- Еще чего не хватало! А ну-ка, налейте мне… Я сейчас отыграюсь за тебя, Ворона!
"Увлекся? Не знаю, черт побери, со мной творится что-то неладное… Я чувствую себя полным идиотом!" От мысли, что кто-то мог вот так просто касаться ее волос, ему хотелось все ломать и крушить.
- Ты чертовски плохо выглядишь, старина. Тебя явно что-то гложет… Что-то, о чем ты не хочешь с нами говорить. Что ж, это - твое право, и мы его уважаем.
Глеб сказал это с укоризной, чувствовалась обида на скрытность брата. Обида на недоверие, которое они с Вороновым не заслужили. Но разве мог он сказать им правду - что потерял голову из-за девки? Презренной заключенной, которая без капли стыда предлагала себя сначала ему, а затем рыжему конвоиру. Он сам себя презирал за это чувство и боялся признаться друзьям. А что, если затащить ее к себе и взять то, что она так любезно ему предлагала? И плевать на ее чувства, и на мнение друзей, на условности и на пропасть между ними…
- Черт возьми, Серега, да ты совсем нас не слушаешь!
Он заметил, что брат и друг пристально на него смотрят.
- Мы разговариваем с тобой, а ты молчишь и смотришь в одну точку, как истукан.
- А я сейчас возьму и вытрясу из него правду. И не будь я Воронов, если он нам не скажет, что его гложет!
Андрей угрожающе поднялся с койки.
- Мне просто грустно от мысли, что нам придется расстаться - я ведь рассказывал вам о нашем с Нагановым последнем разговоре.
- А мне, - сказал Глеб, - кажется, что у твоей грусти волшебные золотые волосы и синие глазки. Тут кто угодно затоскует. Впрочем, запомни - мы не осудим, мы поймем!
В этот момент на палубе послышались крики женщин, возня, конвоиры что-то орали, но их голоса тонули во всеобщем хаосе, одна из женщин кричала громче всех и словно бы от боли.
Трое мужчин выскочили из каюты, выхватив шпаги из ножен.
- Что, черт возьми, здесь происходит? - рявкнул Андрей своим громовым голосом.
Все заключенные стали в круг, растопырив свои необъятные коричневые юбки, и не давая никому приблизиться - ни конвоирам, ни матросам, ни офицерам.
За их спинами слышались страдальческие стоны и крики.
- Да что же это такое творится? Совсем бабы очумели! - выкрикивали конвоиры, бегая из стороны в сторону в совершенной беспомощности и растерянности.
- Расступиться сейчас же! - грозно, но спокойно сказал Соколов-младший и направил шпагу на одну из заключенных. - Иначе я сочту ваше поведение за бунт. Думаю, многие из вас знают, чем заканчивается бунт на корабле для бунтовщиков. Клянусь, что проткну вот этой шпагой каждую, кто мне помешает! И это будет по закону, потому что на этом судне закон - это мы! Остальные сядут в трюм на одну воду, вместе с бортовыми крысами, - изобилие этих тварей в недрах этого судна я вам гарантирую. Эй, ты! Да-да, ты! А ну, пошла вон!
Женщина попятилась, за ней и все остальные. Соколов прорвался внутрь круга и тот снова замкнулся за ним. Мужчина замер. На тюфяках лежала женщина. Подол ее платья был задран до пояса над огромным, вздувшимся животом, за который та держалась обеими руками. Она была молода и довольно привлекательна, но страдания исказили ее черты. Голова женщины металась из стороны в сторону, губы были искусаны до крови, на лице испарина, она выла, словно раненое животное. Между ее широко разведенных ног сидела Катя, ее лицо тоже покрылось потом и раскраснелось, она держала ноги женщины и что-то тихо говорила той. Затем обернулась и посмотрела на Соколова взглядом, полным отчаянья.
- Господи, да что вы так смотрите?! Неужто совсем нас за людей не считаете?! Ни капли сострадания в вас нет! Рожает она. Прикажите вашим солдафонам убраться! Если вы не в состоянии предоставить ей условия, ради Бога - не мешайте! Или лекаря позовите!!
Женщина снова пронзительно закричала. Сергей подумал ровно секунду.
