НА КОБЫЛАХ КАТАТЬ (с. Никольское Кадн.), НА КОЗЛА или НА СВИНЬЮ САДИТЬ (д. Кузовля, д. Вантеево), СТАНОВЫМ ХОДИТЬ (д. Верхний Конец), СО СБИСТУЛЬКАЙ ХОДИТЬ (д. Новая Бабаев.), ШАНЬГИ ПЕЧЬ (д. Карачево). Забавы такого рода были издавна известны на святочных игрищах. Так, еще в середине прошлого века в Кадниковском уезде парней катали на кобылах: сажали одного из них на спину здорового мужика, который брал парня за руки и приподнимал так, чтобы тот не мог соскочить и не касался ногами пола. Двое других мужиков били парня кнутами, спрашивая: "Кого любишь?" - пока тот не называл имя какой-нибудь из присутствовавших девушек, причем часто отнюдь не той, за которой ухаживал, что вызывало смех зрителей и гнев и брань той, чье имя было названо.
Были и другие сценки, связанные уже с избиением девушек. Так, в дд. Новая (Бабаев.) и Верхний Конец к становому и уряднику, пришедшему "вместе с остальными ряжеными и ставшему посреди комнаты спиной к двери, двое помощников подводили поочередно девушек, заставляли обнимать его за шею со стороны спины, затем становой слегка нагибался вперед так, чтобы оторвать ноги девушки от пола (в д. Верхний Конец девушку заставляли лечь на спину одного из ряженых, стоявшего на четвереньках - "скамейкам"), а помощники спрашивали его, каких ("холодных" или "горячих") и сколько "свистулек" дать наказываемой (игра иногда так и называлась со свистулькай ходить). Становой называл: "Одну!" или "Три!" - а помощники приводили приговор в действие: били девушку указанное число соломенным жгутом ("свистулькой"), стараясь бить "со свистом". Конечно, особенно доставалось той, которая по тем или иным причинам была парням "нелюба".
Существовали и другие разновидности этой игры (например, на козла (или свинью) садить, шаньги печь и др.) Так, в Бабаевском районе подобная забава иногда применялась на святочных беседах. Один парень (козел - д. Кузовля. или свинья - д. Вантеево) становился на четвереньки посреди комнаты, а трое других парней с криком "Козла! Козла давай!" - отлавливали какую-нибудь девушку и, несмотря на ее сопротивление, усаживали верхом на "козла", причем один из парней "попугивал" девушку, постукивая по полу специальной палкой с привязанной к ее концу рукавицей, в которую что-либо вкладывали для тяжести. Попугав хорошенько пленницу, парень "хоботил" ее "шлепалкой" столько раз, сколько приказывал козел.
В д. Карачево пара ряженых: старик и горбатая старуха пекли шаньги. Об их приходе оповещали заранее: "Шаньги! Шаньги! Шаньги идут!" - "тут, глядишь, девки забегали". В избу вваливалась ватага ряженых во главе со стариком, в руках которого была обмороженная ("стылая") деревянная лопата. После обычных приветствий старик спрашивал у старухи: "А не пора ли шаньги печь?" - "Пора, батюшке, пора!". После этих слов несколько человек из ватаги бросалось к визжащим и разбегающимся девушкам, подводили их по очереди к старухе со стороны спины и заставляли положить ей руки на плечи, после чего старуха наклонялась, и девушка, поддерживаемая кудесами, оказывалась лежащей у нее на спине. Старик махал лопатой, крича: "У-у-у! Вот сичас шаньгу спичем!" - да еще нарочно при этом задевал лопатой за балку ("чтоб страшнее было - за потолок лопатой заскыркает"). Попугав девушку, поддавал ей лопатой - "если нелюба, то сильно; таку шаньгу съест, что еле с бабки слезет". Так продолжалось, "пока всех девок не перепекут". В некоторых деревнях так наказывали девушек, опоздавших на беседу.
