Словно почувствовав мои безмолвные сигналы, он отодвигается. И я возвращаюсь обратно в дерьмовой офис на Килбурн Хай Стрит. Какого хрена я здесь делаю? Он приседает на рабочий стол, скрестив руки на груди, и полный совершенного спокойствия смотрит на меня.
Я не могу ответить оскорблением на оскорбление, поэтому немного в замешательстве. Продолжая стоять на том же месте, выглядя при этом неимоверно расстроенной и с трудном дыша, потому что кровь стучит так в моей голове, словно африканские барабаны. Мои трусики мокрые, и я чувствую пульсирующую боль, вызванную его действиями. Каждая моя слабая, возбужденная часть хочет закончить то, что он начал. Я хочу его так сильно, что это ощущение вызывает во мне шок. Стараюсь вернуть себе самообладание, сжав руки в кулаки, и опустив их вниз. Я смотрю на него, а он хладнокровно и сдержанно наблюдает за моей внутренней борьбой, но мне удается восстановить, хоть минимум своей собранности.
Затем он улыбается. Ох! Дерзко и самоуверенно. Ему не следует делать этого. Я чувствую, сводящую с ума издевательскую насмешку. Да как он смеет? Он, что просто хотел унизить меня.
И я понимаю, что именно этого он и хотел. Попридержите лошадей, мистер Блейк Лоу Баррингтон.
Я делаю два шага вперед, и дотрагиваюсь пальцем до его безумно бьющейся жилки на горле, и чувствую, как она пульсирует, и этот барабанный бой проникает мне под кожу. Бешеный ритм просто перетекает в мою кровь, движется по моей руке, в мое сердце и в мой мозг. Спустя годы я буду помнить только этот момент, когда мы стоим здесь, объединенные его пульсом. Мы смотрим в глаза друг друга, его глаза темнеют. Теперь он знает, что я все поняла, моя потребность в нем может быть слишком явной и ею легко воспользоваться в своих интересах, но и он теперь открыт передо мной, даже не смотря на его контроль. Он просто решил испытать свои собственные пределы контроля, но это оказалось для него не так-то легко, как он думал.
- Это просто секс, я хочу видеть тебя распадающейся подо мной? - спрашивает он с горечью.
Дыхание замирает в моей груди. Я убираю свой палец подальше от его горла.
- Что ты хочешь, Блейк?
- Я хочу, чтобы ты завершила свой контракт.
Я опускаю лицо в свои руки.
- Я не могу, - шепчу я.
- Почему нет? Потому что ты взяла деньги и убежала, пока я лежал на больничной койке.
Я делаю глубокий вдох и пытаюсь не смотреть на него, чтобы не сталкиваться с осуждением в его глазах, иначе я не смогу удержать, готовые вырваться слова, но у меня была веская причина, надеюсь, о которой он никогда не узнает.
- Начнем с того, что я очень страдал, - говорит он.
Я смотрю на него в шоке, словно загипнотизированная. Вопреки его словам, его лицо выражает полное спокойствие, отстраненность, холодность, переходящее в равнодушие.
Меня начинает трясти.
- Ты страдал?
- Забавная штука, но да, страдал, - он качает головой, как будто испытывает отвращение, даже упоминая это слово. Значит, все это происходило со мной, с ним, или с нами обоими, но я даже не могу ему ничего рассказать.
- Я думала, что для тебя это был просто секс и ничего больше, - бормочу я. Мой мир становится шатким и начинает качаться. Он был полон страдания! Почему?
- Если ты хотела денег, почему не попросила у меня? - его голос звучит сурово.
- Я... - я пораженно качаю головой, похоже я не смогу искупить свой грех.
- Ты совершила серьезный просчет, не так ли, Лана, любовь моя. Горшок меда находится здесь, - он дотрагивается до середины своей груди. Я смотрю на его большую мужскую руку, и что-то внутри меня начинает закручиваться. Когда-то эти красивые руки с идеальным маникюром бродили по моему телу, разводили мои ноги в стороны... Господи Боже!
