Поднявшись, Саша нервно прохаживалась по комнате, то сжимая, то разжимая руки. Она упорно избегала смотреть Агриппине в лицо. Сашеньке не верилось, что та может видеть ее насквозь и при этом не осуждать. Более того, скользнув по ней взглядом, девушка увидела, что эта загадочная женщина смотрит на нее устало и понимающе.
Агриппина попросила девушку сесть рядом и взяла ее руку. Пальцы у ворожеи оказались неожиданно тонкими, чуткими, как у пианистки. Прикрыв глаза, она чуть наклонила голову вправо, будто прислушивалась к тому, что было скрыто от обычных людей.
- Двое мужчин, - тихо произнесла Агриппина. - К одному тянется душа, к другому тело.
Сашенька даже зажмурилась от стыда, но ворожея произносила слова так бесстрастно, что девушка снова расслабилась.
- Тот, что постарше, любит вас, Александра Сергеевна. Только больно страшится своей любви. Что-то темное у него связано с этим чувством. - Она немного помолчала, будто прислушиваясь, потом уверенно добавила: - Схоронил он свою любовь. Больше у вас, матушка, нет соперниц.
- Соперниц? - удивилась Сашенька. - Да его жена и не была мне соперницей.
- Но могла быть, если б жива осталась. Ведь этот человек в любом случае полюбил бы вас, если б встретил. Только встретиться вряд ли суждено было бы. - Агриппина протяжно вздохнула.
"Переживает она, что ли, за каждого, кому судьбу говорит? - не поверила Саша. - Так ведь изведешься, пожалуй".
Агриппина между тем продолжила:
- А у молодого сердце холодное. Страсти вспыхивают в нем внезапно, а гаснут еще быстрее. Но если зацепит его обида, он может и отомстить.
- У меня пропало одно письмо, - с трудом выговорила Сашенька, опустив голову, хотя Агриппина по-прежнему сидела с закрытыми глазами. - Это очень… личное письмо. Но я не успела его передать…
- Ночью, - перебила ее ворожея. - Он прокрался в ваш дом ночью. Надеялся, что все уже спят… И вы тоже.
Сашенька воскликнула в ужасе:
- Он намеревался овладеть мною сонной?!
- Да уж всяко проснулись бы, поди… Только когда он приблизился к вашей двери, увидел, что свеча горит и вы не спите. Так и стоял за дверью, пока вы писали.
- И видел, куда я спрятала это письмо.
- Какой-то ящик…
Подскочив, девушка прошептала:
- Комод! Да кто же это был? Скажите мне, Бога ради! Скажите скорее!
Агриппина настойчиво схватила ее за руку:
- Он высок, красив, у него густые волосы, он… молод…
- Дмитрий! - Саша упала на стул.
- Имени не скажу, врать не буду. Но пробрался он в ваш дом, одержимый желанием овладеть вами.
- О Боже! - Сашенька зажмурилась от стыда.
Открыв глаза, Агриппина сочувственно улыбнулась и выпустила ее руку.
- Так ведь вы и призывали его, Александра Сергеевна.
- Я? Призывала? Да что вы такое говорите?
- Разве не с ним вы проводили время во снах, предаваясь самым смелым ласкам? Вам хотелось, чтобы то же самое повторилось наяву, и молодой человек распознал ваш зов.
- Не может быть, - прошептала Сашенька растерянно.
- Милая вы моя, чего только не бывает в жизни.
Саша бросилась к ней.
- А что теперь? Что он собирается сделать с этим письмом?
Опять сжав ее руку, Агриппина погрузилась в себя.
- Что сделает - пока трудно сказать. Но сейчас я чувствую в его душе настоящую бурю. Он гневается на вас.
- Гневается…
Голос гадалки набирал мощь, в нем звенела пугающая Сашеньку сила.
- Его душа жаждет мести! Хотя он не до конца понимает, что именно вы в своем письме описывали! - Внезапно она успокоилась. - Но вы можете не волноваться. Он сжег его.
- Сжег? - Саша едва не запрыгала от радости.
Агриппина подтвердила:
- В сердцах швырнул его в камин, а после-то опомнился, бросился доставать. Только поздно уж было. Бумага, она ведь сразу вспыхивает.
