И она снова принялась рыдать и жаловаться на судьбу, хотя чем дальше, тем меньше ее горе вызывало сочувствия.
Лоренца попыталась успокоить свою несчастную тетушку.
- Стоит ли так горевать, тетя Гонория! Мы сумеем устроиться, тем более что речь идет всего лишь о каких-то двух днях, - проговорила она не без горечи. - Вы займете одну из кроватей и ляжете вместе с Ноной...
- Никогда в жизни я не буду спать вместе со служанкой!
- Ну, тогда вместе со мной, - смиренно предложила Лоренца.
- И с тобой никогда! Я хочу иметь свою собственную постель! Для меня одной!
- Вы позволите мне взглянуть на ваши покои? - спросила дама Кончини.
Она вошла в их комнаты и тут же вышла обратно. Заговорив, она подняла свою траурную вуаль, и Лоренца увидела вульгарное лицо с длинным носом, выдающимся вперед подбородком, маленькими подвижными черными глазками и искусственными завитушками, выкрашенными в светлый цвет несомненно для того, чтобы скрыть раннюю седину. Большой рот и желтоватый цвет лица, свидетельствующий о дурном здоровье, дополняли портрет. Вполне возможно, что долгое расположение Марии де Медичи к этой женщине объяснялось ее непривлекательной внешностью...
- Не понимаю, как Ее Величество королева могла поселить вас здесь! - вздохнула она. - Тут едва хватает места для одной персоны. И если вы согласитесь принять мое гостеприимство, донна Гонория, то я буду счастлива предложить вам комнату, более достойную вас, чем этот сарай...
- Неужели? Как это любезно с вашей стороны! Но что скажет Ее Величество?
- Не думайте об этом. Я беру на себя заботу все уладить с королевой. Можете быть уверены, что уже завтра утром она поймет свою неправоту. Если вы сочтете нужным прислать еще и служанку, донна Лоренца, то ей тоже найдется постель.
Лоренца не без удивления смотрела вслед двум дамам, которые удалились, оживленно беседуя, словно были давным-давно знакомы, а ведь донна Гонория на протяжении всего путешествия, как только слышала от Джованетти о фаворитке королевы, выражала пренебрежение, если не сказать презрение к ничтожной простолюдинке.
Простолюдинку звали Леонора Дори, ее отцом был гробовщик, а матерью прачка, которая удостоилась чести стать кормилицей крошки Марии. Девочку пригласили в покои для развлечения маленькой госпожи, которая после тяжкой болезни страдала меланхолией. Живая, веселая гостья очень скоро стала необходима малоподвижной мрачной Марии. Они сдружились до такой степени, что, когда стали поговаривать о браке Марии де Медичи с королем Франции, она задумалась, каким образом облагородить свою подругу. Но Леонора сама о себе позаботилась. Благодаря попустительству Марии она успела составить себе недурное состояние и нашла для себя приемного отца, старичка из древнего и благородного рода, живущего в страшной нищете. Сам Карл Великий посвятил когда-то предка Гвидо Галигаи в рыцари, а теперь Гвидо за кругленькую сумму был счастлив удочерить безродную Леонору. Став Леонорой Галигаи, дочь гробовщика и прачки обзавелась гербом и длинной чередой предков и могла с высоко поднятой головой шествовать в свите будущей королевы Франции.
С тех пор незаметно, но неуклонно фаворитка управляла жизнью Марии, не забывая позаботиться о том, чтобы росло ее собственное состояние. Влюбившись до безумия в красавца Кончини, она сумела склонить его к браку, быть может, благодаря тому, что могла добиться от своей госпожи всего, чего хотела. Ловкий молодой интриган счел, что такая жена будет самым выгодным и удобным инструментом в его руках и поможет ему добраться до невиданных высот, на какие он никак не мог рассчитывать, прибыв в Париж вместе с двумя тысячами зубастых итальянцев, составивших свиту новой королевы. Со своей стороны он приложил все усилия, чтобы тоже стать любимчиком королевы, после чего супружеская чета почувствовала себя в силах противостоять всем напастям, не исключая даже гнева короля, который ненавидел обоих и горел желанием отправить их за Альпы. К сожалению, постоянные влюбленности короля на стороне ставили его в невыгодное положение, они вызывали бешеную ярость Марии, справиться с которой умела только Леонора.
