В дверях обнаружился знаменитый Мэтт Джеймс, один из ведущих актеров сериала, - лет тридцати с небольшим, черноволосый, с пронзительными зелеными глазами, квадратной челюстью и мальчишескими ямочками на щеках. Он играл адвоката Патрика Кара, доброго самаритянина, против которого ополчился весь мир. В данный момент, согласно хитросплетениям сюжета, ему приходилось расхлебывать кашу, заваренную матерью ребенка его брата-близнеца. Никак не решусь признаться Эмми, но я не так уж часто смотрю "Богатых и несчастных". Представьте себе, сюжеты мыльных опер кажутся мне пустыми, надуманными и сопливыми.
А вот актеры там снимаются симпатичные… Та-ак, похоже, я краснею.
Что касается непосредственно Мэтта Джеймса, должна признаться, что он мне нравился еще с тех пор, когда я впервые увидела его на одной из вечеринок по случаю окончания очередного сезона сериала, - мы с Питером как раз тогда расстались. Состояние у меня было депрессивное, я переживала разрыв с любимым и встречаться ни с кем не собиралась, но чтобы не заметить Мэтта, нужно было по крайней мере ослепнуть. Мужчина, который играет адвоката-супермена в дневном сериале, привлекателен по определению. У Эмми все партнеры такие. Однако Мэтт чем-то запал мне в душу, и каждый раз при виде него я превращалась в краснеющую мямлю. Удивительно, я привыкла в любой ситуации сохранять спокойствие и не терять головы. А у Мэтта одним своим присутствием как-то получалось превращать мои мысли - и чувства - в маловразумительную мешанину.
В отличие от других актеров, которые производили на меня впечатление недалеких и "зазвездившихся", в Мэтте чувствовалась неожиданная глубина. Он говорил умные вещи. Его глаза светились пониманием, и он внимательно слушал собеседника, чуть склонив голову набок. Для каждого у него находилась улыбка. Его доброта и открытость казались искренними.
С другой стороны, каждый раз одергивала я себя, он ведь актер. У него работа такая - нравиться людям и быть своим парнем. Меня не проведешь. Безупречных мужчин не бывает. По крайней мере среди актеров мыльных опер.
Разумеется, нет ничего глупее, чем влюбиться в сериального актера. Эмми я о своих пристрастиях ничего не говорила, зная, что она будет надо мной смеяться. Я знала, что она тоже находит его привлекательным, но у нее своя история: когда она только начинала сниматься в сериале, у нее был роман с неким Робом Бейкером, и она на своей шкуре почувствовала, как тяжело после разрыва продолжать работать с бывшим бой-френдом. Она до сих пор трясется, когда видит его в студии, и поклялась никогда в жизни не заводить служебных романов. Легко ей говорить. Эмми и за пределами съемочной площадки воздыхателей хватает.
- Привет, Эм, - поздоровался Мэтт, подходя к нам и с недоумением глядя, как мы роемся в гардеробной.
В его улыбке чувствовалась какая-то ехидца, но мне было не до этого. Я отчаянно пыталась перестать краснеть. Бесполезно, щеки просто пылали.
- Ну-ка, что у нас тут такое?
Он подошел ко мне и, взяв за локоть, встал на расстоянии вытянутой руки. Когда он буквально ощупал меня взглядом с головы до ног, мне захотелось прикрыться. Скрестив руки на груди, я вызывающе посмотрела на него тем самым взглядом железной леди, который обычно я приберегаю для выступлений в суде. Однако, прошу отметить в протоколе, очень трудно изобразить такой взгляд, если щеки светятся ярче фонариков на елке.
- Рад тебя видеть, Харпер, - сказал Мэтт. Только едва заметная искорка в глазах выдавала иронию. - Красивое платье.
Ага, значит, все-таки издевается.
- Тащим из костюмерной, что плохо лежит? - поинтересовался он у Эмми, вопросительно изогнув бровь.
- Не тащим, - возмутилась она, - а берем на время.
- Хмм, - задумчиво проговорил Мэтт, поворачиваясь ко мне с задорной мальчишеской улыбкой. Мы с Эмми не знали, куда деться от смущения, а ему, похоже, нравилось нас дразнить. - Харпер, я думал, крутые юристы вроде тебя купаются в деньгах и на одежду им хватает. Или ты решила сменить профессию?
