* * *
По моему приказу Джона Эппларда арестовали, сначала его допросил Сесил, потом Тайный Совет в полном составе. Норфолк и Суссекс тоже были членами Совета, но я их уже не боялась. Возвращение Лестера выбило у заговорщиков почву из-под ног. Можно было не сомневаться, что Сесил отлично справится со своей задачей - он должен был выставить Эппларда лжецом, иначе под ударом оказалась бы сама королева.
Я поступила совершенно правильно. Во время допроса было установлено, что Эпплард и в самом деле получил от Роберта деньги, однако это еще ничего не доказывало, поскольку Дадли вправе оказывать помощь своему родственнику. Далее Эпплард признался, что некоторое время спустя вновь потребовал у Роберта денег, однако граф Лестер счет его домогательства шантажом и прервал с ним всякие отношения. Вскоре после этого к Эппларду явились двое неизвестных и предложили ему хороший куш за новые показания по делу о смерти Эми Дадли. Не устояв перед искушением, Эпплард согласился.
Теперь лжесвидетель трясся от страха. Сесил неопровержимо доказал, что дело против графа Лестера было возобновлено лишь в связи с тем, что лорд попал в опалу. Выяснить личность двух неизвестных, явившихся к Эппларду, так и не удалось, но я не сомневаюсь, что они были посланы Норфолком.
Эпплард был готов искупить свою вину любой ценой. Он заявил, что его сестру, конечно же, никто не убивал. Далее он утверждал, что, даже получив взятку, и не подумал бы обвинить графа Лестера в преступлении. Просто ему казалось, что первое следствие проведено недостаточно тщательно, и все.
Тогда незадачливому свидетелю предъявили материалы следствия, но тут выяснилось, что он не знает грамоты, и судейские чиновники должны были прочитать ему все дело вслух.
Таким образом, неграмотный сутяга, в свое время воспользовавшийся щедростью Роберта, осмелился замахнуться на своего благодетеля, подкупленный неизвестными злоумышленниками. Дело было предельно ясным.
Немного посовещавшись, мы с Сесилом решили не привлекать Эппларда к ответственности, ни к чему делать из него жертву. Единственное, чего мы хотели, - чтобы скандал побыстрее забылся. В результате Эппларда отпустили, строго-настрого предупредив, чтобы в будущем он вел себя более разумно.
Роберт был еще в большем фаворе, чем прежде. Я знала, что теперь он десять раз подумает, прежде чем поведет себя столь вызывающе.
Все же пришлось принять кое-какие меры предосторожности. Я вызвала отца Леттис, служившего хранителем королевской сокровищницы, и сказала, что место жены - подле мужа, поэтому будет лучше, если Леттис отправится к месту службы супруга. Но ее супруг в Ирландии, ответил мне удивленный отец. Я нахмурилась и сказала, что так или иначе разлучать семью жестоко, от этого страдают дети.
Тут до тугодума дошло, чего я хочу, и Леттис покинула Лондон.
Я решила, что на этом в интрижке Роберта с Леттис можно поставить точку и больше по сему поводу не беспокоиться.
ЗАГОВОР РИДОЛЬФИ
Тем временем в Шотландии творилось нечто невообразимое. Всюду, где появлялась Мария Стюарт, начиналось настоящее землетрясение, беды преследовали эту особу по пятам. Очень быстро она убедилась, что избранник ее сердца, лорд Данли, слаб, ненадежен, да еще и привержен пьянству. Мария совершила большую глупость, когда провозгласила его королем Шотландии. Бесчинствам Данли не было предела: он ввязывался в уличные потасовки, со всеми перессорился, бессовестно злоупотреблял любовью жены. Неудивительно, что вскоре от этой любви не осталось и следа. Мария увидела то, что я давным-давно разглядела: глупость, слабость, предательство. Какой же она оказалась дурой! Лишний раз я убедилась, что королева не должна терпеть рядом с собой никаких соправителей.
