- Евдокия Ивановна.
- Я знаю ее. - Гурин достал пачку сигарет. - Передай ей привет от Гурина. Надеюсь, она еще помнит меня.
- Спасибо, передам, - стушевалась Мара. Она не ожидала услышать это.
- Она еще работает?
- Да, в киоске от ресторана.
- Хорошо. Ну, тогда до встречи, Мара. - И, обращаясь к водителю, Гурин попросил открыть дверцу. Глядя на недоуменное лицо Мары, объяснил: - Центральный замок. Он открывается только по моему велению.
- Замечательный замок, - задумчиво произнесла Мара. - До свидания, Эрнест Павлович.
- До завтра.
Мара замешкалась, словно хотела еще что-то сказать, но не решалась. И наконец выпорхнув на мороз, она наклонилась, чтобы еще раз увидеть лицо Гурина. Почему-то она решила, что сейчас это будет насмешливое, надменное лицо, которое навсегда отобьет у нее охоту к общению. Но Эрнест Павлович смотрел на нее задумчиво, с грустью. В этом было что-то трогательное, и Мара едва удержалась, чтобы не сказать что-то теплое, дружеское, а может быть, даже извиниться за спектакль, который так усердно разыгрывала весь вечер. Она отчетливо поняла, что этот мужчина не из тех, кого ей уже приходилось развлекать по просьбе Елены Константиновны. Ему нужно другое. И если даже в кабинете хозяйки Мара точно видела его похотливый взгляд, это была мгновенная реакция на ее броскую внешность, реакция настоящего мужчины.
Но Мара так и не решилась сказать последнее слово в этом разговоре. Она выпрямилась и, услышав, как негромко закрылась дверца машины, вздрогнула. Тонированное стекло не позволяло видеть тех, кто находился внутри, но Мара была уверена: Гурин продолжает смотреть на нее этим странным, проницательным взглядом, от которого ей хочется плакать. Она почувствовала себя маленькой девочкой, которая расстается с отцом. Он дал ей напутствие на будущее и уезжает в неизвестном направлении, на неопределенно долгий срок. Мара поежилась, смахивая набежавшие слезы, посмотрела вслед отъезжающему кортежу. Хорошо, что она рассопливилась только сейчас, когда Гурин этого не видит. Ей стало так больно, как будто она провожает родного человека, которого так не хочется от себя отпускать.
Осторожно поднимаясь по ступенькам крыльца, Мара в который раз за сегодняшний вечер ощущала двойственное чувство: никак не могла определиться с тем, как относиться к Гурину. А время будет тянуться очень медленно, как всегда, когда ждешь. Мара решила, что сразу же ляжет спать и постарается сделать так, чтобы события этого вечера прокрутились в ее воображении, вернувшись в снах. Это было бы здорово. Мара улыбнулась, доставая ключи, на мгновение замерла. Ну конечно, как же она не подумала об этом! Сейчас она передаст привет тете Дусе и та расскажет ей все об этом человеке, все, что знает. У Мары руки задрожали от волнения. Она наконец попала ключом в замочную скважину и с порога прокричала:
- Тетя Дуся!
- Да, милая. - Евдокия Ивановна сразу же появилась, и только в этот момент Мара поняла, что уже очень поздно, а та не спала, дожидаясь ее возвращения. Поверх длинной ночной сорочки на ней был белоснежный пуховый платок.
- Простите, тетя Дуся. Я совершенно забыла о времени.
- И почему же? - улыбнулась та, стараясь не показать своей озабоченности.
- Потому что я ужинала с очень интересным человеком. Он передал вам привет.
- Кто, милая?
- Эрнест Павлович. Знаете такого? - Мара внимательно следила за выражением лица тети Дуси и по улыбке, которая мгновенно разлилась по ее лицу, поняла, что это имя связано у нее с хорошими воспоминаниями.
- Спасибо.
Мара быстро разделась и, схватив Евдокию Ивановну за руки, умоляюще проговорила:
- Расскажите мне о нем, пожалуйста.
- Что за причуды на ночь глядя!