- Заткнись, Мэтт, - отрезала Эмми, предостерегающе сверкнув глазами.
- Так чем вы тут все-таки занимаетесь? - наконец спросил он, оставив издевку.
Я пыталась не обращать внимания на смешинки, пляшущие в его больших зеленых глазах, когда он переводил взгляд с Эмми на меня и обратно. Большие зеленые глаза - моя слабость. Хотя, может, дело не только в глазах.
- Тебя, Мэтт Джеймс, это не касается, - ответила Эмми.
Охо-хо, она назвала его полным именем. Дело принимает серьезный оборот. Я, разумеется, молчала, мысленно перебирая все холодное, что только могла припомнить: лед, Северный полюс, морозилку - здорово было бы засунуть туда голову, чтобы щеки перестали гореть.
- Хмм, - снова промычал Мэтт, - похоже, все-таки касается, раз уж я невольно стал сообщником в вашем налете на костюмерную.
- Мы берем на время, - нетерпеливо перебила Эмми. - Значит, не налет, а заимствование.
- Ну да. - Он приподнял бровь. - Разумеется. Заимствование.
- И все равно тебя это не касается, - сердито заявила Эмми.
- Может, и нет, - согласился Мэтт, по очереди глядя на нас. Он снова широко улыбнулся и провел рукой по темному ежику волос. - Но если я выясню, в чем тут дело, я своего не упущу.
- Нечего тут выяснять, - отрезала Эмми.
- Ладно, - согласился Мэтт.
Он подмигнул мне, а я сделала вид, что злюсь. Лучше уж испепелить взглядом, чем истекать слюной.
- Хорошо, девушки, до скорого, играйте дальше в свои переодевалки. Я на вторую студию. У молодой миссис Коэн восьмидесятипятилетний муж в коме, и ей срочно нужен юрист, чтобы помочь законным путем отправить супруга в мир иной.
- Куда же без этого, - пробормотала я.
- Ага, я знал, что ты не совсем отключилась, - повернулся ко мне Мэтт. - Платье платьем, а мозги работают.
Я в ответ скорчила физиономию. Он, не меняясь в лице, продолжал улыбаться.
- Мэтт, погоди-ка, - раздался за моей спиной невинный голосок Эмми.
Что-то в ее тоне заставило меня обернуться. Увидев, как она улыбается, я насторожилась.
- Что такое?
- Что ты делаешь завтра вечером? - спросила она.
Тут мне стало ясно, к чему она ведет. Я открыла рот, чтобы перебить, но было уже поздно. О нет. Мои щеки снова запылали.
- Ничего особенного, - пожал плечами Мэтт. - А что?
- У Харпер завтра корпоративная вечеринка, - объяснила Эмми, избегая смотреть на меня, поскольку прекрасно знала, что я пытаюсь пригвоздить ее взглядом к полу. - Ее спутник, такой шикарный крутой парень, к сожалению, занят. - Она мельком взглянула на меня, а я сделала отчаянное лицо. - Он, знаешь ли, важная шишка в администрации президента, и президент неожиданно вызвал его в Вашингтон.
Сделав большие глаза, я замотала головой, но Эмми не обращала на мои гримасы никакого внимания.
- Нельзя допустить, чтобы Харпер пришлось идти одной. А тебе будет полезно потолкаться среди юристов - как раз наберешь фактуру для роли. Ну, составишь ей компанию?
- Мм, - неуверенно проговорил Мэтт, переводя взгляд с меня на Эмми и обратно.
Я почувствовала, как к горлу подступил комок, колени предательски задрожали. Красная, наверное, как рак. Ужасно стыдно. Он даже не хочет со мной идти. Конечно, зачем ему. У него наверняка найдутся дела поважнее, чем утешать незадачливую одинокую женщину-юриста. А тут еще Эмми со своей легендой, шитой белыми нитками.
- Я бы пошел, - сказал наконец Мэтт, повернувшись ко мне и пристально глядя в глаза.
Я удивленно заморгала.
- Если, конечно, ты не против, Харпер, - добавил он осторожно.
- Да-да, хорошо, - ответила я, совсем растерявшись.
