* * *
Герцог Рино оказался еще нестарым мужчиной. Его голову с ежиком темных, вопреки разеннской моде коротко остриженных волос, украшали глубокие залысины. Уши забавно оттопыривались, однако внимательные глаза цвета стали и бульдожья челюсть скрадывали комическое впечатление. Невысокий, гладко выбритый, плотный, больше за счет мускулов, чем жира, он, вероятно, умел заставить считаться с собой одним своим присутствием.
О нем говорили как о мудром политике, сумевшем укрепить изрядно расшатавшееся после череды неудачников, пьяниц и дураков у власти герцогство. Он слыл человеком жестким и даже порой жестоким, но нельзя было отрицать, что Умберто Рино – дар для своей земли. За двадцать лет, что герцог цепко держал в руках символ власти, Рино из нищего, обложенного данью края расцвело в мощный, лишь номинально находящийся под протекторатом Разеннской империи округ. В основном, конечно, за счет торговли местными винами и красилен вдоль русла Эраны.
Со слов моего брата Мартина, сейчас отношения между Рино и Разенной напряжены, как никогда. Он даже предрекал войну, которая, скорее всего, закончится для герцогства печально, но пока все было тихо и край процветал.
В данный момент мы с Франческой стояли в приемной зале замка Кастелло ди Нава, перед полноправным хозяином окрестных земель.
И он выглядел не слишком-то счастливым.
Стоило нам предстать перед герцогом, как девица пыталась меня оговорить, обвиняя в разбойном нападении и только что не в насилии. Я запоздало понял, что именно ради этой возможности она поступилась гордостью и согласилась вернуться домой в моем обществе.
Ну а с чего бы мне ждать иного? Она хотела мести и была в своем праве. Хорошая попытка. Не вина Франчески, что герцог оказался слишком зол из-за побега, поэтому с первых же слов грубо велел дочери заткнуться и дальше слушал только мою версию событий.
– …Лоренцо ударил меня по лицу, я убил его за это. А позже, узнав, что Франческа – ваша дочь, решил оказать вам услугу и препроводить сеньориту… то есть, простите, сеньору, домой, – закончил я свой рассказ и слегка поклонился.
– Сеньора, значит? – тяжело спросил герцог и посмотрел на дочь в упор. – Ясно.
Потом, после паузы:
– Что же. Брака с Альваресом не будет, ты добилась своего. После такого… кому ты нужна, потаскуха? – И он вдруг закричал, теряя контроль: – Вон! Убирайся!
Девушку как ветром сдуло. Рино грузно откинулся в кресле и прикрыл глаза. Я дал ему пару минут, потом демонстративно откашлялся.
– Ты? – в голосе правителя слышалось глухое ворчание. Так озлобленный пес предупреждает, что к нему лучше не подходить. – Ждешь награду?
– Вообще-то нет, ваше великолепие. Я здесь, можно сказать, по делу. У меня для вас рекомендательное письмо от его величества Ансельма Третьего.
Он принял из моих рук свиток и хмыкнул над сломанной печатью.
– Ты читал его?
– Трудно было удержаться. Грешен, страдаю любопытством.
Я прочел его еще на середине пути от скуки и был разочарован, не найдя ничего крамольного.
Не зря молва славила Умберто как человека неглупого и выдержанного. Вместо того чтобы вспылить, он развернул свиток и углубился в чтение.
Я ждал, разглядывая гобелены на стенах с вытканными баталиями или назидательными религиозными сюжетами. Один мне даже понравился. На нем первосвященник Андрий усекал хаотическую тварь, в которую превратилась его жена, с помощью святого слова и здоровенной пики. Мастеру определенно удалось выражение садистской радости на лице святого.
Герцог закончил чтение, откинулся в кресле и смерил меня гораздо более внимательным взглядом, чем при первом знакомстве.
– Ты – брат эрцканцлера Мартина курфюрста Эйстерского?
– К несчастью. Мы оба понять не можем, как могла случиться такая досадная глупость.
– Ансельм просит оказать тебе подобающее гостеприимство.
– Знаю. Я читал письмо.