- Тетечка Дусечка, пожалуйста, я не усну, пока вы не расскажете мне о нем.
Евдокия Ивановна недоуменно пожала плечами и согласно кивнула головой. Она понимала, что Мара просит не просто так. Обеим не хотелось спать. Евдокия Ивановна была готова выполнить любую просьбу Мары, любую, лишь бы помочь. С некоторых пор это стало для нее делом всей жизни, самым важным, главным.
- Ну слушай, Марочка…
* * *
Почему-то так получалось, что самые судьбоносные события в жизни Мары в последнее время происходили накануне ее дня рождения. Именно в марте она решилась начать новую жизнь и уехать из поселка, в марте встретила Евдокию Ивановну, а теперь в марте же обрела сильного, влиятельного покровителя в лице Гурина. Вернее сказать, знакомство их состоялось еще зимой, но качественный скачок в отношениях пришелся снова-таки на начало весны. Если по порядку, то начать нужно с той самой встречи, на которой предполагались честные ответы на любые вопросы. Мара не боялась этого. Пусть спрашивает, если ему интересно. Вообще-то ей было приятно, что Эрнест Павлович хочет узнать ее поближе. Согласившись на откровенный разговор с Гуриным, она почувствовала, что все идет совсем не по тому сценарию, к которому она привыкла, выполняя поручения Елены Константиновны. То, ради чего она согласилась на подаренные хозяйкой каникулы, отодвигалось на задний план. Это было ново и настолько впечатлило Мару, что к утру следующего дня ей уже казалось, что она сама может Гурина ни о чем не спрашивать. Мара находилась в приятном состоянии влюбленности. Оно было знакомо ей по романтическим мечтам, которые она испытывала к героям любимых романов. В жизни же с ней это происходило впервые. Маре нравилось ее нынешнее состояние. Она не знала, к чему это приведет, но бороться с чувством не собиралась. Некая отрешенность от реальной жизни была фантастически притягательна, и добровольно отказываться от нее не хотелось. Потому Маре было безразлично прошлое Эрнеста Павловича. Настоящее могло быть полно информации, о которой ей не следовало знать, и Мара решила не проявлять излишнего любопытства. В обозримом будущем она также не видела особых точек соприкосновения, а значит, и эту тему можно считать закрытой. Значит, она спрашивать ни о чем не собирается. Почему попросту не провести еще один вечер с этим заинтриговавшим ее мужчиной, разобраться в том, что она испытывает к нему?
Мара уже не представляла, что завершающим этапом этого знакомства станет постель. Гурин не играл в благородство - он его щедро расточал, и Маре пришлось признать, что в некоторые моменты она была к нему несправедлива. Те взрывы негодования, которые она выдала в конце их первой встречи, теперь казались ей верхом глупости. Она должна показать, что не поддается настолько эмоциям. Она обязана удивить его своей рассудительностью, знанием жизни, житейской мудростью. Пусть потом размышляет, откуда в ней, такой юной, столько знаний, опытности. Мара витала в облаках, представляя, как заинтригует Гурина. Пока она не объясняла даже самой себе, зачем ей это нужно, но тактику общения менять не собиралась. Она сделает так, что и по окончании этих так называемых заслуженных каникул ему будет крайне необходимо ее общество. Она очарует его настолько, что… Мара боялась идти в своих фантазиях дальше. Жениться на ней ему точно ни к чему. По-видимому, он вращается в таких кругах, где брак - некая условность, договор, рассчитанный на признание прав и обязанности двух сторон. И главный пункт этого договора - дальнейшее процветание. А какой от Мары толк? От нее только расходы. Она сразу запретила себе думать о Гурине как о потенциальном супруге. Она всегда это делала, когда приходилось выслушивать сладкие речи близких знакомых Елены Константиновны. Лишь первый раз она попалась на удочку красивых, душевных слов, поток которых иссяк сразу же после показавшейся Маре отвратительной близости. Она тогда здорово обиделась, как будто пощечину получила. Даже собиралась высказать все хозяйке, дав ей понять, что это поручение было первым и последним. Но к утру поостыла. Обида ушла, премиальные оказались слишком впечатляющей суммой, чтобы, перекладывая их в свой карман, выражать недовольство.