- Но не беспокойся. Еще не все потеряно.
Мой взгляд поднимается вверх к его рту, который превращается в одну тонкую, жесткую линию.
- Ты сделала мне одолжение, открыла мне глаза. Теперь я вижу, кем ты была.... Я был ослеплен тобой. Я совершил классическую ошибку, я влюбился в иллюзию чистоты и невинности.
Я поднимаю глаза на него. Ослеплен? Влюбился? В меня?
- Если бы я не купил тебя в тот вечер, ты бы пошла с кем-нибудь еще, не так ли? Ты не достойна восхищения, ты отвратительна.
- Так почему же тогда, ты хочешь, закончить контракт со мной? - выдыхаю я.
- Я, как наркоман, который знает, что его наркотик - это яд. Он презирает его, но он не может противостоять. Я перед тобой совершенно честен, я ненавижу себя за это. Мне стыдно, что я испытываю потребность в тебе.
- ...Люди, которые заплатили мне…
- Они ничего не могли сделать. Моя семья…
Я перебиваю.
- Как насчет Виктории?
Внезапная вспышка гнева отражается в его глазах.
- Тот факт, что мне необходимо чувствовать и вкушать твою кожу - это мой позор и личный ад. Не смей ее впутывать в наше отвратительное соглашение. Ее имя на твоих губах заставляет меня чувствовать себя больным. Она единственная чистая вещь, которая у меня есть в жизни. Она находилась около меня... все время, - он делает паузу, и саркастически улыбается. - Я все честно рассказал ей о тебе и даже дал возможность оставить меня, но она отказалась. Она мудрее меня. Гораздо мудрее, чем я думал на ее счет. Она сказала, что ты всего лишь болезнь, которой нужно переболеть, и в один прекрасный день я проснусь, и болезнь уйдет. А пока... ты должна мне 42 дня, Лана.
Боже мой, он действительно ненавидит меня. Я закрываю глаза, не в силах смотреть в его глаза, сверкающие осуждением или отвращением. Он даже не представляет, насколько его гневные слова травмируют и ранят меня. Я должна была догадаться, что он будет думать обо мне плохо, но я никогда не могла предположить, что он способен на смертельное отвращение ко мне. Я никогда не подозревала, что могу причинить ему боль так глубоко. Честно, я предполагала, что для него это всего лишь секс, и что я была еще одной в ряду многих. В мое оправдание, он никогда не давал мне понять что-то другое.
Теперь его ненависть перемешивается со страстью. И это не единственная вещь, о которой мне стоит задуматься. Виктория показала себя грозным противником. Я никогда не смогу рассказать ему, что произошло на самом деле. У меня очень шаткое положение. Мне придется быть очень осторожной, потому что я могу слишком много потерять. Я опускаю голову, мне нужно подумать.
- Назови свою цену.
В моей голове словно что-то щелкает.
- Нет, - слышу я свой голос со стороны. И потом мои слова становятся более сильными и уверенными. - Ты не должен платить мне снова. Я завершила контракт.
- Хорошо, - говорит он и хмурится, и на одну секунду я замечаю замешательство в его глазах, из-за того, что я отказалась от денег, или что-то еще…может быть облегчение? Похоже, что нет, это слишком слабая эмоция, и она не отражается в его глазах. Потом и это ускользает незаметно, восстановив печать полного безразличия.
- Вернемся к бизнесу, - бормочет он, отвернувшись от меня, обходит вокруг стола, и садиться. Именно тут он и сидел, когда я встретила его здесь.
3.
Я наблюдаю за ним, крепкое тело плавно скользит в черное вращающееся кресло и открывает файл перед собой.
- Итак, ты создаешь бизнес? - внезапный профессиональный деловой тон, появившийся у него в голосе, действует на меня, как ведро холодной воды, которое вылили прямо в лицо. Я ошеломленно отступаю на шаг назад. До этого всего несколько минут мы были совершенно возбужденными, и о том, как он сильно по-мужски убеждал меня в этом говорит до сих пор моя покалывающая кожа. Итак, он оказывается хочет поиграть, как кошка с мышкой, сначала завлечь сыром, а потом впиться когтями и зубами.