Правда, она преуспела в другом - Сесил с явной укоризной во взоре сообщил мне, что шотландская королева беременна. Я пожала плечами, сказала, что Мария - дура, ведь она могла взять себе в мужья не жалкого Данли, а самого графа Лестера. На это Сесил ответил:
- Вашему величеству отлично известно, что Лестера никто бы не отпустил в Шотландию.
- Роберт и сам бы не поехал, - улыбнулась я, - поэтому не будем терять время, обсуждая то, чего быть не могло. Итак, Мария ожидает ребенка. Что ж, народ Шотландии будет рад появлению наследника. А у нас появится еще один претендент на престол.
- Рассказывают, что королева Шотландии в ужасе от пьяных дебошей своего супруга, от его скандальных связей. Наверное, рождение ребенка ее утешит.
Затем поползли слухи, что королева Шотландии проявляет чрезмерную симпатию к своему секретарю-итальянцу, Давиду Риччио, превосходному музыканту. Я без труда могла себе представить, что с обаятельным итальянцем королеве было куда веселее, чем с ничтожным Данли, а Мария к тому же всегда испытывала слабость к поэтам и музыкантам. Должно быть, она надеялась создать у себя в Шотландии некое подобие французского двора, слишком уж велик был контраст между Эдинбургом и Парижем.
Вскоре после прибытия Марии в Шотландию там разразился скандал с французским поэтом Пьером де Шателяром. Француз прибыл в Шотландию в свите королевы, а затем вернулся обратно ко двору Екатерины Медичи. Однако вскоре его вновь направили в Эдинбург. Должно быть, коварная французская королева хотела приставить к бывшей невестке своего шпиона.
Мне доносили, что Шателяр и Давид ле Шант, то есть Давид Певец (так она называла Риччио) все время находятся в обществе королевы. Про Шателяра сплетничали, что он любовник Марии. Однажды его обнаружили спрятавшимся в опочивальне королевы. Мария и ее фрейлины подняли шум, вызвали стражу, и все же я сильно подозреваю, что на столь отчаянный поступок француз мог решиться не без поощрения со стороны своей повелительницы.
После этого скандала Шателяр расстался с головой, беднягу казнили на базарной площади в Эдинбурге. Перед смертью злополучный влюбленный проявил незаурядное мужество. Мне рассказывали, что, уже стоя на эшафоте, он читал вслух строки из ронсаровского "Гимна смерти":
Приветствую тебя и почитаю,
Благая избавительница Смерть…
Красивый конец, ничего не скажешь. Бедный рифмоплет, его гибель не спасла репутацию королевы.
Далее события развивались еще более драматически. Мне так и не удалось выяснить, является ли Давид Риччио любовником Марии. Безусловно, шотландская королева была весьма неравнодушна к мужчинам, достаточно вспомнить, как она носилась с Данли перед свадьбой. Очевидно, Мария отличалась повышенной чувствительностью, в этом случае резонно предположить, что, охладев к супругу, она нашла утешение с итальянцем.
Мне было ясно, что итальянец обречен. Я столько раз слышала отчеты о его ужасной гибели, что без труда могу себе представить события той роковой ночи во всех деталях.
Итак, субботняя ночь во дворце Холируд. За окнами воет мартовский ветер, королева сидит в зале, ей нездоровится. По причине недомогания Мария ужинает в малой зале, в компании немногих избранных. Здесь ее незаконнорожденный брат и сестра, Роберт Стюарт и графиня Аргил, которую все называют леди Джейн. У отца Марии Якова V была всего одна законная дочь, но несметное количество бастардов. Лекарь посоветовал Марии поменьше двигаться и есть побольше слабо прожаренного мяса, поэтому, невзирая на Великий пост, за ужином подают мясное. Лорд Крич, первый камергер королевы, тоже сидит за столом. Здесь же придворный лекарь и конюший. Я выяснила все эти детали, чтобы лучше представить себе разыгравшийся в Холируде спектакль. Рядом с королевой, естественно, сидит ее любимчик Давид Риччио. Он в богатом красном камзоле, отороченном мехом, в атласном дуплете и бархатных панталонах. На шее брошь с громадным рубином. О камне упоминаю особо, поскольку он был подарен итальянцу самой королевой. Злые языки вели счет этим подаркам, видя в них доказательства прелюбодейства.
