Такой толчок заставляет меня содрогнуться и задохнуться. Мой рот открывается от беззвучного крика. Я быстро восстанавливаю дыхание, готовя себя для следующего толчка удовольствия. Он приходит раньше, чем я готова его принять. На этот раз я ничего не могу сделать, я издаю странные возгласы, но мои мышцы уже сжимают его с такой силой, засасывая все глубже внутрь.
Он начинает двигаться в очень быстром темпе. Каждый дикий толчок, вбивающийся в мои глубины, заставляет меня содрогаться в ответ. Медленно я поднимаю свои бедра выше и выше, пока уже с большим трудом стою на цыпочках, желая все больше и больше его превосходное объемное вхождения. Мои бедра и икры настолько напряжены, что начинают болеть, и сердце пускается вскачь, что я слышу, как оно стучит, словно барабан внутри моей грудной клетки. Моя киска становится такой жаждущей, словно голодный рот, высасывающий его.
Я заставляю себя удерживать свое тело в том же положении, пока он вбивается в меня до последнего болезненного толчка, достающего чуть ли не до матки, Блейк кончает, выкрикивая мое имя, извергая горячую сперму. На секунду его нос упирается в изгиб моей шеи, но он тут берет себя в руки и отстраняется.
Я не поворачиваюсь к нему, просто медленно опускаюсь на пятки и отталкиваюсь от стены. Мне нужно чуть-чуть восстановить себя, прежде чем я снова увижу его осуждающий взгляд. Я чувствую себя такой слабой, обнаженной, с синяками, оскорбленной, уязвимой, но... довольной. Вероятно, мне следует оскорбиться на него, но я не могу. Я люблю этого мужчину.
И поэтому медленно поворачиваюсь.
Он уже быстро одевается. В то время, пока застегивает рубашку, стоя спиной ко мне, говорит:
- Я поручу Лауре утром прислать тебе еще таблетки.
У меня в голове мелькает шальная мысль. "Немного поздно для этого, приятель. Если бы ты знал, если бы ты только знал". Я ничего не говорю в ответ, остро ощущая свою наготу. Он уже почти полностью одет, и в этой комнате единственная голая – это я. Я направляюсь в ванную.
- Стой, - приказывает он.
Я страстно желаю накрыть себя чем-нибудь, поэтому не останавливаюсь. Он не может унизить меня еще больше, я просто не позволю.
Полностью одетый он поворачивается и смотрит на мое голое тело. У него на лице опять маска, но я вижу в его глазах голод секса. Даже теперь, когда он только что насытился, этот голод все равно присутствует в нем, мои глаза расширяются, потому что я чувствую, что тоже самое твориться и со мной: я хочу его снова. Я просто беспомощна перед зовом его тела.
Но он отворачивается, чтобы скрыть свое выражение глаз.
Я наблюдаю за ним, подходящему к шкафу и вытаскивающего кожаную книгу, похожую на формат обычного листа. Он бросает ее на кровать рядом со мной.
- Это для тебя. Я хочу, чтобы ты записывала все, что я делаю с тобой.
- Зачем? - шепчу я.
- Что бы я мог прочесть потом и получить удовольствие.
- Ты просто больной. Я не буду этого делать, - отвечаю я.
Он хватает меня и бросает на кровать, словно я живая кукла, я падаю на спину, но продолжаю смотреть на него вызывающе.
Он стоит надо мной, лицо жесткое и неприступное. Очень осторожно он касается ожерелья пальцами.
- У тебя остались только кожа и кости, - говорит он, как бы сам себе. Его рука тянется к моей лодыжки, поднимает ее вверх, разводит мои ноги. Повернув голову в сторону, он целует мою правую лодыжку и скользит своим горячим, бархатистым языком по внутренней стороне моей ноги. Мое дыхание учащается. На моем колене, он останавливается и прикусывает нежную кожу, и потом продолжает идти вниз, проводя языком, по моей внутренней части бедра.
- Ты хочешь, чтобы я попробовал тебя? - шепчет он.
