Вино красное, но не того насыщенного темно-рубинового оттенка, которым славятся вина моей родины. Я даже по запаху чувствую – эта лоза из провинции Шан. Мне не нравятся анварские вина, они слишком кислые, но из вежливости касаюсь губами края бокала.
– Значит, ты новая подстилка моего братца? – начинает Фергус, сделав большой глоток. – Ты пей-пей, сладенькая.
– Я не подстилка! – гневно возражаю я на это.
– А как тебя еще называть? Грелка? Киска?
– Можно "киска".
По крайней мере, это близко к правде.
– Странно, что Элвин притащил тебя сюда. Обычно он не водит баб домой.
– Поверьте, я была бы счастлива оказаться как можно дальше отсюда.
– Врешь.
– Не вру.
Он не верит.
У нас получается странный разговор. Кажется, Фергусу не нужны мои ответы. Ему достаточно, что я сижу рядом, слушаю и время от времени делаю вид, будто прикладываюсь к бокалу.
Он говорит и говорит, мимоходом вставляя бранные слова, от которых меня передергивает. Его речь грязнее одежд золотаря, рассказ прыгает с одного на другое, но, какой бы темы мы ни коснулись, разговор съезжает к моему тюремщику и его брату. К Элвину.
Несложно понять, что Фергус обижен на мага.
– Хитрозадый выродок считает себя лучше всех! – говорит он, стискивая бокал так, что еще немного – и марунское стекло пойдет трещинами. – Его гребаное высочество!
Налитые кровью зрачки изучают мое лицо. Он замечает синяк и прикладывает пальцы, словно сравнивая форму кровоподтека со своей рукой.
– Часто он тебя так ласкает?
– Не очень.
– Лицемерный ублюдок!
Я удивляюсь, заслышав в его голосе гнев. Меньше всего альбинос похож на рыцаря-защитника.
– Элвин всегда любил высокомерных сучек вроде тебя. Чтоб с гонором и не сразу давала. Но пожечь целую армию ради одной киски… Чем ты его так зацепила?
– Не знаю.
– Небось, хороша в постели.
– Боюсь, что это не так.
– Давай проверю.
К горлу подкатывает дурнота. Мне противна мысль о близости с мужчиной. Любым мужчиной. Память о насилии не ушла, просто спряталась. Чтобы напоминать о себе приступами щемящей боли или страхом.
Вот как сейчас.
Вздрагиваю и порываюсь подняться. Он прикрикивает:
– Куда пошла? А ну села на место! Так-то лучше. Чего трусишь? Я бы тебя подергал за сладкие сиськи, но блондинчик взбесится. Он всегда был жаденышем. Не любит, когда берут его вещи. Разве что сама согласишься. Согласишься?
– Нет.
Я прикрываю глаза и пытаюсь успокоиться. Я же отомстила. Они мертвы. Все трое.
Все хорошо.
…Не хорошо, не ври.
– Ага, так и знал. Все вы на нем виснете, кошки похотливые.
– Я не такая.
– Так я и поверил. Не надейся, шлюшка, он тебя тоже выкинет. Он со всеми так. Как надоешь – высморкается и вышвырнет.
– Хорошо бы побыстрее.
Альбинос пьяно хихикает:
– Что, правда хочешь уйти? Вот умора!
Это открытие приводит его в отличное расположение духа.
К сожалению, Фергус далеко не так пьян и глуп, как кажется на первый взгляд. Когда я осторожно подвожу разговор к легенде об оружии, откованном на погибель злым чародеям, он сразу понимает, к чему мои расспросы.
– Сказочки любишь? Да, кисонька? – ухмыляется он мне в лицо. – Выкуси. Элвин – мешок с дерьмом, но он мой брат. Не хватало, чтобы сисястая девка в ошейнике прирезала Стража.
– Я просто хочу снять это, – рука оттягивает ошейник – жест, за считаные дни ставший привычным. Эта полоска кожи душит меня и днем и ночью. Мечтаю сорвать ее, вдохнуть свежего воздуха.
– Дай посмотрю. – Я отшатываюсь от бледных рук, похожих на птичьи лапы, и Фергус снова смеется. – Да не бойся.