- Так, мне все понятно. Я отнесу ее в свою каюту. Будут вам условия. Лекарь не может сейчас оказать ей помощи… "Напился вчера, скотина… Всыплю ему по первое число!" - додумал офицер про себя.
Девушка даже не посмотрела на него, ни слова благодарности не сказала. Хотя по уставу он не имел права так поступать.
- Варюша, милая, мы отнесем тебя в теплое место. Врача там, конечно, нет, но зато есть чистые простыни и горячая вода. Слышишь, все будет хорошо! Я не раз видела, как моя нянька принимает роды, я позабочусь о тебе.
"Нянька? Откуда у простолюдинки нянька?" Сергей в недоумении посмотрел на девушку, но та была занята роженицей, которой явно было уже наплевать, где она находится.
- Она не дойдет сама, ее нужно отнести, - сказала Катя, не глядя на лейтенанта.
Сергей подхватил несчастную на руки. Было нелегко, Варя оказалась довольно полновата, кроме того, при каждой схватке она извивалась и больно вцеплялась ему в шею. На помощь пришел Воронов, он подхватил роженицу как пушинку и понес к каюте Сергея. Глеб схватил брата за рукав и тихо прошипел:
- То, что ты затеял, может закончиться для тебя неприятностями!
- Плевать, пусть только попробуют донести! Я не могу бросить женщину вот так, без помощи, - возразил Сергей.
- Ты знаешь, о чем я! Ты это делаешь не из жалости к роженице, - хоть я и не сомневаюсь в твоем благородстве, брат, сейчас ты хочешь произвести впечатление на эту рыжую, строптивую бестию! Мне не нравится, как ты смотришь на нее.
Соколов-младший осторожно убрал руку брата и тихо ответил.
- Мы потом об этом поговорим!
Наконец-то они добрались до каюты, и Андрей положил женщину на койку. Он тут же ушел, - не переносил криков боли и чужих страданий, а уж женские слезы и подавно. Сергей остался, чтобы не прослыть трусом, хотя был смущен и напуган. Не мужское это дело - присутствовать при родах. В душе у него бушевал гнев на конвоиров. В табеле с именами заключенных должно быть указанно о больных и уж тем более - о беременных. Тогда бы он не дал лекарю вчера так набраться или же заставил бы его постоянно осматривать пассажирку на сносях.
- Не стойте столбом, ваше сиятельство! - Девушка оторвала его от размышлений. - Будете помогать, одной мне не справиться! Нагрейте побольше воды, несите чистые тряпки или повязки, - все, что найдете. - Обернулась к роженице и погладила ее по голове. - Тише, Варюша, тише, тебе надо попить. - И, снова обернувшись к лейтенанту, сказала: - Дайте воды! Ну же, что вы замерли?! Несите то, что я попросила!
Соколов сунул ей в руку флягу с водой и пошел выполнять поручения.
- Варя, успокойся. Постарайся дышать ровнее, глубже. Я знаю, что тебе очень больно, но мы переживем эту боль вместе, ведь ты не одна. Думай о хорошем, о малыше, которого тебе подарил Иван перед тем, как покинул этот грешный мир. Он был бы рад увидеть сына, но болезнь скосила его… А ты выжила, сам Бог тебя уберег. А ведь это, Варенька, настоящее чудо!
- Откуда ты знаешь, что это - мальчик? - Женщина немного успокоилась.
- А как же иначе? Только мужчины доставляют нам столько страданий.
Девушка ласково улыбнулась и погладила роженицу по щеке.
- Катенька, ты ангел, посланный мне Богом, чтобы помочь искупить грехи.
Сергей только что вернулся и застыл в дверях, молча взирая на золотоволосую колдунью и слушая, о чем они говорят.
И вдруг роженица вновь взвыла, заскрежетала зубами.
- Варя, это потуги. Тужься, ребеночек вот-вот появится, помоги ему! Давай же, будь умницей, скоро это все закончится!
Теперь Соколов видел ее совсем другой. Заботливой, нежной. Она восхищала его своей храбростью, своей добротой. Смелая, дерзкая, и в то же время - нежная и ранимая, не похожая ни на одну из женщин, что ему доводилось встречать. Только ей удалось разжечь в нем такую бурю эмоций, совершенно противоречивых друг другу.