Как и другие забавы, эта могла превращаться в розыгрыш, шутку. "После того, как молодцев "прокатили на кобылах" появилась нужда съездить за огурцами на верблюде. Действительно, в избу влезло что-то похожее на весьма полезное животное и сильно стучало чем-то, представляя, что отучит копытами. Сзади шли два "погонщика" с кнутами. Приведя такое чудо в избу, "погонщики", приглашали желающего "прокатиться за огурцами". Один из мужиков, по секретному соглашению с погонщиками, сея. "Животное" заскакало - и давай возить мужика по избе.
Такая прогулка понравилась очень многим, и когда кончил свое "путешествие" первый всадник, нашлось очень много охотников следовать его примеру. Сел мужик, незнакомый с обычаями села Никольского. "Животное" заскакало снова. Мужик захохотал. Но "погонщики" вдруг вздумали усмирять животное, чтобы оно не скакало, и начали бить кнутами не животное, а всадника. Тот было думал соскочить, но проклятый "верблюд" оказался с двумя крепкими руками, которые так сильно вцепились в ноги "всадника", что ему не осталось никакой возможности оставить спину "верблюда" и сойти на пол. "Погонщики" же усмиряли "животное" до тех пор, пока не устали руки…
Для сооружения такого "верблюда" обыкновенно становят двух мужиков спиною друг к другу, крепко связывают их в таком положении кушаком, но так, чтобы они могли наклониться в разные стороны. В руки им дают по дуге, крестьяне же должны заменять верблюжьи ноги. Сверху все прикрывается большим овчинным одеялом вверх шерстью" (с. Никольское Кадн.).
КУЗНИЦЮ ПРИВОДИТЬ (д. Середская), ДЕВОК ПОДКАВ(Ы) - ВАТЪ (д. Ганютино, д. Рооляково, д. Кузнечиха), КУЗНЕЦАМ ХОДИТЬ (д. Аксентьевская, д. Антоновская). Еще одна популярная сценка - кузнецам ходить. Двое парней-ряженых, которых отличали от остальных по домотканым фартукам, надетым поверх одежда, зайдя на беседу, ловили там девушек, сажали их на лавку и "подковывали". Один из кузнецов захватывал ногу девушки большими кузнечными клещами и поднимал повыше, а другой, приставив к ноге палочку или гвоздь, бил по нему молотком. Конечно, сила удара, как и в других, случаях, зависела от отношения парня к девушке. Впрочем, в некоторых деревнях (например, в д. Янголохта) парни "подковывали" только "любых" им девушек. При этом кузнец приговаривал: "Кую да покавваю," (дд. Ганютино, Росляково, Кузнечиха). Некоторых девушек могли в довершение процедуры еще и перекувырнуть через лавку, подняв ногу повыше (д. Аксентьевская).
В дд. Антоновская и Пелевиха приходили два кузнеца и подросток - поддувальщик, в обязанности которого входило раздувать мехами уголье в горне - большом чугуне. Кузнецы были в обычной одежде, в фартуках, вымазанных сажей. "Подкаввали девок серед полу: сохватят за ногу руками, которая злая, оскорбляет (парней), чересседельником привяжут ногу к себе, обмотают ево круг пояса; дак если она рявкат, рвецця, то больше подпехивают ногу к себе". Молотком колотили по обуви, по подошве. Иногда могли и каблук или подошву оторвать. Например, в д. Середская: "Принесут стов круглый, каку-нибудь железину сколотят, как наковальню, да двое хватяцця, ногу-ту положат у девки на стов: "Клади, клади ногу!" - и подошву оторвут клешчами (два держат парня, дак не выскочишь), а то и шилом проколют, если злилися". В этой деревне кузнецы-были в масках из "скалы" (=бересты), вымаранной сажей, и в вывернутых шубах.
Обязательный атрибут кузнецов - молотки. В д. Новоселе они колотили ими по железу, чтобы "навести на девок ужасу", а в д. Цибунинская молотки могли быть и средством вразумления ("где и похлешчут этими молотками").
"Подковывание" могло сопровождаться и эротическими намеками и ассоциациями. Например, выражения "подковав парень девку", "ребята девку оккували" обозначали внебрачную связь. Так говорили об "обманутой" парнем девушке (д. Ливниково).
