, Колтыриха, Кошево, напротив, выряжонками ("красивыми") ходили только в первую неделю святок, а в д. Щекино рядились два дня: "Куляши ноцями бегают на Крешченье и Новые год".
В восточных районах обхода ряженых часто приурочивались к Крещению и масленице. "На Крещение вечером ходили по деревне, по избам наряженые старухами, стариками - лица в саже, плясали. "Вот, - говорили, - куляши идут!" (д. Колотовщина). В Кичменгско-Городецком и Никольском районах на масленицу ходили только страшные наряжухи. Они озорничали в домах, сыпали на пол золу и уголья и плясали на них, мазали сажей хозяев и т. п.
ОБХОДЫ ДОМОВ РЯЖЕНЫМИ
СТРАШНЫЕ НАРЯЖОНКИ, СТАРИКИ И НИЩИЕ. Итак, все ряженые делились на две группы - страшные или смешные (именно их чаще всего называли кулесами, кулешами или кикиморами) и красивые или баские. И те, и другие обходили все дома в деревне. Первые отличались от вторых прежде всего одеждой: "Раньше вырядятся кулесом - как смешнее вырядятся. Выряжухи - дак это когда баско вырядятся, а как тряпьё оденут, так это кулеса" (д. Монастырская). Вот еще несколько описаний "страшных" наряжонок: "Ходили куляшами - наредяцця в ряски (=тряпьё), худой пиджак, лицо завяжут платком, шалью - только глаза видать" (д. Биричёво). "Куляши наредяцца в шумноё (=шубное, то есть в меховое), с заплатами, рукава разные, на головах тюрики (остроконечные колпаки с рогами) да маски - и по деревне ходят по-под окошком" (д. Панове Кич. - Гор.). "В святые вечера ходили куляши - в полушубках; в туфлях на босу ногу, с бородой; лицо платком завязывали, чтобы одни глаза было видно; они в избе попляшут, а им за это роскоши дадут: конфет, орехов, пряников" (дд. Рябьево, Панкратове).
Весь наряд страшных наряжонок был построен на принципе "оборотничества": переодевание в одежду другого пола (женщин в мужскую и наоборот), использование разных необычных, порой несовместимых элементов одежды и обуви ("рукава разные", "шубу навыворот", "на одну ногу надевали лапоть, на другую катанок", "на голове корзина или горшок"). И, наконец, к этому можно добавить прямые указания на "звериный" облик ("куляши выворачивали шубу и заходили в избу на четвереньках", "надевали колпак с рогами: набивали штаны соломой и приделывали к голове как рога"). Вообще все без исключения зооморфные персонаже ряжения относились к страшным наряжонкам.
Поведение страшных вполне оправдывало их название и устрашающий облик: они запугивали девушек и детей, заглядывая и стуча в окна; со стуком и звоном колокольцев, привязанных к одежде, врывались в избы и устраивали там шумные разудалые пляски, которые сопровождались опрокидыванием кадок с водой, а порой и попавшейся под руки квашни с тестом, обсыпанием домочадцев золой или пеплом и прочими выходками. Одним из непременных условий было стремление остаться неопознанным. Для этого не только прикрывали лица тряпками или платками, вымазывали их сажей, мукой, свеклой или клюквенным соком, навешивали бороды и усы из пакли или конского волоса, но и поколачивали тех, кто пытался приблизиться и опознать пришедших. Именно с целью не быть узнанными ватаги ряженых уходили в соседние деревни, а также изменяли голос при пении и общении друг с другом - "переменяли рець на грубу или тонку" (д. Кузьминская Тарн.).
Во многих местах входящих в избу наряжонок встречали специальными песнями. "Как нарядихами придём в другую волость, так они песни нам пели, стрицяли с песнями как нарядих. Заинькой пели ("Заинько по сенецькам гуляй таки гуляй!"): от прибежат да там народ сидат, да вот захватяцца руками, да вот пляшут около них, а они и поют, и мы поём вместе" (д. Кошево). "Прибегаем наредихами - вот тут народ, сидят. Дак от мы приходим, они встают - нам руку подают, здраствуицця. Мы пляшем, поём, они стоят, подпевают" (д. Калитинская). Нередко каждый из присутствовавших обязательно должен был поприветствовать пришедших нарядих. Так, в д. Дудинская игра "Заюшко" завершалась словами: "Заюшко, попытайся у ворот, / Серенькой, да поздоровайся!" - после чего все по очереди подходили к наряжухам и, взяв их за обе руки, говорили: "Здравствуйте!"