Давид играет на лютне, поет, развлекает гостей искусной беседой - одним словом, вечер проходит так же, как во все предыдущие дни. Внезапно двери распахиваются, и в залу через потайной ход, ведущий из личных апартаментов короля, входит сам Данли. Он нетрезв, пошатывающейся походкой приближается к королеве и плюхается на стул рядом с ней. Повисает неловкое молчание. Все привыкли к пьяным выходкам короля и ожидают очередной семейной сцены.
Но на сей раз все происходит иначе. Через ту же дверь входит рыцарь в доспехах. Мне рассказывали, что он был похож на злой дух или привидение. Рыцаря звали лорд Рутвен, он умирал от неизлечимой болезни, однако поднялся с ложа ради своего черного дела. Вид у него был такой, словно он восстал из мертвых.
Представляю себе, как зловеще выглядела эта сцена. Когда мне вновь и вновь пересказывали ее, я дрожала от ужаса. В первые мгновения собравшиеся решили, что перед ними не живой человек, а фантом. Затем через ту же дверь в залу ворвались остальные лорды. Я помню их всех по именам, ибо мы с Сесилом не раз впоследствии обсуждали, как нам быть с мятежными шотландцами. Убийц звали Мортон, Керр и Линдсей.
Рутвен громко и хрипло произносит, что Давид Риччио должен выйти - с ним будет разговор.
Бедный итальянский музыкантик понимает, что эти люди жаждут его крови, и бросается к королеве, дрожа, как перепуганный ребенок. Мария бледна, вот-вот упадет в обморок. Давид цепляется за ее юбки, кричит: "Нет! Нет!"
Но это его не спасает… Каково было Марии, когда ее любимчика прямо у нее на глазах выволокли в центр залы и искромсали кинжалами.
Должно быть, королева считала, что убьют не только Риччио, но и ее. Бедняжка, одна среди этих извергов, да еще беременна!
Я слышала, что в момент убийства Мария кричала: "Дэви, Дэви! Они убьют тебя! Меня они тоже убьют! Разве так поступают с королевой?"
Тогда один из убийц, неотесанный Керр, схватил ее за руку и велел замолчать, иначе, как он выразился, "разрубит на кусочки".
Тут Мария упала в обморок, и правильно сделала: что еще оставалось при подобных обстоятельствах.
Узнав об этой кровавой истории, я преисполнилась к шотландцам еще большей неприязнью. Конечно, Мария глупа и не умеет быть королевой, но как смеют эти мужланы так обходиться с законной государыней!
Придя в себя, королева увидела, что в зале никого нет, кроме Данли. Она набросилась на него с упреками, назвала его убийцей - причем не только Риччио, но скорее всего и еще не рожденного младенца. Данли в ответ обвинил ее в том, что она предпочла законному супругу компанию какого-то музыкантишки.
Королеву отвели в ее покои и поместили под стражу. Она чувствовала себя плохо, можно было ожидать преждевременных родов, поэтому послали за повивальной бабкой. Поскольку король заявил, что останется с Марией на ночь, стражу сняли, чего делать не следовало. Как могли заговорщики довериться Данли? Мария без труда склонила этого безвольного субъекта на свою сторону. Ночью они выбрались из дворца и ускакали в замок Данбар, где Марию поджидал один из ее сторонников, лорд Босуэлл с товарищами.
Казалось бы, ужасная ночь осталась позади, Мария спасена из лап кровавых убийц. Но каким же незавидным оказалось ее положение! Я с нетерпением ждала новых вестей из Шотландии.