На самом деле я хотела сказать: "Совсем не обязательно, если не хочется и ты делаешь это из жалости или потому, что Эмми застала тебя врасплох". Краем глаза я уловила торжествующую улыбку на лице Эмми. Ладно, я ей еще припомню.
- Но если не хочешь, не надо. Я кого-нибудь найду, не беспокойся.
Совсем по-детски получилось. Да и неправда это все. С другой стороны, пусть и таким унизительным путем, а спутника на завтрашний вечер я получила.
- Нет-нет, я с удовольствием пойду, - заверил Мэтт. - Эмми права, мне надо набрать материал для роли.
Я помрачнела. Ну конечно, поэтому он и согласился. Чтобы убить сразу двух зайцев - стать героем дня, сопроводив малопривлекательную адвокатшу на праздничный ужин, а заодно почерпнуть полезные сведения о профессии юриста. Мэтту Джеймсу крупно повезло.
Однако идти на попятный и говорить, что передумала, было уже поздно. И самое главное, мне действительно необходим спутник.
- Замечательно.
Я поблагодарила Мэтта и дала ему свой адрес и телефон.
- Тогда увидимся завтра вечером. - В дверях Мэтт обернулся. - Да, Харпер?..
- Что? - с опаской спросила я.
- Не надевай ты это платье. Я не так много знаю о юристах, и все-таки, по-моему, старшие компаньоны не одобрят. - Он подмигнул. - До завтра.
И, помахав на прощание рукой, удалился, оставив меня ошарашенно смотреть ему вслед.
- Ты что это, краснеешь? - подозрительно поинтересовалась Эмми.
- Нет. - Господи, я совсем не умею врать - тут же предательски залилась краской. - Зачем ты его попросила? Мне очень стыдно.
Эмми пожала плечами.
- Тебе ведь не с кем было идти. А Мэтт с удовольствием составит тебе компанию. Это поможет ему в работе над ролью. К тому же, - она искоса взглянула на меня, - он у меня в долгу.
- Ясно. - Надеюсь, мой голос звучал не слишком разочарованно. - Конечно. Должник, значит.
- Ладно, Харпер, ты вроде спешила, так давай постараемся управиться побыстрее.
Эмми вдруг начала меня подгонять. Похоже, она и не догадывается, через что мне несколько минут назад пришлось пройти.
- С чем управиться? - переспросила я, пытаясь вытряхнуть из головы мысли о собственной никчемности.
- Я должна продемонстрировать, как ведет себя тупая блондинка, - нетерпеливо пояснила Эмми. - Прямо здесь и начнем.
- А до завтра нельзя подождать? - спросила я, одергивая лиф ярко-розового платья и жалея, что модельер не догадался добавить поддерживающих косточек.
Мне совершенно расхотелось говорить про встречи и свидания. Полная безнадега. С другой стороны, именно поэтому мы и решили провести операцию "Блондинка", разве нет?
- Спокойнее, Харпер, спокойнее. До завтра подождать нельзя. Сегодня первый день операции, а значит, уже сегодня ты должна играть свою роль. Девочки меня убьют, если я приведу им прежнюю, ни капельки не изменившуюся Харпер. Обещала тупую блондинку, будет вам тупая блондинка.
Я вздохнула. Она права.
- Ладно. - Глубоко вдохнув, я решила: будь что будет. - Показывай, что мне надо делать.
Глава 4
К тому времени как я, сжимая в руке обещанный сэндвич с говядиной, удалилась с телестудии, Эмми успела научить меня куче необходимых вещей: блондинке нельзя говорить связно и аргументированно, зато положено пересыпать речь многочисленными "как бы" и "типа"; нужно кокетливо хлопать ресницами, а не смотреть уверенно в глаза собеседнику; грудь повыше, взгляд в пол. Почаще в ужасе распахивать глаза, демонстрируя непонимание элементарных вещей, разучиться читать между строк; полезно также вскрикивать время от времени: "Повтори, я не въезжаю!" и говорить тоненьким голоском - а я-то, наоборот, привыкла сохранять уверенный ровный тон. Эмми даже успела обсудить со мной вымышленные подробности моей новой профессии. Теперь я девушка из команды поддержки "Нью-йоркских гигантов".