А вот как увидал эту сценку в прошлом веке Н.С.Преображенский. "За "стрелком" следовали "кузнецы". В избу втащили скамью, на которой лежало что-то закрытие простыней. За скамьей тащили кузов, то есть корзину, сплетенную из сосновых драниц, громаднейшей величины. Корзину поставили вверх дном. За корзиной шли сами "кузнецы", сопровождаемые "музыкантами", то есть целой процессией ребятишек, стучавших в сковороды, заслонки, ухваты, кочерги и тому подобные вещи, издающие самые душераздирающие звуки. Все это шумело, стучало, звенело и выло. Что касается Костюма "кузнецов", то он был таков, чтобы не скрывать ничего из организма.
Когда "музыка" и "кузнецы", и все заняло свои места, один из шумной компании стал у края скамьи и открыл простыню. Под нею был совершенно нагой человек с закрытым лицом. Этого неизвестного господина "кузнец" взял за ноги ж начал поднимать и опускать их одну за другой. Ноги представляли кузнечные мехи, а корзина - наковальню. К "кузнецам" также должны были выходить все ребята. "Кузнецы" драли их за волосы, давали в голову кулаком тумака, более или менее горячего - "ковали" разные железные и стальные вещи под несмолкающую "музыку"… Кому хотели сделать вещь получше и покрепче, того обыкновенно сильнее драли и сильнее колотили" (с. Никольское Кадн.).
МЕЛЬНИЦА, МЕЛЕНКА, С МЕЛЬНИЦЕЙ ПРИХОДИТЬ (д. Карачево, д. Яковлево, д. Митькино, д. Основинская, д. Ложкинская, д. Новая Верхов., д. Чеваксино), ЖЕРНОВ ВОЗИТЬ (д. Орлово). Еще одной излюбленной забавой, разыгравшейся в избах, где проходила беседа, была мельница. Вот как разыгрывалась эта сцена в д. Лукошино. "Толпа людей всех возрастов шумно ввалила в избу. Было что-то внесено на длинной скамье, прикрытой холщевым пологом. Это "что-то" предназначено играть роль мельницы. Вслед за ним явился мельник в самом необыкновенном костюме: на спине его громадный горб, вероятно, вместивший в себя кузов сена, на правой ноге болона с добрый горшок, на голове рваная шляпа, запыленная мукою; борода и волосы тоже выбелены недурно, в правой руке толстый жгут, свитый из длинного полотенца, в девой - сковородник. Какая-то загадочная фигура быстро проскользнула в мельницу, то есть под полог. Мельник всем к каждому предлагает свои услуги: не желает ли, дескать, кто-нибудь размолоть зерна? Не изъявивший, по неведению, желания, подвергается наказанию. Жгут мельника взвивается над его спиною. Хохот, шум, крик невообразимый. Желающий размалывать тоже должен подставить спину под жгут: это плата за "размол" - от одного до трех ударов… Мельник с видом знатока осматривает мельницу, все ли в ней благополучно, подклинивает кое-где и начинает работать и говорит: "Мели и толки!" Под пологом раздаются мерные удары камня о сковородку, слышится трение камня о последнюю. Мельник, довольный успехом, пляшет, кружась около мельницы. Но вдруг она перестает работать; жернова, то есть сковороды вылетают из-под полога. Мельник грустно смотрит, как человек, которого постигло несчастье… Наконец, как будто опомнившись, начинает колдовать, произносить разные заклинания, подшучивая под пологом сковородником. Из-под полога выскакивает черт о большими рогами и длинным хвостом. Мельница снова работает".
В д. Чеваксино мельницу изображал человек сидевший на санках и накрытый с головой рваной тряпкой ("ряской"), который толок палкой камни и песок, насыпанные на сковороду. После того, как мельница немного "поработает", кто-нибудь из ряженых кричал: "Мельницу смазать надо!" - и начинал поддевать палкой девушек, стараясь попасть им под юбку.