- О, боже мой! - стонала несчастная. - У меня ничего не выходит. Он перестал шевелиться, что-то не так… Не так, Катя! Мне страшно!!
- Помогите мне, лейтенант, не стойте там, подойдите! Да отбросьте вы ваши приличия, неужто девку голую ни разу не видели? - Она притянула его к себе за руку.
- Вы должны заменить меня здесь, на этом месте, и держать ее за ноги, пока я буду помогать ребеночку протолкнуться. Если мы ничего сейчас не сделаем, это плохо кончится. Скажете мне, когда появиться головка.
Соколов отрицательно помотал головой. Им овладело естественное смущение, кровь прилила к щекам.
- Трус!! - Зашипела на него девушка. - Да вы же просто жалкий трус! Если вы мне не поможете, малыш погибнет, а ее мне придется резать, чтобы достать тело ребенка! От этого она, скорее всего, умрет. Хотите жить с этим? Хотите взять это на свою совесть?!
- Ладно, черт возьми, ладно!!
Сергей сел между ног женщины и крепко зажмурился. Катя взяла его руки и положила на колени роженицы.
Он глубоко вздохнул - ради этого прикосновения, да хоть к черту лысому на рога!
Катя свернула простыню в жгут и подошла к Варе.
- Варюша, ребеночек устал, ему очень тяжело, нужно помочь ему протолкнуться, иначе он может погибнуть. Будет больно, очень больно, но ты потерпи и постарайся тужиться со всей силы, когда я надавлю на живот. Ты готова? Давай!
Каюту сотряс нечеловеческий вопль, такой пронзительный, что Сергею показалось, что он оглох, в ушах зазвенело.
- Откройте, черт возьми, глаза! - закричала Катя. - Они мне нужны, ханжа несчастный! Вы должны мне сказать, если появиться головка! Варя, давай!!
Женщина зарычала, захрипела, и Сергей увидел, как между ее ног изнутри самого женского естества показался темный пушок.
- Я вижу ее, вижу! Вижу! - закричал он.
- Варя, ну, еще разок! А теперь замри, дыши ровно и спокойно! Как только выйдет головка, можно будет опять! - Лоб девушки покрылся каплями пота, она прикусила губу, на лице читалась тревога.
- Есть головка, я держу ее! - с восторгом закричал мужчина. Катя подбежала к нему, оттолкнула и заняла его место.
- Давай, Варюша, в последний раз! Вместе!
Соколов смотрел на свои дрожащие, окровавленные руки и думал, что ему посчастливилось прикоснуться к одному из величайших чудес природы. Раздался пронзительный плач младенца.
- Это мальчик, как я и говорила! Ах ты, толстый карапузище! Ну, ты нас и помучил! Эй, моряк, у нас получилось! Несите нож!
Сергей подал ей свой острый, как бритва, кортик.
Через несколько секунд пуповина была перерезана, девушка прочистила ротик младенца и запеленала его, ласково воркуя.
- Смотрите, моряк, чудо какое! Без вас мы бы не справились…
Соколов с опаской взглянул на розовое, сморщенное личико, - малыш часто моргал и щурился, причмокивал крошечными губками. Катя протянула его матери.
- Корми своего мужичка, Варя. Поздравляю тебя! Как сына-то назовешь?
- А как зовут их сиятельство? Так и назову! - боль наконец-то отпустила несчастную, а при виде малыша на лице ее отразились все те чувства, которые природой заложены в женщине и проявляются, когда она становится матерью.
- Сергей Сергеевич Соколов, Варя. Я буду рад, если ты назовешь своего сына моим именем.
- Да хранит вас Бог! Если бы не вы…
Катя мыла руки у раковины, а Сергей стоял позади нее, переминаясь с ноги на ногу.
- Ты не волнуйся, я позабочусь, чтобы мать с ребенком разместили в лазарете и хорошо кормили… Но это все, что я могу для них сделать. Мне по уставу не положено.
- Я знаю, - сказала Катя, не оборачиваясь. - Спасибо вам за Варвару. Она, конечно, девушка простая, но хорошая. Воровала, чтобы семью прокормить. А человек она добрый и честный. Муж помер от чахотки, осталась старая мать да сестры, не могла она их содержать. Она вам благодарна, всю жизнь на вас молиться будет.
