* * *
В день похищения председателя Русского общевоинского союза Скоблин буквально вихрем носился по всему Парижу. В 16.00 в сопровождении полковника Трошина и капитана Григуля он приехал к генералу Деникину и сказал ему: "Ваше превосходительство, позвольте мне от имени всех корниловцев покорнейше поблагодарить Вас за то, что вы приняли наше приглашение и приехали на юбилей. Все мы были рады, а ваши слова о беспримерной доблести полка растрогали всех корниловцев до глубины души.
– Встрече со славными корниловцами я всегда рад!
– Ваше превосходительство, покорнейше прошу Вас принять участие и в праздновании юбилея чинов полка в Брюсселе. Присутствие генерала-первопоходника будет приятно всем корниловцам".
Однако Антон Иванович от предложения отказался. Мотивировал он это тем, что у него сейчас есть срочные дела, а Скоблин мог бы и заранее об этом предупредить. Все уговоры генерала успехом не увенчались. Деникина не зря называли непреклонным…
(Через 60 лет после этих событий дочь генерала так опишет эти события: "Скоблин приехал в своем автомобиле. Наши окна выходили во двор. И папа видел, что там два человека вокруг автомобиля гуляют. А Скоблин стал благодарить папу за то, что он приехал на Корниловские празднества, а потом начал его уговаривать поехать с ним в Брюссель, где будут новые торжества. Папа отказывался. А когда тот стал его упрашивать поехать на автомобиле, папа совсем рассердился. И вдруг открылась дверь в соседнюю комнату, а там натирал пол наш друг – казак, он услышал, что папа сердится, и вошел. Скоблин, увидев казака огромного роста, явно испугался, тут же простился и ушел. На следующее утро все газеты написали о похищении генерала Миллера и о том, что генерала Деникина тоже едва не похитили".
Странно, что Антон Иванович не узнал Григуля и Трошина. Еще более странно, что Марина Деникина-Грей, автор книги о похищении Кутепова и Миллера, так и не узнала, кто же были эти два человека, которые прогуливались около автомобиля. Хотя они стояли навытяжку перед генералом в тот момент, когда Скоблин уговаривал его ехать в Брюссель. И оба проходили свидетелями по этому делу и выступали в суде…)
Спустя час трое корниловцев вошли в квартиру Евгения Карловича Миллера. Узнав о том, что председателя РОВС нет дома, они крайне огорчились. Выразив жене сердечную благодарность от лица всех чинов полка за те добрые слова, которые генерал высказал им на юбилее, Скоблин, Трошин и Григуль откланялись. Лишь Николай Владимирович на секунду задержался в дверях, смотря на кресло, в котором любил сидеть вечерами хозяин дома.
* * *
1 октября 1937 года в парижском Дворце правосудия Надежду Плевицкую подвергли первому по-настоящему серьезному допросу. Следователь, выражаясь фигурально, решил сразу зай-ти с козырных карт: пригласил присутствовать при этом жену и сына похищенного генерала Миллера. Их встреча с Плевицкой была весьма драматичной о чем можно судить даже по беспристрастной стенограмме:
"Следователь: Как вы провели четверг? Что делали? С кем встречались? Видели ли мужа?
Плевицкая: Если бы я его увидела, я бы вцепилась в него, не отпустила бы от себя, на эшафот вместе с ним пошла, чтобы он ни сделал! Но я не нашла его. Не нашла моего Николая. Я знаю, генерал Миллер исчез, это несчастье. Но поймите, мой муж бросил меня. Покинул.
Следователь: Где же вы были весь день? Где его искали?
Плевицкая: Я сама не знаю. Я как безумная была. Ходила, брала такси, в Булонский лес, в Сен-Клу, сама не знаю куда. Я Парижа не знаю, улицы не помню. Всегда муж возил меня в автомобиле. В каждой машине мерещилось мне, не он ли? Галлюцинации какие-то. Я даже думала, не у Миллера ли он.
Следователь: Если вы думали, что ваш муж мог быть в доме генерала Миллера, почему вы не поехали туда?