Во многих деревнях Верховажского и Тотемского районов каждый из пришедших наряжонок непременно выполнял несколько фигур пляски или хоровода с присутствующими в избе девушками. Церемония очень напоминала хороводную наборную игру, при которой "женихами" были ряженые. Сами ряженые, обычно пели короткие плясовые песенки.
К страшным наряжухам относились также "старики". Их костюм кроме вывернутого наизнанку полушубка мог включать привязанные к поясу или к шее старые лапти, пучки мятого, но не чесанного льна; на голову надевали берестяные туески, корзины, горшки или даже чугуны. Очень распространенными дополнениями к наряду были различные смеховые эротические элементы, возможно, привнесенные в более позднее время из нарядов свадебных ряженых, например, коровий колокольчик (колоколо) на шее, в руках или между ног (его подвешивали и к одежде - спереди или сзади), морковка или заячья лапка - символы плодородия, половой потенции. Иногда на шею вешали шаркуны - связку лошадиных бубенцов, которые некогда, видимо, помимо своеобразного "аккомпанемента" при пляске, выполняли защитную, отпугивающую нечистую силу функцию. Вероятно как замену колокольцев можно рассматривать подвешивавшиеся к одежде картофелины, луковицы, пришивавшиеся к рукавам "для басоты".
Действия стариков не отличались особым разнообразием, хотя встречаются упоминания об участии стариков в различных сценках ряженых. Одну из таких сценок, предшествовавшую игре "в женитьбу", описал крестьянин из д. Ягрыш в конце прошлого века. "Часу во втором-третьем приходили ряженые - "старички". Приходило ряженых двое, трое, много - четверо. Между ними всегда бывали "старик" и "старуха". На "старике" одежда - вывороченная шуба или кафтан; на лицо надета маска из бересты, с выведенными углем бровями, с бородой из кудели и с пришитым носом тоже из бересты. На спине у "старика" горб, но такой большой, что его можно принять скорее за котомку. На "старухе" - старый холщовый красильник; лицо закрыто тряпкой, и, кроме того, выпачкано сажей, к спине тоже приделан горб.
Сначала "старички" пугали своим нарядом девушек и нас, детей, а затем начинали "представление".
Обыкновенно изображали, что умерла "старуха". "Старик" плакал, говорил, какая у него жена была хорошая… "Старуху" вспрыскивали водой. Она, как бы очнувшись, вскакивала, наступало общее веселье "старичков" и пляска. "Старуха" рассказывала сон, который она видела во время "умертвия". Иногда рассказывала очень гладко и увлекательно.
На радости "старички" начинали "варить пиво", что всегда изображалось до мельчайших подробностей…
По кончают "варки пива", "старички" брали на себя обязанности женачей и начиналась "женитьба". После игры ряженые уходили и игрище прекращалось".
К концу XIX века на наиболее архаические и менее сохранившиеся мотивы (обход домов о благопожеланиями хозяевам, стремление быть не узнанными и стремление хозяев узнать пришедших, умирание и воскрешение и др.) наложились мотивы и верования, связанные с народным представлением о роли "убогих старцев", "калик перехожих". На Руси издавна утвердилось отношение к нищим и "каликам", как к "божьим людям", посланцам Бога на земле. Не случайно поэтому, что в некоторых легендах Бог или Иисус Христос появляются перед людьми в образе нищего странника. Те, кто не внимает его смиренной просьбе о подаянии или ночлеге, обязательно бывают наказаны за жестокосердие и скупость. Такого рода легенды формировали народное отношение к убогим скитальцам, в частности, осуждение тех, кто отказывается подать милостыню и пустить на ночлег странника. Приход группы ряженых - старцев - это еще и испытание добродетельности хозяев с точки зрения традиционной морали, искус на щедрость и гостеприимство, хотя размер и качество подаяния во время обхода ряженых, как правило, во внимание не принимались и носили часто символический характер.