Когда страсть короля к злокозненной Генриетте д'Антраг, маркизе де Верней, наконец угасла, он внезапно обрел полноту власти, и Мария чуть было не оказалась в роли разведенной жены. Однако Леонора стояла на страже интересов своей госпожи и посоветовала ей купить дружбу самого близкого друга Генриха, его старинного боевого товарища, предложив ему в невестки девушку с богатым приданым. И тогда министр де Сюлли, тоже старинный друг Генриха, которому были поручены финансы страны и от которого король постоянно требовал дополнительных услуг на свое немалое хозяйство, понял, что Его Величеству никогда не избавиться ни от толстой банкирши, ни от Кончини, и что Его Величество, храбрец, каких мало, этой компании даже несколько побаивается.
Лоренца уже на следующий день после переезда в Лувр сумела оценить влиятельность дамы под черной вуалью. Когда она погибала от тоски у себя в спальне, куда ей только лишь приносили еду, не более, к ней вдруг среди дня прибежала совершенно преобразившаяся донна Гонория. Из черной бездны отчаяния она вознеслась до сияющих высот удовлетворенной гордости.
- Само небо послало нам соседство с донной Леонорой! - обрадованно заявила она. - Сегодня утром она повела меня к королеве, Ее Величество оказала мне ласковейший прием и даже извинилась за то, как со мной обошлись. Вчера королева очень плохо себя чувствовала...
- Плохо себя чувствовала? - переспросила Лоренца. - Что-то я этого не заметила, когда она с жадностью рылась в моих сундуках и даже отобрала у меня часть моих драгоценностей.
- Что за недостойные мысли вас посещают, дорогая! Ведь Ее Величество сказала вам, что желает их только скопировать. Но даже если королева задумает их себе оставить, то это будет, по моему мнению, лишь скромное вознаграждение за те хлопоты, какие вы ей доставили...
- Я ей доставила хлопоты? Что за чушь! Я, напротив, покончила со всеми ее хлопотами, потому что король отказался от мысли...
- С ней развестись? Глупая сказка! Об этом не было и речи. Просто королева по своей доброте душевной решила поправить нищенское положение, в котором ее супруг оставил своего ближайшего друга, и предложила ему брак с вами...
- Я хотела бы послушать, как вы поделитесь этим вздором с мессиром Джованетти.
- С мессиром Джованетти? Да этот идиот ничего не понял!
- У меня не возникло впечатления, что он идиот. И его слова не расходились с тем, что мне сообщил Его высочество великий герцог.
- Мало ли чего они наговорят! Джованетти хотел благородно выглядеть. Если ему был до крайности необходим ваш брак, то скажите на милость, почему он явился вчера утром к королю и просил позволить вам вернуться во Флоренцию?
- Оставив мое приданое в качестве компенсации, чтобы старичок не потерял все разом?
- Старичок? Вы так говорите, потому что он не ветрогон вроде своего сынка! Он... я бы сказала, в расцвете сил!
- Если он вам так нравится, тетя, я бы вам посоветовала выйти за него замуж. А свое приданое я дарю вам в подарок.
- Перестаньте говорить глупости! Господин де Сарранс желает вас видеть своей женой, и это его право. А королю не стоило бы вмешиваться в это дело и делать предложения... оскорбительные для королевы. Именно из-за этого она так плохо себя вчера чувствовала, и ее можно понять!
- Оскорбительные? Интересно, по какой причине?
- Да потому что король хочет залучить вас в свою собственную постель! Ее Величество прекрасно все понимает и на этот счет не ошибается! Так что сидите здесь и ждите, пока не придут вас одевать для церемонии венчания. А потом вы будете находиться в распоряжении своего супруга, и его долгом станет охранять свое достояние! Его долгом и моим тоже!