Мне не нравится его взгляд – голодный и алчущий. Не нравится, как он смотрит на меня – как на кусок свежеподжаренного мяса.
Снова становится страшно, но я знаю – нельзя показывать хищнику страх.
Если не хочешь стать жертвой.
Маг сказал – пока на мне ошейник, я под его защитой. Считаюсь его вещью. Фергус не полезет, если не дразнить его.
…А еще Элвин велел не заговаривать с Фергусом.
– Никто с тебя это не снимет. Никто не захочет с ним ссориться, – рассуждает меж тем альбинос. – Ты того не стоишь. Разве что я мог бы… – Он делает многозначительную паузу, словно приглашая умолять его, но я молчу, и он продолжает: – Мог бы обменять тебя на коня. И снять ошейник.
Я не спешу радоваться.
– А что взамен?
– Для начала – отсоси.
– Что?! – не понимаю, о чем речь, и тогда он жестами и непристойными словами поясняет, что именно имел в виду.
Это отвратительно.
Боги, какая мерзость! Затыкаю рот рукой. Кажется, меня может стошнить от одной мысли о чем-то подобном. Фергус снова смеется.
– Видела бы ты свое лицо.
Я поднимаю взгляд и вжимаюсь в кресло.
Потому что в двери библиотеки стоит Элвин. И он зол.
Очень зол.
Фергус салютует ему бокалом:
– Привет, братик. Твоя кисонька, оказывается, ничего не знает про минет. Чего не научил?
– Живо в свою комнату, сеньорита, – сквозь зубы говорит маг и щурит потемневшие от гнева глаза.
Я встаю и по стеночке иду к выходу, невольно втягивая голову в плечи. Быстрей бы выбраться отсюда! Он по-прежнему стоит в дверном проеме и не думает посторониться, поэтому мне приходится протискиваться почти вплотную.
От него пахнет алкоголем и женскими духами – горький цитрус с ноткой миндаля.
Уже поднимаясь по ступенькам, слышу за спиной резкий голос мага, обращенный к брату:
– Пришло время съезжать.
Потом Элвин входит в библиотеку и прикрывает за собой дверь. Больше не доносится ни звука, и я гоню прочь мысли подслушать их спор. Страшно подумать, что маг со мной сделает, если поймает за этим занятием.
Приходится и правда идти в свою комнату.
Может, они совсем поругаются и поубивают друг друга? Бывают же чудеса.
Чуда не случается, вскоре маг врывается ко мне:
– Я не предупреждал насчет Фергуса?
Отец в гневе багровел и начинал кричать. Элвин бледен и говорит тихо, но в его лице, сощуренных глазах, опасно ласковом голосе появляется что-то, пугающее меня до дрожи. Сильнее, чем крики отца.
Маг уже пришел злым, как сотня демонов, а теперь еще и ссора с братом…
Ссора из-за меня.
– Так какого гриска, Франческа? Вас что – давно не били и не насиловали?
Это угроза?
– Все произошло случайно… – беспомощно говорю я, пятясь и не отрывая взгляда от его лица.
Упираюсь спиной в стену. Ошейник стягивает горло, напоминает – от хозяина не сбежать. Не стоит и пытаться.
И опять маг слишком близко. Ему как будто нравится вот так вторгаться – бесцеремонно, не спрашивая разрешения, не предупреждая.
Мгновенной мучительной вспышкой память – свист плети, злые глаза отца, короткое "Терпи, потаскуха".
Когда отец злился, я знала, чего ждать от него. Что сделает Элвин? Снова ударит? Принудит к чему-то унизительному? Изнасилует?
…Кровавое солнце сквозь щели сарая, кислый запах браги и боль…
Нет! Не надо туда! Не буду вспоминать.
– У вас все происходит "случайно", сеньорита, – жарко выдыхает он мне в ухо. – Может, пора хоть немного начинать отвечать за свою жизнь?
В ответ приходит гнев. Сколько можно? Не позволю так с собой обращаться!
– Отойдите от меня, сеньор!
Это звучит неожиданно высокомерно, и маг зло щурится в ответ.
– С какой стати?