Я подхожу к столу, и сажусь на один из стульев, стоящих перед ним, откидываюсь на спинку.
- Да, Билл... Билли и я.
- Ах, неподражаемый Билл, - говорит он, поднимая глаза и его горячий взор, полностью заменяется безжалостной маской. - Почему она не с тобой?
- Она подумала, что ее татуировки могут заставить отказать в кредите.
Он ухмыляется одним уголком губ.
- Вы, девочки, уже все предусмотрели, не так ли? - говорит он, но я сразу замечаю, что его взгляд становиться более мягким при упоминании Билли. От этого мое сердце сжимается, потому что я бы очень желала, чтобы при упоминании моего имени его лицо смягчалось бы также.
- Это напомнило мне твою маму. Как она?
У меня останавливается дыхание и не хватает воздуха.
- Она умерла.
Он замолкает, его глаза сужаются.
- Я думал, что лечение помогло.
Я проглатываю камень, застрявший в горле.
- Лечение подействовало, - слова застревают у меня в горле. - Автомобиль. Сбита машиной, водитель убежал.
Его глаза вспыхивают. На мгновение я вспоминаю прошлое. Мы все сидим за обеденным столом в доме у моей матери. Свежие цветы на столе, и наши тарелки полны персидской еды, курица с фруктами и рисом. Мой рот полон продымлённой на вкус острой приправы. Блейк очарователен и мама смеется. Ее смех заполняет комнату и мое сердце. Редко я слышала ее смех в своей жизни, особенно последнее время, и не понимала, как была счастлива тогда.
- Я сожалею. Мне жаль это слышать, Лана.
Его сожаление - это моя погибель. Воспоминания пропадают. Я неистово моргаю, потому что не за что не собираюсь плакать перед ним. Я чувствую волну горя, накатывающую на меня. Я так ни разу и не плакала после ее кончины. Ох, черт. Не сейчас... пожалуйста. Внезапно я встаю, он тут же подымается. Я останавливаю его рукой, предупреждая, не подходить ближе, и бегу к двери. Мне срочно нужно выйти на улицу. Моя единственная мысль, которая проноситься у меня в голове, бежать. Не позволить ему видеть меня сломленной, но он уже рядом со мной и хватает за руку. Я пытаюсь изо всех сил отцепиться от него и уйти, но у него железная хватка. Он не понимает, почему я так внезапно готова впасть в ужасную истерику.
- Там есть мой личный туалет, - говорит он тихо, и, открыв дверь, ведет по коридору, и не смотря на меня, и я благодарна ему за это. Горячие, неконтролируемые слезы струятся по моим щекам. Я еще ни разу не плакала, с тех пор, как умерла моя мать, целых три месяца я не могла плакать. Слишком много предстояло всего сделать, но теперь молчаливые слезы текут бесконтрольно, и подкатывают сильные рыдания. Я чувствую, как они сжимают мои внутренности, которые готовы содрогаются от них и готовы лопнуть.
Он придерживает дверь туалета, и я спешно вхожу, дверь закрывается. Внутри белые кафельные стены и перегородки сделаны из фанеры. Уродливое место, но оно идеально подходит для оплакивания. Я хватаюсь за керамическую раковину, закрываю кулаком рот, скрючиваюсь в три погибели, ожидая громких звуков рыданий. Они не разочаровывают в своей силе и ярости, длятся долго, тяжело. Выплескиваясь в полное сожаление, обвинения и вину. Я так долго считала, что моя мать умрет от рака, год за годом, наблюдая за ее страданиями, и до сих пор не в состоянии отпустить ее в мир, и затем, когда она стала снова такой яркой и полной жизни, и, когда я меньше всего ожидала, она ушла. Просто так, без предупреждения. И у меня даже не было шанса попрощаться с ней. В конце концов, она была просто безжалостно вырвана у меня, из моей жизни. Я не знаю, как долго я стою здесь, но я хороню свою мать здесь, оплакивая ее, в одиночестве, в этом воняющим промышленным отбеливателем туалете.