Плевицкая: Я по-французски не говорю, на какой улице была тогда, не знала. Ну как я могла знать, как туда ехать? А потом я боялась. Может быть, он не там.
Следователь: Почему Вы не позвонили по телефону?
Плевицкая: Не умею говорить. Не могу. Вообще я растерялась.
Следователь: Где вы завтракали и обедали в тот день?
Плевицкая: Я не ела весь день. Была в кофе на площади Жанны Дарк около Тюйлериского сада. Надеялась, что сюда придет мой муж, здесь мы бывали часто.
Следователь: Были ли у вашего мужа деньги, когда он уходил из отеля "Паркс"?
Плевицкая: Нет, у него ничего не было. Уходя с Мацылевым, он оставил в отеле бумажник со всеми нашими деньгами.
Следователь: На какие деньги жили вы и ваш муж?
Плевицкая: Я давала концерты, хорошо зарабатывала, особенно в турне по Прибалтике, в Финляндии, на Балканах.
Следователь: Но мы знаем, что вы жили выше ваших средств.
Плевицкая: Нет, нет. А когда нам не хватало денег, мой друг Эйтингон выручал нас. Он – богатый человек, присылал нам деньги из Берлина. А сколько – точно не помню. Это знал мой муж, он вел наши денежные дела.
Миллер: Вы же знаете, что случилось. Вы обязаны помочь найти наших мужей.
Плевицкая: Но я ничего не знаю, я ни в чем не виновата.
Миллер: Умоляю Вас, скажите всю правду, все, что вы знаете.
Плевицкая: Но я, в самом деле, ничего не знаю! Как Вы могли поверить этим подлым слухам?
Следователь: Скажите, а почему Вы не пришли к мадам Миллер, узнав о постигшем ее горе? Ведь эта семья была Вам не чужой
Плевицкая: Не знаю. Об этом совсем не думала".
В этот момент следователь вытащил из ящика стола записную книжку Скоблина. Это был сильнейший психологический удар. Плевицкая немигающим взором смотрела на нее несколько, показавшихся ей целой вечностью, секунд. Она с тревогой ждала вопроса. И он последовал, но вовсе не тот, к которому она морально успела приготовиться: "Скажите, что означает эта запись в блокноте вашего мужа: "Передать Е.К. о свидании в 12 ч. 30 м. 3 П 67 гри"?"
Плевицкая, едва отдышавшись, смогла выговорить лишь: "Ничего не знаю, ничего не понимаю".
Следователь, казалось, только этого ждал. Пристально глядя в глаза Плевицкой, он чеканил слова, как шаг на параде: "Все ясно. Ваш муж заманил генерала Миллера на свидание. Он главный виновник похищения. А Вы – его сообщница".
Оставшиеся вопросы, самым главным из которых был финансовый, сути уже не меняли. Плевицкая вдруг отчетливо поняла, что выбраться из этого капкана будет очень сложно, если вообще возможно. Ни одному ее слову следователь не верил. Вдова Миллера всем своим видом показывала, что считает именно Скоблина главным виновником похищения председателя Русского общевоинского союза. Друзья мужа отвернулись от нее. Она осталась одна против всех. Русская эмиграция словно мстила ей за годы триумфа. Она еще не знала, что главный удар по ней наносится как раз в эту минуту…
* * *
Несмотря на всю закрытость "Внутренней линии", избежать утечки информации не удалось. Некоторые документы попали в руки членов Национально-трудового союза нового поколения. 9 октября 1937 года был обнародован доклад парижского отделения. В зале Социального музея яблоку негде было упасть. В гробовой тишине люди слушали ужасающие подробности:
"Вся русская эмиграция взволнована сейчас исчезновением генерала Миллера. Наш союз в лице Председателя РОВСа потерял доброго друга, лично относившегося к нам с неизменной и глубокой симпатией. Этот удар, нанесенный большевиками РОВСу, фактически нанесен всей национальной эмиграции, ибо основным мотивом преступления несомненно являлось желание большевиков провести на руководящие посты РОВСа людей, тесно связанных с конспиративной организацией, именуемой "Внутренняя линия". На пути осуществления этого плана стоял генерал Миллер, которого надо было заменить своим человеком.
