* * *
Двор пребывал в Хэмптон-корте. Был октябрь, погода стояла холодная и ненастная, уже несколько дней меня лихорадило. Одной из главных радостей моей жизни были горячие ванны, которые я принимала весьма часто. Многие из придворных дам считали, что погружаться в воду слишком часто опасно для здоровья, но мне нравилось подолгу лежать в горячей воде, а после ванн я чувствовала себя очищенной и освеженной. Должна сказать, что после моего воцарения английские придворные стали значительно чище - я не любила, когда от людей дурно пахло. Довольно скоро дворяне научились часто мыться и менять нижнее белье, чтобы не вызывать моего неудовольствия. В стране заметно возросло производство мыла. Когда я отправлялась в очередную поездку, моя любимая ванна следовала в обозе. Всякий раз, когда мне хотелось расслабиться, ванну немедленно наполняли водой.
Однако на сей раз Кэт решительно воспротивилась, чтобы я в своем ослабленном недугом состоянии принимала ванну. Я прикрикнула на нее, поступила по-своему, и зря: уже на следующий день жар усилился, и мне пришлось лечь в постель.
Мой двоюродный брат, сын Мэри Болейн, лорд Хансдон, узнав о моем нездоровье, попросил срочной аудиенции. До моего воцарения его звали просто Генри Кэри, я же произвела его сначала в рыцари, а потом наградила титулом барона Хансдона. Я всегда поддерживала и продвигала своих родственников по линии семейства Болейн, а таким кузеном, как лорд Хансдон, вполне можно было гордиться. Он блестяще выступал на всех рыцарских турнирах, совсем недавно они вдвоем с Робертом на ристалище в Гринвиче одолели всех претендентов.
Вот почему я позволила, чтобы лорда Хансдона пропустили ко мне в спальню.
Он опустился на колени возле моего ложа и прерывающимся от волнения голосом попросил позволения привести лекаря, большого мастера своего дела, который недавно вылечил его, Хансдона, от тяжелого недуга. Я разрешила, и ко мне явился некий доктор Буркот. Он взглянул на меня, дотронулся до пылающего лба и безапелляционно заявил:
- У вашего величества оспа.
Оспа! Ужасная болезнь, почти всегда заканчивающаяся могилой! Те же, кому удается выжить, на всю жизнь остаются обезображенными. Я представила, как моя белоснежная кожа покрывается ужасными язвами, и меня затрясло.
- Нет у меня никакой оспы! Это не оспа! Уведите отсюда этого шарлатана! Он ничего не понимает в медицине!
Доктор Буркот молча поклонился и вышел, а я откинулась на подушку, клокоча от ярости.
Каждое утро я просыпалась в страхе и первым делом осматривала свое тело - не появились ли зловещие язвы. Язв не было, но лучше не становилось, жар все усиливался. Многие поговаривали, что королева при смерти, и Тайный Совет созвал специальное совещание, дабы определить порядок наследования. Некоторые считали, что наследницей должна быть Катарина Грей, другие настаивали на Генри Хастингсе, графе Хантингдоне. Он по материнской линии происходил из Плантагенетов; его предок, герцог Кларенс, приходился родным братом Эдуарду IV. Генри Хастингс был убежденным протестантом, и поэтому многие из членов Совета отдавали ему предпочтение. Все боялись, что Испания попытается посадить на английский трон Марию Стюарт.
С трудом открыв глаза, я немало удивилась - вокруг моего ложа собрался весь Тайный Совет. Неужели настал мой последний час?
В первый миг я подумала о Роберте Дадли. Что станется с ним теперь? Больше всего на свете он хотел править страной, и, надо сказать, он обладал для этого всеми необходимыми качествами.
- Милорды, - сказала я, - час моей кончины близок. Поэтому, очевидно, вы и собрались здесь.
Они молчали, и я поняла, что не ошиблась.