Дни я проводила в Гринвиче. Я очень любила этот дворец - возможно, потому, что именно здесь появилась на свет. Мне всегда казалось, что гринвичские поля зеленее всех остальных, а листва на деревьях пышнее. Древние римляне называли это местечко Греновикум, а саксы - Гренавик, значит, в незапамятные времена название этого селения уже означало "Зеленый город". Мой предок Эдуард III построил здесь дворец, а в царствование Генриха VI здание было значительно расширено и украшено. Теперь оно превратилось в великолепный архитектурный ансамбль.
При дворе царило веселье, каждый вечер устраивались празднества, причем обычно на свежем воздухе, ибо дни стояли ясные и погожие.
Однажды вечером, после ужина, когда играла музыка и танцы были в разгаре, я заметила, что ко мне протискивается сэр Джеймс Мелвилл.
Я поняла, что он хочет сообщить мне какие-то важные новости из Шотландии, и остановилась, прервав танец.
Посол приблизился ко мне и прошептал:
- Шотландская королева родила мальчика.
Потрясение было таким сильным, что я не смогла скрыть своих чувств. Итак, после всех испытаний, после убийства фаворита, после ночной скачки в замок Данбар, Мария все-таки благополучно разрешилась от бремени! А я была уверена, что ребенок обречен…
Успешные роды Марии заставили меня почувствовать себя жалкой неудачницей.
Ко мне бросились две фрейлины, Магдален Дакр и Джейн Дормер. Роберт смотрел на меня с состраданием.
- Ваше величество, вам нездоровится? - спросил он.
- Королева Шотландии родила здорового сына, а я - как бесплодная смоковница, - сказала я.
Роберт крепко сжал мою ладонь, призывая к осторожности.
Я взяла себя в руки, изобразила довольную улыбку и громко провозгласила, что, благодарение Господу, моя сестра, королева Шотландская, несмотря на все невзгоды, благополучно разрешилась от бремени.
Рождение сына укрепит претензии Марии на английский престол. Надо как можно скорее назначить преемника или родить собственного наследника.
Позднее я встретилась с Сесилом, который посоветовал мне скрыть беспокойство по поводу рождения шотландского принца и вести себя так, словно я от души радуюсь этому событию.
Я дала Мелвиллу официальную аудиенцию и выразила глубокое удовлетворение в связи со столь отрадным событием. Затем, с видом искренней озабоченности, я спросила, как чувствует себя королева Шотландская.
- Мне доносят, что в последние две недели ей нездоровилось, - сказала я Мелвиллу. - Однако теперь, будем надеяться, все наладится.
Вряд ли я смогла одурачить Мелвилла, человека умного и проницательного, однако в вопросах политики важны не истинные эмоции, а слова. Мои истинные мысли остались при мнее, а окружающие могли лишь догадываться, что я думаю на самом деле.
Посол ответил мне в столь же дипломатичном тоне:
- Моя королева знает, что из всех ее доброжелателей ваше величество выразит наибольшую радость по этому торжественному поводу. Моя королева просила передать вам, что этот младенец достался ей очень дорого и она чуть не лишилась жизни. Она сказала также, что судьба обошлась с ней очень жестоко, и теперь ее величество сожалеет, что вступила в этот несчастный брак.
Я сочувственно кивнула.
- Да, на долю вашей королевы выпало немало испытаний, но она мужественно их вынесла. Рождение здорового наследника - такая радость, ради которой можно забыть все печальные обстоятельства, предшествовавшие этому событию.
- Моя королева очень хотела бы, чтобы вы почтили своим присутствием крестины принца.
- Я бы с удовольствием, но, увы, неотложные государственные дела не дают мне такой возможности. Я пошлю своих представителей - высокородных лордов и леди.
Аудиенция прошла в высшей степени благопристойно, я не произнесла в адрес Марии ни единой колкости.
Представлять меня на крестинах отправился граф Бедфорд с колыбелью из чистого золота стоимостью в тысячу фунтов стерлингов.
