К вечеру они совсем вымотались от бесконечных пробок в центре, невозможности поставить машину в узких московских двориках, от разочарования - в одних домах из списка вообще не было подвалов; другие давно куплены организациями, перестав быть жилыми и став офисами, с переделанными под офисы же подвалами; в третьих подвалы были, но не те, а кое-где приходилось прорываться в подъезд через консьержек или охранников.
От всего этого и еще больше от напряженного молчания, царившего в машине, у Ники разболелась голова. Они почти не разговаривали, обмениваясь короткими фразами исключительно по существу интересующего их дела.
- Давайте перекусим. Здесь недалеко есть хорошее кафе. Вернее, заведение так себе, но готовят там прилично, а потом заедем еще в два дома по пути, - предложил Кнуров.
- Давайте. Есть действительно хочется, - согласилась Ника, с ужасом думая, на что она подписывается.
Зачем она согласилась?
Ведь придется сидеть за столом напротив друг друга, о чем-то говорить в этой непонятной, какой-то сюрреалистичной ситуации? О чем? О подвале?
Эту спасительную тему они уже проговорили вдоль и поперек, и свою функцию палочки-выручалочки она исчерпала.
Так о чем говорить? И как?!
Может, махнуть рукой на всю классовую неприязнь бабули и Сонечки к быстрой еде и зажевать по хот-догу?
Говорить не пришлось. Сделав заказ и пожелав друг другу приятного аппетита, не изменяя хмурому молчанию, как основной защитной линии поведения, они как-то очень быстро поели. Вероника даже не почувствовала вкуса того, что ела.
Все-таки хот-дог - не такая уж плохая идея!
Они вышли из кафе, и Вероника подумала, усмехнувшись про себя невесело, что погода, неожиданно изменившись, весьма соответствует ее настроению.
Набежали тяжелые дождевые тучи, надежно спрятав солнце, и поднявшийся ветерок оказался пронизывающим и прохладным.
Кнуров поставил машину на небольшом пятачке, правой стороной вплотную к стене дома, заехав на тротуар. Собственно, когда они подъехали, нашли единственное и совсем неудобное место, где можно было хоть как-то припарковаться.
Вообще, чтобы найти в центре Москвы днем место для парковки да еще умудриться его занять, надо обладать навыками циркового акробата, выступающего в паре со своей машиной, или автотрюкача со спецподготовкой.
Пока они не то обедали, не то ужинали, джип Сергея приперла сзади красная "ауди", и сейчас он изображал некий высший пилотаж, пытаясь вырулить и одновременно высматривая просвет между машинами, едущими мимо по небольшой узкой улочке. Нике пришлось отойти метров на пять вперед, ожидая, когда он проделает все эти маневры.
И в это время, не предупредив о себе ни одной каплей, обрушился ливень! Именно обрушился - сплошной темно-серой стеной, застав врасплох водителей, пешеходов и стоящую на тротуаре Нику.
Она не могла побежать к машине, потому что Кнуров в этот момент, проявляя чудеса изворотливости своего автомобиля, в прямом смысле выруливал на дорогу, пытаясь разъехаться с идущей параллельно с его джипом "девяткой", водитель которой, с обычным московским дорожным хамством и упорством, не желал уступать, собрав за собой небольшую гудящую пробку, напрочь перекрыв возможность проехать и себе, и Кнурову.
Ника, оглянувшись, не увидела ни козырька, ни подъезда, ничего, где можно было бы спрятаться от льющейся на нее воды. Хотя прятаться, пожалуй, уже поздно - она почувствовала, как по спине, ногам, рукам ручьями бежит холодная вода. Ее куртка, блузка, джинсы, даже белье промокли насквозь, и ручейки, стекая по ногам, скапливались в туфлях.
Сергей, сатанея от тупости ситуации, послав водителя "девятки" в очень правильном и конкретном направлении, резко вывернул руль и, задев бампер "жигулей", по касательной рванул вперед, затормозил возле Ники, на ходу открывая для нее дверь.
Она быстро забралась внутрь машины.