Сумбур мыслей начинал утомлять Мару. Все вращалось вокруг Гурина. Постоянная смена настроений от бурных фантазий урезала достаточно большую долю романтики происходившего. То Маре казалось, что она должна раз и навсегда отказаться от общения и в то же время - попытаться остаться с Эрнестом Павловичем как можно дольше. Ей то хотелось открыть перед ним свою душу, честно признаться в поступках, которых она стыдилась, то вдруг - говорить только то, что не может не понравиться. Выбирая золотую середину, Мара решила, что о некоторых фактах из ее биографии Гурину знать незачем. Он поверит всему, что она расскажет, а она еще жалостные струны слегка тронет. Он - мужчина в возрасте, наверняка подвержен сентиментальности. Не уложил же он ее с ходу в постель. Хочет, чтобы у них все было по-людски, как в романах. Поухаживает для марки, а уж потом плотские утехи. Хорошо, она согласна.
Мара не могла дождаться часа, когда всем этим мыслям, планам наконец предстоит либо закрепиться, либо разрушиться под давлением реальных обстоятельств. В этом ожидании было столько приятного, волнующего, делающего Мару беззащитной, и это ей почему-то невероятно нравилось. Все-таки здорово ощутить рядом сильного, влиятельного, уверенного в себе мужчину. К тому же он так тактично ведет себя, не расправляет перед ней павлиний хвост тщеславия, не пытается заискивать. С ним легко. Его хочется слушать, внимая каждому слову, потому что откуда-то изнутри исходит ощущение значимости каждого слова, каждого мгновения, проведенного рядом с ним. И потому Мара едва дождалась шести вечера следующего дня и буквально полетела на встречу.
- Будь умницей, девочка, - напутствовала ее Евдокия Ивановна. Она критически осмотрела макияж Мары, оставшись довольна тем, что он был неброский, едва заметный. Улыбнулась, глядя на строгий узел, в который Мара подобрала волосы. Такой она нравилась ей более всего. - Эрнест Павлович непростой человек, высокого полета. Не знаю, что за интерес у него к тебе, только ты не слишком рассчитывай на то, что это будет длиться долго…
- Почему вы так говорите, тетя Дуся? Разве я не могу быть ему интересна?
- Ты очень красивая, Мара, а потому любой мужчина не упустит возможности добиться твоего расположения.
- Вы не о том, тетя Дуся, совсем не о том. - Мара не хотела больше слушать Евдокию Ивановну.
- Мы не из его круга, - не замечая ее недовольства, продолжала та. - Этим все предопределено. Будь осторожна, девочка.
Мара понимала, чего не договаривает тетя Дуся. Она была так деликатна. Только рассказывала, советовала, не задавая никаких вопросов. И к тому моменту, когда Евдокия Ивановна рассказала о Гурине все, что знала, в голове Мары четко сложился образ этого мужчины. Ей хотелось думать, что она понимает причины его желания продолжить знакомство, отказ от ночи, которую они должны были провести вместе. Не такой он был человек, чтобы воспользоваться тем, что ему не могут отказать. У него все должно происходить иначе, по обоюдному желанию. Ненавязчивое порабощение, приятное и неизбежное, - вот к чему он ее постепенно ведет. При этом все идет на уровне подсознания, догадок, невысказанных желаний. Быть может, он хочет вызвать ее интерес к собственной персоне таким способом? Он претендует на оригинальность, показывает, что жизнь Мары, ее взгляды, привычки сейчас важнее того мимолетного удовольствия, которое они могли получить в первую встречу. Он уверен, что никто до него не пытался проникнуть в ее мир. Неужели это очевидно? Мара таяла от одного сознания, что она, именно она вызывает искреннее желание быть понятой. Она уже была благодарна. И в то же время, вспоминая слова тети Дуси, Мара не верила, что все настолько серьезно: "…не слишком рассчитывай на то, что это будет длиться долго".
