Симеон тихонько охнул, но Исидора заметила, что в его глазах промелькнуло изумление.
- Нет! - воскликнул он.
- Смейся, если хочешь, - заметила она. - Да ты доволен, что я это сказала, и не притворяйся, что это не так. Как я уже говорила, мы найдем тебе какую-нибудь миленькую англичанку, для которой сдержанность и рассудительность - вторая натура.
- Такую, как моя мать?
- Твоя мать? - переспросила Исидора, теряя нить разговора.
Он задумчиво посмотрел на нее.
- Моя мать так хорошо усвоила уроки отца, что использовала его путаный метод оплаты счетов еще много лет после его смерти. Единственный намек на желание взбунтоваться я нахожу в том, что она так щедро заплатила его любовнице. Он был бы в ужасе от этого. Но уже сам этот факт указывает на отсутствие страсти, ты не находишь? И мне трудно поверить в то, что она не знала о существовании всех этих женщин.
Исидора уже не знала, что думать о матери Симеона.
- Тебе не по нраву страсть, - заметила она. - Она причиняет неудобства. И твоя мать такого же мнения. В конце концов, что может сделать женщина, если ее муж привык развлекаться на стороне?
- А как поступила бы ты? - поинтересовался Симеон. И уточнил: - Если бы я завел любовницу?
Исидоре даже задуматься не пришлось.
- Я бы тебя убила, - мгновенно ответила она, слегка улыбнувшись, чтобы смягчить свои слова. - Как видишь, Симеон, я была бы очень неудобной женой.
- Но я не собираюсь заводить любовницу или любовниц, - сказал Симеон.
- Это просто замечательно, - кивнула Исидора. - Я уверена, что твоя жена будет гораздо счастливее.
- Меня даже подташнивает при мысли о том, что ты будешь выбирать мне невесту.
- Не забывай, - сказала Исидора, - я ни во что не буду вмешиваться. - После короткой паузы, она добавила: - Само собой, я буду искать себе мужа, поэтому мне не придется тратить время на то, чтобы подобрать тебе подходящую девушку. Нам обоим предстоит потрудиться.
- А ты не против потерять титул герцогини?
- О нет! - покачала она головой. - Это не так уж важно для меня.
- Возможно, ты изменишь свое мнение, если хорошенько подумаешь.
- Ну что ж, если так, то я устремлю свои помыслы на герцогов, - улыбнулась Исидора - Взять, к примеру, герцога Вильерса. Он удивительно привлекателен. Помню, мы с ним сопровождали мою подругу Гарриет на вечер к лорду Стрейнджу. Я тогда и предположить не могла, что Вильерс настолько остроумен.
- Проблема не в тебе, Исидора, а во мне.
- Ты это уже говорил, - отозвалась Исидора, начиная раздражаться. - Я прекрасно понимаю, почему ты находишь меня неугомонной. Я это принимаю и, по сути, только что сказала, что абсолютно с тобой согласна. В конце концов, что такого в том, что я захотела бы иметь мужа, готового показать страстный интерес ко мне?
Взгляд Симеона оставался непроницаемым.
- Да, и что тогда?
- Мне не нужен муж, который вечно будет спокоен и предсказуем, - промолвила Исидора. - Мой отец всегда заботился о маме.
- Ничуть в этом не сомневаюсь.
- И он бы никогда не завел любовницу - не потому, что опасался бы того, что мама станет с ним скандалить, а потому, что они были хорошей парой. Они смотрели на мир одними глазами. Даже… - Было видно, как у нее перехватило горло, но она нашла в себе силы договорить до конца: - Несмотря на то что это причинило мне огромную боль, я рада, что они умерли вместе. Я просто не могу представить себе одного из них без другого.
- Им повезло, - заметил Симеон.
- Это не так, - сказала Исидора. - Они ссорились, спорили, ругались. Иногда верх одерживала мама, а иногда - отец. Хотя, честно говоря, мама выигрывала чаще. Помню, я видела, как они целовались. И еще я запомнила, как мама отправила меня в детскую, да и папе велела пойти вздремнуть.
Губы Симеона растянулись в улыбке.
- После этого я долгие годы была уверена, что все взрослые спят днем, - договорила она. - В отличие от меня папа не возражал.
- Еще бы он возражал!
- И я хочу такого же брака, какой был у моих родителей, - объяснила Исидора. - Я благодарна тебе за то, что ты не вернулся домой, когда мне было шестнадцать. Я все время повторяла себе, что мне просто нужен подходящий муж. Но теперь я понимаю: я была готова принять любого мужчину, приехавшего из пустыни, потому что у меня не было выбора. - Встав, Исидора быстро подошла к камину и обернулась к Симеону. - Да, я должна поблагодарить тебя, Симеон. Я никогда не считала, что у меня может быть выбор, поэтому и не позволяла себе думать о том, чего жду от брака.