- Сиденье намокнет, - вздохнула она, пожалев автосалонную красоту.
- Да и хрен с ним! - зло ответил Кнуров, включая печку на всю мощность.
- Мы едем по следующему адресу?
- Да вы что, дамочка?! - возмутился по-взрослому господин Кнуров. - Вам надо срочно переодеться, вы промокли и дрожите!
Он очень разозлился, когда увидел, как она стоит и беспомощно озирается, пытаясь найти какое-нибудь укрытие, и смотрит на него. Он готов был выскочить из машины и придушить этого придурка на "девятке"!
Ника молчала, она отвернулась и смотрела в окно, на разбушевавшуюся водную стихию, за пару минут превратившую Москву в разлив множества ручейков.
А что говорить?
Переодеться, конечно, здорово, но, как говорят на Украине: "Да хто ж дасть-то?"
Ливень, сделав свое стихийное дело, начал выдыхаться, переходя в простой дождь.
Они остановились у какого-то дома. Сергей подъехал к самому подъезду, заглушив мотор, резко выдернул ключи из замка зажигания и вышел из машины. Открыв дверцу с ее стороны, протянул руку и почти выдернул Веронику с сиденья.
- Идемте!
- Еще один подъезд? - спросила она, ничего не поняв.
- Нет, этот подъезд мы осматривать не будем. Я здесь живу!
Ухватив за мокрый рукав куртки, он потащил ее в подъезд и дальше, мимо сидящего в стеклянной будочке охранника, в лифт, в квартиру и, захлопывая на ходу за ними дверь, приказал:
- Раздевайтесь, быстро! - и стал стягивать с нее куртку и расстегивать джинсы.
- Да вы что?! - переполошилась Ника.
Схватив словно железными клещами за руку, выше локтя, Кнуров потащил растерявшуюся Веронику в ванную.
- Снимайте все и под горячий душ! Быстро! Я принесу вам полотенце и халат.
Отдав приказ, он вышел.
И с чего это его так разобрало, подивилась Вероника. Да и ладно, какая разница! Оставив попытки понять, что это с ним и почему он так злится, быстро стянула с себя холодную, мокрую одежду и встала под душ. Она и не подозревала, что так замерзла!
Когда горячие струи смыли верхний холод, оказалось, что она замерзла и внутри и дрожала противной мелкой, мурашечной дрожью.
Она забыла закрыть дверь на замок и задернуть занавеску, но поняла это, только когда мистер Кнуров зашел в ванную и повесил на крючок полотенце и большой махровый мужской халат. Вероника, резко повернув на звук голову, не сделав попытки прикрыться или выйти из-под живительных струй горячей воды, спросила:
- У вас совесть есть?
- Нет, остались только ум и честь! - так же зло и отстраненно ответил разбушевавшийся негодованием господин Кнуров и вышел.
Распарившись до того, что мышцы превратились в ленивую кисельную массу, она выбралась наконец из душа и, насухо вытершись, укуталась в халат.
Халат, как и ожидалось, был ей велик.
"Наверное, это должно мило смотреться или что-то подразумеваться в том, как дамочка носит огромный мужской халат? Надо было не закидывать подальше умные журналы, а поизучать, поизучать. Ведь что-то в них про такую ерунду наверняка написано! И что при этом положено из себя изображать?" - подумала Вероника, рассматривая себя в зеркало, и послала мысленно все это подальше: что ж теперь поделаешь, если ей неинтересно ничего изображать, да и скучно сие занятие!
Перекрестившись на всякий случай, сама не зная почему, она вздохнула и вышла из ванной.
- Але! - крикнула она. - В каком направлении мне двигаться?
- В моем! - ответил откуда-то сбоку Кнуров.
Пройдя по коридору и повернув налево, Ника попала в большую, светлую и очень стильную кухню.
"Знакомая кухонька, правда, болталась я здесь не совсем чтобы в физическом состоянии!" - подумала Вероника, осматриваясь.
- Выпейте! - Сергей протянул ей бокал, наполовину наполненный янтарной жидкостью.
- Что это? - Она понюхала и сморщилась.