Обмякнув, Саша простонала в изнеможении:
- Сжег… Спасибо тебе, Господи!
- Да только в память его все как есть впечаталось. И вам он, голубушка, этого не забудет.
- Да пускай помнит, - отмахнулась Сашенька. - Лишь бы не опозорил на весь свет. С него станется.
- А как же ваша страсть к нему? - хитро прищурилась Агриппина.
- О, это сейчас не главное.
Испустив очередной вздох, кудесница покачала головой.
- Вот прямехонько сейчас оно, может, и не главное. Потому как вы больше из-за неосторожности своей беспокоились. А когда волнение уляжется, опять любовная тоска начнется. Она вас так просто не оставит… Вам, голубушка, поскорее нужно выбор сделать, а то изведете себя вконец.
- Выбор? - пролепетала Саша. - Какой выбор?
- Да между двумя мужчинами. Какой же еще?
Издав нервный смешок, Сашенька отошла к окну, отвернулась, чтобы спрятать лицо.
- Да разве нужно выбор делать? Ни один меня пока замуж не звал.
- А который, вы хотите, чтоб позвал? Я ведь подсобить могу в этом деле…
"Который?" - Саша неожиданно задумалась об этом всерьез. С Дмитрием жизнь будет как на вулкане. Сегодня страсть, завтра ревность, послезавтра ненависть… И так по кругу. А с Михаилом Антоновичем ее ждет светлая дружба, спокойная уверенность в своем счастье, но…
"Через десять лет он ведь стариком сделается, а я еще молода буду, - тоскливо подумала она. - Что ж это за жизнь тогда? Любовников заводить - это не по мне. Совесть не позволит. Да и его несчастным делать, в посмешище превращать… Как это можно?"
Тогда Агриппина с пониманием проговорила:
- Что, ни один не хорош? Может, кого третьего подождать?
- Все такие пустозвоны! - вырвалось у Саши. - Пока эти двое не появились, и влюбиться не в кого было. Гусару, что ли, мне сердце отдавать?
- Нет, гусары не для такой девушки, как вы, - заключила ворожея.
Саша невольно потупилась.
- Да какая же я, по-вашему, девушка?
- В вас порода чувствуется. И умная вы, и красивая, и чувствуете глубоко, переживаете вон как! Да и страстностью не обделены. Вам муж такой нужен, чтобы и на руках носил, и страдать не заставлял.
- Тогда… - Она чуть не произнесла имя, но во время спохватилась. - Ну, тот… постарше. Да только…
- Горячей крови своей опасаетесь? - Агриппина оглянулась на дверь. - Я вам по секрету скажу, Александра Сергеевна, в семейной жизни кровь завсегда холодеет. Хоть и по страсти замуж выйдете, все одно через десяток лет вас к мужу тянуть не будет, как в первые ночи. Правда, если неумелый попадется, так и в первую ночь всю охотку отобьет.
"А можно ли назвать Дмитрия умелым? - впервые задумалась Сашенька. - Что я знаю о нем? Добр ли он? Умен ли? Ничего этого я не поняла из наших встреч. Я даже не могу сказать, интересно ли мне будет разговаривать с ним. Какие книги он любит? Понимает ли музыку? Об Орлове я могу с уверенностью ответить на каждый из этих вопросов. Но Оленин… Я не знаю ничего, кроме того что он просто свел меня с ума!"
Поднявшись, Агриппина с сожалением промолвила:
- Еще предстоит вам пометаться, голубушка. Душа-то она живая и просит жизни. Не ошибитесь только, что жизнью считать.
- Да как же не ошибиться? И за того душа болит, и за этого… А вы мне не поможете? - с надеждой взмолилась Саша.
- Да в чем же, милая вы моя? За вас жизнь прожить? Я в том, что сильнее всего болело, вам и так помогла. Сняла камень с души. Аль нет?
- Сняли, сняли, - заверила девушка. - Да только…
- Не могу я за вас решать, голубушка. Увольте! Вы самостоятельно должны выбор сделать, чтоб потом никого не винить в своих бедах.
Саша побледнела.
- А меня беды ждут?
Агриппина даже сплюнула в сердцах.