- И чего же ты ждешь? - Он встал следом за ней. В голосе Симеона зазвучали какие-то подозрительные, даже напряженные нотки, поэтому Исидора внимательно посмотрела на него. Но перед ней был обычный Симеон: бесстрастный, сдержанный. А воспитание не позволило ему радоваться ее словам.
- Я хочу нравиться, - сказала Исидора с воодушевлением. - Думаю, я бы даже хотела полюбить. Да, еще я бы хотела, чтобы за мной ухаживали. Знаешь, многие мужчины пытались это делать.
- Ничуть не сомневаюсь. - Его лицо слегка омрачилось.
- Дарили цветы и все такое прочее, - добавила она. - Порой даже бриллианты. Но они не понимали, что я за женщина. А я бы хотела иметь такую семью, в которой… - Она сделала небольшую паузу, а затем продолжила: - Как ты считаешь, с моей стороны опрометчиво надеяться на то, что муж будет всегда прислушиваться к моему мнению?
- Да, - ответил Симеон.
Исидора поморщилась.
- Ну тогда хотя бы большую часть времени, - сказала она. - И еще я мечтаю о страсти, которая так тебе не нравится. Мне не по нраву спокойная и уравновешенная жизнь. Я бы предпочла какие-нибудь приключения… - Признаться, Исидоре нравилось даже думать об этом.
Неожиданно Симеон оказался совсем рядом с ней. Он двигался тихо и осторожно, как хищник, однако ей показалось, что он не знает, что сказать.
- Симеон? - недоуменно спросила Исидора.
Он не поцеловал ее, хотя, едва взглянув в его глаза, Исидора почувствовала, что у нее подгибаются колени.
- Я хочу, чтобы ты знала, Исидора: ты мне очень нравишься, - прошептал Симеон.
Она не смогла найти подходящих слов в ответ.
Глава 26
3 марта 1784 года в тот же день
Джемма приехала в "Судебные инны", где располагался рабочий кабинет Элайджи, справедливо пребывая в полной уверенности, что неотразима. Эта уверенность появилась у нее, как появилась бы у любой женщины, которая провела три часа перед зеркалом. В конце концов она надела шелковое платье янтарного цвета и туфельки, отороченные темно-золотой косичкой, с бриллиантовыми пряжками. Волосы она убрала в высокую прическу - слегка припудренную и поблескивающую мелкими бриллиантами, которые прекрасно сочетались с драгоценными камнями на туфлях.
Скорее всего Элайджа не заметит всех этих деталей, но женщина всегда чувствует себя увереннее, когда выглядит безупречно с головы до ног.
Когда Джемма впервые побывала на службе у Элайджи - а случилось это в самом начале их брака, - было уже за полдень, и в кабинете никого не было. Она тогда быстро прошла по анфиладе комнат, заметив лишь темные панели на стенах да портреты тучных мужчин, и оказалась во внутреннем рабочем кабинете Элайджи. Сейчас все было иначе. Джемма распахнула дверь в кабинет мужа и увидела целую толпу мужчин, которые кричали что-то друг другу.
Наступила тишина, все они повернулись в ее сторону, а потом снова зашумели. Однако Джемма заметила, что один клерк, заметив ее, явно занервничал и юркнул в какую-то дверь. Сама Джемма замерла на месте.
Прямо перед ней стояли два достойных лондонских торговца. Об их занятии Джемма поняла по одежде. Они спорили с каким-то третьим господином - явно правительственным чиновником - о том, что называли "гнездом чумы". Джемма не успела даже понять, где это гнездо может находиться, как вдруг появился личный секретарь Элайджи. Вид у него был обеспокоенный.
Мистер Каннингем пробрался сквозь толчею и, едва оказавшись рядом, принялся горячо извиняться.
-. Все в порядке, - остановила его Джемма. - Мне тут даже интересно.
- Сегодня среда, ваша светлость, - проговорил секретарь, направляя Джемму к двери, из которой он только что вышел. - К сожалению, в середине недели у нас царит полный хаос. Впрочем, по вторникам тоже, да и во все…
- Да и во все остальные дни, - договорила за него Джемма. - Кто все эти джентльмены?
- Просители, - объяснил он. - Как вам, возможно, известно, в Ост-Индской компании служит множество людей, единственная обязанность которых - информировать членов парламента о том, что компания хотела бы сделать. В кабинете его светлости всегда находится несколько человек, надеющихся получить слово. В последнее время здесь появилось очень много людей, которые предлагают различные решения возросшей проблемы разорительных грабежей.
- Я что-то читала об этом, - заметила Джемма. - Но, Бог мой, что Бомон может предложить бедным ограбленным людям?
