Двадцатидвухлетняя Меган Кинкейд получила немного странное предложение от мистера Брэндана Рейда - сменить работу швеи на должность няни-гувернантки при его племяннике-сироте. Чувствуя, что она нужна тихому, замкнутому мальчику девушка соглашается и переезжает жить под крышу дома, владельцами которого являются Брэндан Рейд и его жена Лесли. Лесли одновременно и мать юного Джереми, после трагической смерти мужа вышедшая за его старшего брата.
Самоотверженность и доброе сердце помогают героине романа не только раскрыть тайну дома, в котором ребенка все признают убийцей отца, но и найти преданную любовь и семью.
Содержание:
Глава I 1
Глава 2 4
Глава 3 7
Глава 4 9
Глава 5 12
Глава 6 14
Глава 7 17
Глава 8 19
Глава 9 20
Глава 10 22
Глава 11 25
Глава 12 27
Глава 13 28
Глава 14 30
Глава 15 32
Глава 16 34
Глава 17 36
Глава 18 38
Глава 19 40
Глава 20 42
Глава 21 43
Глава 22 45
Глава 23 46
Глава 24 48
Глава 25 49
Глава 26 51
Глава 27 53
Глава 28 55
Глава 29 56
Примечания 58
Филлис УИТНИ
ОКНО С ВИДОМ НА ПЛОЩАДЬ
Глава I
Впервые меня пригласили в дом на площади Вашингтона запиской, написанной властным женским почерком на дорогой почтовой бумаге кремового цвета. Очевидно, кто-нибудь из моих друзей порекомендовал меня миссис Брэндан Рейд в качестве портнихи. В записке сообщалось, что миссис Рейд сможет принять меня в субботу, если я приду к ней в одиннадцать часов утра.
Имя ее, Лесли Рейд, было мне знакомо. Не было ли оно связано с каким-то скандалом год или два тому назад? Что-то касающееся смерти ее первого мужа и несколько поспешного замужества с его старшим братом? Я не помнила детали. Но во всяком случае они не имели никакого отношения к работе, которую я надеялась получить и в которой так нуждалась.
В субботу в назначенное время я с волнением пошла к миссис Рейд. Мастерская по пошиву женского платья была создана моей матерью. Она занималась ей старательно и усердно в течение десяти лет и даже больше, после гибели моего отца в битве при Шайло.
А теперь, после неожиданной, ужасной смерти моей матери и, младшего брата под копытами лошади всего шесть месяцев назад, эта мастерская досталась мне, и мне пришлось продолжить дело моей матери. У меня, однако, не было того умения и интереса к делу, которыми обладала моя мать. И это было слишком заметно для тех дам, которые так долго пользовались ее услугами, а теперь неохотно, без особого доверия отдавали свои наряды в руки двадцатидвухлетней девушки. Сейчас у меня в работе был только один заказ, который мне предстояло закончить, а дальше я пока не знала, как смогу заработать себе на жизнь.
Осенние листья тихо падали с деревьев на площади Вашингтона и лежали в золотистых завихрениях, созданных ветром, по всем дорожкам. Листья разлетались из-под ног с сухим хрустящим звуком, столь характерным для октября. С возраставшей нерешительностью я приближалась к домам из красного кирпича, стоявшим фасадом к площади, с маленькими ухоженными садиками, огороженными причудливыми решетками из кованого чугуна. К входным дверям дома Рейдов, украшенным колоннами в греческом стиле, вели мраморные ступени с балюстрадой. Эти красивые дома всегда вызывали у меня восхищение.
Я нажала звонок у двери и, ожидая ответа, подняла лицо и подставила его под мягкие теплые лучи неяркого осеннего солнца, подернутого легкой дымкой, чувствуя, как его тепло разливается во мне. Горе, постигшее меня, надолго оставило меня без тепла. Вид дворецкого, открывшего дверь, заставил меня снова ощутить холод. Гордо поднятый нос, неподвижная шея… Взгляда, брошенного на мое траурное одеяние не модного покроя, было ему вполне достаточно, чтобы заключить, что я не стою его внимания. Он провел меня в маленькую элегантную гостиную и ушел доложить о моем приходе.
Мне всегда было приятно, когда я имела возможность заглянуть в дома людей зажиточных. Из-за воспоминаний моей матери и моих собственных о нашем доме это никогда не приводило меня в замешательство и не вызывало чувства зависти. Если бы мой отец был жив, я бы выросла в нашем большом, несколько беспорядочно выстроенном доме в Нью-Джерси, где мой отец был профессором истории.