Цель же "Внутренней линии" заключалась:
1) в насыщении своими агентами всех национальных русских организаций в эмиграции.
2) в объединении этих организаций под единым руководством и контролем "Внутренней линии", которая к этому времени должна была занять все командные посты в РОВСе и использовать его доблестный флаг.
3) в полной изоляции и дискредитировании НТСНП как организации, ускользнувшей от ее контроля и ведущей самостоятельную непримиримую и решительную борьбу с поработителями России.
До сего времени мы не вскрывали публично эту организацию, считая, что такое вскрытие может быть принято как интрига и клевета против самого РОВСа. Но о существовании подрывной и подозрительной работы "Внутренней линии" мы своевременно сообщали ответственным руководителям РОВСа и других организаций. Предавая гласности часть имеющихся у нас данных, мы настойчиво подчеркиваем, что большинство рядовых сотрудников в этой "Внутренней линии" – честные и порядочные люди, поверившие своим руководителям – людям с именами и боевыми заслугами в прошлом…"
Когда же один из докладчиков напрямую обвинил во всем генерала Шатилова, по залу пробежало заметное волнение. Пришедшие на это собрание ждали сенсации. И получили ее, услышав: ""Внутреннюю линию" надо выжигать каленым железом!"
В своих воспоминаниях "Новопоколенцы" Борис Прянишников приводит финальную часть своего выступления: "Для нас нет никакого сомнения в том, что похищение генерала Миллера организовано большевиками.
В расчеты большевиков не входила записка генерала Миллера.
Допустим на несколько минут, что генерал Миллер записки не оставил. Посмотрим, какие положительные результаты получили бы большевики:
1. Факт второго похищения Председателя РОВС должен был показать всем, что именно Русский общевоинский союз почитается большевиками врагом № 1.
2. По всем данным, нужный "свой человек", Н. Скоблин, становится в легальном порядке начальником I Отдела РОВС. Такое положение, как одного из руководителей организации "враг № 1", придает ему исключительный авторитет.
3. Этот искусственный, раздутый авторитет безусловно обеспечивал ему решающее влияние в проектируемом и весьма вероятно инспирированном "Внутренней линией" центре объединенных организаций.
4. Наконец, устранялся с пути неудобный для "Внутренней линии" генерал Миллер, знавший много о ее деятельности.
Национально-трудовой союз нового поколения принужден был бы выбирать между вступлением под контроль "Руководящего Центра" или травлей со стороны линейца Скоблина и руководимых им через агентуру "Внут. линии" эмигрантских организаций, входящих в этот центр, за срыв "святого" дела объединения.
Таким образом, через "Внутреннюю линию", большевистский агент направлял бы деятельность объединенной русской эмиграции, а НТСНП, как не поддавшийся на провокацию, стал бы изолированным в эмигрантской среде, травимый и гонимый своими же.
Такое положение могло быть желательно только большевикам. Весь этот план сорван запиской генерала Миллера".
* * *
Русский общевоинский союз ответил достаточно оперативно. Начало в информационной войне положил "Вестник галлиполийцев", в статье о похищении генерала Миллера написавший: "Роль Скоблина в этом деле не ясна". Дальше в ход пошла "тяжелая артиллерия" в лице Ивана Лукьяновича Солоневича. Обстоятельно побеседовав с генералом Абрамовым, он вынес твердое убеждение, что Скоблин предателем быть не может, потому что этого не может быть никогда. В своей газете "Голос России" он опубликовал огромную статью в поддержку главного корниловца: "В наше время возможны всякие варианты азефовщины. Однако генерал Скоблин, главным образом благодаря его жене Н.В. Плевицкой, был вполне обеспеченным человеком и имел возможность разъезжать по Европе на собственном автомобиле. Плевицкая не так давно получила весьма основательную премию по поводу ее автомобильной катастрофы. Я не склонен предполагать генерала Скоблина таким идиотом, который имея на глазах целый ряд примеров, начиная от Слащева и кончая Тухачевским, стал бы продавать свою душу за чертовы черепки. За ним – немалый боевой стаж, а Надежда Васильевна – глубоко и искренне верующая женщина, и предположение, что она могла участвовать в предательстве, мне кажется чрезвычайно маловероятным".