В ответ я стону и стараюсь развезти свои ноги дальше друг от друга.
- Нет, попроси меня вежливо, - говорит он.
- Да, пожалуйста, - прошу я.
- Пожалуйста, что? - спрашивает Блейк, наслаждаясь своей властью и контролем. Его палец слегка кружит по моей мокрой киске.
- О Боже... пожалуйста, пожалуйста... попробуй меня, - бесстыдно прошу я.
- Ты будешь вести дневник?
- Да, да, буду.
Он выпрямляет руки и держит меня за дрожащие широко открытые ноги, и смотрит на опухшую киску, мокрую от наших ранее совместившихся соков.
- Пизда, - констатирует он, отпуская руки, и мои ноги падают на кровать.
Я слышала, как он сказал Тому ждать внизу, так что я знаю, что он не собирается оставаться на ночь, но меня все равно передергивает, когда входная дверь захлопывается. Я кладу руку между своих ног, мокро, воспалено и неудовлетворенно. Теперь я точно хочу большего от него.
10.
В эту ночь мне сниться мама. В моем сне мы находимся в магазинt, который очень похож на бутик мадам Реджины, и там полно свадебных платьев. Моя мать указывает на длинное платье, разорванное пополам.
- Оно идеально для тебя, - говорит она.
- Но оно разорвано, - отвечаю я.
- Именно так Виктория любит его, - говорит она печально.
Я просыпаюсь встревоженная и несчастная. Я никогда не проводила ни одной ночи вдали от Сораба, и поэтому безумно скучаю по нему. Четыре часа утра, на улице еще темно. Я одеваю джинсы и футболку, в которых приехала и покидаю квартиру. Выхожу из лифта, ночной портье кивает мне, я показываю руками, что скоро вернусь и открываю парадные двери.
Воздух снаружи хрустящий и свежий. Я иду по улице, перехожу дорогу и вхожу в парк и через какое-то время начинаю не идти, а бежать. Вокруг никого нет, и я бегу, пока не начинаю задыхаться, я так устала, что с трудом в состоянии идти. Через несколько метров натыкаюсь на скамейку и наблюдаю, как восходит солнце. У меня в голове все перепуталось, и я отказываюсь, наводить там порядок. Я на самом деле боюсь своих мыслей. Боюсь будущего.
Человек с немецкой овчаркой, бегущей рядом с ним, заходит в парк. Он спускает ее с поводка, и она со всех ног на огромной скорости несется ко мне.
- Не бойтесь, - кричит он. - Она не причинит вам вреда. Она еще щенок, поэтому просто хочет найти друзей.
Овчарка передними лапами встает мне на колени и начинает лизать мое лицо. Ее радостный восторг такой сильный, что я невольно начинаю смеяться. Ох, если бы только в жизни все было так просто. Я смотрю в ее золотисто-карие глаза, и запускаю свои пальцы в шелковистую шерсть, ощущая дикую жизнь, которая пронзает ее тело. В отличие от нее, я чувствую себя высушенной, как лимон, и разбитой. Словно с меня сняли кожу, оставив на золотом этаже. Через некоторое время мужчина свистит, и овчарка прыжками несется к хозяину, ее уход заставляет меня собраться с последними силами и подняться на ноги, и я плетусь назад в апартаменты. Ночной портье готовится уйти домой, значит, вскоре ему на смену придет мистер Наир.
Я стою в душе, кажется целый век, когда выхожу мой мобильный мигает, от полученного сообщения Флер, что две стойки одежды, обуви и аксессуаров, прибудут в 10:00 утра. Я должна выбрать то, что я хочу, и кто-то потом придет и заберет все, от чего я отказалась, и все это нужно сделать до 5:00 вечера. Если мне понадобится любая помощь, я могу ей позвонить. Я отправляю ответную смс-ку с благодарностью. Затем печатаю смс-ку Билли.
Ты не спишь?
Билли перезванивает.
- Привет!