- Коньяк, хороший французский коньяк! В вашем случае выполняет роль лекарства.
Она решительно выдохнула и выпила залпом.
- Вот и молодец! - похвалил он, забирая у нее бокал. - Присаживайтесь, сейчас я сделаю чай с медом.
- А это не будет перебор?
- Лучше перестараться, чем заболеть!
Ника почувствовала, как внутри растеклось что-то горячее и ударило в голову. В ушах зазвенело, а в голове прошла мягкая, кружащая волна.
Ей стало жарко.
Не отдавая себе отчета, машинально она распахнула ворот и откинула полу халата. Легкое головокружение стало вполне ощутимым, Ника поняла, что опьянела, как-то сразу, вдруг. Ну надо же!
Кнуров посмотрел на ее манипуляции с халатом и усмехнулся:
- Вы пытаетесь меня соблазнить?
- Что? - не поняла Ника.
Он указал рукой на раздвинутые полы, открывающие ноги на всю их длину. Ника, покраснев, быстренько закуталась в халат.
- Я про это ничего не знаю. Дайте мне еще коньяка! - попросила она, не зная, куда деваться со стыда.
Присмотревшись к ней, он достал из шкафчика красивую бутылку, плеснул содержимое в бокал и протянул ей.
- Про что вы не знаете, про соблазнение? - уточнил Кнуров.
- Про соблазнение и про все остальное. - Она покрутила неопределенно рукой, потом быстро, одним махом выпила коньяк и, поставив рюмку на стол, решительно добавила: - Я даже не целовалась никогда!
Он уставился на нее, чувствуя себя последним тупицей!
"Кнуров, ты идиот! Никакой ты не профи, ты просто идиот! Как можно было не понять, не прочувствовать ее?! Да потому, что, как только ты ее услышал, а потом и увидел, вдохнул этой вишневости одуряющей, сразу просек, что она перебаламутит, перелопатит и перевернет всю твою жизнь с ног на голову, понял и испугался и запретил себе об этом думать! И ее себе запретил! Все запретил!" - честно признался он себе.
Он сделал один большой шаг к Веронике, дернул ее со стула и, положив ладонь ей на затылок, слегка запрокинув голову, заглянул в зеленые глаза.
- Тогда этот будет первый!
И поцеловал! По-настоящему. Не оставляя никакой возможности к побегу или отступлению ни ей, ни себе.
Все! Больше никаких игр в прятки с самим собой, с ней, с жизнью!
Ника вцепилась в его рубашку, чтобы не упасть, ее кости, мышцы превратились в раскаленную лаву, поднимающуюся снизу волна за волной.
У нее был вкус коньяка и, конечно, шоколада и немного вишни! Вишня в коньяке! Высший пилотаж! Красотища!
Сергей прервал поцелуй и прижал ее лицо к груди в вороте рубашки, уткнувшись подбородком в ее макушку.
- Голова кружится, - щекоча словами его кожу, прошептала Ника. - Я, кажется, опьянела.
- Я, кажется, тоже! - улыбнулся он. - Тебе бы надо поспать, чтобы согреться и не заболеть, - с сожалением предложил он.
- Да, наверное, - прошептала Ника.
Он взял ее за руку и повел в спальню, уложил, прямо в халате, на кровать, укутал одеялом и, проявляя чудеся выдержки, отошел, приказав:
- Спи!
- Угу, - ответила Ника, чувствуя, что засыпает.
Он сидел на совещании и старался держать лицо, как говорил один его знакомый.
Совещание серьезное, и лицо надо было держать соответственно повестке дня - озабоченным и одновременно демонстрирующим работу мысли.
За много лет службы он научился искусству слышать все и в то же время думать свои мысли, улавливая нюансы происходящего вокруг, изображать необходимые эмоции.
Но сегодня это было трудно!
Он почувствовал, что приближается самый лучший его час в жизни.
Новость, которую ему сообщили за пару минут до совещания, не просто радовала - она обнадеживала.
Девка нашлась!