Я спокойно осмотрелась вокруг: люстра с подвесками, золоченая французская мебель, прекрасная живопись. И, конечно, мне все это было небезынтересно. Мне нравились подобные проявления хорошего вкуса и элегантности, и ничто в этой маленькой, ярко освещенной комнате не предвещало той унылой душной атмосферы, которая царила в остальной части дома. Над каминной полкой из итальянского мрамора висело большое овальное зеркало в золоченой раме, и я подавила в себе невольное чисто женское желание встать со стула и посмотреться в него. В конце концов, мне не хотелось, чтобы меня поймали на том, что я кривляюсь перед зеркалом, и я достаточно хорошо знала, как выгляжу.
Траур не шел мне. Слишком смуглая кожа, слишком черные волосы. Только голубизна глаз как-то контрастировала с общим видом несчастья и печали. Свое платье я делала наспех, за неимением времени не уделив ему столько внимания и усилий, сколько мне приходилось уделять одежде клиенток моей матери. Платье было собрано сзади в турнюр, но без свободных складок, которые были в моде в то время: складки мне не нравились, и я не хотела бы, чтобы они были на моем платье. Лиф с баской хорошо сидел на мне, линия выреза заканчивалась полоской белой рюши у шеи, ибо не могла я безоговорочно позволить себе одеться во все черное. Юбка, как принято, состояла из двух частей, и черная материя второй, нижней юбки была видна только внизу. В ушах у меня были небольшие золотые сережки, а на голову я надела старую шляпку моей матери, маленькую и почти совсем плоскую, чуть сдвинув ее вперед на высоко уложенных волосах. Черную вуалетку, войдя в дом, я откинула назад.
Я так задумалась, критически, без зеркала, перебирая подробности моего туалета, что и не услышала, как кто-то вошел в дверь. Я внимательно рассматривала свои руки в черных перчатках, сжимавшие черный ридикюль, когда раздался чей-то голос:
- Вы - мисс Меган Кинкейд?
Я моментально поднялась, вспомнив о цели своего визита, и увидела мужчину, который внимательно смотрел на меня, не отходя от двери. Взглянув на него, я уже не могла отвести глаз. Редко видела я такие глаза, как у него: серые, с холодным, оценивающим взглядом. Лицо было скорее приятным, но угрюмым, темные брови вразлет, высоко зачесанные надо лбом темные волосы. Нос крупный, с еле заметной кривизной, с внушительной горбинкой, губы полные или, скорее, были бы полными, если бы не были сжаты так, что рот образовывал прямую линию. Он выглядел человеком немногим более тридцати, хотя мог быть и старше. В нем было что-то, безотчетно для меня притягательное, но и несколько отталкивающее. Гораздо позднее мне пришлось узнать, что Брэндан Рейд часто производил такое впечатление на окружающих, когда встречался с ними в первый раз. Особенно если это были женщины.
- Да, я мисс Меган Кинкейд, - наконец произнесла я и с удивлением подумала, почему в присутствии этого человека чувствую неожиданное беспокойство. В конце концов, я пришла сюда, чтобы увидеть миссис Рейд, и больше никого.
- Сожалею, - сказал он с холодной вежливостью, - но моя жена несколько нездорова сегодня и не может вас принять, как было назначено.
У меня на лице, вероятно, отразилось разочарование, хотя я тут же попыталась его скрыть. Я гордо выпрямилась, вовремя вспомнив, что именно в плечах чаще всего отражается внутреннее отчаяние.
- Мне очень жаль, что миссис Рейд нездорова, - проговорила я. - Может быть, я смогу встретиться с ней в какой-либо другой день?
Я двинулась по направлению к двери, показывая этим, что не намерена больше отнимать у него время.
Он, однако, не посторонился, чтобы дать мне пройти, и я была вынуждена остановиться в затруднении совсем близко от него. Его серые глаза так же внимательно смотрели мне в лицо, оторвавшись только на мгновение, чтобы окинуть взглядом меня с ног до головы, как бы все еще примериваясь, все еще взвешивая. Потом он резко сделал шаг в сторону от дверей.
- Прошу вас, пройдите, пожалуйста, со мной, - произнес он и направился к лестнице.
Я не знала, что это означало, но подчинилась его повелительному тону. Я последовала за ним, отметив про себя его высокий рост и внушительную осанку.
Дома, стоявшие на площади Вашингтона, строились узкими, но достаточно длинными. Этот дом был шире остальных. Лестница изящно изгибалась и убегала вверх вокруг центрального овала. Задержав руку на темных перилах орехового дерева, я взглянула вверх и увидела застекленный овал в крыше над тремя этажами дома. Площадки не было, и лестничные ступени в виде клиньев красиво поворачивались и поднимались до второго этажа. Стена была оклеена обоями с темными разводами, изображавшими клубнику на кремовом фоне, причем темные разводы преобладали. Газовая лампа, прикрепленная к стене, освещала нам путь зеленовато-желтым пламенем и издавала легкое шипение. Холл наверху был так же мрачен, как и лестница.