Наконец, полностью опустошенная я опираюсь на раковину и смотрюсь в зеркало. Ну, и видок у меня. Я ужасно выгляжу, нос распухший и красный, как будто его ударили, мокрое отечное лицо, глаза и губы не лучше. Я выпрямляюсь, застегиваю блузку до шеи. Я знаю, что это трусость, но в этот момент я решаю удрать. Просто пройти по коридору и выйти на улицу. Хотя у банка есть мой адрес, и он найдет меня, но это будет потом, когда я уже буду другой. Когда я соберу себя по кусочкам и воздвигну по новой стены своей крепости. Тогда я буду уже сильной. Он не сможет причинить мне боль. Но потом я вспоминаю, что дома меня ждет Билли.
- Ну, ты сделала это? - спросит она.
Я закрываю глаза. Я не собираюсь позволить ей пасть еще ниже. Я собираюсь сказать: "Да, я получила его."
Я тяну на себя дверь, он стоит в коридоре, уставившись в пол, его руки убраны глубоко в карманы брюк.
Его вид, прислонившийся к стене, напоминает мне первый раз, когда мы встретились. Как я составляла план действий в туалете и вышла, чтобы найти его, ожидающего меня. Он подымает глаза, все еще продолжая хмуриться. Дверь закрывается за мной, и он делает шаг ко мне. В тот раз я была около шести дюймов на каблуках почти на уровне его глаз, теперь же я достаю только до его смуглого горла.
- Ты в порядке?
Я киваю.
- Том отвезет тебя домой.
Я поднимаю глаза. Они странные, в них отражается какое-то чувство, но я не в состоянии понять.
- Нет, - говорю я. Мой голос, как ни странно, звучит твердо, я даже не думала, что он может быть таким. - Давай закончим это кредитное дело.
Снова холодная деловая маска появляется на его лице. Я понимаю, что тогда я просто подтвердила его мысль о себе, охотница за деньгами, которая сделает все за деньги. Кто бы еще воспользовался такой возможностью, мягко говоря. Я очень сожалею об этом, но уже слишком поздно, что-либо изменить. По моей жизни, словно прошлась буйная река, которая многое смыла и ее, невозможно, развернуть вспять. Его глаза становятся холодными и далекими.
Блейк кивает, и мы идем обратно в кабинет. Я сажусь напротив него, а он опускается на крутящийся стул, покручиваясь на нем, копируя меня, прекрасно зная, что я любила так делать.
Он опять смотрит на мою заявку на кредит.
- Baby Sorab?
Ох. Мой. Бог. Что, черт возьми, я делаю? Я играю с огнем. Я чувствую, что мое сердце стучит так громко, что он, безусловно, должен слышать. Туман в моем мозгу моментально рассеивается. Это уже касается не только меня. Кошки-мышки? Я смогу сыграть в эту игру. Он ничего не теряет, но я могу потерять слишком много, если проиграю, поэтому буду победителем, он не сможет выиграть у меня. Я принимаю безразличное выражение лица и небрежно пожимаю плечами. И тогда ложь начинает литься из моего рта, так гладко, что сама даже удивляюсь. До сегодняшнего дня я никогда не предполагала, что я оказывается такой опытный лжец.
- Да. Мы думаем, что это хорошее имя для нашего бизнеса.
- Почему детская одежда?
- Билли всегда отличалась хорошим чувством цвета. Она может взять красный и розовый, соединить их вместе и сделать божественную вещь, и так, как у Билли ребенок, то в этом году мы решили сделать детскую одежду?
- У Билли есть ребенок? - спрашивает он, явно удивленный.
Я смотрю ему в глаза.
- Да, красивый мальчик, - лгу я с каменным лицом.
Его губы расплываются в усмешке.
- Вы, девочки, уверены, что уже все расписано. Я полагаю, что она в настоящее время сидит на шее британских налогоплательщиков, ухаживая за ребенком?