- Тьфу ты, что я такое говорю!.. Не думайте, Александра Сергеевна, что я какие-то тучи на вашем горизонте рассмотрела. Напротив, если правильный выбор сделаете, ждет вас жизнь счастливая и долгая. Хоть и вдовой останетесь, да только в преклонном возрасте, и обеспеченной будете.
- Может, вы хоть намекнете, с кем я жить буду?
Покачав головой, та попятилась к двери.
- Никак не могу, Александра Сергеевна. Что в состоянии для вас была сделать, то уж сделала.
- И на том спасибо! - спохватилась Саша. - Вы меня просто из ада вытащили! Я чуть с ума не сошла из-за этого письма.
- Вот с ума-то сходить - только жизнь свою губить, - туманно проговорила Агриппина и выскользнула из комнаты.
Выбежав за ней следом, Сашенька бросилась к матери.
- Маман, одарите ее щедро, прошу вас! Она спасла меня!
- Какая ты, право, нежная, - усмехнувшись, проворчала Анна Владимировна. - Из-за больного зуба целая трагедия.
* * *
Дмитрий Оленин не находил себе места. Та ночь, которую он уже воображал себе вершиной блаженства, обернулась для него сущим кошмаром. Ругая себя последними словами, Дмитрий снова и снова восстанавливал в памяти подробности того, как он проник в притихший дом Микульчиных, заранее подкупив их слугу, который и оставил открытым черный ход. Он же и нарисовал Оленину план дома, крестом отметив комнату хозяйской дочери.
Слуга Ванька оказался тертым малым, и эта услуга обошлась Оленину дороже, чем он рассчитывал, но Дмитрий решил, что ради удовольствия провести ночь с Сашенькой Микульчиной никаких денег не жалко. Тем более семья Олениных не бедствовала.
- А я-то, дурак, думал, хозяйская дочка - такая скромница, - ухмыльнулся Ванька.
- А тебе про нее думать вообще не положено, - надменно заметил Оленин.
Но парень и не помышлял сдаваться.
- Так кто же думать-то запретить может? И мы-то ужо не крепостные, чай! А мысли наши и вовсе - пташки вольные.
- А все-таки ты им особенно воли не давай! - пригрозил Дмитрий. - Держи в узде свои мысли.
- Э-э, барин, - протянул Ванька с укоризной. - Не знаешь ты природы, видать. Кто же птичек в узде-то держит?
Прогнав его, Оленин с тревогой подумал, что связался не с тем человеком. Этот, пожалуй, слишком болтлив…
Теперь Дмитрий осознал и другую свою оплошность: подъехав к дому, он не проверил, все ли окна темны. Оленин двигался по неосвещенным коридорам и лестницам с кошачьей осторожностью. Тем не менее старые половицы то и дело поскрипывали, заставляя Дмитрия обмирать от страха. Больше всего он боялся разбудить Сашиного отца… С матерью уж он как-нибудь договорился бы.
Но на его счастье, Сергей Васильевич отличался крепким сном. Да и Анна Владимировна бессонницей не страдала. Чего, как оказалось, нельзя было сказать о Сашеньке. Подобравшись к ее двери, Оленин так и обмер, заметив через щель неприкрытой двери, свет свечи. Затаив дыхание, Дмитрий заглянул в комнату и с изумлением увидел Сашеньку, которая, сидя в одной сорочке спиной к двери, что-то писала.
"Что она там сочиняет? Неужели стишки пописывает? Или дневник ведет?.. А может быть, письмо? - вдруг озарило его. - Но кому? Не мне ли? Или ему? Нет, быть не может. Зачем ей понадобилось писать Орлову, если они встречаются? Руку даю на отсечение, что она пишет мне! Как пушкинская Татьяна Онегину… Как же она хороша!"
Когда первое удивление прошло, он залюбовался сбегающей между лопатками темной косой и округлостью плеч, к которым так и тянуло припасть губами. Он испытал такое желание, что готов уже был ворваться в комнату, сгрести Сашеньку в охапку и упасть с нею вместе на кровать. Дмитрий всей плотью почувствовал влажное, горячее нутро девушки, которая еще не знала мужчины. Он ясно ощутил, как с усилием раздвигает ее мягкие ноги, как трогает то, к чему впервые прикасается чужая рука…
Его даже скрючило под дверью, так трудно было бороться с желанием. Но Дмитрий твердо решил, что проберется в Сашенькину спальню, только когда девушка задует свечу и успеет задремать. А то еще закричит во все горло, коль с перепугу не распознает его сразу.
