- Вот! Вот какой ты! Ты не можешь измениться, ты всегда был грубым и жестоким. Ты и до армии был таким, и все твои шутки... Ты стал просто... просто невыносимым! Неотесанный мужлан! Что у нас могло быть? Ничего! Ты сам должен был понимать это!
Слово "неотесанный" больно кольнуло его, и Джефф уже хотел огрызнуться, но вместо этого сжал зубы и спокойно сказал:
- Нет, мисс Брэдфорд-Браун, я не понимал этого. Я думал, что у тебя хватит сил и характера остаться собой, а не пойти по стопам своего богатого папаши и своей матери, которая, при всей своей милой внешности, ни на минуту не позволяет окружающим забыть о том, что она - аристократка. И я не заметил вовремя, что ты стала похожа на них обоих, что ты обрела и материнский снобизм, и отцовскую жадность. Ведь твой отец не желает смотреть правде в глаза, тому, что его здесь терпят только из-за жены. Нет, - снова повторил Джефф, - я не понимал этого, но теперь понял. Скажи мне только, пока мы не расстались, - тут Джефф сделал драматический жест рукой, - знает ли мистер Ричард Боунфорд про нас с тобой? Про то, что мы... ну, в общем, понимаешь...
Дженис посмотрела на Джеффа, и ее губы сжались в тонкую линию.
- Ты не посмеешь!
- О, еще как посмею! Я же неотесанный мужлан, мне охота похвастаться в баре, как я соблазнил дочку владельца поместья!
Джефф увидел, как ее лицо побледнело, а глаза наполнились туманной влагой. Она действительно боялась, что он может так сделать! Потом выражение ее лица стало медленно изменяться" Она шагнула к Джеффу и взяла его за руку. Он понял, что она пытается смягчить момент, но почувствовал себя еще более озлобленным. Ударив Дженис по запястью, он заставил ее вскрикнуть от боли и, глядя, как она потирает ушибленное место, насмешливо произнес:
- Знаешь что? Плевать я на тебя хотел - вот что я тебе скажу своим неотесанным ртом! А не хочешь снова поваляться со мной в траве, чтобы я держал рот на замке? - И, оттолкнув ее в сторону, Джефф вышел из амбара и пошел прочь. Через несколько шагов он услышал:
- Подожди, Джефф! Подожди!
Остановившись и повернув к ней побледневшее лицо, Джефф крикнул:
- Иди к черту, Дженис! - После чего снова зашагал - спина прямая, голова поднята... Все было кончено.
К дому Джефф подошел уже обычным шагом - напряжение последних минут спало, спина уже не была такой прямой, а голова - так гордо поднятой. "Неотесанный" - надо же такое сказать!
В дом он вошел через заднюю дверь, ведущую в кухню. Кухня оставалась все такой же, какой была во времена фермы, - длинный стол из светлого дерева, камин, плита, темные балки на потолке, дубовый буфет с посудой... А перед буфетом стояла Лиззи и вешала чашки на крючки, приделанные к нижней полке. Она повернулась к Джеффу и сказала:
- Привет!
- Привет, - ответил он. - Как дела?
- О, все хорошо! Я... мне здесь нравится!
- Я рад.
- Хочешь... Сделать тебе что-нибудь? Может, выпьешь чаю? А твоя мать там, в комнате, играет.
- А отец дома?
Лиззи кивнула:
- Да, дома. Мы с ним разговаривали, и он сказал, что я... ну, чтобы я была... как дома! - Лиззи широко улыбнулась.
- Это хорошо, - сказал Джефф, - дома - значит дома!
Джефф знал, что ему надо выйти и хотя бы поздороваться с отцом, но не мог, - он должен был немного прийти в себя. Он кивнул Лиззи и направился к лестнице на второй этаж. Войдя в комнату, он снял пальто, ослабил галстук и на какое-то время замер. "Неотесанный"... Почему-то такое мнение о себе в этот момент заботило его больше, чем сам разрыв с Дженис.
Джефф всегда считал себя достаточно образованным, чтобы не теряться в разговоре. Он прочел много книг, знал много хороших выражений и пословиц и часто весьма уместно вставлял их в свою речь. Старик Пибус, учитель английского языка в школе, увлекался древней историей и сумел привить любовь к ней нескольким школярам, в числе которых был и Джефф. С тех пор эта древняя история, а вернее - цитаты из учебников, часто выручала Джеффа, поднимая его авторитет среди приятелей.