– Он также просит оказать тебе всяческое содействие в твоих, – он сверился с письмом, словно забыл, – поисках. Каких?
– О, сущие пустяки. Ничего такого, что бы потребовало внимания вашего великолепия. В последнее время я увлекся историей магии. В свитках, хранящихся в королевской библиотеке Вальденберга, я встретил упоминания, что часть рукописей по интересующему меня вопросу была выкуплена вашим почтенным предком. Так что для содействия вам достаточно дать мне доступ в фамильную библиотеку.
– Ты маг?
– Как видите.
Причин говорить "нет" у него не было. Если отношения Разенны и Рино и впрямь настолько испортились, сейчас герцог совсем не в том положении, чтобы отказывать могучему северному соседу в ерундовой, по сути, просьбе. Однако Умберто медлил, чувствуя подвох.
– "Манеры его несносны, а характер – вспыльчив, так что велите верным вам людям держаться подальше от лорда Элвина, если не хотите их лишиться", – зачитал он.
Я усмехнулся, вспоминая последний разговор с братцем Мартином.
– Элвин, прекрати убивать моих людей.
– Знаешь, как ни смешно это произносить, но они вроде как меня вызвали. Я всего лишь защищался.
– Ага, – Мартин скептически ухмыльнулся. – А луна сделана из зеленого сыра.
– Если вассалы твоей марионетки так носятся со своей честью, пусть отточат языки острее, чем шпаги.
– Если ты посадишь на цепь свой сарказм, им не придется этого делать. Честное слово, мне иногда хочется подарить тебе кляп.
Я пожал плечами:
– Подари.
– Ты ведь это специально? Не просто от скуки или ради развлечения?
– Не буду отрицать очевидного.
– Зачем?
– Думаю, я оказал тебе услугу. И мир, определенно, стал чище после похорон.
Мартин устало растер лицо руками. Иллюзия сползла, осыпалась подсохшим песком. Исчезла седина из чуть волнистых темных волос и бровей, ушли морщины с бледной кожи и тяжелые мешки под серыми глазами, похудели щеки. То же вытянутое лицо, лицо маркграфа Эйстерского – острый нос, узкий подбородок, тонкие губы привычно кривятся в недовольной гримасе, но обладателю его на двадцать лет меньше, словно Мартин глотнул мифического эликсира молодости.
Брат перевел взгляд на свои руки, вздрогнул и единым движением снова накинул личину.
– Чтоб тебя гриски взяли, Элвин! Твой неуместный приступ идеализма обойдется мне недешево. Почему ты никак не хочешь понять, что мир не крутится вокруг твоих желаний?
– Потому что он крутится. Точнее, я как Страж способен заставить его крутиться. Да и ты тоже.
– Если бы, – Мартин мрачно вздохнул. – Чем больше я занимаюсь политикой, тем больше понимаю, как много вещей невозможно контролировать.
– Чем больше я занимаюсь политикой, – в тон ему ответил я, – тем больше меня тошнит. Чувствую себя монашкой в борделе.
– Тогда уезжай. Покинь Прайден. Я так много вложил в него. Не могу смотреть, как ты все разрушаешь.
Слышать от него такое было неприятно, тем паче что я долгое время честно старался быть полезным, преодолевая брезгливость. Заниматься политикой, если ты не властолюбив, нетерпим к чужому идиотизму, да еще и склонен к злым шуткам, тяжело, но я разделял веру брата в призвание Стражей менять мир к лучшему. Насколько я вообще способен хоть во что-то верить.
Я не знал, станет ли мир лучше только от того, что в нем будет главенствовать стабильный и сильный Прайден. Но других идей все равно не было, поэтому когда Мартин попросил помощи, с радостью согласился.
Что же, политика из меня не вышло. Так же, как не вышло солдата, художника и примерного семьянина. Должно быть, все мои таланты относятся исключительно к области разрушения.
– Ты сам меня пригласил.
– Верно. Дурак был, правда? Надеялся увлечь. Как будто забыл, что ты до сих пор как ребенок.
Вообще-то из нас двоих младше был как раз он. На пару месяцев, но все же.