Иногда забава приобретала откровенно насмешливо эротический оттенок и главной целью ряженых было запугать и вогнать в краску девушек: "Наредят старика, который помене, шчобы легче нести на вечерованье, принесут, на скамейку серёди избы положат ево мужики - может и трое, и цетверо несло за руки да за ноги. Вот принёсут, положат этово старика, штаны снимут на подколенки, решать (=решето) на жопу положат (который руководив - мельник}. Вот он ляжит и винтит жопой-то, дак решать-то и винтицци. Девок-то и подводят: "Вот, посмотри, как мельниця-та мелет!" - силой волокли девок-то, они прятаюцци, верешчат" (д. Основинская),
В ряде случаев мельница была связана с обливанием. В д. Аверинская ряженые, приехавшие с мельницей, разыгрывали такую сценку: "Жорнова принесли, поставили середи полу. Один мужик сидит, жорнова крутит. От он молов, молов - а тамока набьют кудели в жорнова и подсвитят да закричат шо: "Пожар, пожар! Мельниця горит! Воды надо, воды!" А тамока вода уш приготовлена, на мосту стоит ушат вода. Как оттоль двери-те отворились, да как оттоль шорнули ушат-от на пол прямо - заливают пожар это. Вот девки и забегали - в валенках этъ, брызги летят. А девок-то не выпускают, оне и бегают по воде-то".
ПРОСЕКУ ЧИСТИТЬ (д. Новая Бабаев.), ПРОСЕКА (Бережнослободская вол.). Эта шутка относится к числу довольно многочисленных забав с битьём. В Бережнослободской вол. ее устраивала компания парней, решивших проучить неугодных девушек или своих соперников. Завязав лица платками и вооружившись тугими соломенными жгутами, они врывались на посиделки и хлестали всех, кто попадется им под руку. Присутствующие разбегались от них, стараясь увернуться от ударов.
Интересно, что, по свидетельству С.В.Максимова, в Никольском уезде подобную шутку устраивала ватага ряженых - "покойников", которыми там рядились не только молодые парни, но и взрослые мужики. "В избу для посиделок врывается иногда целая артель покойников. У всех у них в руках туго свитые жгуты, которыми они беспощадно хлещут парней из чужой деревни в приезжих девиц (гостьев). Достается, впрочем, и своим девицам, которым без долгих разговоров наклоняют голову и хлещут по спине до синяков".
В д. Новая (Бабаев.) приходившие парни - кудеса пугали девушек палкой длиной 1–1,5 м, в которую были вбиты по краям два гвоздя или каких-либо острых предмета. Иногда конца их слегка подгибали в виде крючков. Взяв за концы палку, парни делали неожиданные выпады в сторону девушек. А те, боясь пораниться, отбивались с визгом то в одну, то в другую сторону или разбегались по углам, образуя таким образом перед парнями "просеку".
ТОРГОВАНЫ (с. Никольское Кадн.), ШКУРУ ПРОДАВАТЬ (Сямж.). В некоторых местах сценки с избиением девушек связывались с символикой купли-продажи. В Бережнослободской волости она называлась продажа сельдей. "Приходят на беседу несколько парней с бочонком из-под сельдей и с соломенными жгутами в руках. Жгуты - это безмен. Предлагают девицам купить сельдей. Если те отказываются, то парни начинают хлестать их жгутами. Девицы, конечно, это знают и упрашивают парней отвесить им только по одному фунту. Парни соглашаются и отвешивают жгутом по спине шесть ударов (6 копеек за фунт)".
А вот описание оценки с "куплей-продажей", сделанное Н.С.Преображенским: "Приехали "торгованы", то есть "купцы" с "сукнами", "китайками" и вообще "красным товаром". Этих купцов было четверо, и были они самые здоровые мужики. При них же был "прикащик" - мальчишка, в обязанности которого входило прикатить в избу пустой бочонок. "Купцы" по одежде несколько отличались друг от друга: двое имели на себе панталоны, кнуты в руках и больше ничего; другие же двое одеты были только в одни короткие полушубки нараспашку и шерстью вверх. Бочку поместили среди избы. "Торгованы" обошли все углы избы с приглашением: "Добрые молодцы, красные девицы, молодые молодки, белые лебедки, милости протаем купить, продать, пошить, покропать! Пожалуйте - кому что угодно?"