"Ну и пусть!" - после отчаянных душевных мытарств решила Мара, договорившись сама с собой о том, что станет думать о происходящем как о приятном мимолетном приключении. Она играет роль в коротеньком сериале о жизни юной провинциалки, на пути которой встретился всемогущий, способный изменить ее жизнь мужчина. Маре понравилась идея. Теперь ей будет не так обидно и больно, если события развернутся не так, как она думает. Она обезопасила себя от всякого рода неожиданностей. Она не разочаруется, даже встретив грубость, нетерпение, завуалированное желание Гурина сделать ее любовницей. Это всего лишь игра, правила которой пишутся по ходу!
С этими мыслями Мара выпорхнула из подъезда, сразу заметив у крыльца машину. Кажется, ту, на которой они ехали с Гуриным вчера. Охранник, которого Мара сразу узнала, приветливо поздоровался, подал ей руку, помогая сойти по скользким ступенькам, предупредительно открыл дверцу. Через мгновение она сидела рядом с Эрнестом Павловичем. Это было непередаваемое чувство восторга, когда ты дождался чего-то очень желанного. Такой казалась Маре эта вторая встреча с Гуриным. Ей хотелось, чтобы и он испытывал нечто подобное. Мара сдерживала сбивающееся от волнения дыхание и всеми силами старалась держаться уверенно. Она знала, что такой понравится ему еще больше. Все ее планы, подготовленные фразы, отрепетированные выражения лица улетучились из головы, оставляя место ощущению легкости, ранимости, ожиданию чего-то радостного, волнующего.
Эрнест Павлович был приветлив, мягок, улыбчив. Было очевидно, что встреча и ему приятна. Чувствовалось, что Мару ждали. Гурин выглядел немного возбужденным, говорил быстро, словно боялся не успеть сказать все, что запланировал. Его взгляды больше не были такими пытливыми, он старался меньше смотреть ей в глаза. Мара терялась в догадках: то ли она уже менее интересна ему, то ли появилось что-то, вызывающее смущение, и от этого каждый взгляд - испытание. Со своей стороны Мара не испытывала дискомфорта, пытаясь поймать взгляд Гурина. Говорила мало, вкладывая в выразительную мимику все свои ощущения. За всю дорогу Мара произнесла не более двух-трех фраз. Гурин же показал себя отличным рассказчиком, устроив ей настоящую экскурсию по вечернему городу. Мара, затаив дыхание, слушала его, уже не удивляясь тому, что он так много знает и так здорово умеет преподносить, казалось бы, обычную информацию. Теперь Мара по-другому взглянула на красивые дома в центре, завороженная историей их создания, по-иному вглядывалась в освещенные уличными фонарями резные фасады.
- В вас погиб замечательный гид, - воспользовавшись недолгой паузой, заметила Мара.
- Нет, не погиб, если ты с интересом слушаешь меня, - ответил Гурин.
