– Тетка дико обиделась, как это он посмел лечь не в тот гроб, который она для него выбрала, и не пожелала оставаться в родном доме, а сняла гостиницу, чтобы там "смиренно", как она сказала, дожидаться оглашения завещания.
– И когда же это произойдет? – спросила я.
– Понятия не имею, сестрица! – Рейно развел руками. – Должно было сегодня утром. Но вы же вместо этого пожелали встретиться с нотариусом! – Он схватил кружку конюха и опустошил ее залпом. – А где Глиссе? Я же за ним сюда шел!
– В моей ванной удаляет крысу.
– Крысу?
– Еще один безобидный приветик от вашей Моник.
Рейно крякнул и ударил кулаком по своему колену. Гавр поддержал его лаем. Рейно резко поднялся.
– Ладно. Шарло, пошли. А то там Жишонга один с этими дармоедами из компании по сигнализации. За что только мы им платим! А ты, Фернан, давай быстренько за Глиссе.
Тренер с явным неудовольствием поднялся из-за стола, кивнул и торопливо пошел из кухни.
– Скажи, чтоб договор прихватил с этими сигнальщиками! – крикнул Рейно ему в след. – Мы в районе четвертой лунки. Вперед, Гавр, да не путайся ты под ногами! До встречи, сестрица! – Он помахал мне рукой уже из-за двери через головы своей свиты. – Приятного аппетита и привет нотариусу!
– Подождите! Мы еще не все выяснили! Ночью стонал и звал меня сначала женский голос!
– Да бросьте, сестрица! Моник здесь больше нет!
Дверь захлопнулась.
– Но это правда был голос женщины, – сказала я и начала есть торт. – И совсем не такой, как у Моник.
Повар поставил передо мной чашку кофе и улыбнулся.
– Вы просто перенервничали, мадам метресс. Никаких женщин сейчас в доме нет. Разве что малыш Рене от скуки ночью включил видик и перестарался с громкостью. Сале, а ты чего так жалобно смотришь? Тоже хочешь кофе? Давно б сказал. Между прочим, мадам метресс, он ждет вас с десяти утра!
– А сейчас сколько?
– Начало второго. Обед для старшего персонала всегда ровно в полдень. Как раз между гостевым завтраком и ланчем. Хозяин обычно питался с нами, но если вас не устраивает…
– Устраивает, – сказала я. – А торт просто замечательный. И какой восхитительный пармезан! Обожаю этот простой сыр.
Глаза повара округлились.
– Бог мой! Мадам метресс! Вы едите пармезан с тортом!
– Это преступление?
– Не думаю… С пармезаном ел сладкое один только шевалье де Ласмар…
Глава 14,
в которой нотариус
Если кухня в Манор дю Ласмар напоминала собой павильон для блокбастера с размахом, то интерьер нотариальной конторы напоминал лишь о бренности бытия. Нотариус оказался жизнерадостным седовласым старцем с ухоженной бородкой. На левом мизинце поблескивал "братский" перстень.
– А ведь я знавал вашу матушку, – сообщил старик с мечтательным выражением на лице. – Редкой красоты была женщина… Никогда не мог понять, почему он на ней не женился? Из очень благородной фамилии.
– Извините, мсье Анкомбр, но девичья фамилия моей матери всего лишь Пиньи.
– Правильно. Пиньи. Очень респектабельное семейство! Не было никаких причин моему другу Ромуалю отказываться от очаровательной Лидии.
– Клодин, мсье Анкомбр.
– Конечно! Как я мог забыть! А у вас есть ее портрет?
– Да. – Я вытащила бумажник из сумочки, раскрыла его и протянула нотариусу. – Правда, довольно старое фото. Здесь мама вместе с моей бабушкой незадолго до бабушкиной смерти.
– Мои соболезнования, – сказал нотариус и минут пять искал в бумагах очки. – Она! – нацепив их на нос, закивал он. – Она! Просто потрясающе красивая женщина! – Нотариус отставил бумажник с фотографией подальше. – Совершенно не изменилась. Бедная Лидия, ох, простите, Камилла! Не изменилась ни капли! – Он положил мой раскрытый бумажник на стол и снова зарылся в бумагах, добыл большой толстый конверт, залез в него и извлек полосочку моментальных снимков. – Смотрите, ваша матушка не подвластна годам!