На это приглашение волей-неволей должны были выходить все ребята и непременно "покупать" что-нибудь. Выходившего спрашивали, что ему угодно. На ответ его: "Сукна!" - или чего другого, "торгованы" вскрикивали: "Так ему сукна! Отдирай ему, ребята, двадцать аршин!" "Покупателя" немедленно берут двое "купцов" - один за голову, другой за ноги и кладут на бочку, вниз брюшком и вверх спинкой, а двое других примутся иногда так усердно отдирать аршин за аршином кнутами по спине "покупателя", что у того кости трещат, и он ревет во всю силу своих легких. От этих-то "обновок" и прячутся некоторые из ребят, особенно те, которые почему-либо чувствуют, что им будет дрань… Когда наделят "товарами" всех, кто на виду, пошли искать тех, кто укрылся, и вздули их вдвое"…
В д. Фоминская (Верхов.) парни-ряженые "продавали" девушкам "шкуру подохшей лошади". "Робята соломы длинный сноп снаредят, наподобие лошади сделают, ножки приделают, хвост у ей быв. Соломенну лошадь в дугу сделают ишшо - солому совьют, меж ног возьмут дедкам-то, шапка на ем, борода матерушчая, вот и йиздят: "Вот лошадь, лошадь! Эк бигаёт!" Таткой-от из соломы конь-от пропадёт (упадет лошадь - и подохла, пропала), росстелицца на полу. Тут девки, робята все сидят. От лошадь пропала, дак давай девкам шкуру продавать, ремнем стежить. Робята девку-ту выведут, да стежили-то девок-от. На котору-от девку как озляпцця робята, дак цисто всю исстежат, што от лошадь пропала". Судя по другим аналогичным забавам, у девушек спрашивали, почем она купит шкуру, и давали ей количество ударов, соответствующее назначенной цене. Неугодную же девушку били еще и за то, что она, якобы, погубила лошадь.
В деревнях Сямженского района часто разыгрывалась сценка продажи медвежьей шкуры. Например, в д. Аверинская: "Челядешка кричат: "Медведя ведут! Опять будут девок бить!" Медведь стоит, мордой водит. Сначала хлопнут ево обухом топора по голове или ружьём стрельнут. Мужик убежит, а шуба лежит свернута. Позовут девок. Тот, кто покупает, спрашивает: "Сколько стоит шуба?" - "Пять рублей". Девка подходит, ее пять раз жгутом ожгут. Всех девок переберут, а своих подруг не трогают".
Все эти забавы некогда были связаны с символикой плодородия, здоровья, силы, которые ряженые (воплощение этих сил) передавали таким "нецивилизованным" способом, с современной точки зрения, всем окружающим.
ПОРОСЯТ ПРОДАВАТЬ, ПОРОСЯТАМИ ТОРГОВАТЬ (д. Орлово, д. Тельпино), ПОРОСЯТ ВОЗИТЬ или НОСИТЬ, СВИНЬЮ ПРИНОСИТЬ (д. Марачевская, д. Арганово, д. Горка Тарн., д. Конец-Слободка, д. Карачёво), РЫБУ ПРОДАВАТЬ (Устьянские вол.). Можно предположить, что некогда эта забава напоминала предыдущую, причем более старыми представляются сценки вроде той, которая существовала в д. Ерёминская (Верхов.). Здесь наряжухи носили по домам в корзинке весьма своеобразного "покойника" - дохлого ("пропашчего") поросенка, жалуясь в каждом доме: "Ой, январюшка у меня пропала!" Хозяева сочуствовали. Затем устраивалось торжественное прощание с "покойным". Можно предположить, что эта шутка связана с полузабытым к этому времени обычаем забивания к Рождеству либо к Новому году "кесарийского" или "кесарецкого" поросенка (свиньи). Именно у его туши устраивались столь опасные девичьи гадания (см. ворожба). Не случайно поэтому среди сценок ряженых встречаются и такие, в которых имитируется погоня за девушками "свиньи", живо напоминающая картины святочных гаданий в хлеву.