- О, мы беспокоимся вовсе не о жертвах, - заверил ее Каннингем. - Умы членов парламента в настоящее время заняты совсем иным: они думают, как поступать с преступниками. Прежде мы отправляли их в колонии, но война в Америке заставила прекратить эту практику.
- Конечно, - кивнула Джемма. - Такое ощущение, будто крысоловы внезапно покинули город. И теперь с крысами никто не может справиться.
- Мы пытались отправлять их в Западную Африку, но это не помогает, - сказал Каннингем, пробираясь сквозь битком набитую людьми вторую комнату. - Только подумайте, нам приходится сажать их за решетку на списанные военные корабли, что стоят на Темзе, и запирать на старых судах.
- Полагаю, со дня на день они убегут оттуда, - сказала Джемма. Они вошли в третью комнату, полную просителей. - Мистер Каннингем, а есть ли более подходящее время навешать мужа?
- Да нет, что вы, тут у нас так с утра до вечера, - бросил Каннингем через плечо.
- Господи, я не была тут много лет и понятия не имела…
- Благодаря тому факту, что его любит мистер Питт, а также уважает мистер Фокс, его светлость находится в незавидном положении брокера, вынужденного идти на компромисс.
Наконец они дошли до комнаты, в которой было всего несколько худосочных мужчин, что-то торопливо записывающих на листках бумаги.
- Если вы пройдете сюда, ваша светлость, - сказал мистер Каннингем, указывая на дверь, - герцог будет рад принять вас в своем кабинете.
Джемма вошла в помещение, а мистер Каннингем растворился где-то у нее за спиной.
У Элайджи был чудесный кабинет с камином в стиле рококо. Муж тут же вскочил с места и бросился ей навстречу. Однако сердце Джеммы упало, когда она увидела ледяной взгляд его глаз.
- Нам надо поговорить, - заявила Джемма. - Но извини, что я побеспокоила тебя, когда так много людей дожидается твоей аудиенции.
- Проходи, - сказал герцог, указывая на маленький диванчик.
Она приподняла бровь.
- Вишневая саржа? Отлично. - Диван был обит такой же тканью, как и стулья в ее парижском салоне.
- Она мне понравилась еще в твоем доме, - просто сказал Элайджа. - Я вспоминаю о тебе, когда смотрю на этот диван.
Джемма не знала, как реагировать на эти слова. Действительно ли ей хочется, чтобы муж вспоминал о ней благодаря паре стульев?
Элайджа сел - скорее напротив нее, чем рядом.
- Я получила забавное письмо от Роберты, которая пишет, что ее отец женится на русалке, - проговорила она. - Мне ужасно хочется съездить к ней и посмотреть на все своими глазами. Я хотела бы уехать сегодня же днем или завтра утром, вот и решила сообщить тебе об этом.
- Очень мило, что ты захотела сама сказать мне о поездке, - промолвил Элайджа. - Русалка… Хотел бы и я встретить русалку.
- Я надеялась увидеться с тобой утром, - сказала она в открытую, и слова соскочили с ее языка сами по себе.
Несколько мгновений герцог молчал.
- Я… - начал он наконец.
- Я знаю, что ты очень занят, - перебила мужа Джемма, - но мы так давно женаты, что не должны лгать друг другу, Элайджа.
- А я бы подумал, что чем дольше длится брак, тем больше неправды накапливается между супругами.
Джемме было неприятно, что ее сердце так и подскочило в груди, когда на его губах появилось некое подобие улыбки.
- Я бы предпочла обратное, - сказала она. - Я подумала, что ты написал свою записку из-за того, что недопонял моих последних слов, обращенных к тебе. Я сказала, что не хочу играть последнюю игру в матче с герцогом Вильерсом. - Она затаила дыхание.
Выражение лица герцога не изменилось, и она опустила глаза на затянутые в перчатки руки. Как же она глупа - сама создала ситуацию, соткав ее из тонкого воздуха. Он так рано уехал из дома, потому что был занят. Как же она глупа! Сердце Джеммы билось в унисон с теми обвинениями, которые она мысленно бросала самой себе.
Элайджа откашлялся.
- Могу я присесть рядом с вами, герцогиня? - спросил он.
Джемма почувствовала, как на ее губах заиграла улыбка, вызванная его ласковым голосом.
- Да, - кивнула она. И еле слышно добавила: - Герцог.
- Я подумал, что ты выразила желание прервать нашу последнюю игру, - сказал он, присаживаясь рядом с ней.
Стянув с рук перчатки, Джемма прикоснулась к его щеке.
- У тебя усталый вид, Элайджа, - промолвила она.
- Так это не последняя наша игра? - спросил герцог, демонстрируя жене свою знаменитую вежливую настойчивость, которая, вероятно, и вознесла его на верхушку правительства.
- Да нет же, я говорила о Вильерсе, - сказала Джемма. - Я собиралась отказаться от матча с Вильерсом и не играть последнюю игру.