Рядом с цветным снимком лег черно-белый столбик из четырех фото. Моя смеющаяся, совсем молодая мама в объятиях веселого мужчины из того самого, вчерашнего альбома. На обороте четким почерком – ее имя и дата…
– А теперь приступим к делу, – словно из другого измерения заговорил нотариус. – Как вам известно, вы – единственная наследница нашего незабвенного шевалье Ромуаля из рода де Ласмаров, фундаторов Манор дю Ласмар. Это означает, что после соблюдения всех формальностей Манор дю Ласмар становится вашим со всей своей недвижимостью. Плюс значительное количество ценных бумаг, банковские счета и драгоценности. Сестра вашего отца, леди… э-э-э… – Анкомбр снова принялся рыться в документах.
– Леди Бруксвилл, мэтр, – помог ему Сале.
– Ну да, ну да. Вы должны выплачивать ей прежнюю годовую ренту. Затем имеется ряд легатов… – Нотариус опять зашуршал бумагами.
– Подождите! – опомнилась я. – А как же Рене Рейно? Я не могу быть единственной наследницей!
– Отчего же? – Нотариус поднял очки на лоб. – Такова воля покойного. Сын мадам де Ласмар от ее первого брака не упомянут в завещании как прямой наследник.
– Не упомянут? Этого не может быть! Это неправильно!
Нотариус мягко улыбнулся.
– Положа руку на сердце, я тоже не считаю, что мой друг поступил правильно. Некая стартовая сумма мальчику не помешала бы. Вы хотите еще что-то спросить, мадемуазель де Ласмар?
– Оглашение, мсье Анкомбр! Его ведь не было? А вы ведете себя так, как если бы…
Нотариус хлопнул руками по лбу; очки съехали на нос.
– Боже мой! Что творится с моей памятью! Простите мне мою старческую рассеянность, мадемуазель де Ласмар! Но вы такая красавица! Так похожи на свою матушку! Я позабыл обо всем на свете, увидев вас! Это все вы виноваты, Сале. – Старик погрозил ему пальцем. – Не напомнили. Я ведь должен был сразу же зачитать вам завещание, мадемуазель де Ласмар!
– Мне одной? Но ведь процедуру оглашения ждут очень многие! И не называйте меня мадемуазель де Ласмар! Моя фамилия – Брэбьи. И всю жизнь она меня вполне устраивала!
Старик выслушал с терпеливой улыбкой, погладил бороду.
– Мадемуазель де Ласмар, теперь позор смыт, и вы имеете полное право называться так. А что касается публичного оглашения, то, на мой взгляд, поскольку вы – единственная наследница, оно совершенно излишне. Но, безусловно, я понимаю вашу деликатность: вам хочется, чтобы все ваши недоброжелатели услышали последнюю волю покойного из моих уст. Не так ли? – Он склонил голову и ласково посмотрел на меня.
– Допустим… Но самое главное, мне не хотелось бы в момент оглашения оказаться случайным лицом.
– Ну что вы, мадемуазель де Ласмар! Какие могут быть сомнения!
– Вот именно, мсье Анкомбр, чтобы никаких сомнений больше не было, я и пришла к вам, чтобы окончательно удостовериться…
– В собственной неслучайности! – с хохотком Санта-Клауса закончил он за меня и протянул мне раскрытую ладонь. – Итак, ваши документы, неслучайная мадемуазель де Ласмар!
Я полезла в сумочку, собираясь с духом, чтобы задать еще один вопрос, но почему-то не обнаружила паспорт. Анкомбр и Сале доброжелательно наблюдали за моими действиями.
– Ничего не понимаю! Паспорт все время был тут! – Я растерянно перерывала сумочку, ощущая неприятный холодок по спине и чувствуя, как предательски дрожат руки.
– Не волнуйтесь, мадемуазель де Ласмар, – ободрил нотариус. – Вы ведь уже показали его при встрече моему поверенному. Ничего страшного. Найдется, тогда и назначим дату оглашения.