- О, хорошо, что ты проснулась, - я так рада слышать ее голос.
- Да, маленький монстр поднял меня рано сегодня.
- С ним все в порядке?
- А тебе не следует спросить меня, хорошо ли мне?
Я виновато смеюсь.
- Эй, не хотела бы приехать и посмотреть, что сейчас модно. Флер прислала мне одежду, чтобы я примерила. Ты могла бы мне помочь решить, что оставить.
- Похоже это будет весело.
- Я закажу мини-такси для тебя и Сораба к десяти часам, - отвечаю я.
- Надо идти. Только, что снова начался плач, - говорит она. - Увидимся.
Я слышу крики Сораба в фоновом режиме перед тем, как она разрывает наше соединение, и чувствую резкую боль в сердце. Он мне просто необходим, он - моя жизнь. А не это моя жизнь, сидеть в полном одиночестве в пустой квартире. Я знаю, что Билли наслаждается временем с Сорабом. Свою истинную любовь к нему она маскирует под маской напускного подтрунивания. "Здравствуйте, Отталкивающий", скажет она своему любимому крестному. И я понимаю, что уже скучаю по нему слишком сильно. Может быть, завтра я скажу Блейку, что моя очередь нянчить Сораба в течение двух дней.
В девять тридцать я приглашаю мистера Наира на чашку кофе. Он приходит со своей кружкой "Я - Босс", глазами полными любопытства.
Мы сидим на кухне.
- Что случилось с вами, мисс Блум? - спрашивает он.
- Я должна была неожиданно уехать в Иран.
- Ох! Тогда неудивительно. Бедный мистер Баррингтон. Вы разбили ему сердце, - утверждает он, драматически закатив глаза. Я наблюдаю за ним, как он откусывает печенье, и крошки падают на его пиджак куртку, но в моей голове крутится вопрос.
- Почему вы так говорите? - спрашиваю я, как бы невзначай.
- А потому, - говорит он, - именно я передал ему ваше письмо.
- Мое письмо?
- Да. Вы забыли, вы послали своего друга отдать дежурному портье конверт для мистера Баррингтона? Это был странный конверт, очень формальный, совсем не похоже на вас, но я понял, что вы его написали, потому что знаю ваш почерк.
Я делаю глоток кофе, с трудом глотаю и облизываю губы.
- И что сделал мистер Баррингтон, когда вы отдали ему конверт?
- Я скажу вам, мисс Блум, это была самая странная вещь, которую он сделал. Он практически вырвал его из моих рук, открыл и прочитал его прямо передо мной. Содержание ввело его в такой большой шок, что он даже стал перечитывать его снова. Потом он смял письмо и вышел из этого здания... и с тех пор я никогда не видел его здесь.
Я кусаю свои губы. Прошлое. Я никогда не смогу изменить свое прошлое, но тогда бы кем я была? Как я могу сожалеть об этом? Сораб появился из моего сожалеющего прошлого.
Мистер Наир кладет последний кусочек печенья в рот и проворно вскакивает со стула.
- Мои десять минут истекли. Мне нужно идти.
- Сегодня придет яоя подруга Билли. Вы дадите мне знать, позвоните, когда она придет, правда ведь?
- Я сделаю лучше, мисс Блум. Я приведу ее к вам.
Я благодарю его и закрываю дверь.
Через час после наших с ним посиделок, прибывают отобранные вещи Флер, а также прибывает Билли с мистером Наиром, который тащит большой мешок детских вещей.
- Спасибо, мистер Наир, - говорю я, забрав у него эту ношу.
- Я с радостью готов помочь вам, мисс Блум, - он радостно кивает в сторону Сораба. - Он выглядит точно так же, как и его отец. Очень красивый мальчик.
Я цепенею, понимая, что даже не в состоянии сделать вдох.
Но Билли быстро выходит из положения, и говорит широко улыбаясь:
- Извини, приятель, но это - мой ребенок. Разве вам не кажется, что он похож на меня? Все так говорят.