– Если в вас осталась хоть капля благородства…
– Сегодня только пара капель рябиновой настойки, – с издевкой в голосе перебивает он и подвигается еще ближе, прижимаясь ко мне. – Завтра не будет и этого.
– Вы подлец.
– Еще какой. Кстати, давненько я не делал подлостей.
Он берет меня за подбородок, заставляет взглянуть на себя. Горячее, смешанное с запахом алкоголя дыхание опаляет щеку. На лице странная досада, в глазах злой огонек.
– Наказать вас, что ли, сеньорита? – задумчиво говорит он. – Выпороть по примеру папаши Рино за непослушание.
Я обмираю от ненависти. Неужели он правда решится на подобное? Решится так меня унизить!
– Только посмейте, и я…
– И вы что? Посмотрите на меня решительно и грозно? О да – страшная кара, уже боюсь.
Опускаю в бессильной ненависти руки. Маг прав. Я ничего не смогу ему сделать. Рыдай, возмущайся, будь покорна – моя судьба в его руках.
Меня почти тошнит от усталости, страха и отвращения. Уже нет сил драться. Хочу просто сбежать, ускользнуть…
А потом происходит странное. Я и правда ускользаю, падаю куда-то внутрь самой себя. Или не так. Не падаю – наоборот. Навстречу из глубин души поднимается что-то.
И мир становится иным.
Запахи. Их столько, так невероятно много – симфония, какофония, лавина, безудержная атака со всех сторон разом. Опьяняют, оглушают, захлестывают. Теряюсь, тону в этом изобилии, в этом месиве, погружаюсь в них как в воду, с головой, и уже ничего не разобрать…
Звуки. Скрипы, шорохи, вздохи, барабанной дробью стук сердца человека рядом, диким звериным воем песня ветра за окном. Тоже много. Слишком много.
Огромное. Все враз становится огромным, невозможно огромным, великанским, неохватным. Цвета блекнут, меркнут – неяркие, словно присыпанные пеплом.
В полном ошеломлении трясу головой и дергаю ушами – большими треугольными ушами, поросшими мехом. Пол неприятно холодит подушечки лап.
Он – пышущий жаром и пахнущий гарью. Рядом, над головой.
– Потрясающе. Франческа, как ты это сделала? Я же не давал команды на морф.
Ладонь опускается сверху, пытаюсь выскользнуть – не получается. Он ловит меня, поднимает, прижимает к себе. Пальцы гладят и перебирают шерсть. Это невыразимо приятно – по телу идет сладкая дрожь. Его запах опьяняет – он везде. Принюхиваюсь, втягиваю, пью его, как пьют дорогие вина – сложный букет, тонкий вкус. Снег, секс, кровь, сталь, рябина, огонь, другая женщина – о да, конечно, та самая – цитрус и миндаль, холодный и строгий запах. И еще сотни, тысячи ароматов, способных рассказать, где он был и что делал сегодня весь день. И что-то про него самого.
Кошачья половина моей души поднимает голову, чтобы сказать возбужденное, восторженное "ДА!". Ей нравится, о да – еще как нравится этот запах. Не тот, который цитрус и миндаль, тот будит ярость – шерсть дыбом, спина дугой. Но тот, который его – это да, да, да! Еще! Еще!
Кошка жаждет потереться, пометить его, выпросить еще ласки, обмякнуть пушистым ковриком в сильных руках. Обмякнуть и замурлыкать.
Это все ошейник. И это подло. Невероятно подло!
Я не знаю, на что я больше зла. На его хозяйские прикосновения? Или на то, как приятны эти проглаживания мне-кошке?
Как он смеет трогать меня, не спросясь?! Словно я и правда бессловесная скотина!
– Вы и в виде кошки настоящая красавица, сеньорита. Даже затрудняюсь сказать, какое из двух обличий идет вам больше.
Выпускаю когти. Оцарапать бы его, вцепиться – зубами, когтями в руки, так нагло оглаживающие меня.
Нельзя.
Хозяин.
Ненавижу!
Изворачиваюсь, вырываюсь, выскальзываю из рук, падаю на пол. Лапы мягко пружинят, дверь приоткрыта, удираю со всех лап…
– Кошка бешеная, – усмехается мне вслед мой мучитель.