- А ты?
Сергей тщетно пытался поймать ее взгляд, но девушка смотрела куда-то в сторону, избегая смотреть на него. Он осмелился повернуть ее за подбородок к себе и поймать ее взгляд.
- Я тоже благодарна вам. Я в вас ошибалась…
Ее щеки порозовели, и она опустила глаза, а он внезапно вспомнил о ее свидании с конвоиром.
- Если вы мне так благодарны, то, может, окажете милость, и вместо рыжего встретитесь со мной?
Он увидел, как она побледнела и отшатнулась от него.
- Я не могу! - прошептала девушка.
Граф почувствовал, как в нем закипает злость, словно волна нахлынуло бешенство.
- Почему? Он что, твой любовник?! Так знай, я не позволю вам встречаться здесь, на этом судне! Я запру тебя в трюм до самого прибытия. Мне не нужен бордель на борту. Валяться с мужиками ты сможешь там, в ссылке, но не здесь, не при мне!
Его глаза стали черными от гнева, он побледнел, на скулах играли желваки.
- Кто дал вам право говорить мне такие вещи? - Ее щеки снова запылали, а на глаза навернулись слезы.
- Не прикидывайся! Я видел, как вы беседовали сегодня днем, и слышал, о чем вы говорили. Сколько он обещал тебе за ночь? Я заплачу в десять раз больше!
Он больно схватил ее за руку и потянул к себе.
- Не смейте, слышите, не смейте так обо мне думать! Вы ничего обо мне не знаете!
Слезы потекли у нее из глаз, и она попыталась вырваться, чтобы закрыть от него лицо руками. Но он не дал ей этого сделать, заставляя смотреть себе в глаза, тогда Катя уткнулась лицом в его плечо и зарыдала.
- Ты что? - Офицер растерялся, несмело коснулся ладонью ее вздрагивающих, худеньких плеч.
- Вы же ничего не знаете, да как вы можете… - Слезы душили ее, и он почувствовал, как намокла от ее горячих слез его рубашка.
Графу стало невыносимо жаль это нежное, хрупкое создание, которое льнуло к нему всем телом.
- Так расскажи мне! - прошептал он. - Доверься. Я хочу все знать о тебе!
Он и сам не заметил, что его рука нежно ласкает ее чудесные волосы, а другая прижимает к себе, обнимая тонкую талию.
- Расскажи мне все.
- Хорошо, - прошептала она горячими губами прямо ему в шею, - расскажу. Я встречусь с вами сегодня вечером и все открою, но поклянитесь мне честью дворянина, что если вы не сможете помочь, моя тайна останется между нами.
- Я клянусь тебе! - У него кружилась голова от ее близости, запаха, пол уходил из-под ног, глаза затуманились, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Девушка подняла к нему бледное личико залитое слезами.
- Зачем, я все это делаю, ведь вы погубите меня!
"А ты уже меня погубила!" - подумал он и с сожалением выпустил ее из объятий. Закрыв лицо руками, Катя выбежала из каюты. А он подумал о том, что ему уже все равно, кто она такая. Если он позволит увезти ее в Архангельск, то никогда больше не увидит. Эта мысль была страшнее, чем мысль о предательстве родины и даже друзей по оружию. Он должен помочь ей исчезнуть с этого корабля. Но как?..
Весь день Сергей не находил себе места в ожидании встречи.
Рыжего Ивана он отправил на помощь матросам. Тот, конечно, очень злился, не понимая - зачем ему выполнять ненужную, чужую работу, но отказаться не посмел. Время не двигалось, и Сергею казалось, что вечер не наступит никогда, а подлый оранжевый шар сегодня так и не закатится за горизонт. Еще ни одну женщину в своей жизни он не ждал с таким нетерпением.