Темные растерянные глаза мистера Наира переводят взгляд с меня на Билли.
- Я только его крестная, - с трудом говорю я, наполняясь острым чувством боли. Я страшно горжусь Сорабом, и по существу не признаюсь сама себе, что его матерью быть гораздо труднее, чем я ожидала.
- О, я очень, очень сожалею. Я сказал не подумав, - извиняется мистер Наир. Бедный человек, он выглядит смущенным и взволнованным.
- Пожалуйста, не беспокойтесь об этом, мистер Наир. Я знаю, что вы не имели в виду ничего плохого.
- Лучше я пойду, нельзя на долго оставлять ресепшен без присмотра, - неловко бормочет мистер Наир и поспешно уходит.
Я закрываю дверь и поворачиваюсь в сторону Билли.
- Боже мой, Билли. Он узнал.
- Конечно, он это узнал, он же индус. Они все астрологи и увлекаются всем этим дерьмом, не так ли?
- Билли, - причитаю я. - Признание некоего фамильного сходства не имеет ничего общего с астрологией.
Билли скрещивает руки на груди.
- Я это знаю! Я просто немного съязвила. Ради Бога, Лана, что с тобой? Сораб всего лишь трех месячный ребенок, все младенцы похожи друг на друга. Среди шести малышей я бы даже его не узнала.
Я хмурю брови и остаюсь при своем мнении. Я считаю, что Сораб отличается от других детей, потому что он особенный и явно выделяется среди других.
- У него глаза Блейка.
- Послушай, ты сказала, что секретарь Блейка прислала целый список детских вещей, включая коляску и кроватку, в квартиру, верно? Так что, возможно, мистер Наир видел как все это загружали в лифт, сложил два и два и получил четыре. К сожалению, правильный ответ - это пять. Теперь, перестань беспокоится о том, о чем не следует беспокоиться, и покажи мне эти удивительные апартаменты.
Я улыбаюсь. Я стала слишком чрезмерно подозрительной. Конечно, она права, и поэтому провожу ее по всему пентхаусу, все объясняя и показывая.
- Вау! – восторгается она. - Знаешь, сколько стоит эта кроватка?
- Я не знаю. Пятьсот фунтов наверное?
- Добавь еще один ноль, и ты почти угадала.
- Ты серьезно?
Она тянется за ценником и протягивает его мне.
- Пять тысяч пятьсот пятьдесят девять фунтов за гребанную кроватку, когда треть мира голодает, - она качает головой. - Все-таки это убийственно круто быть таким потрясающе богатым, не так ли?
Звонит мой телефон, это Лаура. Она сообщает, что Том находится на пути ко мне и везет таблетки и предупреждает, чтобы я была готова к 8:00 вечера, так как забронирован столик для Блейка и меня в The Fat Duck.
- Со стороны все выглядит не так уж плохо, - говорит Билли, прислушиваясь к моему разговору с Лаурой.
Билли находит коробку шоколада на кухне, затем бросается стремглав на кровать и, лежит развалившись, словно султан, и заставляя меня примерять всю присланную одежду, одну за другой. Она настаивает, чтобы я оставила розовые кожаные брюки.
- Ты должна оставить их. Они делают твою задницу более аппетитной, до которой тчно хочется дотронуться. Блейк кобель, ведь правильно?
- Почему ты так решила?
- Я просто предполагаю. Сейчас примерь длинное черное платье, - командует она.
Когда я выхожу в черном длинном платье, Билли говорит на выдохе:
- Очень, очень сексуально.
Я широко улыбаюсь.
- Сколько тебе разрешено взять вещей?
- Я думаю, столько, сколько захочу.
- Правда? И сколько это?
Я почему-то вспоминаю о белом платье.
- Я не знаю.
- Итак, что произошло прошлой ночью?
- Он сердится на меня, Билл. Ужасно сердится.
- Он не причинил тебе боль, не так ли? - я слышу праведный гнев в голосе Билли. Она такой баламут.