Он открыл дверцу шкафа, где мать хранила его школьные вещи и спортивные призы. На верхней полке стояли его любимые книги: "Остров сокровищ", "Дэвид Копперфильд", "Последний из могикан", "Легенды Древней Греции и Рима". "Неотесанный", - снова хмыкнул Джефф и достал словарь. "Грубый, - прочитал он синонимы,- неуклюжий, неловкий, некультурный".
"Некультурный". Да, это соответствовало его представлению о "неотесанности". Он припомнил еще одно подходящее выражение: "пьяный зануда" - так называли Билла Тайтона, который дневал и ночевал в "Зайце" и полностью соответствовал понятию "некультурный". Джефф знал еще нескольких парней, к которым подходили слова "неуклюжий" и "грубый". Нет, Дженис не это имела в виду, назвав его "неотесанным". "Некультурный". Да, она хотела сказать именно так.
Интересно, а думала ли она о его "некультурности", когда лежала с ним в мягкой высокой траве у амбара? Нет, наверное, не думала. Говорила она, во всяком случае, совсем другое... И целовала она его, видимо, мало заботясь о культурности. А еще она говорила ему, что он лучше всех, - это когда она лежала, свернувшись, как котенок, в его объятиях. И им было очень хорошо вместе. Теперь же он стал "неотесанным"... Вот тебе и вся вечная любовь. Какая же сучка...
Снизу, из гостиной, донесся голос матери:
- Джефф, ты там? Спускайся, отец дома!
Джефф открыл дверь и прокричал:
- Сейчас, мам!
Через пять минут он спустился. Спина его была по-прежнему прямой, а голова поднятой. Отец сидел около камина.
- Закончил свои дела? - спросил Джефф.
- Да, сынок, все. Мне действительно жаль старика Генри - я не представляю, как он мог жить в городе! Я бы просто спятил от такой жизни.
- Да очень просто, Джон! - сказала Берта. - Он ненавидел деревенскую жизнь, вот и все.
- Что ж, может, и так, может быть, ты права, женщина.
Берта повернулась к Джеффу и сказала:
- Он чувствует свою вину, потому что Генри оставил ему деньги.
- Нуда? - удивился Джефф. - И много?
- Это как считать, - ответила Берта. - Всю жизнь он экономил, жил чуть ли не впроголодь, хотя работа у него была приличная. Не могу понять этого! И теперь вот все деньги в банке...
- Все деньги? - Джефф повернулся к отцу.
- Скажи ему, Джон, скажи! - Берта все еще не могла успокоиться.
- Две тысячи семьсот фунтов.
- Что? - Джефф на мгновение забыл все, случившееся какие-то полчаса назад. Он подошел к отцу, сел рядом и, положив руку на его плечо, сказал: - Да, двадцать семь сотен - это кое-что! Теперь ты можешь забросить в реку свой велосипед и купить машину.
- Машину? - Отец искоса посмотрел на Джеффа. - Ты можешь представить меня за рулем машины?
- Да, могу, - серьезно ответил Джефф. - И вот еще что, - он взглянул на мать, - не держите их в банке, пользуйтесь ими, наслаждайтесь жизнью. Съездите, наконец, куда-нибудь!
- Не знаю, не знаю... - Отец покачал головой. - Я все-таки чувствую свою вину перед Генри. Ты знаешь, мы не очень ладили последние годы, но он же меня вырастил! И если бы не он и эта его мания гулять по полям в молодости, я бы не встретил вот эту малышку. - Он ласково похлопал Берту по руке.
- Меня он не любил, - сказала Берта. - Впрочем, он вообще терпеть не мог женщин, особенно когда они начинали наводить свои порядки в его доме. А теперь еще эти деньги... - Берта вздохнула. - Ничего себе выходные выдались!
- Да, - согласился отец, - мне тут Фил Коннор на дороге повстречался, так он говорит, будто вчера в коттедже тоже кое-что выдалось! Кто-то хотел залезть в дом, а мистер Киддерли сцепился с ним и прогнал, и сейчас, бедняга, в больнице лежит со сломанной челюстью. Чудные дела творятся тут в округе. Интересно, что этот парень думал найти в коттедже?