Наконец разговоры на палубе начали стихать. От муки ожидания Сергею хотелось выть, он вышел на палубу и посмотрел на воду, словно в зеркало, - заходящее солнце окрасило ее в розовый цвет. Было тихо, стоял бриз. Заключенные спали на своих, набитых соломой, тюфяках. Он подумал о том, что никогда в жизни не мог себе представить, что встретит свою любовь на судне, а уж тем более - что это будет преступница, поправшая закон. Заговорщица, осужденная на пожизненную каторгу. Но он не мог себе представить, что через несколько дней им придется расстаться. Как отдать ее в руки правосудия, отправить на верную смерть? Разве сможет он жить с этим дальше?! Теперь он лихорадочно думал о том, как бы ему освободить ее, как устроить ей побег. Он мог доверять только своему брату и другу, он знал, что дороже родины для них только дружба, и что эти двое не смогут отказать ему и что-нибудь, да придумают. Правда, предстояло болезненное объяснение с Глебом, убедить которого будет труднее всего… Что ж, ему придется это преодолеть или он просто возьмет шлюпку и сбежит вместе с ней с проклятого корабля, который ему самому уже казался тюрьмой.
В этот момент он услышал легкие шаги. Обернулся. Она стояла перед ним бледная и дрожащая, как осиновый лист на ветру. Сергей посмотрел в ее глаза, и дух захватило - они горели таким же пламенем, как и его собственные. Казалось, воздух раскалился от скрестившегося взгляда голубых, нежных глаз с его угольно-черными.
- Я сошла с ума! - прошептала она еле слышно, не в силах отвести от него взгляд.
- Я тоже!
Он резко привлек ее к себе, его губы жадно нашли ее рот. Казалось, земля ушла у него из-под ног, а он сам раскололся на тысячи мелких горящих осколков и словно в пропасть полетел. Вот она, та единственная, с которой он испытал это. Испытал то, во что никогда не верил. Он дрожал всем своим большим телом, как мальчишка на первом свидании, его дрожащие пальцы зарылись в густую массу ее чудесных волос, которые вызывали в нем волну дикого восхищения. Он с силой прижал ее к себе. Губы девушки были мягкими и податливыми, тело так и льнуло к нему. Никогда ничего подобного он, взрослый мужчина с богатым в отношении женщин прошлым, не испытывал. По-мальчишески исступленно он терзал ее губы. Потом со стоном прижался жаждущим ртом к ее шее, щекам, глазам. Он подхватил девушку на руки и понес в каюту, коленом распахнул дверь, пронес через все помещение к койке. Возбужденный до предела, опрокинул ее на жесткий матрац. Его рука лихорадочно дергала тесемку у ворота ее платья. Наконец ему удалось распутать ее и быстро, нетерпеливо расстегнуть пуговицы. С благоговением он распахнул ворот и спустил грубую ткань, обнажая прекрасное тело до половины. Мужчина хрипло застонал, проводя кончиками пальцев по ее ключицам, плечам, наслаждаясь прикосновением к шелковистой коже. Хоть девушка и была хрупкой, но ее формы были просто восхитительны. Сергей несмело провел ладонью по ее груди. Не в силах дальше сдерживаться он снова жадно впился в ее губы. Ему хотелось овладеть ею прямо сейчас, немедленно, он чувствовал, как ее тело трепещет ему в ответ. Сергей посмотрел в ее широко распахнутые глаза и увидел в них страх.
- Ты боишься… Ты не хочешь меня… Ты… Ты просто боишься меня?
Она приподнялась и обвила его шею тонкими руками.
- Нет, это неправда! Я думаю о тебе с той самой первой минуты, как увидела. Я знаю, что это погубит меня, но мне все равно. Я хочу погибнуть в твоих объятиях. Мне страшно, потому что я… Потому что это все впервые. Все… - Она покраснела и опустила глаза. - И поцелуи - тоже, до тебя меня никто не целовал.
Он крепко прижал ее к себе. Как же он так оплошал?.. Впервые его интуиция и опыт подвели его. В порыве страсти он даже не заметил, как робко она отвечает на его объятия и поцелуи. Сергей отстранил ее от себя и посмотрел ей в глаза. Бездонные, синие, в них можно было утонуть.
Она обняла его за плечи и спрятала лицо у него на груди.
- Мне кажется, что я люблю тебя, - прошептала она тихо.
Еще никогда признание в любви не было таким откровенным и робким одновременно, и еще никогда не вызывало в нем такой дикой радости.
- Кажется или любишь?