- Прошу вас назначить лорда Роберта Дадли протектором королевства. Такова моя воля… Обойдитесь милостиво с моим кузеном лордом Хансдоном, который служил мне верой и правдой… Я знаю, обо мне распускали слухи, но клянусь перед Господом: я люблю и всегда любила лорда Роберта Дадли, и все же меж нами никогда не было греха…
Мои слова растрогали членов Совета, и они пообещали, что выполнят все мои желания.
Я поблагодарила их и смежила веки.
Но лорд Хансдон по-прежнему верил в своего лекаря, которого я изгнала с таким позором. Мой кузен снова послал за этим эскулапом, чтобы он вернулся и спас меня.
Буркот, уроженец Германии, ответил, что и близко не подойдет к королевскому дворцу.
- Она оскорбила меня! - кричал доктор. - Назвала шарлатаном! Если бы ее величество прислушалась к моему совету, я мог бы ее спасти, а теперь пускай обходится без меня!
Посланец лорда Хансдона, влекомый то ли любовью ко мне, то ли страхом перед своим господином (последнее более вероятно), вытащил шпагу и велел доктору Буркоту надевать сапоги, плащ и отправляться в путь - иначе лекарю несдобровать.
На доктора Буркота эти решительные слова произвели глубокое впечатление. Он послушно надел сапоги, плащ и поспешил во дворец.
Должно быть, к этому времени я уже приближалась к порогу смерти. Буркот пробурчал, что его позвали слишком поздно, но, возможно, шанс еще есть.
- Нужно выгнать язвы наружу, - сказал он.
Его метода была поистине уникальной. Лекарь велел, чтобы возле камина расстелили матрас, меня обернули в ярко-алую материю и положили на это жесткое ложе. Лекарь дал мне выпить какой-то сладкий напиток - столько, сколько в меня влезет. Почти сразу же на руках и ногах появились красные пятна.
- Что это? - в ужасе воскликнула я.
- Я же говорил вашему величеству, что у вас оспа. Вы назвали меня шарлатаном, а теперь можете убедиться сами.
- Оспа! Лучше уж умереть.
- Какая чушь! - пожал плечами доктор, видимо, не испытывавший ни малейшего почтения к моей короне. - Лучше выгнать ее наружу, чем держать внутри - это верная смерть.
Я была сама не своя от горя и думала только о том, что теперь мое лицо будет навеки обезображено. Что поделаешь - я была земной, суетной женщиной, мне хотелось слыть не только великой монархиней, но и просто красивой женщиной.
В тот же день мне стало лучше. Жар спал, бред прекратился, но зато все тело покрылось воспаленными язвами.
Мэри Сидней объявила, что будет находиться возле моего ложа днем и ночью, будет следить, чтобы я не расчесывала зудящие раны. Если проявить терпение, следов на коже остаться не должно.
Я всегда сохраню в душе признательность этой женщине, хотя, конечно, был у нее и свой расчет - Мэри надеялась укрепить положение своей семьи, помочь брату. Моя Кэт дежурить возле моей постели уже не могла - она заметно сдала, постарела. Общество Мэри было мне особенно приятно, потому что она своим присутствием все время напоминала о Роберте. Мэри кормила меня, мыла, не спускала глаз, и за дни болезни я успела полюбить ее всей душой. Вскоре язвы начали понемногу сходить, но я решила, что не покажусь придворным, пока следы болезни окончательно не исчезнут.
Однажды утром я проснулась и увидела, что Мэри рядом нет. Произошло то, чего и следовало ожидать - Мэри заразилась оспой.
Кожа моя заживала быстро - должно быть, помогло крепкое здоровье. В отличие от многих придворных, включая и Роберта, я никогда не переедала, всегда содержала тело в чистоте, очевидно, это меня спасло. Несколько дней я провела перед зеркалом, не веря своему счастью. На коже ни единой язвочки, ни пятнышка! Гладкость и белизна полностью восстановились.