- Почему же вашим?
- Потому что, как и положено, я буду жить в особняке де Сарранса. Королева придает огромное значение тому, чтобы я находилась подле вас. В этом случае она будет совершенно спокойна, что ее супруг не будет тереться возле ваших юбок.
Гнев и отвращение поднялись смутной волной, перехватив горло Лоренцы, помешав ей горько расплакаться. У нее было ощущение, что расписной, украшенный золотом потолок опустился и придавил ее. Но, кроме отвращения, она испытывала стыд за вечно недовольную и злобную Го-норию, которая вмиг позабыла и свое положение, и гордость, согласившись по наущению низкой простолюдинки на роль соглядатая в благодарность за питье из золотого кубка и предоставленную ей комнату. По своим душевным качествам Го-нория совсем не походила на своего брата, благородного дворянина Франческо Даванцатти, отца Лоренцы, о котором Флоренция хранила память как о самом достойном из своих горожан. Лоренца никогда не любила Гонории - и, пожалуй, она была единственной, кого девушка не любила, - но теперь, когда родная тетя посмела объявить себя ее тюремщицей, у нее возникло желание плюнуть ей в лицо.
- Какая перемена! - проговорила она с презрительной улыбкой. - Вы помните, какими словами вы называли сеньору Галигаи, когда мы покидали Флоренцию? Самыми мягкими из них были шлюха, отброс человечества, чертово отродье. А теперь вы стали... Но кем, собственно? - облагодетельствованной ею рабыней, ее дорогой подругой, горячей обожательницей? Вы, Даванцатти!
Лучившаяся радостью мегера побагровела под обвиняющим взглядом черных глаз, который пригвоздил ее к невидимому позорному столбу. В ответ донна Гонория пожала плечами, надеясь, что ее жест сойдет за снисходительное пренебрежение.
- Людей должно ценить по той пользе, которую они могут нам принести. Признаю, что я была слишком простодушна, доверяя злым слухам, которые ходили у нас в городе. Леонора вполне располагает к себе. Только низкие души собирают все сплетни, которыми живет улица. Привязанность королевы говорит о многом, и я посоветовала бы вам относиться к мадам Кончини соответственно. Благодаря ей наша бедная государыня так по-христиански переносит обиды, которые не устает наносить ей супруг, этот еретик, этот...
- Если Мария де Медичи королева, то только благодаря этому еретику, поскольку он король.
И я в свою очередь тоже дам вам совет: вам следует быть к нему немного почтительнее.
- Но он мне не нравится! Почитаешь тех, кто заслуживает почтения, и...
Но донне Гонории не пришлось завершить свою речь. Лоренца, не в силах больше выносить присутствие злобной ханжи, взяла ее за руку и вывела за дверь, несмотря на громкие протесты. А, закрывая дверь, не забыла повернуть красивую позолоченную ручку из бронзы, заперев ее на замок И тогда уж, не противясь более своему горю, бросилась на кровать и заплакала. Слезы все лились и лились, и Бибиена села рядом со своей несчастной девочкой, обняла ее и стала баюкать, ничего не говоря и только гладя по головке, как утешала ее, когда та была малюткой.
Прижавшись к большой и теплой груди кормилицы, Лоренца мало-помалу успокоилась, и ее сердце перестало трепетать, как испуганная птичка. Прошло еще несколько минут, и она поднялась, взяла из рук Бибиены батистовый платочек, вытерла нос и глаза и с отчаянием посмотрела на свою кормилицу.
- Надеюсь, ты все слышала?
- Думаю, она специально кричала так громко.
- Злобная гарпия окончательно и бесповоротно встала на сторону моих врагов. Я не должна тешить себя иллюзиями, здесь меня ждут только горе и беды. Королева возненавидела меня, не успев даже познакомиться...