Не зря он не снял наблюдение за этим Кнуровым, проследить его на машине оказалось делом непростым, он водил слежку по своим правилам - тогда, когда хотел, разрешал им следовать за его машиной, а когда ему было надо, мгновенно сбрасывал с хвоста и исчезал.
Он отдал распоряжение следить за его домом и оказался прав!
Теперь все намного проще - девка, в паре с этим Кнуровым, ищут золото и бумаги, это хорошо! Он навел об этом мужике справки и теперь точно знал - этот найдет!
Вот и славно!
Можно расслабиться и поучаствовать в совещании.
Кнуров сделал себе чай, отпил пару глотков горячего душистого напитка, закурил.
Он понимал, что, приведя Нику к себе домой, засветил ее и свою заинтересованность и участие в ее деле. Он точно знал, что за его домом следят, и видел их, когда вытаскивал Нику из машины.
Рано или поздно ему все равно пришлось бы продемонстрировать им, что Ника его клиентка, но Кнуров рассчитывал сделать это позже. Уж очень не хотелось ему тащить за собой в Сибирь довесок в виде соглядатаев, да и пока идут поиски, не нужны они, болтающиеся под ногами.
Он придумал для Михаила Ивановича совсем иную комбинацию, которую собирался разыграть уже после завершения дела, они обговорили все с Дедом, накидали приблизительный план действий, возможные варианты.
Но нежданный ливень нарушил все планы.
Сергей позвонил Антону, они поговорили, обсудили ситуацию.
Ну что ж, придется соображать по ходу развития событий.
В их работе и не такое случалось, и частенько заранее выстроенный, красивый план приходилось менять и корректировать на ходу.
Вот черт!
Теперь Вероника оказалась под ударом!
Пока этот Михаил Иванович не знал, где она и связана ли она с ним, Кнуровым, у него сохранялся оперативный простор для действия.
Ладно, прорвемся!
Он набрал домашний номер Ринковых. Антон домой еще не скоро доберется, а предупредить Василия Корнеевича и Наталью надо. Он успокоил дедушку, уверив, что все противо-простудные меры приняты, в данный момент его внучка спит и сегодня они не приедут.
Чай он так и не допил, посмотрел в темную жидкость, словно ответы там искал, отодвинул чашку, легко поднялся и направился в спальню.
Включил ночник, стоявший на тумбочке, и осторожно, чтоб не разбудить Нику, лег, не раздеваясь, на кровать, повернулся на бок и стал смотреть на нее. Он усмехнулся, подумав, что опять прислушивается, дышит ли Ника, так тихо она спала.
Ника лежала на боку, лицом к нему, раскрасневшись от коньяка и жаркого одеяла, которым была укутана до подбородка. Он почувствовал легкий вишневый запах и вдруг с какой-то щемящей ясностью понял, осознал до конца все про себя, про них двоих.
Все свои страхи, все отстраненно-поверхностные, с четким соблюдением дистанции отношения с женщинами, все застарелые обиды лежали сейчас перед ним небольшой бесформенно-пыльной серой кучкой и не имели никакого отношения ни к этой женщине, ни к любви, ни к жизни, ни к нему как к мужчине, как к личности.
Ната совершенно права - это великое счастье!
Огромное счастье, что он не прожил жизнь рядом с чужим человеком, годами барахтаясь и все глубже и глубже погружаясь в липкую, похожую на остывшую овсяную кашу массу мелких обид, непонимания, пустоты, бесконечной полярности несовпадения двух посторонних друг другу людей, живущих почему-то вместе!
Мучался, терпел, чувствуя разъедающую, как ржавчина изнутри, вину за то, что не любит и не хочет женщину, ждавшую его из грязно-кровавого месива всех войн, которые он прошел. И однажды, устав от всего неизвестно до какой степени, он бы выбрался из этой овсянки и ушел, испытывая еще большую вину, теперь уже за то, что не справился, и огромное облегчение, подогревающее эту самую вину. А потом годами бы вытаскивал себя из этого чувства!
Но это, что было бы и, слава богу, не случилось с ним, слетело с его души сейчас, легко, как шелуха, сдуваемая ветром.