– Вот, мсье Анкомбр, все, что у меня есть. Ваш факс, билет на поезд, удостоверение преподавателя и мои водительские права. – Я протянула ему все это, едва справляясь с дрожью в руках. – На удостоверении и правах есть моя фотография.
– Как же вы все-таки похожи на вашу матушку, мадемуазель де Ласмар. На снимках даже больше, чем в жизни. – Старик добродушно изучал мое лицо, сравнивая с фото на документах. – Какое чарующее сочетание: блондинка с зелеными глазами!
Я вежливо поблагодарила за комплимент, но из-за пропажи паспорта задать тот свой вопрос так и не решилась. Ведь, пока не найден паспорт, нотариус имеет полно право не сообщать мне, чьими будут владения Манор дю Ласмар в случае смерти единственной и теперь уже определенно настоящей наследницы.
– Ах, мадемуазель де Ласмар, вы просто красавица, и как вы все-таки похожи на вашу мать! – тем временем разглагольствовал Анкомбр. – Но вы гораздо красивее! Правда-правда! Тут нечего стесняться. Красота – она от Бога, это ни ваша заслуга, ни ваша вина. А вы действительно очень красивая женщина, таких мало. Уж на что у Сале жена хорошенькая, но и ей далеко до вас!
Я невольно обернулась к Сале. Его голубые глаза были виноватыми и несчастными.
– Как хотите, дорогой мой Сале, но вам придется подтвердить мои слова, – не унимался нотариус, – а то, похоже, наша прекрасная мадемуазель де Ласмар считает меня льстецом.
– Непременно, – выдавил Сале с мукой в глазах.
– Господа, если мсье Сале не затруднит прямо сейчас еще раз съездить со мной в усадьбу или вызвать для меня такси, то я смогла бы, мсье Анкомбр, предъявить вам свой паспорт уже сегодня. Уверена, что он просто выскользнул из сумки, когда я доставала… э-э-э… платок или мобильный.
Нотариус расцвел улыбкой.
– Что ж, Сале, поезжайте, нельзя бросать в беде нашу прекрасную мадемуазель де Ласмар! Но прошу меня извинить, мадемуазель де Ласмар, сегодня никак не смогу быть больше вам полезен. Один из старинных клиентов очень болен, и я просто обязан успеть зафиксировать, так сказать, его последний завет.
– Простите, что вынужден задержать вас на пару минут, – хмуро произнес Сале, когда мы вышли от нотариуса, – но у меня дикая мигрень. Таблетки в моем кабинете, в моем столе, и это не займет много…
– Конечно же примите скорее! Я очень хорошо знаю, что такое мигрень. Идите. Я подожду вас на улице.
– Спасибо. Я быстро.
Он появился и правда очень быстро, и мы сели в машину.
– Извините, что заставил ждать.
– Какие пустяки. Я любовалась городом. Удивительное место! Импрессионисты и Средневековье одновременно.
Машина тронулась.
– Да-да. Знаете, мадемуазель Брэбьи, а мне совсем не нравится, что ваш паспорт пропал.
– Поверьте, я от этого тоже не в восторге.
– А я вас предупреждал, что с ними надо быть осторожнее.
– С кем?
– Вы меня прекрасно поняли.
– Сале, я готова списать ваш новый тон на головную боль и не разговаривать с вами, пока не подействует лекарство.
Он кашлянул.
– Не обязательно. Спрашивайте, если вас настолько волнует моя жена.
За окнами проплывали совершенно игрушечные разноцветные кирпичные домики. Простодушные и нарядные, как из детской книжки.
– Ваша жена? Ни капельки. Меня больше волнует, почему мне вы сказали, что я – единственная наследница, а Рейно – что все поделено поровну? Он недостаточно вам заплатил?
– Вот из-за чего вы не разговаривали со мной, когда мы ехали в город. Хотели удостовериться? Он вам все рассказал?
– Да, хотела. А все или не все, этого я не знаю. Но почему вы ему наврали?
– Вовсе нет. Или, по-вашему, просто от любви к искусству Рейно устраивает ваше похищение, это шоу с призраком за столом, ночные развлечения с голосами и гробом?
– Ну гроб в общем-то разъяснился.
– А голоса? Особенно женский?
– Не исключено, что это действительно мне почудилось.