- Она тщеславная, глупая и злая. А ты такая красивая! И к тому же на глазах у всех посмела пойти против ее воли, отказавшись выйти замуж за противного старика.
- Конечно, промолчав, я поступила бы разумнее. Завтра вечером я стану его собственностью, и он запрет меня у себя в доме под охраной Гонории... Жизнь моя превратится в ад. Если бы я могла сбежать! Но никто не хочет мне помочь! Я умоляла мессира Джованетти дать мне возможность вернуться во Флоренцию, но он отказал мне...
- А ведь он тебя любит...
- С чего ты взяла?
- Говорю я мало, но глаз у меня зоркий, и он меня еще не подводил. Говорю тебе: он тебя любит!
- Но его любовь никоим образом не проявляется. Думаю, что куда больше он боится потерять свое место. Не забывай, что за мной его послала наша ужасная королева.
- Я уверена, что он всей душой хочет тебе помочь. Иначе тебя не увезли бы с такой поспешностью из-под его крова. И как раз в тот самый миг, когда он говорил с королем. К тому же, если я правильно поняла, он пытался убедить его, что старику лучше от тебя отказаться.
- Но король есть король, черт побери! Он может отдать приказ! Но он не хочет! Мне не на кого рассчитывать, кроме самой себя. Так что завтра...
- Что ты собираешься делать? Не пугай меня!
- Не стоит пугаться. Я воспользуюсь единственным оружием, которое у меня есть. Кстати, ты не знаешь, где кинжал с красной лилией? Он лежал у меня под подушкой. Когда к нам явилась сухопарая мадемуазель, она устроила такой беспорядок, что, боюсь, я его забыла...
- Зачем тебе кинжал, который уже причинил тебе столько зла?
- Пусть избавит меня от тех, кого мне приготовило будущее. Он послужит мне защитой, понимаешь?
- Ты обратишь его против других или против самой себя? Кинжал - мужское оружие, и оно всегда мне внушало страх.
- Тебе внушали страх кинжалы, а мне внушают страх люди, которых я вижу здесь! Мне кажется, что при этом дворе нужно опасаться всего и всех. Я думаю, что мой кинжал остался у мессира Филиппо. Завтра ты сходишь и принесешь его.
- Если меня отсюда выпустят. Ты заметила, что в обоих концах галереи несут охрану гвардейцы? Они ведь не зря там стоят!
- Ну, так узнаем, зря или не зря! Подай мне плащ, перчатки, оденься сама, и мы попробуем выйти.
- Я уверена, что нас отсюда не выпустят.
Как оказалось, Бибиена была права. Только они приблизились к выходу, солдаты скрестили протазаны, загораживая проход. Лоренца попробовала настоять на своем, говоря, что направляется в церковь, но солдат, хоть и с улыбкой, возразил:
- Сожалею, мадам, но приказ есть приказ: вы не можете покинуть дворец ни под каким предлогом.
- Мне не позволено даже молиться?
- Почему бы вам не помолиться у себя в комнате? Господь Бог повсюду с нами, - благочестиво добавил он, глядя на нее с нескрываемым восхищением и воздавая дань ее чудесной красоте.
- А моя служанка может выйти? Мне нужно сделать кое-какие покупки.
- Она сделает их завтра или послезавтра. К сожалению, у меня приказ, мадам, и если я не подчинюсь ему, меня жестоко накажут. И с противоположной стороны вам скажут совершенно то же самое.
- Но я же не одна живу на этом этаже!
- Сейчас вы живете здесь одна. Герцогини де Монпансье нет в Париже, а сеньора Кончини пользуется особой лестницей, которая ведет прямо в покои Ее Величества. Почему бы вам не обратиться к мадам Кончини? Она тут заправляет и дождем, и солнцем, - посоветовал гвардеец, понизив голос до шепота.
- Именно поэтому я к ней и не обращусь, - ответила Лоренца. - Благодарю вас, месье...?