– Очень взрослое занятие – играть в войну и созидание цивилизаций.
– Я лишаю тебя наследства. И отрекаюсь.
– Тоже вариант. Это заткнет злопыхателям глотки. Хочешь, чтобы я совсем уехал?
– Да. Уедешь?
– А что мне за это будет?
– Что ты хочешь?
– А ты как думаешь?
Вопрос действительно был глупым. Мартин раздраженно побарабанил пальцами по краю стола.
– Хорошо-хорошо. Я отдам тебе Горн Проклятых. Может, так будет лучше. Ему не место в имперской сокровищнице. Только умоляю, будь осторожнее. Эта игрушка опасна.
– Так трогательно видеть проявление братской заботы. Не волнуйся. Я пока не настолько сошел с ума, чтобы садиться в прогнившую посудину, набитую проклятыми мертвецами. Кстати, еще мне нужно рекомендательное письмо для герцога Рино, которое обеспечит доступ в фамильную библиотеку.
Брат восхищенно выругался:
– Ты, сукин сын! Ты заранее спланировал все это?
– Его величество сгустил краски. Как видите, я – сама кротость. А что до дуэлей, так вам ли не знать, как важна для мужчины возможность защитить свою честь. Или честь дамы.
– Что же, лорд Элвин Эйстер. Буду рад видеть вас гостем в моем доме. – Рино дернул шнур, вызывая слугу. – Распорядись о комнатах для лорда Элвина и его слуг, – приказал он.
– Только для меня. Предпочитаю путешествовать налегке и в одиночестве.
Я не нанимаю слуг среди людей. Люди в большинстве своем трусливы, лживы и подлы, но это полбеды. Хуже, если повезет наткнуться на кого-то честного и умного. Потому что люди еще слабы и смертны. И живут до смешного короткий срок.
Если герцог и удивился, то виду не показал:
– Тогда пришлите к нему кого-нибудь из замковой обслуги.
Глава 2. Ловушка на охотника
Франческа
Я знала, что легко не отделаюсь. Поняла еще с первого взгляда на его лицо. Когда мы стояли в приемной зале, а отец не дал сказать и слова.
Сначала я даже не испугалась. Сначала была злость оттого, что отец не стал меня слушать – я так мечтала всю дорогу домой, как он прикажет повесить убийцу Лоренцо, репетировала свою речь, а отец просто велел мне заткнуться.
Страх пришел позже, когда он повысил голос. Все в Кастелло ди Нава знают: если уж герцог начал орать – быть беде.
Никогда не видела его в такой ярости.
Скверное предчувствие оправдалось с лихвой – он выдрал меня плетью. Да так, что несколько дней я не могла ходить. Даже сидеть не могла, только лежать на животе.
Обычно он порет меня розгами или ставит на горох. Это тоже довольно больно, но не идет ни в какое сравнение. К тому же раньше наказания удавалось хранить в тайне. В этот раз я кричала так, что почти сорвала голос. Кажется, весь замок в курсе подробностей моего побега, возвращения и последующей расправы.
Это так унизительно, что у меня просто нет слов. И слуги, еще вчера ходившие перед госпожой на цыпочках, сегодня ухмыляются мне в лицо.
Сплетники! Мерзкие сплетники!
Я хочу спрятаться, уйти от мира, закрыться и не выходить из своих покоев. Пусть болтают, что вздумают, у меня нет желания бороться с этим.
Но я – Франческа Рино. У меня есть обязанности.
Поэтому я задираю нос и хожу с видом наследной принцессы, втрое строже обычного спрашиваю со слуг за их работу по дому и раздаю наказания направо и налево. А если ловлю кого за пересудами, с милой улыбкой назначаю сплетнику порку.
Пусть попробует того же "лекарства".
Я не позволю другим видеть себя раздавленной, рыдающей и несчастной. По моему виду не скажешь, что меня заботят досужие пересуды черни. Когда Бьянка спросила, правда ли, что меня якобы выпороли кнутом на конюшне, я улыбнулась. И только боги знают, чего мне стоила эта улыбка.