Можно подумать, кто-то поверит. Ну кто примет тридцатипятилетнюю женщину, чья нога уже неизвестно сколько времени не ступала на порог спортивного зала, за девчонку-"зажигалку"? Однако Эмми от моих возражений просто отмахнулась.
Короче, усилиями подруги я стала превращаться в полную противоположность самой себе. Причем получалось до ужаса правдоподобно. Глядя на свое отражение в зеркале - платье цвета фуксии, повторяющее каждый изгиб тела, залитая лаком прическа и ресницы, похожие на двух гигантских пауков, - я поняла: еще немного, и королеве блондинок Джессике Симпсон останется только нервно курить в углу. Когда я вышла из студии, на ходу уминая сэндвич и с ужасом думая о предстоящем вечере, я уже чувствовала себя неизмеримо глупее, чем раньше.
Вы, наверное, удивляетесь, зачем я вообще согласилась на операцию "Блондинка". "У нее же и так все в порядке. Зачем ей притворяться кем-то другим?" - недоумеваете вы.
Вам хорошо говорить. Сомневаюсь, что ваша личная жизнь с такой же скоростью катится под откос, как моя. Или у вас тоже ситуация незавидная? Впрочем, тогда вы бы все сразу поняли и не стали бы спрашивать, зачем мне эта авантюра.
Смотрите сами.
Номер один: Джек. Мне восемнадцать, ему двадцать два, мы идеальная пара. Он заглядывает мне в глаза, признается в любви, посылает цветы, пишет романтические письма… а через семь месяцев вдруг заявляет, что хочет жениться и как можно скорее завести детей. "Ты что, Джек? - говорю я. - Мне надо закончить колледж. Пойти в юридический. Я пока не готова заводить детей". Он бурно протестует; я уступаю и говорю, что, может быть, подумаю об этом, когда закончу колледж, - мне всего девятнадцать, я еще не знаю, что вовсе не обязательно отказываться от мечты только потому, что так решил парень, от которого у тебя голова кругом. "Нет, - заявляет он, - я хочу детей прямо сейчас". - "Джек, послушай, - убеждаю я, - я не готова". Через три недели Джек звонит мне. Оказывается, в машине ему было откровение: Господь сказал ему, что баптисты (к которым он принадлежит) не должны встречаться с католиками (к которым принадлежу я). Еще два месяца спустя он объявляет о помолвке с баптисткой Сюзи, еще через месяц они играют свадьбу, и ровно через девять месяцев на свет появляется Джек-младший. "Ладно, - говорю я себе. - Это все религиозные заморочки. Дело не во мне".
Номер два: Джеймс. Мне девятнадцать, ему двадцать три. Он полная противоположность Джеку. В церкви, наверное, сроду не бывал. "Замечательно, - думаю я. - Вряд ли ему будет откровение в машине". Два года мы встречаемся. Джеймс работает газетным репортером в Колумбусе. Под конец выпускного курса в колледже я узнаю, что поступила в Гарвард, и чуть не прыгаю от радости. Джеймс, однако, недоволен. "Ты же собиралась остаться здесь и заканчивать юридический в Огайо", - дуется он на меня за праздничным шампанским, которое я заказала, чтобы торжественно сообщить ему великую новость. Я возражаю: мол, никогда ничего подобного не говорила и с детства мечтала учиться в Гарварде. "Да, но теперь у тебя есть я, - возмущается Джеймс. - С этим надо считаться". Я заверяю его, что считаюсь. Он может поехать со мной и работать в какой-нибудь газете в Массачусетсе. Или я буду часто приезжать в Огайо, а когда получу диплом, вернусь. "Ненавижу Бостон", - отвечает Джеймс, хотя, по моим сведениям, он там ни разу не был. Через две недели Джеймс оставляет мне сообщение на автоответчике: "Ты мне нравишься, но любви конец. Давай не будем больше встречаться. Надеюсь, расстанемся друзьями". Я несколько раз перезваниваю… увы, никто не берет трубку. "Ладно, - говорю я себе. - Просто он не хочет переезжать в другой штат. Дело не во мне".