Я про себя приношу Билли извинения.
- Я уверена, мы все обсудили с ней.
- Окэй, - говорит он.
- Окэй что?
- Вы получите кредит.
- Просто вот так?
- Есть одно условие.
Я сдерживаю свое дыхание.
- Ты не получишь деньги в течение следующих 42 дней.
- Почему?
- Потому что, - тихо говорит он, - в последующие 42 дня ты будешь существовать исключительно для моего удовольствия. Я планирую насытиться твоим телом до предела.
Я с трудом сглатываю.
- Ты собираешься поселить меня снова в каких-то апартаментах?
- Не в каких-то апартаментах, а в тех же самых, в которых ты жила.
Я облизываю губы, удивляясь сама себе. Я никогда не предполагала, что с такой скоростью могу принимать решения, и очередная ложь так легко удается мне.
- Есть одно небольшое затруднение. Билли встречается со своей подругой три, на самом деле, четыре ночи в неделю, и я забочусь о ее сыне.
Он ничего не упустит.
- Скажи Лауре, что тебе нужна кроватка для малыша, коляска, подогреватель для бутылочек и все остальное, ребенок может оставаться в апартаментах.
Я смотрю на него в упор, как будто вижу первый раз.
- Ты серьезно?
- У тебя есть лучший план?
Я молчу, потому что мой мозг пускается в галоп, перескакивая смысли на мысль.
- И еще одно. Билли должна иметь возможность приходить в апартаменты.
- Согласен.
- И Джек. Он крестный отец ребенка.
Он выглядит скучающим.
- Что-нибудь еще?
- Нет.
- Хорошо. У тебя что-нибудь запланировано на завтра?
Я отрицательно качаю головой.
- Прекрасно. Не занимай завтрашний день. Лаура позвонит тебе, чтобы назначить для тебя необходимые встречи.
- Окэй, если больше ничего...
Головы персонала оборачиваются, наблюдая за нами, люди тут же отводят глаза, когда встречаются со мной взглядом. Я чувствую, как мои щеки становятся пунцовыми. Черт, я никогда не смогу обратиться в этот банк снова. Я вижу управляющего банка, спешащего к нам, материал его штанин глухо ударяется о его лодыжки. Блейк поднимает указательный палец, и он резко останавливается. Блейк открывает тяжелую дверь, и мы выходим на летний воздух. Стоит по-прежнему серый день и слегка моросит.
Мы поворачиваемся друг к другу лицом.
- Почему Билли назвала своего ребенка Сораб?
- Из-за великого эпоса Рустам и Сораб.
- Да, я знаю откуда это, но почему она выбрала это имя?
- Это была дань уважения моей матери, это любимый эпос мамы.
- Хм... это самое восхитительное качество в тебе - твоя неколебимая лояльность по отношению к твоей матери.
На мгновение мы смотрим друг на друга. И вдруг я понимаю, что никогда не видела его при свете дня на улице. Даже в таком сером свете. Странно. Мы всегда встречались в течение дня в апартаментах и выходили куда-нибудь в сумерках или ночью. И в свете дня его глаза бушующее голубые, изменяющиеся в серый, с какой-то внутренней глубокой чернотой. Порыв ветра поднимает его волосы и бросает на лоб. Подумав, я протягиваю руку, чтобы убрать непослушные пряди, но он дергает головой назад, как будто отворачивается от осы.
- На этот раз ты не одурачишь меня, - выплевывает он.
Мы смотрим друг на друга, и меня поражает насколько не завуалирована его ярость и презрительность. Моя рука опускается. Я чувствую себя полностью опустошенной, словно тонна кирпичей опустилась на мою грудь, моя голова как будто набита ватой. Я не в состоянии мыслить здраво, поэтому поворачиваю голову к автобусной остановке.
- Тогда увидимся завтра, - говорю я.
- Том здесь, - отвечает он, Bentley стоит невдалеке, припаркованный у тротуара.
Я отрицательно качаю головой.
- Спасибо, но я поеду на автобусе.