Мужчина, за которым я следовала, подошел к закрытым двустворчатым дверям в передней стороне дома, растворил их и отступил в сторону, пропуская меня. Все еще под впечатлением его повелительного тона я прошла мимо него в большую квадратную библиотеку. Здесь было светло, темно-зеленые тяжелые портьеры были сдвинуты и открывали окна, которые образовывали одну стену этой комнаты. Бледный солнечный свет играл на оконных стеклах и сглаживал темную строгость помещения.
По сторонам двустворчатой двери, по бокам каминной облицовки и дымохода и на свободной стене были расположены полки с книгами. Мое сердце забилось немного быстрее при виде их. Я еще помнила подобную библиотеку моего детства и помнила ту боль, которую испытывала каждый раз, когда время от времени после гибели отца моя мать продавала его книги. Но в оформлении этой комнаты было и что-то необычное, однако я не успела тогда рассмотреть, так как мое внимание было приковано в основном к тому, кто привел меня сюда.
Мистер Рейд пододвинул кресло к письменному столу красного дерева с великолепной резьбой и усадил меня. Затем он сам сел в большое кресло за столом, все так же необыкновенно пристально рассматривая меня.
- Расскажите мне о себе, - попросил он, и я оценила богатство и глубину тембра его голоса, более теплого и привлекательного, чем прежде, когда он говорил холодно и официально. Снова, вероятно, на лице у меня отразились недоумение и удивление, ибо он тут же добавил: - У меня есть причины просить об этом.
К этому времени я уже не выглядела так, как хотела бы выглядеть при появлении в этом доме. Я чувствовала, что выгляжу моложе, чем хотела бы, и мне не нравилось, что меня так откровенно оценивают и изучают. Я пришла сюда, чтобы предложить свои услуги его жене. Почему же он собирается задавать мне вопросы?
Тем не менее, я начала несколько холодно рассказывать ему, как я получила в наследство от матери ее дело, и упомянула имя той клиентки, которая поддерживала меня и находила мою работу удовлетворительной. Я не успела рассказать много, потому что он остановил меня нетерпеливым жестом руки.
- Нет, нет, это я все знаю. Я хочу услышать только о вас. Расскажите мне, из какой вы семьи и как вы жили.
Еще более обескураженная, я умудрилась дать краткий отчет о том, где я жила, когда была ребенком, о гибели моего отца на поле битвы, и о том, как я научилась помогать матери.
- Ваше образование? - отрывисто спросил он.
Я назвала известную школу для молодых леди, которую посещала, и объяснила, что мои родители, помимо этого, еще нанимали мне учителей.
Все это он выслушал с той же нетерпеливостью, и я удивилась про себя, почему это он вообще начал меня расспрашивать. Когда я замолчала, не зная, что еще сказать, он взял резное пресс-папье из слоновой кости со стола и машинально начал перекладывать его с руки на руку, как бы стараясь определить его вес.
- У вас есть особый интерес к чему-либо? - спросил он. - Какой предмет вам нравился больше других?
- Мне очень нравились история и география, - ответила я. - Мой отец помогал мне и воспитывал во мне интерес к далеким странам и к античности.
Мне показалось, что на лице его промелькнули внимание и удивление, но следующий вопрос не имел ничего общего с моим образованием.
- У вас был брат, не так ли?
Мне совсем не хотелось говорить о Ричарде. Смерть настигла его в таком раннем возрасте - как раз незадолго до дня его рождения, когда ему должно было исполниться двенадцать. И все же, хотя я очень сильно скучала по нему и еще не могла заставить себя убрать его игрушки и любимые вещицы, я знала, что эта смерть означала избавление от ноши, которая была слишком тяжела, чтобы ее вынести.
С гораздо большим самообладанием, чем до этого, я посмотрела мистеру Рейду в глаза так же внимательно и оценивающе.
- Мой брат погиб вместе с моей матерью, - тихо сказала я.
Может быть, что-то и смягчилось в нем, но его слова звучали так же отстранение и бесстрастно:
- Я могу понять боль, причиненную вам недавней потерей, мисс Кинкейд. Одна из наших общих знакомых рассказала мне, как вы были добры к вашему брату и как это помогало ему справляться со многим, использовать все свои возможности. И все это благодаря вашему вниманию и заботе.
- Мой брат получил травму при рождении. И умственно он никогда бы не смог подняться выше уровня ребенка, - сказала я с достоинством и замолчала, не понимая, что означал этот допрос.