"Будет ли она рада видеть меня? - задумался Оленин. - То, что Сашенька собралась замуж за этого Орлова, еще не значит, что она совершенно охладела ко мне. За стариков по любви не выходят. А я помню, как страстно она прижималась ко мне, как жадно ее губы ловили мои поцелуи. Не могло это быть притворством! В то, что Сашенька - всего лишь коварная кокетка, мне не очень-то верится… Вот ее матушка - непроста! Очень непроста…"
Он вдруг увидел, что Саша поднялась, взяв в руки исписанный лист. Затаив дыхание, Дмитрий проследил, как она подошла к комоду и спрятала письмо в верхний ящик. В том, что это послание адресовано ему, он уже не сомневался. Любопытство его нарастало с каждой секундой. Как сможет он дождаться следующего дня, чтобы прочесть ее исповедь?
К тому же Сашенька могла и передумать… Девушки так непостоянны в своих настроениях. Утром она может испугаться своей откровенности, и тогда ему не суждено будет узнать, как страстно и поэтично может она изливать свои чувства.
Дмитрий принял решение, которое показалось ему единственно правильным, - изъять письмо. Но следовало дождаться, пока Сашенька уснет.
Эти минуты ожидания в кромешной тьме (свечу Сашенька сразу же задула) стали для Дмитрия самыми томительными и мучительными в жизни. Наконец он решился заглянуть в комнату.
Дверь слегка скрипнула, заставив его оскалиться от злости. Но Сашенька не издала ни звука, и Дмитрий с облегчением перевел дух. Стараясь двигаться совершенно бесшумно, он подобрался к комоду, осторожно выдвинул верхний ящик и, сунув руку под белье, нащупал сложенный лист. Медленно вытащив его, Оленин закрыл комод и шагнул к окну. Здесь он развернул письмо и в свете луны прочел первую строчку: "Дорогой Михаил Антонович!"
От ярости у него перехватило дыхание. Подумать только - "дорогой"! Так все это время, пока он, как полный идиот, стоял под дверью, Саша изливала на бумагу свои чувства к другому мужчине!
Желание овладеть ее нежным телом тотчас угасло. К тому же он вполне мог оказаться не первым… Изголодавшийся по женской ласке вдовец вряд ли упустил возможность отведать этой свежей плоти. Дмитрий ненавидящим взглядом скользил по очертаниям одеяла, скрывающего отвернувшуюся к стене Сашеньку, и задыхался от злобы. Ему мерещились отвратительные сцены ее близости с Орловым… Виделось, как этот мерзкий старик впивается в мягкие губы девушки, которая годится ему в дочери, прижимается лицом к ее пухлой невинной груди, ласкает ее гладкие ноги…
Если бы то же самое проделал он сам, это было бы восхитительно! Но вообразить рядом с Сашей этого отвратительного Орлова…
Уже почти не скрываясь, Дмитрий выбежал из комнаты, заблудился, совсем перестав соображать, едва нашел черный ход, выскочил наружу. Его несла волна негодования, и он бежал и бежал, не ощущая усталости, не пытаясь поймать экипаж. Ночные улицы были, к счастью, пусты. Никто из знакомых не мог опознать в этом задыхающемся от гнева расхристанном человеке всегда элегантного насмешливого Дмитрия Оленина.
Вернувшись к себе, он, став у камина, первым делом прочитал письмо целиком. Зарычав от ярости, Дмитрий скомкал и швырнул исписанную бумагу в огонь. "О чем это она пишет? Уж не отдалась ли Саша и впрямь Орлову, подарив ему свою девственность? А тот небось воспользовался ею, а потом оттолкнул. Счел, что девочка недостаточно хороша для него. Или его разочаровала столь легкая добыча? Он, наверное, заявил ей, что она развратна, что отныне она - падшая женщина…"
- Скотина! - зашипел Дмитрий и, опомнившись, бросился выгребать из камина золу, в которой еще надеялся отыскать хоть кусочек письма - единственного доказательства произошедшего.
Но огонь уже успел скрыть все свидетельства Сашиного бесчестия. Дмитрий только манжеты опалил да пальцы обжег.