Номер три: Дасти. Мне двадцать два, ему двадцать три. Он играет на гитаре в рок-группе. Познакомились мы в ирландском пабе Неда Девайна в Фенейл-холле. Я так сильно напилась, что не сразу сообразила: рок-гитарист без высшего образования не совсем мой тип. "Ладно, почему бы не попробовать, - пытаясь на трезвую голову разобраться в себе, размышляю я на следующее утро. - До сих пор с музыкантами встречаться не доводилось. Может, мне как раз нужен человек творческий". У творческого человека вскоре обнаруживаются тяга к спиртному и махровый пофигизм. Год мы встречаемся. Разумеется, я давно бы с ним порвала, тем более он мне, похоже, изменяет, а когда он рядом, его все равно что нет, потому что он пьян в стельку. Однако мне его жалко. Поэтому я чуть не падаю от неожиданности, когда на ужине в честь нашей годовщины Дасти мимоходом сообщает, что нашим встречам конец. "Вечно ты уткнешься носом в книжку и сидишь, - смачно рыгнув, говорит он. - Попроси бармена налить мне еще кружечку, когда будешь уходить, хорошо?"
"Ладно, - говорю я себе. - Просто он алкоголик и не вылезает из прокуренных баров. Дело не во мне".
Номера четыре, пять и шесть: Грег - 25 лет; Брэд - 27; Грифф - 26. После Дасти я решила пойти другим путем и начала встречаться со студентами Гарварда - с каждым продержалась по нескольку месяцев.
С Грегом мы учились в одной группе. Через три месяца после знакомства преподаватель во всеуслышание объявляет, что мне удалось попасть на практику в самую престижную компанию, и Грег заявляет, что больше не хочет меня видеть. "Ты всегда только и делала, что задирала нос, - обиженно бормочет он, выходя из аудитории. - Не звони мне".
Брэд скоро получит диплом магистра политологии и уже работает на Капитолийском холме. Наши политические убеждения расходятся; однажды - встречаемся мы с ним два с половиной месяца - после долгих баталий он начинает на меня орать: "Все, с кем я встречался до тебя, придерживались моих взглядов! А ты у нас, значит, особенная!.." Я ору в ответ, что имею право на собственную точку зрения. "И очень жаль!" - орет он. И хотя я бросаю его сама, не похоже, чтобы он сильно расстроился.
И наконец, Грифф, тоже будущий юрист. Сначала все идет хорошо. Потом, в один прекрасный день, когда лучше, кажется, и быть не может, он вдруг ни с того ни с сего говорит, что в дальнейших отношениях смысла не видит. Я в ужасе пытаюсь выяснить, в чем дело. "Вот уж не думал, что тебе нужно что-то разъяснять, - злится он. - Ты ведь у нас самая умная!"
"Ладно, - говорю я себе. - У них у всех свои тараканы. Дело не во мне".
Но прошло шесть лет, и, расставшись с Питером, я начинаю думать, что, может быть, дело все-таки во мне… Все обвинения в мой адрес сводятся к тому, что я слишком умная. Я не хочу знать свое место. Я не хочу заводить детей. Я слишком увлекаюсь работой. Картина складывается вполне определенная.
Может, махнуть на все рукой, завести пять-шесть кошек, подписаться на "Ридерс дайджест" и стать старой девой? Или выжившей из ума старой кошатницей? Нет, зачем же так сразу. Мне всего тридцать пять. Где-то под оболочкой жутко умного юриста скрывается привлекательная женщина. Наверняка найдется милый, остроумный, преуспевающий молодой человек, который полюбит меня, если не тыкать ему в нос моей работой. Правда ведь? Да и на кошек у меня аллергия…
Поэтому в конце концов я поддалась на уговоры Эмми и поверила, что, нацепив топик без бретелек и мини-юбку, я сойду за девушку из команды поддержки и произведу вечером фурор. Хочется мне того или нет, но операция "Блондинка" началась.
Мы встретились в семь вечера в модном баре на крыше отеля "Гансвурт". Мег, как обычно, засиделась допоздна в редакции и пришла в бар в мятом черном льняном платье. Эмми так и не смыла грим, зато переоделась в футболку от Эми Танжерин с надписью "Любовь" и потертые джинсы "Робинс" с характерным вышитым крылом на заднем кармане. Джил облачилась в приталенную белоснежную блузку и черную юбку-карандаш; из украшений, конечно, только обручальное кольцо, сверкающее бриллиантом размером с дискотечный зеркальный шар.