– Что ты, мы с отцом просто слегка поспорили.
Днем так много дел, что нет времени себя жалеть. Я плачу ночью, в подушку, сжимая кулаки от ненависти, вспоминая отвратительные перешептывания и сальные улыбочки слуг.
Мой побег не встречает понимания ни у домачадцев, ни у подруг.
– Совсем отец распустил, греховодницу! И когда только успели? Вот уж верно говорят – "Опасайся молчащей собаки", – выговаривает мне старенькая кормилица, обмывая кровавые раны, оставленные плетью. – У-у-у, правильно отец тебя выпорол, жаль, мало. Надо было и щенка Ваноччи, бесстыжего, да не плетью, а кнутом. Хорошо, сеньор маг ему шею свернул.
– О чем ты, Роза? – больно слышать, как она честит моего мертвого мужа. – Это же Лоренцо. Наш Лоренцо!
Весной она относилась к нему совсем иначе. Улыбалась ласково, отчего ее похожее на печеное яблоко лицо покрывалось сотнями лучистых добрых морщинок, и все сетовала, что мальчик такой худой, норовила сунуть кусок чиабатты с сыром.
От воспоминаний старенькая Роза сердится еще больше:
– Гнать надо таких из приличного дома! Сеньор Рино его привечал, а тот… И жил никчемушно, и помер подло.
– Замолчи!
Да, может, мой избранник не мог похвастаться знатностью – внебрачный сын купеческой дочки и мелкого аристократа, сам – ученик живописца. Но никто и никогда не любил меня так, как он. Я знала: он сделает все, чтобы я была счастлива.
Говорят, так всегда: один любит, второй лишь позволяет себя любить. Мне нравилось быть для Лоренцо единственной.
Но, клянусь богами-Хранителями, клянусь прахом матери и всем, что мне дорого, я не хотела только брать, о нет! Я тоже любила Лоренцо. Может, не так страстно, но любила. И я была бы ему хорошей женой – заботливой и послушной.
Бьянка Фальцоне – моя лучшая подруга – только хихикает и все спрашивает – ну как оно? С мужчиной?
– Выйдешь замуж – узнаешь, – отвечаю я.
Хочешь, чтобы знало все Рино, – расскажи Бьянке.
– Ну пожа-а-а-алуйста, Фран, – канючит она. – Правду говорят, что ничего слаще нет на свете?
Я вспоминаю свою неловкую первую ночь в придорожном трактире. Мы раздевались в темноте, на ощупь, чтобы лечь в одну кровать, а потом муж подвинулся ближе. Я испугалась, но отступать было поздно, обряд свершился еще на рассвете, Лоренцо был в своем праве. Помню стыд, когда мужские руки впервые обняли меня и нас разделяла лишь тонкая ткань ночной рубашки. Я не знала, что положено делать, поэтому не шевелилась, пока он все целовал и целовал меня. В комнате было душно и пахло подгнившим деревом. Помню, как кололись усы, как чужие руки мяли и тискали мое тело, помню странное томление в животе, а потом он задрал на мне рубашку и взгромоздился сверху. Было больно, я сначала терпела, а после хныкала.
Все закончилось как-то бестолково, но хорошо, что быстро, и я разревелась у него на плече, сама не понимая отчего. Лоренцо перепугался, пытался утешить, захлебывался извинениями, а я почувствовала к нему удивительную нежность, когда он поцелуями осушал мои слезы и бормотал что-то тихо и виновато. Мы уснули в обнимку, но последующие две ночи муж так и не решился притронуться ко мне. Я тоже не предлагала.
– Мед точно слаще.
Глупые, бестактные вопросы, но как можно сердиться на Бьянку? У нее доброе сердце, хоть и язык без костей.
Я ей чуть-чуть завидую. Для нее все легко, хотела бы я так же.
Подруга показывает мне язык и начинает болтать про заезжего мага. Какой красавчик этот северянин! Да еще брат самого эрцканцлера Священной Империи Прайдена.
– Звучит так, словно за этот приз стоит бороться, – говорю я, вспоминая его лицо, когда он убил Лоренцо.