- Нет, - отвечаю я, - но я считаю невозможным обсуждать с Билли то, что я чувствую к Блейку. Для Билли секс - это развлечение, она занимается им, когда чувствует настроение заняться сексом. Для меня, и я подозреваю, что для Блейка тоже, это необходимость вызывающая зуд. И я понимаю, что именно в этом и заключается причина, из-за которой он злится. Он ненавидит терять контроль, контроль необходим ему, как воздух. На самом деле, если бы я пыталась одним словом описать его личность, то это было бы слово - контроль. Вся его жизнь - это контроль над собой и другими. Он контролирует все, то, что делает, что ест, и как ест, все свои дела, с погрешностью на точность во времени, и с точностью до безупречного внешнего вида. Я ни разу не видела ни одной пылинки на его обуви.
До тех пор, как я вернулась, все было в превосходном порядке, все было поделено и занимало свою нишу, отдельное место для невесты и любовницы. Теперь все перемешалось. Я была, словно прядь волос на его голове, которая не хотела приручаться. Он хочет уйти и чувствовать только отвращение ко мне, но не может. Я прямо смотрю в глаза Билли.
- Его настоящий гнев направлен не на меня, а на себя самого, из-за того, что он по-прежнему хочет меня.
- Я не ругаюсь на него. Я только боюсь, что все выйдет из-под контроля и разразиться скандал, а он будет не в состоянии или не пожелает защитить тебя от своей семьи и этой суки.
Я не рассказываю ей о моем недавнем столкновении с Викторией в Harvey Nichols. Потому что это будет похоже, словно запустить кошку в голубятню. Билли остается со мной до пяти часов, пока не рассасываются пробки на автомагистралях, и это происходит где-то в районе шести. Я отправляю ее домой с тяжелым сердцем и даю с собой пару банок козьего молока.
В семь я выхожу из ванной и надеваю синее платье, длинное и прямое со сдержанным вырезом, оно значительно подчеркивает глубину моих синих глаз и делает формы более округлыми, которыми я уже давно не обладаю. Я одеваю темно-синего переливающегося цвета туфли, и слышу, как Блейк входит в апартаменты. Я смотрю на часы. Он пришел рано. На моем лице застывает удивление, когда он проходит прямо в спальню. Мгновение мы смотрим друг другу в глаза. Он одет в серебристо-серый костюм, белую рубашку, и полосатый черно-красный галстук.
- Я надеюсь, ты оделась в эту монашескую робу не из-за меня, так как я стащу ее с тебя при первой возможности, - говорит он.
Раньше он подходил ко мне и говорил, как прекрасно я выгляжу. Мои руки так безнадежно дрожат, что я взмахиваю ими, и опускаю по бокам. Теперь, чтобы я не делала, он не будет признавать ничего, за исключением того, чтобы окончательно утвердиться, что я шлюха. Он идет к кровати. Дневник лежит на тумбочке, берет его в руки и открывает на первой пустой странице, подходит ко мне почти вплотную, его лицо опять одна сплошная маска, не выражающая ничего. Опускает руку в карман пиджака и достает гладкую черную перьевую ручку. Швейцарскую. Очень дорогую. Он молча протягивает мне дневник и ручку.
Я забираю их и следую в столовую, сажусь на длинный полированный стол и пишу:
День 1
Блейк разорвал белое платье пополам, которое мне действительно очень понравилось и жестко трахал меня в спальне напротив стены. Затем он бросил меня на кровать, возбудив меня и ничего не сделав, чтобы снять мое напряжение, и назвал меня словом на букву "п".
Я возвращаюсь в гостиную, где Блейк наливает себе рюмку виски, мне кажется, что мои огромные глаза становятся еще больше от испуга, но все равно протягиваю ему дневник и ручку. Он открывает и читает два предложения, которые я написала и смотрит на меня с изумлением.
- Слово на букву "п". Может мне стоит напомнить тебе, что ты сама из бараков, где...э-э... слово на букву "п" почти основная часть речи?
Я поднимаю подбородок вверх.