- Возможно, к тому времени, когда вы туда доберетесь, маленький принц уже будет слишком велик для колыбельки, - сказала я на прощание своему посланнику. - Что ж, пусть королева прибережет ее для следующего младенца.
Вместе с Бедфордом представлять меня на церемонии должна была графиня Аргил, сводная сестра Марии, а своему послу я поручила объявить, что более не признаю лорда Данли королем Шотландии.
Узнав об этом, Данли так разбушевался, что отказался присутствовать на крестинах собственного сына. Не думаю, что его отсутствие кого-нибудь расстроило.
Мальчика нарекли Карлом-Джеймсом, однако впоследствии все как-то забыли, что его первое имя - Карл, и называли принца просто Джеймсом - вероятно, потому, что в Шотландии имя Джеймс, то есть Яков, носили несколько предшествующих королей.
Итак, Мария родила наследника, и члены моего Тайного Совета вновь зашевелились, обеспокоенные тем, что у меня детей нет и не предвидится. На первом же заседании Парламента мне была представлена петиция: или немедленно выйти замуж, или назначить преемника.
Оба эти требования были мне крайне неприятны. Выходить замуж я не собиралась, объявляя об этом своим приближенным неоднократно. Назначить преемника тоже было делом опасным, ибо подданные сразу же начинают поглядывать в сторону будущего монарха, делают предположения, сравнения, не всегда выгодные для царствующей особы. Особенно это опасно в случае, если наследником является не родная плоть монарха. Вот почему я воспротивилась воле Парламента.
- Вы занимайтесь своими обязанностями, а я буду заниматься своими, - сказала я.
Но Парламент не угомонился. Эти господа заявили, что вопрос слишком серьезен, а некоторые даже вспомнили, как я умирала от оспы. Что было бы со страной, если бы я тогда отошла в мир иной, не назначив наследника?
- Я не потерплю, чтобы меня закапывали в могилу еще при жизни, - возмутилась я. - Не бывать тому, чтобы безмозглые политиканы навязывали мне свою волю!
Но Парламент стоял на своем. Мне заявили, что, раз уж я не желаю искать мужа, придется назначить наследника. Лишь слабая, малодушная женщина может пренебречь этой священной обязанностью.
Я клокотала от ярости, но знала, что Парламент выражает волю народа, а монарх может спокойно сидеть на троне, лишь пользуясь поддержкой подданных. Таким образом, я оказалась в весьма затруднительном положении: не могла противиться желанию народа, однако в то же время не желала ни выходить замуж, ни назначать преемника.
Когда я потребовала у Парламента субсидию на государственные расходы, мне ответили, что я получу деньги лишь в том случае, если назначу наследника.
Сесил понимал мои опасения и, думаю, вполне разделял их. Я обратилась к нему за помощью и на совещании, в котором участвовали еще пять моих ближайших советников, сказала, что единственное мое чаяние - служить своему народу и обеспечивать ему мирную, зажиточную жизнь. Что же касается испрашиваемой у Парламента субсидии, то я согласна сократить ее вдвое - ведь деньги, оставшиеся в карманах моих подданных, обогащают страну не меньше, чем средства, хранящиеся в королевской казне.
Мне удалось убедить моих советников, что субсидия и вопрос престолонаследия - вещи, никак между собой не связанные. Получив субсидию без каких-либо обязательств со своей стороны, я была очень горда, ибо смогла одержать победу при помощи искусно составленной речи. И все же раздор с Парламентом произвел на меня весьма тяжелое впечатление, никогда эти господа не осмеливались разговаривать в подобном тоне с моим отцом, а я во всем старалась подражать этому великому государю.
Я распустила Парламент, сказав в своей заключительной речи, что мне, женщине простой и бесхитростной, не по нраву хитроумие господ депутатов. Наверное, они могли бы найти для себя более просвещенного государя, но вряд ли им удалось бы найти монарха, который больше бы заботился о благе своих подданных. Я посоветовала членам Парламента впредь не злоупотреблять моим долготерпением.
Однако помимо непослушного Парламента были у меня и другие проблемы.