Элвин
Не стоило надевать на Франческу ошейник. Но кто знал, что она так это воспримет?
Я залпом прикончил кубок и скривился. Стараниями Фергуса в доме не осталось приличного вина. Какого демона он всегда выпивает сначала лучшее?
Не знаю, чего она себе там напридумывала, но я не собирался мстить. Я хотел… а, сам не знаю, чего я от нее хотел. Не унижать и не делать больно – это точно. Кто бы смог меня остановить, пожелай я сделать с ней хоть что-то?
И раз уж Франческа не дура, должна это понимать.
А если понимает, то какого демона продолжает свои фокусы? Еще в дороге девица словно задалась целью меня спровоцировать.
Как ни смешно, только безграничная власть удержала от того, чтобы прибегнуть к этой власти.
Один взгляд на тонкую полоску кожи на ее шее, одно случайное прикосновение к протянутой меж нами магической нити остужали гнев почище ведра ледяной воды. Франческа теперь была не просто человеческой девчонкой. Она была моей рабыней не только по формальному статусу, но и по сути. Издевайся не хочу.
Я не хотел.
Если я и раньше не хотел причинять ей боль, то теперь… теперь любая подобная попытка превращалась в настоящую низость. А я, быть может, и подлец, но у меня тоже есть честь. И уж конечно человеческая девчонка, которой не исполнилось и семнадцати, – лучший противник для такого, как я, со всем моим могуществом. Может, еще других Стражей позвать на помощь, вдруг не справлюсь в одиночку?
Да я себя уважать перестану, если ее хоть пальцем трону!
А выпороть девицу по примеру папаши Рино ну очень хотелось.
Никогда не думал, что беззащитность сама по себе может быть щитом.
Ладно, если говорить про последнюю неделю пути, та стала не столько испытанием для моего терпения, сколько вызовом чувству меры. Я честно старался не спускать герцогской дочке хамства, не переходя при этом черту. Франческа была так зависима от меня, что сделать это, не прибегая к ошейнику, оказалось несложным. Честная, мать ее, игра.
Даже испытал некоторое горькое удовольствие, утверждая свою власть без магии подчинения.
Но потом… когда мы наконец добрались до Рондомиона! Что я получил в ответ на попытку прекратить войну?
Вообще я люблю противостояния, в них есть азарт. Но тут понял, что не на шутку соскучился по обществу сеньориты. Мне хотелось ее интереса, вопросов, жадного внимания и легкомысленного флирта. Как было в Рино. И я попробовал вернуть все к тому, с чего мы начинали.
Это было ошибкой. Не стоило ее заставлять.
В ту минуту, когда мы стояли наверху, я с леденящей ясностью ощутил, какой страшный соблазн – такая власть над другим человеком. Приказать ей радоваться. Задавать вопросы. Ответить на поцелуй. Выпрашивать ласку и внимание…
Хотелось… о, как в тот момент мне хотелось сделать это!
Сломать Франческу навсегда. Превратить в безвольную марионетку.
Хорошо, что сумел остановиться.
Зачем мне кукла, у которой нет иных желаний, кроме моих? Право слово, это попахивает рукоблудием. Во всех смыслах.
Решил оставить злючку в покое – пусть посидит в одиночестве. И в первый же вечер обнаружил ее на полу своей комнаты в обнимку с бронзовой Варой.
Нашла что трогать. Она бы еще в Горн Проклятых протрубила, гениальная моя.
Это сейчас я насмехаюсь. А в тот момент здорово перепугался. Вышиб у нее из рук эту дрянь, попробовал вернуть к реальности через ошейник – не получилось. Показалось, что все – опоздал и Вара сожрала разум девчонки. Помню, как тряс ее за плечи и лупил по лицу. На третьей пощечине Франческа пришла в себя. Облегчение было таким сильным, что даже отругать ее толком не сумел.
А надо было. Может, тогда на следующий день не застал бы эту идиотку пьянствующей с Фергусом.
Нет, ну вот меня она, значит, боится и презирает. А с Фергусом запросто попивает винишко!
Минету он будет ее учить, как же!