Джефф посмотрел на мать:
- Ты что, ничего ему не рассказала?
- Об этом еще нет.
- О чем "об этом"? - спросил отец. - Что вы тут скрываете? Ну-ка, давайте выкладывайте!
Берта, поджав губы и показывая пальцем на Джеффа, проговорила:
- Вот этот солдатик хотел залезть в коттедж. А мистер Киддерли сцепился не с ним, а с девчонкой, та подняла крик, ну и все такое...
Джон тихо присвистнул, глядя на сына, секунду помолчал, и спросил:
- Он узнал тебя?
- Нет.
- Он мог запомнить твою форму!
- Нет, я был в твоем старом плаще и в шляпе.
- Ты представляешь... - Берта не смогла сдержать смех. - Он пошел ловить Теда Хонисетта!
- Ну да? И как же ты хотел его поймать?
- Не знаю. Мне просто надоело сидеть дома. Наверное, соскучился по всяким маневрам, ночным засадам, армия, сам понимаешь. Я хотел узнать, смогу ли я выследить его. Ты же сам говорил, что Тед хитер, как десять куниц.
- Ну и как, выследил? - Отец улыбнулся.
- Нет, - покачал головой Джефф, - скорее, он выследил меня. Он, наверное, наблюдал за мной все время, потому что это он пошел звонить и вызывать доктора. Я бы оставил этого Киддерли как он есть - не сдох бы, ну а Тед же у нас добрый самаритянин...
- Тед молодец! Конечно, он плут и браконьер, и рыбы погубил массу, но душа у него есть! Готов поспорить, он догадался, что это был не я в моем плаще и шляпе. Значит, он стоял в засаде и смотрел на тебя. Ну и ну! Вот и оставляй вас тут, на день нельзя никуда отъехать. А ведь точно говорят: "Нет худа без добра" - мне эта девчонка, Лиззи, понравилась! Она здесь ко двору пришлась, ей-богу! Вот только не знаю, как она выдержит второго сержанта - в юбке, я имею в вицу...
- Ах ты! - Берта схватила палку и замахнулась на мужа, прыская со смеху. - Я никогда в жизни никем не командовала! Учила - да, воспитывала, но командовать? Так что не знаю, в кого твой сын пошел. - Затем она повернулась к Джеффу и сказала: - Это, наверное, смешно, но я абсолютно не представляю, как ты можешь командовать людьми - взрослыми, между прочим. Приказывать, кричать, требовать и все такое. Ведь там тоже попадаются крепкие парни, а?
- Подожди, вот стану главным сержантом. То-то будет весело! Пойду посмотрю, кстати, нет ли чего на кухне, - рассмеялся Джефф, - сиди, мам! Я сам уже большой, сам найду.
Выйдя из комнаты, Джефф на секунду остановился и сказал себе: "Да, главный сержант - это здорово. Ну а потом что? Офицерские звезды? Что ж, может, и так сложится. Ну, я ей тогда покажу! Неотесанный!"
Он прошел в кухню, с размаху открыл дверь... и чуть не сбил Лиззи с ног. Он успел вытянуть вперед руки и подхватить ее в последний момент. Посмотрев в ее испуганные глаза, Джефф сказал:
- Слушай, уже второй раз за последние два дня мне приходится спасать тебя. Это становится привычкой, тебе не кажется?
Лиззи встала, поправила волосы и, глядя на Джеффа, согласилась:
- Да, похоже на то, - потом улыбнулась и вышла из кухни.
Часть 2. Лоутарн-холл
1
- Я не желаю видеть в своем доме эту ораву! Можешь пойти и сказать им.
Алисия Брэдфорд-Браун посмотрела в зеркало и заявила отражению мужа своим обычным, слегка раздраженным голосом:
- Вот сам пойди и скажи, я никуда не пойду.
- Пойдешь, черт тебя побери!
- Не груби, Эрнест! - Алисия повернулась и, размахивая в такт словам расческой, произнесла: - Я уже предупреждала тебя! Можешь беситься, сколько угодно, молоть всякую чушь, но не смей грубить мне. Я этого терпеть не буду!