- Ему это не понравится, - заметил Элайджа.
Джемма рассмеялась.
- Ты жалеешь собственного соперника?
- Леопольду никогда не везло в любви.
- Я буду играть с ним в другие игры, - пообещала она, - но не с завязанными глазами и не в постели.
Его губы прикоснулись к ее губам - всего лишь слегка погладили их, но от этого прикосновения по телу Джеммы пробежала дрожь. И дело даже не в ее чувственности, а в том влиянии, которое он на нее оказывал. Но сколько же зла было между ними прежде!
- Мне тоже надо уехать из Лондона, - сообщил Элайджа. - Пит устраивает встречу в своем загородном доме, поскольку парламент на несколько недель уходит на пасхальные каникулы. - Глубокое, неприкрытое сожаление в глазах герцога подтверждало его слова.
- Как долго тебя не будет? - поинтересовалась Джемма, спрашивая себя, могут ли давно женатые супруги чувствовать такое же волнение, как и недавно познакомившиеся любовники.
- Я скажу ему, что должен вернуться на королевский праздник, который будет двадцать шестого, - ответил он, снова целуя ее. Но Джемме был нужен не только поцелуй, поэтому она обвила руками шею мужа и привлекла его к себе. Такой знакомый запах - запах ее Элайджи… А его поцелуй имел сложный вкус власти и еще чего-то такого, что обещало…
Однако все ее мысли исчезли, когда его рот накрыл ее губы - властно, уверенно. От Элайджи исходила такая сила, такая мощь, что Джемма почувствовала, как на ее глаза наворачиваются слезы.
Он не прикасался к ней. Ее руки не гладили его плечи, не ворошили парик. Только их губы соединились в страстном поцелуе.
Они продолжали целоваться, когда в дверь громко постучали и в кабинет заглянул мистер Каннингем. Джемма заметила, что лицо секретаря ошеломленно вытянулось. Похоже, мистер Каннингем был лучше осведомлен о плачевном состоянии их брака, чем она сама. Но Элайджа даже не оглянулся.
- В чем дело, Рансом? - спросил он, не сводя глаз с Джеммы и улыбнувшись своей мимолетной неповторимой улыбкой.
- Еще несколько узников сбежали с корабля, - объяснил Каннингем.
- Говорил я им, что не стоит, черт возьми, запирать людей на корабле, - проворчал Элайджа.
- Ты хочешь сказать, что преступникам не место на военном корабле? Или что для этого выбрали неподходящую часть реки?
- Так тебе об этом известно? Ты не перестаешь удивлять меня, Джемма. - Он снова склонил к ней голову.
- Я уеду до твоего возвращения домой, - сказала она спустя некоторое время.
Джемма слегка задыхалась, была счастлива и напугана одновременно.
- Ох, не надо бы отпускать тебя туда, - вздохнул Элайджа.
Джемме показалось, что приглушенные крики из соседних комнат внезапно стали гораздо громче.
- Они захотят, чтобы я обратился в палату лордов и спросил, как поступить, - пробормотал он, взяв ее лицо в ладони.
- И что ты скажешь? - с усилием проговорила она.
- Я всегда считал… - он погладил ее губы своими губами, - что использование кораблей… - еще один поцелуй, - это чудовищная ошибка.
Шум из-за двери стал до того громким, что Джемма высвободилась из объятий мужа и встала. Однако она еще не была готова уйти.
- Почему? - спросила она.
Элайджа вполне в своем духе серьезно ответил на ее вопрос:
- Большинство заключенных - это безработные ветераны разных войн. Они не в состоянии найти работу, поэтому занимаются грабежом. Из кораблей вышли ужасные тюрьмы, потому люди только и думают, как бы сбежать оттуда. За первые три года заключения умирает каждый четвертый.
- Гнезда чумы… - выдохнула Джемма. - Я слышала, как о них разговаривают в соседней комнате.
Элайджа кивнул.
- Ты хороший человек, - проговорила Джемма, поправляя мужу галстук.
Он поймал ее руки, повернул правую ладонью вверх и поцеловал.
- Не всегда, - отозвался герцог.
- Когда дело касается чего-то очень важного, - сказала она.
- Мне начинает казаться, что все как раз наоборот, - заметил Элайджа. - Потому что самое важное - это ты. - Подержав ее руки в своих руках еще несколько мгновений, он выпустил их. - Двадцать шестого я приеду прямо на королевскую яхту, Джемма. И буду искать там тебя.
До этого мгновения Джемма не понимала значения слов "поющее сердце", но когда она пробиралась сквозь заполненные людьми комнаты, в которых каждый говорил что-то о милости к заключенным, о ссылке в другие страны, изгнаниях, казнях, повешениях, Джемма не могла перестать улыбаться. И заставить замолчать чудесную песню, звучащую в ее груди.