- Какой же я дурак! - завопил он, не опасаясь разбудить слуг. - Нужно было швырнуть это письмо ему в лицо! На дуэль его вызвать!
Мысль о дуэли, возникшая неожиданно, стремительно овладела всем его существом. Оленин обязан отомстить за поруганную честь своей невесты. То, что Сашенька Микульчина никогда не считалась его невестой, Дмитрия уже не волновало. Сейчас он виделся себе единственным защитником униженной и оскорбленной девушки. И это заполняло его душу благородной гордостью.
Но вместе с тем в его сердце все сильнее разгоралась ненависть к Сашеньке, презревшей его любовь. Да, он отомстит за нее! Убьет Орлова на дуэли (в этом Дмитрий нисколько не сомневался). Но взять за себя эту ничтожную девицу он и не подумает!
- Кошка, - прошипел Дмитрий, яростно отряхивая манжеты. - Мерзкая, похотливая кошка… Ненавижу!
Ему отчетливо виделось, как Сашенька, отвергнутая всеми, ползает у него в ногах, целует его сапоги, на которых еще сохранились брызги крови Орлова, а он, Дмитрий, отталкивает ее. Она будет рыдать, как Магдалина, разрывая на груди платье. Но ее молочно-белая грудь уже не тронет его, не вызовет в нем ни малейшего желания. Взять ее после Орлова? Дмитрия передернуло. Отныне Саша Микульчина способна вызвать в нем только чувство брезгливости.
С этой мыслью он, совершенно измучившийся, и уснул под утро. Новый день Дмитрий собирался начать с того, чтобы послать Михаилу Антоновичу Орлову вызов на дуэль.
* * *
- Ой, барышня, прямо не знаю, как вам и сказать…
Сашенька еще с утра заметила, что Клава сама не своя. Даже ленту к кремовому платью подала голубую.
К вечеру, когда от сердца отлегло, Сашенька решила выяснить, отчего ее верная служанка как-то странно поглядывает на нее весь день да кусает губы, будто хочет сказать что-то, но никак не решается. Поэтому девушка обратилась к ней с обычной ласковостью:
- Что ты, Клавочка? Не влюбилась ли в кого? Места себе не находишь.
- И-и, влюбилась! - Клава неожиданно зашлась смехом. - Да в кого, барышня? В Петруху косого, что ли? Да и куда мне… Уж тридцатый годок пошел, кто меня возьмет-то? Мне завсегда в девках жить теперича.
Усевшись в кресло, Саша поманила ее и усадила рядом на низенькой скамеечке.
- Тогда что же тебя гложет?
- Ой, гложет! Это вы верно говорите, барышня. Так гложет, прямо спасу нет!
- Да хватит уже туману напускать, - рассердилась Саша. - Говори, что случилось.
Оглянувшись на дверь, Клава перешла на шепот.
- Мне Ванька тут такое нашептал… Ой, барышня, прямо не знаю, как вам и сказать.
- Да говори ты уже!
- Да тут дело такое… постыдное…
- Что там Ванька опять натворил? Обрюхатил кого? - фыркнула Сашенька.
Но служанка замотала головой.
- Он-то нет. А вот пособил одному барину в его лихом замысле…
Насторожившись, Саша перестала улыбаться.
- Какому барину?
- Да я фамилии-то не знаю. Ванька сказал только, что барин молодой да красивый. Что, мол, с его наружностью нету нужды по ночам к девицам тайком лазить. Да так, чтоб она и не догадалась… Вы ж не знали, барышня, что он придет? - Клава с надеждой заглянула ей в глаза.
- Я? Так это обо мне речь? - догадалась Саша и сделала вид, что рассержена не на шутку. - Да кто ж это посмел ко мне тайком пробираться?
Всплеснув руками, Клава радостно завопила:
- Я ж ему говорила, что барышня наша - ни сном ни духом, что этот барин окаянный сам полез, куда не следует. Видать, не долез.
- Не долез, - подтвердила Сашенька тоном, не терпящим ни возражений, ни сомнений.
- А я что говорила?
- Так что же получается, Клава? Значит, Ванечка твой помогать ему взялся?
Подскочив, служанка возмущенно вытаращила глаза.