Он уже свободно обращался к Маре на ты, не предлагая и ей сделать то же самое. Создавалось впечатление, что он не собирался сокращать дистанцию, каждый раз подчеркивая большую разницу в возрасте. Мара была даже рада этому обстоятельству. Честно говоря, ей было бы просто неловко обращаться к Гурину на ты. Она была благодарна ему за то, что он не пытался фамильярничать. Он был вежлив, деликатен, но как-то подчеркнуто недоступен. Это был новый, более высокий уровень отношений, к которому Мара временами не была готова. Происходило что-то неподвластное обоим. Что-то торжественное, но не громогласное, а едва осмеливавшееся заявить о себе, витало в воздухе, создавая невидимый ореол. Мара остро ощущала эти невидимые вибрации, от которых испытывала приятное волнение. А Гурин все рассказывал, прибавляя к некоторым общеизвестным фактам свои подробности. У Мары дух захватывало: какая же интересная у него жизнь! Как здорово он говорит! Сможет ли она в его годы так красочно описать то, что происходило с ней? Будет ли ее жизнь так же наполнена незабываемыми событиями? Сможет ли она, ощущая груз прожитых лет, вот так с ходу захватить внимание и не отпускать слушателя ни на мгновение? Мара едва сдерживалась, чтобы не сорваться на комментарии, желание показать свою осведомленность. Но неуверенность в себе останавливала: уровень ее как собеседницы может не понравиться Эрнесту Павловичу. Мара все больше понимала, что ей еще слишком многому нужно учиться, чтобы достойно выглядеть в глазах этого мужчины. Ей так хотелось восхищать его. Почему? Мара боялась искать ответ, не осознавая, что это может быть внезапно нахлынувшим чувством, о котором она прочла столько книг. Мара вслушивалась в ровный голос Гурина, ловя себя на том, что смотрит на его губы. Она уже не видела рядом с собой стареющего мужчину, не замечала безжалостных следов возраста. Понятия времени, пространства растворились в бескрайних просторах разыгравшейся фантазии Мары. Ей казалось, что сейчас на всем белом свете существуют только он и она. Есть единственная дорога, по которой движется их автомобиль, и им предстоит еще очень долгий путь. Мара блаженно прикрыла глаза: игра воображения не вписывалась ни в какие правила.
- Что с тобой, Мара? - заметив, что его спутница сидит с закрытыми глазами, обеспокоенно спросил Эрнест Павлович. - Тебе плохо?
- Мне хорошо, - улыбнувшись, ответила Мара. Взмах длинных ресниц - и она смотрит прямо в глаза Гурину. - Так не бывает… Мне кажется, что это сон. Что мне с этим делать?
- Ничего не нужно делать, - не выдержав, Эрнест Павлович отвел взгляд. Кажется, он облегченно вздохнул, увидев, что автомобиль подъехал к конечному пункту их маршрута. - Мы приехали.
- Как, уже? - Мара выглядела огорченной.
- Я же обещал тебе показать одно из своих рабочих мест.
Их маршрут лежал в казино, о чем Мара узнала сразу. Но, как и многие другие вещи, которые ранее ей были неизвестны, понятие "казино" тоже представлялось ей весьма туманным. Она перешагнула порог этого заведения, от волнения едва замечая игру неоновых вывесок на его входе. Мара шла, не видя ничего вокруг. Она вдруг почувствовала себя ничтожной букашкой в этой роскоши, которая залетела на яркий свет и вот-вот упадет замертво, сгорев от одного прикосновения к жару, который исходит от него.
- Перестань дергаться и возьми меня под руку, - прошептал ей на ухо Гурин.
Так они шли через огромные сияющие шумные игровые залы. У Мары дух захватило от всех этих шумных автоматов, ярких огней, азартных раскрасневшихся лиц. Прошло несколько минут, прежде чем она снова была в состоянии реагировать на комментарии Гурина. Он перечислял ей названия игровых автоматов, обращал внимание на азартных игроков, на напряжение, царящее за игровыми столами.
- Все они надеются поймать удачу за хвост, - усмехнулся он.
- И у кого это может получиться? - спросила Мара.
- У того, кто играет впервые, например. Но при этом знает, когда нужно остановиться, - не задумываясь, ответил Гурин. Он вдруг резко остановился и посмотрел на Мару. - Хочешь попробовать?
- Я?
- Да, ты.
- Я не знаю правил, - растерянно пробормотала Мара, завороженно глядя на стол, по которому прыгали брошенные игровые кости.
- Нет ничего проще. Считать до двенадцати умеешь?
- Разумеется.
- Тогда ты на месте.
- Нет! - Мара попятилась от игрового стола и взмолилась: - Я не хочу… Я правда не хочу. Пойдемте отсюда, пожалуйста.
Она увидела удивление на лице Гурина, но тот не стал настаивать.
- Как знаешь. - Он снова предложил ей взять его под руку. Мара, едва подавляя внутреннюю дрожь, шла рядом с ним на негнущихся ногах. Еще никогда обувь на каблуках не казалась ей такой неудобной. Словно она впервые надела ее, отчего выглядела неуклюже.