Правда, достаточно быстро Иван Лукьянович изменил свою точку зрения и впоследствии писал:
"Я не хочу повторять всей истории наших софийских мытарств. Да, были самые лучшие отношения с РОВСом. Да, я слал ему на добровольную цензуру свои сомнительные статьи. Да, написал под его диктовку и скоблинскую статью. Нужен был, во-первых, скоблинский удар по черепу, и, во-вторых, нужно было на своем собственном опыте прощупать ту страшную настойчивость, с которой из года в год пряталось от глаз эмиграции то самое место, в котором сходятся нити Монкевицей, Линницких, Коморовских, Скоблиных и Н. Абрамовых. Эта настойчивость была прощупана. Всякие иллюзии были сметены.
Думать о том, что Скоблин действовал в одиночку, могут только люди безнадежно наивные. Вся сеть осталась нераскрытой. Всякая посылка в Россию неизбежно запутается в этой сети. Да и зачем слать? Террор? Три-пять актов за двадцать лет – и это на полтора миллиона коммунистов? Пропаганда? А что пропагандировать? РОВСовскую аполитичность? Заниматься шпионажем? Пусть занимаются те, кого для этого дела нанимают иностранные контрразведки.
Знаю, умные люди скажут: разваливаю и ту, пусть слабую, работу, какая была. Отвечаю: вся эта работа была ерундой. Новую можно строить только в том случае, ежели скоблинская база будет окончательно расчищена. Мы не можем тратить на одного рядового коммуниста по десяти наиболее жертвенных людей эмиграции – никаких кадров не хватит.
Словом, после скоблинской истории, а также и ее продолжения стало совершенно ясно: никаких дел "на Россию" с этой публикой вести нельзя. Нельзя вести даже и помимо этой публики, ибо она пронюхает и… выдаст. Нельзя вести еще и потому, что попробуйте вы доказать, что Иван Лукьянович – не просто второе издание Скоблина".
Следующий номер "Вестника галлиполийцев" содержал уже две статьи на заданную тему. Тон задал капитан Ларионов: "Я не хочу разбирать всю нагроможденную чепуху, все хрупкое, подтасованное здание фантастических преувеличений больного воображения и просто клеветы". Еще дальше пошел капитан Полянский: "РОВС пережил еще один удар, и этот удар только закалил в борьбе, научил и сплотил то основное ядро, которое составляет его силу".
Но это была только прелюдия. Все ждали, что же скажет Шатилов. И он не мог долго стоять в стороне, наблюдая, как втаптывают в грязь его имя. 16 октября в парижской газете "Последние новости" вышло интервью с генералом, где он постарался расставить все точки над "i" в истории "Внутренней линии".
"Организация возникла в 1926-27 годах по личной инициативе генерала Кутепова, который подобрал несколько надежных офицеров и поручил им наблюдать за тем, чтобы в нашу среду не проникали большевистские агенты. На этих офицерах лежала задача укреплять авторитет начальников, сохранять связь с Софией и одновременно обслуживать Кутепова, привлеченного Великим князем Николаем Николаевичем для специальной деятельности.
Цели "Внутренней линии" имели исключительно местное – зарубежное значение и такими оставались все время. Свою работу генерал Кутепов вел по другим каналам.
Месяца два спустя после моего ухода я узнал от генерала Миллера, что он приказал деятельность "Внутренней линии" прекратить. А спустя, примерно, год я узнал от некоторых начальников 1-го армейского корпуса, с которыми встречался, что организация возобновила работу и что во главе ее поставлен генерал Скоблин.