- Послушай, ты! - Эрнест сделал два быстрых шага ей навстречу и, взмахнув рукой, выбил расческу из ее пальцев. - Это мой дом, не забывай! Это мой дом, поняла? Это мой дом, и, черт меня побери, я буду повторять это сколько хочу и где хочу!
Лицо Алисии осталось невозмутимым.
- Что ж, делай как хочешь, но и я сделаю то, о чем предупреждала тебя не раз: я брошу тебя. А ты прекрасно знаешь: стоит мне уйти, как перед тобой захлопнутся почти все двери в нашем округе. Любое общество отвергнет тебя. И знаешь почему? Ты перед всеми кичился своим богатством, но почему-то скрывал, откуда оно у тебя появилось и откуда появился ты сам! Если бы ты не делал тайны из своего происхождения, к тебе, может, относились бы иначе. Но ты меня не послушал тогда. А сейчас все уже разглядели, что за солидной внешностью у тебя скрывается душа маленького человека...
- Закрой рот, мне это надоело!
- А мне еще больше!
- Замолчи, я сказал. И не поворачивайся спиной, когда я говорю с тобой!
Она резко развернулась:
- Ах, ты хочешь, чтобы я смотрела на тебя? Тогда мне действительно можно помолчать, на моем лице ты и так прочтешь все, что нужно.
Лицо Эрнеста пошло красными пятнами, а по вискам покатились крупные капли пота. Когда-то давно, когда Алисия впервые увидела, как злость искажает лицо этого человека, ей стало жаль его, и она даже начала укорять себя за то, что могла быть причиной этой злости. Но теперь жалость давно прошла. Она вышла замуж за этого человека, чтобы спасти отца и сохранить дом. Отец прожил недолго, а дом, как оказалось, не стоил тех душевных мук, что ей пришлось вынести. Единственной радостью за все годы семейной жизни были дети. Но сейчас их не было рядом.
Алисия очень скучала, особенно по Эндрю. Она даже не знала, жив он или нет, воюет или находится в немецком плену. Ричард был ранен и лежал сейчас в госпитале в Дувре, а Дженис поехала к нему. Дженис, наверное, было легче - она хотя бы знала, что Ричард жив, а вот Эндрю...
Справившись с нахлынувшими вдруг слезами, Алисия снова повернулась к мужу и сказала громким, слегка дрожащим голосом:
- Ты устроил сцену из-за того, что в доме могут появиться чужие дети. А ты не подумал о том, где твой собственный сын и что с ним могло случиться?
- С чего ты решила, что я не думаю о своем сыне? Ты всегда знаешь, что люди думают, да? А ты сама подумала, что будет, когда он вернется? И если завтра привезут Ричарда? Ему нужен покой и уход, а не какие-то дети, которые орут и носятся по всему дому. Или ты не помнишь тех троих, что были здесь в прошлом году? Мне лично их хватило вот как! - Эрнест поднял ладонь над головой.
- Это не такие уж дети, - сказала Алисия, - им уже по четырнадцать лет. Два мальчика и две девочки. Они могли бы и по хозяйству помогать. Ты думаешь, легко держать дом в порядке? А у меня, кроме повара, осталась только Флори Райс, да Нэнси Бассет приходит, когда трезвая.
"Странно, - подумал Эрнест, слушая жену. - Иногда она рассуждает, как хозяйка на кухне". Но это еще можно понять. А вот ее высокомерие и спокойствие доводили его до белого каления. Он никак не мог понять, почему он должен жить с этой женщиной, которая высмеивала любую его мысль, издевалась над каждым словом и ненавидела каждую клетку его существа. Конечно, он не идеал, но меняться он не собирается, поздно уже, да и зачем? Он сам проложил себе путь в общество тугих крахмальных воротничков. Он мечтал об этом, а что в результате? Все оказалось совсем не так, как он думал. Но пути назад уже не было. Оторвавшись от своих корней, он так и не смог пустить их в новом месте - эта земля лишь терпела его присутствие на ней.
Одно только утешало Эрнеста - дочь. В ней он видел родственную душу. Выйдя замуж за Ричарда Боунфорда, она закрепила свое положение в том обществе, в котором он так и не стал своим.