Вопросительная интонация предполагала ответ. Молодой человек покраснел, поправил шляпу, но глаза у него засияли, и он ответил:
- Д'Ушье! Матье д'Ушье, готовый всегда к вашим услугам, мадам, но только не при этих обстоятельствах. Поверьте, я бы так хотел вас порадовать!
Сомнений в его искренности не было, и все-таки Лоренца вынуждена была вернуться в свое временное пристанище. Тогда она решила заняться поисками и с помощью Бибиены принялась вновь перекладывать все вещи в надежде отыскать кинжал. Они снова пересмотрели содержимое сундуков и убедились, что кинжал отсутствует. На секунду Лоренца загорелась мыслью попросить Матье д'Ушье зайти к ней после дежурства, но тут же от нее отказалась: молодой человек не один стоял на посту в конце галереи, и лицо его товарища сохраняло каменное выражение во все время их разговора. Она вовсе не хотела создавать молодому человеку проблемы, последствия которых могли быть довольно опасными.
День тянулся, никто не навещал юную флорентийку, а из слуг, что приносили завтраки и обеды, нельзя было вытянуть ни единого слова. Дама под черной вуалью вместе с королевой, как видно, решили окружить свою гостью стеной молчания.
Прошла ночь, настало утро, и оно ничем не отличалось от предыдущего. Только во второй половине дня, ближе к вечеру, на пороге появилась мадемуазель дю Тийе, возглавляя целую процессию слуг и горничных.
- Сегодня вечером вас обвенчают, - сообщила мадемуазель, остановившись посередине комнаты и не считая нужным утруждать себя проявлениями вежливости. - Пора вас одевать. В каком из сундуков лежит ваше подвенечное платье? Очень хорошо. Завтра все ваши сундуки переправят в особняк маркиза де Сарранса, куда проводят и вас, как только церемония завершится.
- Мне говорили, что первая ночь пройдет в Лувре.
- Да, так предполагалось, но ваш будущий супруг решил иначе, он не желает выставлять вашу супружескую жизнь напоказ и хочет, чтобы она протекала вдали от посторонних глаз. Сейчас особняк готовят к торжественному событию. Вы сможете длить вашу брачную ночь, сколько пожелаете. Растянуть ее на много-много дней. Что вполне возможно, если видеть пыл...
- Где находится этот особняк?
- Вы хорошо знаете Париж?
- Совсем не знаю, но, тем не менее, хотела бы...
- В таком случае, не понимаю, чем вам это поможет, но все-таки отвечу: на улице Бетизи. Совсем недалеко от церкви, где вас будут венчать. Вы отправитесь туда под надежной охраной, и, стало быть, бедняжка де Сарранс будет избавлен от очередной неприятности.
- Какой неприятности? Прошу вас, мадам, не говорите загадками! Из вас каждое слово нужно вытягивать клещами! - в нетерпении воскликнула девушка.
Шарлотта дю Тийе ничуть не обиделась на слова Лоренцы и даже рассмеялась.
- На самом деле, пустяки: вы чуть было не овдовели, не успев обвенчаться.
- О чем вы говорите?
- Вчера вечером какой-то злоумышленник, которого не сумели отыскать, вознамерился убить вашего нареченного, когда он пешком возвращался к себе домой в сопровождении одного только слуги. Ему всадили кинжал в спину! Должна вам сказать, что, судя по этому событию, вы очень опасная женщина! Кинжал пригвоздил еще и записку, написанную на итальянском языке, и в ней было сказано, что все, кто претендуют на вашу руку, обречены на смерть... Полно, дорогая! Возьмите себя в руки! С чего это вы так побледнели?
При этом известии ноги у Лоренцы подкосились, и она едва не упала в обморок. Мадемуазель дю Тийе потрепала ее по щеке.
- Говорят, что во Флоренции уже убили одного молодого человека, за которого вы собирались выйти замуж. По счастью, де Сарранс слышал флорентийскую историю и принял меры предосторожности, не желая стать второй жертвой.
- Он... Он жив?