– Ну-ну. Как и призрак за столом. Прекрасное основание для психиатрической клиники и опеки!
– Сале, о чем вы? Просто тренер по гольфу надел парик и говорил загробным голосом.
– Он сам подтвердил вам это сегодня?
– Нет. Но вы же были вчера за столом и прекрасно видели, что это всего лишь розыгрыш.
– Мадемуазель Брэбьи, к сожалению, мне как свидетелю не поверит никто. Их много, а я один. На их стороне профессор Гидо, а он, на всякий случай, специалист именно в области невропатологии. И видите ли… Это конечно же моя вина и непростительная ошибка… Но вчера под дождем вы были такая… такая… Как бы это сказать?
– Вы запугиваете меня опекой или больше переживаете, что о вашем злосчастном поцелуе узнает ваша жена?
Он шумно вздохнул, притормозил и съехал к обочине.
– Не узнает. Никогда не узнает.
В его голосе послышались слезы, и я иронично спросила:
– К чему такой пафос, Сале?
Он обернулся ко мне. В глазах стояла боль.
– Видите ли, дело в том, что… В общем, пять недель назад… Самолет упал в океан…
– О, Сале, простите, я даже не могла предположить!
– Ничего. Просто я никак не могу привыкнуть. А у мэтра Анкомбра – прогрессирующий склероз, поэтому он постоянно невольно… Ну не важно. Я все равно не собираюсь его подсиживать, тем более что ему совсем чуть-чуть до пенсии. – Сале мучительно поморщился и добавил с отчаянием: – Да еще эти мигрени! Я не успеваю ходить к своему врачу и выписывать рецепты! Упаковки едва хватает на два дня, а толку никакого. – Он схватился за голову, зажмурился. – Простите… – Отвернулся и замер, облокотившись локтями о руль.
– Сале. – Я сочувственно погладила его по плечу. – Давайте я поведу. Я запомнила, как мы ехали.
– Спасибо. Если можно. Голова просто раскалывается.
Мы поменялись местами.
– Кстати, а вы не пробовали пить просто аспирин? – через какое-то время спросила я. – Мне, например, всегда помогает.
– Просто аспирин?
– Да. Для моей бабушки аспирин был средством от всего. И меня он тоже не подводит. Сейчас приедем, подниметесь ко мне, примите таблеточку, полчасика посидите, и голова успокоится. Можете даже полежать на диване. Вы все равно не способны вести машину в таком состоянии.
Глава 15,
в которой паспорт
Дощатая будочка, защищавшая от непогоды мраморную леди Годиву, на фоне нарядных фасадов нормандских домов в лучах старательного зимнего солнца выглядела до смешного нелепо. Я объехала фонтан, остановила "пежо" у центрального корпуса, и мы уже вышли из машины, как из парка на Рыжуле выскочил Рейно. Во весь опор подлетел к нам и, почти заехав на лестницу, резко осадил недовольно зафыркавшую лошадь.
– Что еще стряслось? Почему вы вели его машину?
– У мсье Сале разболелась голова. Приступ мигрени.
Рейно посмотрел на него так, словно обнаружил поверенного только сейчас, но произнес вполне сочувственно:
– Да уж, видок неважнецкий. Может, позвать Гидо?
– Спасибо, – грустно сказал Сале. – Не стоит. Мадемуазель Брэбьи обещала дать мне аспирин.
Рейно сверху вниз зыркнул на меня.
– А что, в городе нет аптек? – Он спрыгнул на землю, похлопал Рыжулю по шее, сказал ей: – Постой тут, никуда не уходи.
– Дело в том, что… – начала я.
– Почему вы сбежали от нотариуса? Почему я от него узнаю о ваших проблемах с паспортом? Не могли сами позвонить мне? Или считаете, что это я его у вас украл?
– Не орите. У Сале болит голова.
Рейно шумно выдохнул, резко распахнул входную дверь.
– Прошу.
Мы все вошли в холл. Светлый и залитый солнцем.
– Во-первых, я не знаю вашего номера, – сказала я. – Во-вторых, я вас ни в чем не подозреваю, потому что, скорее всего, паспорт просто сам вылетел из моей сумки, когда я защищалась вчера от петуха.