Человек за столом опустил пресс-папье на стол, а я машинально проследила глазами за движением его рук, длинных и тонких, с сильными, подвижными пальцами. Он резко поднялся и шагнул к окну за письменным столом. Он смотрел на улицу и не глядел на меня. Как только он отвел от меня глаза, я переменила позу, усевшись немного поудобнее, и как будто сбросила с себя наваждение.
- Зачем вы спрашиваете меня об этом? - спросила я.
Его взгляд оставался прикованным к улице и к площади, и он заговорил, не оборачиваясь, через плечо:
- Моя жена пригласила вас прийти сюда сегодня по моей просьбе. Ни она, ни я не заинтересованы в вашем мастерстве портнихи. У нее есть сын - сын моего умершего брата. Это трудный, неуравновешенный мальчик. Ни его мать, ни я, ни его учитель, ни гувернантка не можем с ним справиться. Он ни на кого не реагирует. Мы уже дошли до отчаяния. Не согласились бы вы, мисс Кинкейд, принять наше предложение посвятить себя этому мальчику?
Это предложение было столь неожиданно, что я могла только молча смотреть на него. Через некоторое время я нерешительно ответила:
- Но ведь у меня нет никакой подготовки, чтобы выступать в роли учителя. Забота о брате - это было просто. Ведь я его очень любила. Сомневаюсь, что я поступлю разумно, отказавшись от дела моей матери и пробуя силы в том, к чему совсем не подготовлена.
- Я учел это, - проговорил мистер Рейд и назвал такую сумму месячного жалованья, что у меня перехватило дыхание. Сумма намного превышала то, что я могла надеяться заработать шитьем за месяцы кропотливого труда. И все же что-то удерживало меня, и я не могла сразу дать согласие.
- Вряд ли то, что я могу сделать для вас, достаточно для того, чтобы оправдать такой эксперимент, - возразила я.
- Ну, может быть, вы сошьете одно или два платья для моей жены, пока находитесь под этой крышей. Если вы захотите в любое время отказаться от этого… соглашения, миссис Рейд сделает так, что у вас будет очень много заказов на шитье от ее друзей, - сказал он, отойдя от окна. - Вы не считаете это достаточной гарантией?
Это было более чем достаточно, однако я все еще колебалась, так как в глубине души не была готова к столь неожиданному повороту событий. В самой атмосфере этого дома, в этом мрачном красивом человеке, сидевшем передо мной, было что-то внушавшее мне беспокойство. И я понимала: здесь было что-то еще, что я не могла пока ни представить себе, ни объяснить, и мне следовало быть крайне осторожной, как бы ни хотелось заполучить это место.
- Этот мальчик умственно отсталый, как и мой брат? - спросила я.
- Неуравновешен, да. Но не так, однако, как ваш брат. Мы все надеемся, что его умственное развитие нормальное. Но он непредсказуем, подвержен настроениям, с сильным, опасным темпераментом. Я должен предупредить вас, мисс Кинкейд, что вам будет нелегко выполнять вашу задачу.
Мне не хотелось, чтобы он думал, будто я боюсь трудностей.
- Можно мне увидеть мальчика?
Какое-то мгновение он, казалось, колебался. Потом резким движением ударил пальцами по столу, и это, вероятно, означало, что он пришел к какому-то решению. Быстрыми шагами он пересек комнату, подошел к шнуру, сплетенному из темно-красного шелка, и дернул за него. В глубине дома раздался звонок.
- Я пошлю вас наверх, - сказал он. - Будет лучше, если я не пойду с вами. Немного скрытности не помешает. Там есть еще и другой ребенок - Селина, младшая сестра Джереми. Мальчику девять лет, девочке - восемь. Сейчас они в детской вместе со своей гувернанткой, мисс Гарт. Скажем, вы пришли сюда в качестве портнихи - сшить платье для Селины. Именно ее вы хотите увидеть. Может быть, вы сможете снять с нее мерки… Или что-нибудь в этом роде?
Все, что мне могло понадобиться для этого, я, конечно, принесла с собой в маленькой корзиночке, и я кивнула в знак согласия. Когда появилась горничная, мистер Рейд дал ей распоряжение, и я последовала за ней в холл и вверх по второму пролету лестницы на верхний этаж дома.
На этом этаже было так же уныло и мрачно. Может быть, это впечатление создавалось темным деревом отделки и обоями. И снова только одна газовая лампа в виде шара освещала пространство холла. Вокруг было много закрытых дверей. Из-за одной в передней стороне дома я услышала громкие голоса - как будто сердитые или возбужденные. Бойкая молодая горничная искоса взглянула на меня, подняла вверх глаза и постучалась в дверь. По ее виду я поняла, что такое в детской происходило часто.