Одно время Эрнест очень переживал из-за того, что Дженис, вернувшись после окончания школы, вроде бы снова начала встречаться с этим парнем, сыном Фултонов, которого он отвадил от нее годом раньше. Одна только мысль, что эта деревенщина может приблизиться к его дочери, заставляла Эрнеста хвататься за ружье. Правда, все это благополучно закончилось в тот день, когда Дженис объявила, что мистер Боунфорд сделал ей предложение. Боунфорды были тем семейством, с которым считались. И хотя они происходили с севера, имели не слишком обширные владения, и богатыми их никак нельзя было назвать, у них было имя, а это главное.
Все складывалось как нельзя лучше. Дженис играла роль леди не хуже, чем мать, но началась эта ужасная война, и Ричард оказался в госпитале в Дувре, причем, как подозревал Эрнест, ранен он был довольно серьезно. Что, если он умрет, не оставив наследника? Упрямство Дженис в этом вопросе Эрнест считал большой ошибкой.
Медленно повернувшись, он направился к двери, но его догнал голос жены:
- Так ты скажешь им, да?
Он замер на секунду, но не обернулся и захлопнул за собой дверь.
"Молчание - тоже ответ", - подумала Алисия. Ей нужно было решать эту проблему, и довольно быстро. По правде говоря, ей тоже не хотелось, чтобы по дому ходили эти несчастные, эвакуированные из больших городов дети. С другой стороны, если они не примут детей, им могут подселить целое семейство или даже военных. А Клара Джонсон из комитета по размещению эвакуированных однажды сказала Алисии, что полдюжины солдат в сто раз хуже, чем дюжина детей.
"Стоп, - сказала себе Алисия, - а ведь это идея!" Она не будет возражать против размещения одного-двух офицеров. Да и Дженис не станет скучать, если в доме появятся приличные молодые люди. Хотя когда ей скучать с этой волонтерской деятельностью? Вот без Ричарда ей действительно скучно. Иногда Алисия удивлялась, почему Дженис не хочет остаться на денек-другой с его родителями. Они хоть и немного странные и старомодные, но очень милые люди. Но Дженис не могла сидеть без дела - у нее было слишком много энергии, как у... На этом месте Алисия постаралась оборвать ход своих рассуждений, так как даже самой себе не хотела признаться, что ее дочь похожа на отца.
Когда раздался стук в дверь, Алисия наконец вернулась к реальности и громко сказала: "Войдите!" На пороге появилась Флори Райс и сообщила, что леди из комитета по размещению эвакуированных хочет успеть на автобус через пятнадцать минут, потому что следующий будет только через полтора часа.
- Хорошо, Флори, скажи, что я уже спускаюсь.
Один глаз Флори был полуприкрыт веком, поэтому она не могла найти работу в военных организациях и служила кем-то вроде горничной. Сейчас ее больной глаз усиленно двигался, как будто хотел выскочить и сказать нечто важное.
- Должна сообщить вам, мадам, что вместе с этой леди пришла другая, такого вида, знаете ли... из простых. Это она так громко разговаривала там внизу. И она довольно пожилая. Я думала, что вас стоит предупредить.
- О, спасибо, Флори!
- Мадам! - Флори слегка наклонилась и вышла.
Алисия вздохнула и, собравшись с силами, стала спускаться вслед за ней. Пройдя через холл, она подошла к двери маленькой библиотеки, где ее ожидали две дамы.
Голос она услышала еще из-за двери. Принадлежал он, очевидно, той, что "из простых", и, войдя в библиотеку, Алисия поняла, что не ошиблась. Женщина была невысокого роста, полная и какая-то неопрятная. На ней было синее пальто и серая соломенная шляпа, а лицо под шляпой сплошь покрыто мелкими морщинами, среди которых сверкали выразительные черные глаза.
- Добрый день, миссис Брэдфорд-Браун. - В голосе мисс Таггарт из комитета явно слышались нервные нотки.
- Здравствуйте, мисс Таггарт. Чем могу помочь вам?
- Я... - Мисс Таггарт взглянула на пожилую женщину. - Это... по поводу детей, я звонила вам... Вы помните?
- Да, конечно, помню!