Рейно резко повеселел, снял свою опереточную шляпу, перчатки и повел бровями.
– Вы так уверены, сестрица?
– Да.
Мы начали подниматься по лестнице.
– Тогда все-таки что же помешало вам позвонить мне? И Сале, и его патрон знают все мои телефоны. Мы бы тут быстренько нашли ваш паспорт, кто-нибудь отвез бы его вам туда, в контору. Подождали бы, поболтали бы полчасика со стариком, и все дела. А вы сбежали! И этот мнительный дед тут же звонит мне, дескать, теперь, раз у вас нет документов, оглашение откладывается неизвестно насколько, и делает мне всяческие намеки с криминальным привкусом. Довольны?
– Не очень. Такой ответ вас устроит?
– Тоже вообще-то не очень. – Он опять повел бровями; карие глаза светились лукавством; поправил свою непокорную прядь. – Ну да ладно. – Рейно прибавил шагу и, первым оказавшись у "Виктории", распахнул дверь. – Извольте, дорогая сестрица, приступать к поискам. Или сначала займетесь вашим пациентом? – добавил он, когда мы все были уже внутри.
Я внимательно посмотрела на него, а потом сказала Сале:
– Вам не трудно будет самостоятельно растворить себе таблетку? Аспирин в ванной на полке у раковины.
– Но мне неловко заходить в вашу ванную комнату…
– Иди-иди, – поторопил его Рейно. – Не кокетничай. На тебя больно смотреть.
– Ну и где же мой паспорт? – тихо спросила я, когда Сале скрылся из виду. – Вы ведь точно недоговариваете.
– А почему вы больше доверяете этому ничтожеству, чем мне? – тоже тихо спросил он.
Я еще не успела ответить, как Сале выглянул из спальни:
– Прошу прощения, но на полке только хорошенькая сумочка в горошек и какой-то странный предмет.
– Черт! – Рейно со всех ног кинулся в ванную.
Я влетела за ним и расхохоталась, увидев, какой "странный предмет" Рейно уже с недоумением вертит в своих руках.
– Это всего лишь моя плойка! Парикмахерские щипцы, чтобы завивать волосы. – Я достала из косметички флакон с аспирином и протянула Сале. – Держите. Я забыла, что убрала его в косметичку. Неужели никто из вас никогда не видел электрическую плойку?
– Благодарю. – Сале отвернул крышечку и вытряхнул на ладонь две таблетки. – Конечно, видел, просто обычно плойка действительно похожа на щипцы.
– А это какая-то странная конструкция, – сказал Рейно, поправляя свою прядь. – Трубка с дырочками!
– Замечательная конструкция! Дайте-ка сюда. Смотрите, вот так из дырочек вылезают зубчики, и волосы накручивают на них. А вот так зубчики убираются внутрь, и готовый локон легко снять. – Для наглядности я демонстрировала все это на себе; взгляд карих глаз Рейно был таким, как у моих студентов, когда я объясняю им нечто страшно сложное, а они радостно понимают все сразу. – Но самое главное, моя плойка совершенно безопасная, потому что она нагревается до нужной температуры, которая устанавливается вот этим рычажком, а потом, даже если я забуду выключить ее из сети, она не перегорит и не устроит пожара, потому что будет остывать и опять нагреваться до той же температуры. Ну как утюг.
– То есть как бы такой фен с функцией все-таки не щипцов, а щетки? – уточнил Рейно, снова забирая у меня плойку.
– В принципе да, она может работать и как фен, прогоняя сквозь те же отверстия горячий воздух. Но слишком много шуму. А без функции фена – абсолютно беззвучно.
– Просто потрясающе, – сказал Сале. – Но, простите, в чем я могу растворить таблетки?
– Это вы меня простите! Годится? – Я торопливо протянула ему полоскательный стаканчик. – У вас голова раскалывается, а я болтаю про какую-то дурацкую плойку!
Сале открыл кран и начал набирать в стакан воду.
– Пойдемте, сестрица, – сказал Рейно. – Приподнимем матрас в спальне и найдем ваш паспорт.
– Под матрасом? Зачем вы положили его туда?
Рейно со вздохом покачал головой.