Разговор с братом вышел по-настоящему тяжелым. Сам не понимаю, как сумел не довести дело до дуэли. Учитывая, что и так был на взводе.
И, кажется, после я снова повел себя не по-рыцарски по отношению к сеньорите. В очередной раз подтвердил гордое звание негодяя.
Каюсь, не смог сдержаться. А кто бы смог перед этим полным ужаса и отвращения взглядом? Когда точно знаешь, что любое твое слово, любой поступок истолкуют превратно.
Я перевернул бутылку, потряс. На дно кубка упали три жалкие капли. Сначала даже не поверил – бутыль определенно была полна, когда открывал. Куда все делось?
Поздравив себя с предусмотрительностью, я откупорил вторую бутылку. В ней оказалось белое игристое, что несколько примирило с реальностью.
Зачем она мне? Не бутылка – с бутылкой все ясно. Девчонка. Насиловать ее я не буду, а добровольно она скорее ляжет с фергусовым карликом, чем со мной. Служанка из нее… Ну какая может быть служанка из герцогской дочки?
Я представил, как отпускаю Франческу. В башне снова станет спокойно и тихо – только мои шаги и возня брауни. Никакой необходимости заботиться об упрямой идиотке. Никаких ненавидящих взглядов исподлобья.
Мир и покой. Как на кладбище.
Глава 4. Нежданный гость
Элвин
Я проснулся непривычно рано, да еще и с легким похмельем, чего не происходило уже лет десять. Снова заснуть так и не получилось. Помаявшись с полчаса, плюнул на все и спустился вниз.
– Привет, братец, – Фергус отсалютовал мне фазаньей ногой и впился в птичью плоть зубами.
– Я же велел тебе убираться!
Фергус образно объяснил, где именно он видел мои указания. Я в ответ предложил ему прогуляться до относительно ровного пятачка возле башни и прихватить шпагу.
– Чувствую аромат хорошей драки.
Тьфу ты, аж вздрогнул от голоса над ухом. У Джаниса неприятная привычка подкрадываться сзади. И талант оставаться незамеченным, если ему этого хочется.
– Не дом, а проходной двор, – пожаловался я, сгребая брата в объятиях. – Я рад видеть тебя, Джанис, но ты не мог бы предупреждать в следующий раз, если собираешься в гости?
– Извини. Выгонишь меня?
– Нет, живи. Как раз комнаты освобождаются.
– Отлично! – обрадовался он. – Так по какому поводу дуэль?
– Просто Фергус нарвался. Достал!
Альбинос приосанился:
– Да, я такой! – и снова вгрызся в фазанью ногу.
– Он что – правда этим гордится? – страдальческим шепотом спросил я у Джаниса.
Тот засмеялся:
– Считается, что это довольно сложно сделать.
– Сложно сделать? Да Мэй постоянно достает меня своими глупостями, Мартин – нравоучениями, а Эйприл – благопристойным идиотизмом.
– А я?
Я задумался:
– Ты – нет. Как тебе удалось вырасти нормальным?
Джанис – действительно самый нормальный из нас. Не могу припомнить за ним сколько-нибудь значимого порока или недостатка.
Вот кого и правда невозможно "достать" – всегда доброжелателен и спокоен. А еще братом нельзя манипулировать – усовестить, поймать на чувство вины или заставить делать что-то, чего он делать не хочет. И не потому, что он сопротивляется или впадает в агрессию. Джанис просто выскальзывает из рук, как кусок мыла.
Это внушает уважение.
Его нельзя назвать особо аристократичным. Низенький – ниже меня почти на голову, коренастый, с простецким, немного крестьянским лицом. Каштановые слегка вьющиеся волосы, ранние залысины, щеки слишком округлые, что отчасти маскирует бородка. Полноват: стоит ему бросить тренироваться – и наберет фунтов десять. Густые брови "домиком" придают ему слегка удивленный вид. Не красавчик, но лицо ясное, открытое и вызывает симпатию. Пока не покажет зубы.
Он помнит об этой своей особенности и старается улыбаться, не разжимая губ.
– Дай угадаю – ты тоже приехал на Большую игру?
– Тоже? Значит, есть еще кто-то?
– Фергус. Ему не терпится проиграть свой недавний выигрыш.