Всем этим я была обязана непривлекательному доктору Буркоту. Если бы не прогнала его в самом начале, моя болезнь не была бы такой тяжелой. В знак благодарности я подарила лекарю земельные угодья, а также золотые шпоры, принадлежавшие моему деду Генриху VII. Врач пробурчал слова признательности, но, по-моему, самой большой наградой для него было то, что я благополучно поправилась.
Душа моя преисполнилась радости и любви, я хотела всех награждать и миловать, но той, кому я была особенно благодарна, мои награды были уже ни к чему.
Никогда не забуду день, когда Мэри Сидни, едва вставшая с ложа болезни, пришла меня навестить. Лицо ее было закрыто темной вуалью. Она опустилась на колени, и сердце мое сжалось от страха.
- Ах, Мэри… - прошептала я.
Она откинула вуаль, и я увидела изрытое оспой лицо. От потрясения слова застряли у меня в горле. Мэри пожертвовала ради меня своим хорошеньким личиком.
- О, Мэри, Мэри! - всхлипнула я, и мы обе расплакались.
- Я сделаю для тебя все, что в моих силах, - пообещала я.
- Мне теперь ничего не нужно, - горько ответила она.
- А что говорит твой муж Генри?
- Он говорит, что между нами все останется по-прежнему… Но я видела выражение его лица. Ему страшно даже смотреть в мою сторону.
- Мэри, милая Мэри, ты всегда будешь рядом со мной.
Она снова покачала головой:
- Нет, я хочу только одного: чтобы меня никто не видел.
- Хорошо. Я отведу тебе апартаменты прямо здесь, во дворце. Будешь принимать лишь тех, кого пожелаешь. А я стану навещать тебя ежедневно. Мы будем разговаривать обо всем на свете… Мэри, дорогая, я никогда не забуду, что ты для меня сделала.
Мы крепко обнялись, но я знала, что утешить Мэри невозможно. Она пожертвовала всем ради меня. И еще я с ужасом думала, что со мной едва не случилось то же самое.
* * *
После моего выздоровления ко двору вернулась Леттис Ноуллз, недавно разрешившаяся от бремени. Я не забыла то, как она флиртовала с Робертом, но все же была рада возвращению своей любимицы. Леттис всегда отличалась живым, острым умом, а после родов ее яркая красота расцвела еще краше.
Мы частенько болтали с ней о том о сем, и хотя иногда она раздражала меня каким-нибудь чересчур дерзким замечанием, я всегда могла ущипнуть ее или влепить пощечину, тем самым напомнив, кто здесь госпожа.
Мне очень не хватало общества бедной Мэри. Я поселила ее в роскошных апартаментах, но она оттуда почти никогда не выходила. Всякий раз, оказываясь неподалеку, я заглядывала к ней, сообщала последние новости, и мы с приятностью проводили время.
Потом пришла весть, что мой незадачливый жених, эрцгерцог Карл, предложил руку Марии Стюарт. Я разозлилась, проявила известную несдержанность в выражениях, и Сесил справедливо упрекнул меня в непоследовательности: мало того, что я отказала жениху, так еще и желаю, чтобы он не доставался никому другому.
Непонятно было, как Мария отнесется в этому предложению. Ленноксы уже вовсю обхаживали ее, предлагая в мужья юного Данли.
Затем женился еще один из претендентов на мою руку - Эрик Шведский. Происшедшая с ним история настолько романтична, что я даже была тронута. Принц влюбился в простую девушку, продававшую орехи у дворцовых ворот. Влюбленность переросла в неистовую страсть, и Эрик женился на простолюдинке.
- Ах, как романтично! - вздохнула я. - Должно быть, из Эрика получился бы замечательный муж. Куда лучше, чем из этого австрийского повесы, предлагающего руку и сердце всем подряд.
Мария Стюарт занимала мои мысли все больше и больше. Кому она отдаст предпочтение - эрцгерцогу Карлу? Или, быть может, дону Карлосу, сыну Филиппа Испанского? Правда, говорят, что инфант полубезумен, но какое это имеет значение, если речь идет об испанском престоле?