Я знаю, как положено вести себя леди. Сдержанно. Там, где другие возмущаются или плачут, я лишь шучу. Тонко, очень тонко. Так, чтобы никто не понял.
– О-о-о-о, еще как стоит! – воодушевленно подхватывает Бьянка.
Я обнимаю свою смешную подругу.
Элвин
Замок Кастелло ди Нава напоминал гигантский корабль, вынесенный на вершину городского холма по прихоти морских божеств. Узкий и вытянутый его силуэт был особенно хорош в закатном солнце, когда свет ложился косыми лучами, освещая каждую бойницу. Скошенный нос венчала небольшая круглая башенка. Мощный донжон доминировал над громадой здания, словно капитанский мостик, в окружении башен поменьше, таких же приземистых и квадратных. Тупая "корма" обрывалась в пропасть – с этой стороны крепость была неприступна.
А внизу, в объятиях Эраны, лежала столица герцогства – Ува Виоло. Как и большинство южных городов – шумный, немного неопрятный, но залитый солнцем. Городские улицы в равной степени пахли помоями и лилиями, апельсиновые деревья гнулись под тяжестью плодов, а склоны одноименной долины расчерчивали ровные ряды виноградников.
Красота края чем-то подобна женской красоте. Еще по дороге к Рино я ловил себя на чувстве, похожем на легкую влюбленность. Изумрудная зелень и мягкие линии холмов, встающие за ними на горизонте белоснежные пики Вилесских гор, ярко-синий шелк небес, отраженный в чашах озер, – все это ни в малейшей степени не походило на родные фьорды или серые дольмены в обрывках тумана. Сердце мое навсегда отдано северу, но каждый раз, попадая в Разенну, я словно заново проживаю роман с чувственной красоткой.
Неделя минула без особых происшествий. В город я выбирался всего пару раз, предпочитая долгие одиночные прогулки и книги – библиотека семейства Рино стоила того, чтобы уделить ей внимание.
Франческа к ужину не выходила. Однажды я встретил ее в коридоре. Девица (а я решил мысленно именовать ее так, пусть даже формально она девицей уже не являлась) сверкнула глазищами в мою сторону и уковыляла, опираясь на стенку. По слухам, отец выпорол ее кнутом за побег. Суровое наказание, но герцога можно понять, учитывая тяжесть ее проступка и весомые политические последствия. Родство с семейством Альварес – вторым по знатности в королевстве Эль-Нарабонн – открывало перед Рино возможность снять протекторат изрядно ослабевшей в последние годы Разенны. Трудно представить, на какие хитрости и махинации пришлось пойти герцогу, чтобы организовать помолвку. И теперь все усилия были брошены в огонь сомнительной страсти своенравной дочери к безродному художнику.
Да, усатый Лоренцо оказался подающим надежды учеником придворного живописца семьи Рино. Я видел несколько его работ – очень, очень недурно. Возможно, через пару десятков лет о нем заговорили бы как о большом мастере.
Светская жизнь Кастелло ди Нава походила на таковую в Вальденберге. Только здесь все было провинциальнее, меньше и скучнее. Каждый новый человек вызывал определенный ажиотаж, и меня не минула эта участь. Я владею сомнительным искусством красиво и бессмысленно прожигать жизнь, но оно мне смертельно надоело еще сотню лет назад.
Мне много чего надоело. Некоторые вещи даже неоднократно.
Нахамив пару раз в ответ на слишком назойливые приглашения, я приобрел скверную репутацию среди местных сплетников и свободу распоряжаться своим временем.
По иронии судьбы, именно с Франческой у меня случился самый долгий разговор с момента прибытия в Рино.
Я, как всегда после обеда, проводил время в библиотеке, продираясь сквозь древнеирвийский. Не могу похвастаться отличным знанием мертвых языков, а тут автор еще использовал шифр, что изрядно стопорило перевод. Так что ее присутствие я заметил, только когда услышал над ухом:
– И как долго вы намерены здесь гостить?
– А? – потребовалось время, чтобы вернуться в привычную реальность. – Сладкая Франческа, вам так не терпится от меня избавиться?