И нет да и не было никогда в его жизни никого, кроме этой женщины!
Все просто!
Это все очень просто! У каждого из нас внутри есть некий камертон, настроенный на родного человека. Ты живешь и не знаешь, кто он, где он, но камертон звучит, всегда точно определяя - это стекло, и это стекло, и это.
И ты принимаешь тех, с кем сводит тебя жизнь, потому что бог его знает, как звучит хрусталь, ты же не слышал никогда, ну чувствовал, ну ощущал, но ведь не слышал!
И вдруг - бзынь-нь! И все!
И нет больше вопросов и ответов, и никаких "возможно" и "может быть". Есть единственный, совпадающий с тобой полностью тон.
Все очень просто!
Главное, чтобы в тебе самом не было трещины и вы звучали в унисон!
"Все остальное просто хрень! Ну, вот так сложилась моя дорога к ней!" - подумал, засыпая, Кнуров.
Ника проснулась от жары и от тревожного, непонятного сна, который обычно не можешь вспомнить, проснувшись. Ей было жарко и неудобно, она чувствовала себя бабочкой, укутанной в горячий кокон.
Она попыталась вытащить руки из-под одеяла и замерла, увидев спящего рядом Кнурова.
Он открыл глаза.
Они смотрели друг на друга, пережив в эти несколько мгновений всю свою жизнь, ту, что уже прожили порознь, и ту, что еще проживут, даст бог, вместе. Что-то такое, что доступно только Небесам и влюбленным.
И, не сговариваясь, одновременно потянулись друг к другу, встретившись на полдороге в таком поцелуе, после которого может быть только продолжение, - горячем, безумном, отбирающем все силы!
Притом что сейчас понял про нее, про себя, про них двоих, Кнуров оказался не готов к тем чувствам, обостренным ощущениям, которые обрушились на него, ошеломив накалом.
Как-то одна из его подружек сказала ему: "Когда ты со мной трахаешься, мне всегда хочется назвать тебя "товарищ Дзержинский".
Ты контролируешь все, Кнуров, даже свое удовольствие!"
И это действительно было так. Всегда.
С самого первого своего сексуального опыта в подростковом возрасте он контролировал все, от первого поцелуя до элегантного ухода после секса.
До этой женщины!
Какой на хрен контроль?!
Нет, конечно, с того момента, как он ее увидел, она будила в нем все мужские инстинкты, и он тысячу раз думал, как у них все могло быть! Как у каждого нормального, здорового мужика, с воображением на эту тему у Кнурова все обстояло в полном боевом порядке.
Оно и понятно, конечно, - настоящему коту всегда март!
Но он жестко обрывал все свои эротические фантазии, связанные с Никой, понимая и боясь того, что она перевернет все в нем и в его жизни.
"Кретин! Да хоть перевернет, хоть уканопупит на хрен, какая, к чертям собачьим, разница?!"
Вот здесь и сейчас, забыв обо всем на свете, и в первую очередь о каком-то там контроле, о том, что надо бы не торопиться, чтоб не напугать ее и себя заодно, он рвался вперед, сходя с ума, чувствуя и переживая только этот момент и то, что он вокруг нее, в ней, с ней!
Выше, выше, несясь к неизвестности и крепко держа ее в объятиях, точно зная, что если они будут порознь, то просто помрут!
Все стихии вместе - землетрясения, ураганы и черт его знает что еще - подхватили его, вместе с женщиной, которую он нашел, наконец, подняли куда-то в звенящую неизвестность, поближе к Богу, и бросили вниз, забыв предупредить, что смерть бывает сладкой, высокой и обновляющей, оставляя за собой отголоски взрывов-воспоминаний в теле, в разуме, в жизни!
Через провалившийся куда-то отрезок времени, с удивлением обнаружив в себе какие-то силы, Сергей перевернулся на спину, не выпуская из рук Нику. Уложив ее сверху себя, он неторопливо поглаживал по горячей спине.
- Что делают твои руки? - спросила она, жарко дыша в его ключицу, куда уткнулась лицом.