Эта женщина не давала мне покоя. Неужели она действительно так хороша собой, как рассказывают? Каково ей в суровых шотландских дворцах - в Холируде, в Эдинбургском замке? Должно быть, бедняжка скучает по Франции, по галантным придворным и поэтам. В Шотландии ни галантности, ни поэзии не сыскать.
Я часто расспрашивала шотландского посла о его госпоже. Бывало, усажу Мелвилла рядом с собой и начну допытываться:
- Я наслышана о красоте вашей королевы. А вы находите ее прекрасной?
- Да.
- Еще говорят, что все мужчины поголовно в нее влюблены. А вы, мистер Мелвилл?
- Она - моя покровительница. Естественно, я ее люблю.
- Ну, это еще ни о чем не говорит. Столь верноподданный дворянин, как вы, любил бы и уродину.
- Королева Шотландии не уродина.
- Ладно. Расскажите-ка мне, как она одевается. Я слышала, что наряды ее сшиты по французской моде и что она вообще поощряет при дворе французские веяния.
- Я плохо разбираюсь в моде, ваше величество.
- А какая у нее прическа? Про мои волосы говорят, что они весьма необычного цвета. А у королевы Марии? Как вы считаете, чьи волосы красивее?
Забавно было видеть, как этот кислый молодой человек потеет и пыжится, пытаясь ответить на мои вопросы.
- Ваше величество, спросите лучше кого-нибудь другого. Я ничего в подобных вещах не смыслю.
- Понятно. Если бы цвет волос вашей госпожи был каким-нибудь необычным, вы бы, несомненно, обратили на это внимание. Скажите прямо: кто красивее, королева Англии или королева Шотландии?
- Королева Англии - самая красивая дама в Англии, а королева Шотландии - самая красивая дама в Шотландии.
- Это не ответ!
- Ваше величество, зачем вы издеваетесь над несчастным послом?
- Но ведь моя кожа белее, чем у нее? И волосы светлее, верно?
- Это так, ваше величество, однако…
- Что "однако"?
- Королева Шотландии все равно очень красивая.
- О королевах всегда так говорят. Сильно ли преувеличены похвалы в ее адрес?
- Как обычно в таких случаях, мадам.
Бедняжка, эти разговоры были для него сущим мучением. И все же я не оставляла Мелвилла в покое, желая выведать как можно больше.
- Кто выше ростом, я или она?
- Она.
- Значит, чересчур долговяза. Ибо мне говорят, что я идеального роста - не слишком высока и не слишком мала. Любит ли охотиться? Читает ли книги? Занимается ли музыкой?
- И охотится, и читает, и музицирует.
- На каких инструментах?
- На флейте и клавесине.
- И хорошо играет?
- Для королевы совсем неплохо.
Я не стала развивать эту тему, но мысленно решила: погоди, голубчик, скоро я тебе покажу, в чем я наверняка превосхожу твою госпожу.
В один из последующих дней я устроила небольшой концерт. За портьерой поставили клавесин, а в зале, среди моих фрейлин, сидел Джеймс Мелвилл. Таким образом, он слышал музыку, но не видел музыканта.
Мне рассказывали, что шотландец был совершенно очарован игрой. Когда затих последний аккорд, он воскликнул, что мелодия исполнена просто великолепно. Фрейлины спросили, знает ли он имя музыканта. Нет, ответствовал посол, но это большой мастер.
- Так знайте же, что на клавесине играла королева, - объявили они и отдернули портьеру.
- Ну вот, сэр Джеймс, - сказала я. - Вы слышали, как я играю. Кто лучше владеет клавесином - я или ваша госпожа?
И шотландец был вынужден признать, что на свете сыщется мало музыкантов, которые могут сравниться со мной.
- Даже высокоодаренная королева Шотландии? - недоверчиво спросила я.
- Никто, мадам. Вы играете великолепно.
Это признание несколько смягчило мое сердце.
Потом я специально танцевала для посла, и он признал, что королева Шотландии не может прыгать так высоко и крутиться так быстро.