Миллер, как и я, никогда во главе "линии" не стоял и ею не управлял. Он имел к ней отношение только как начальник РОВС. "Внутренняя линия", по моему убеждению, давно умерла. Но я не хочу отмежеваться от тех, кто бескорыстно и с полным сознанием долга принимал участие в этой работе.
Я членом организации не состоял, но по внутренней переписке организации, руководство которой в значительной части было возложено на меня (я принимал доклады, давал задания и указания), мое имя также обозначалось псевдонимом. Поскольку существовал какой-то, я его не соблюдал и обещания не приносил. Однако и устава никакого не было".
Не успела русская эмиграция вдуматься в содержание этого интервью, как заговорил "великий немой" капитан Закржевский: "Мы оберегали РОВС и помогали его возглавлению. И обратите внимание: за указанный период, с осени 1930 по осень 1935, у нас не было ни крупных потрясений, ни похищений. Значит, мы свою роль выполняли честно и в достаточной мере бдительно. Генерал Миллер не только знал о работе "Внутренней линии", но знал всех ее чинов, доверял ей и неоднократно пользовался ее услугами".
Разумеется, оба послания не остались без внимания членов НТСНП. Они разобрали интервью Шатилова буквально по предложениям, указав минимум пятнадцать пунктов, в которых ближайший помощник Врангеля обманывал русскую эмиграцию. Еще больше досталось Закржевскому, который, дав интервью, снова принял "обет молчания". А отвечать все же надо было, слишком серьезные были пункты обвинения. Вот лишь некоторые из них. Похищение генерала Кутепова не было предотвращено. Генерал Миллер был похищен видным деятелем "Внутренней линии" Скоблиным. Именно "линейцы" и провоцировали конфликты между РОВС и НТСНП.
И все же Шатилов больше не проронил ни слова. Дескать, я все сказал, а там – думайте, что хотите. Вместо него выступил капитан Ларионов. "Целью выступления НТСНП было не разоблачение, а сведение личных счетов. Не очистка рядов от провокаторов, а внесение розни в ряды национальных организаций. Не служение идее Национальной Революции, а самореклама. Не борьба с большевиками, а борьба с РОВС. Полагая, что союз тяжело болен, решили "придушить дядюшку", чтобы воспользоваться на правах родственника кое-каким добришком. Но Русский общевоинский союз еще не развалился и найдет внутренние силы, чтобы перенести очередной большевистский удар". В довершение он обвинил Прянишникова во лжи и пригрозил подать в суд. "Борец за правду" немедленно успокоился и продолжил свои разоблачения лишь спустя 20 лет.
Однако НТСНП не собирался останавливаться в своем расследовании действий "Внутренней линии": "Наши разоблачения, как это легко было предвидеть, всколыхнули эмиграцию и вызвали в ней самые разнообразные чувства и настроения. Не нужно думать, что это печальная привилегия только нашей эмиграции, являющаяся прямым результатом господствующего у нас разброда умов. Тем не менее всегда, как и у нас сейчас, создается обстановка нервозности и напряжения, которую спешат использовать ловцы рыбки в мутной воде. Если мы не хотим попасть на крючок этих ловцов, нам необходимо соблюдать максимум выдержки и спокойствия, а главное, не давать возможности быть властителями наших дум тем, кто главной своей целью ставит внесение раздоров в национальную эмиграцию.
К сожалению, нам не известен ни один положительный факт, который мы могли бы внести в актив "Внутренней линии". Ни один большевистский провокатор (а сколько их было в эмиграции?) не был "Внутренней линий" публично разоблачен. По крайней мере, мы о таких случаях не слышали. Что, кроме демагогических фраз, могут выставить в свою защиту ответственные руководители "Внутренней линии" и их анонимные коллеги… или покровители?
Из сопоставления пассива и актива "Внутренней линии" становится очевидным, что она не только не была "глазами и ушами РОВС", его "ангелом хранителем", что это не только вредная, но и преступная организация.