Как-то раз я сказала:
- Ваша королева так прекрасна, обладает столькими добродетелями, что я знаю лишь одного мужчину, способного составить ей пару. Отправляйтесь к вашей госпоже, сэр Джеймс, и сообщите ей, что я предлагаю ей в мужья лучшего мужчину моего королевства.
Мелвилл уставился на меня, подозревая какой-то подвох.
- Я говорю совершенно серьезно, - продолжила я. - Я согласна лишить свой двор самого яркого бриллианта, дабы королева Шотландская могла украсить им свою корону. Предлагаю ей в мужья Роберта Дадли.
* * *
Новость распространилась со скоростью лесного пожара. Я знала, что она не оставит Роберта равнодушным, и меня совсем не удивило, когда он ворвался в мои покои с перекошенным от ярости лицом.
- По-моему, сэр Роберт опять забыл, что находится в присутствии королевы, - заметила я своим фрейлинам. - Оставьте нас, пожалуйста, ибо я намерена сделать ему внушение.
Дамы поспешно ретировались, однако можно было не сомневаться, что они будут подслушивать - еще бы, такой превосходный предмет для сплетен!
- Итак, милорд, чем объяснить ваше более чем странное поведение? - поинтересовалась я.
- До меня дошел чудовищный слух! - возопил Роберт. - Я в это не верю! Я требую немедленных объяснений!
- Робин, - вздохнула я. - Бывают моменты, когда ты испытываешь мое терпение. Относясь к тебе с искренней симпатией, я прощаю тебе кое-какие вольности, но ты заходишь слишком далеко.
- Нет, ты скажи, известно ли тебе, какие ходят слухи!
- Не забывайся. Здесь вопросы задаю я.
Роберт топнул ногой. Его лицо побагровело от гнева.
- Мне сказали, что я буду отправлен в Шотландию!
- Да, и там ты женишься на самой красивой из королев - во всяком случае, таковой ее считает шотландский посол. Я тебя не понимаю, Роберт. По-моему, ты должен радоваться такой удаче.
- Ах, так тебе все известно! Это твоих рук дело!
Я опустила голову, чтобы он не увидел моей улыбки. Роберт бросился ко мне, схватил за плечи. Тут я напомнила ему, что могу позвать стражу и его немедленно арестуют.
Не слушая, Роберт тряхнул меня что было силы.
- Ой, кажется Робин разозлился, - насмешливо бросила я.
- Как ты можешь быть такой бессердечной?
- Значит, тебе не хочется надеть на голову корону?
- Только не шотландскую!
- А как же прекрасная королева?
- Для меня существует только одна королева. Ты меня дурачишь!
- Нет, я говорю серьезно.
У Роберта была такое растерянное выражение лица, что продолжать розыгрыш было бы слишком жестоко, но я все же не удержалась от искушения.
- Ты заставила меня поверить, что мы… - начал он.
- Я? Я заставила? Нет, милорд, вы сами морочили себе голову. Сколько раз я тебе говорила, что не выйду замуж, что навсегда останусь девственницей. Говорила или нет?
- Говорила, но не всерьез.
- Робин, я знаю, тебе нужна королева. В Шотландии ты ее получишь.
- Нет!
- И наденет ее на тебя красивейшая из королев.
- Красивейшая из королев сейчас передо мной.
- А вот мастер Мелвилл с тобой не согласится.
- Он варвар из варварской страны!
- Возможно, ты и прав. Жалко было бы отправлять моего изящного шталмейстера в эту дикую страну. Оставлю-ка я тебя лучше здесь. Честно говоря, без тебя при дворе станет смертельно скучно.
Роберт схватил мою руку и поцеловал.
- Мне надоело слушать про красоту и таланты этой особы, - жалобно сказала я. - Вдруг она пойдет на меня войной? Как ты думаешь, многие ли из моих подданных встанут на ее сторону?
- Я всех их сотру в порошок, - хвастливо заявил Роберт. - В этой стране есть только одна законная королева. И если будет на то милость Божья, она будет править нами многие годы.