Он уже начал вспоминать, смутно подозревая, что это Шекспир, когда его внимание привлекло движение возле дома, стоявшего дальше по улице. На тротуаре появилась невысокая женщина, скромно, но прилично одетая, в темно-синем пальто и шляпке с полями. Сначала он не понял, почему среди всех спешащих по своим делам людей именно эта неприметная женщина привлекла его внимание. Но тут она огляделась по сторонам, прежде чем перейти улицу, и он увидел ее лицо.
Казалось, весь воздух из его легких внезапно исчез.
Кора.
– Проклятье! – воскликнул Мэттисон и, почувствовав внезапную слабость в ногах, крепче ухватился за прутья ограды. Неужели, призывая на помощь нечистую силу, он сумел вызвать ее тень? Все последние семь лет он слышал ее, чувствовал в воздухе ее аромат, ощущал ее присутствие, но никогда, ни разу она не позволила ему даже мельком увидеть себя…
– Проклятье! – снова воскликнул он. Пока он здесь стоял, остолбенев от того, что вызвал ее дух или что-то там еще, она исчезла за углом. Ушла от него, как будто не заметила. Как будто ее ждали другие, более важные дела.
Выкрикнув очередное ругательство, Мэттисон бросился за ней. Казалось, догнать ее не составит труда. Она не могла далеко уйти. Однако, как только он попробовал бежать, мостовая качнулась у него под ногами, словно живая, и швырнула его на краснодеревщика, катившего целую тележку всякой всячины. Лорду Мэттисону пришлось ухватиться за него, чтобы не упасть. А когда он снова побежал, Коры и след простыл.
На какое-то жуткое мгновение он подумал, что больше ее не увидит. Улицы наполнились торговцами, развозившими свой товар по богатым домам. Толпа поглотила Кору. От ужаса Мэттисона прошиб холодный пот, когда его взгляд вдруг выхватил в дальнем конце Беркли-сквер темно-синее пальто. Он бросился за ней через кусты.
Когда он снова ее увидел, она уже проталкивалась сквозь толпу на полпути к Братон-стрит. В это мгновение прямо в лицо Мэттисона ударился кролик, болтавшийся на шесте у продавца.
– Кора! – в отчаянии воскликнул он, отбиваясь от продавца, который, набросившись на него, требовал компенсации за порчу товара. – Подожди! – Он грубо оттолкнул мужчину в сторону. Нельзя допустить, чтобы ему помешали выяснить, куда направляется Кора!
Мэттисон заметил, как она вполоборота взглянула на него, и почувствовал, что она его узнала. Однако в ее глазах не было ни намека на нежность. Напротив, в ее взгляде мелькнул ужас, и, подобрав юбки, Кора бросилась бежать.
Он тоже попытался бежать, но она отдалялась от него все больше и больше. Конечно, будучи бестелесным духом, она могла с легкостью раствориться в толпе, тогда как подвыпивший Мэттисон мог лишь неуклюже лавировать среди людей или расталкивать их по сторонам. Тем не менее ему удавалось не терять Кору из виду. Пока в один прекрасный момент она не нырнула в какой-то магазин на Кондуит-стрит и не захлопнула за собой дверь.
Мэттисон остановился напротив этой двери, оказавшейся входом в магазин модистки. Очень дорогой модистки по имени мадам Пишо, которое красовалось на золотой табличке, висевшей над дверью.
Сердце стучало в груди, как молоток. Как быть дальше? Ворваться в магазин, который, судя по всему, еще даже не открылся для клиентов, и потребовать, чтобы ему дали поговорить с призраком, нашедшим у них пристанище? Они позовут сторожей, и его просто посадят под замок. Скорее всего, в лечебницу для душевнобольных.
Наклонившись вперед, Мэттисон уперся руками в колени и попытался успокоить дыхание. И привести в порядок свои мысли.
Почему, бога ради, Кора убежала от него именно тогда, когда наконец позволила ему увидеть себя? И зачем она привела его сюда?
Мэттисон выпрямился и уставился на фасад магазина, как будто мог найти там объяснение всей этой чертовщине.
"Специализируемся на вечерних платьях" – гласила табличка, выставленная в витрине под великолепным, богато расшитым стеклярусом платьем из тех, что произвели настоящий фурор в этом году.
Внезапное предчувствие холодной змейкой поползло у него по спине.
В ту ночь, когда мистер Уинтерс заявил, что намерен навсегда упокоить дух Коры, Мэттисон весьма неудачно играл в паре с женщиной, одетой в платье от этой модистки. Их проигрыш он приписал тому, что эта французская девица в роскошном платье одинаково плохо владела как игрой, так и английским языком. Однако в глубине души Мэттисон знал, что она не имеет никакого отношения к его проигрышу.
Игроки всегда отличались особенным суеверием, но он, похоже, был самым суеверным из всех. Понимая, что источником его удачи является Кора, он предпринимал массу усилий, чтобы не расстраивать ее. Мэттисон не прикасался к крепким напиткам, не поддавался соблазнам, воплощением которых были женщины, завороженные его темной, зловещей аурой. Да и как он мог лечь с кем-то в постель – даже если бы какая-то женщина смогла до такой степени привлечь его, – зная, что Кора постоянно кружит рядом, наблюдая за каждым его движением? Она не смогла бы смотреть на это. Ее чистая душа пришла бы в такое смятение, что улетела бы и больше никогда не вернулась.
Его осторожность не была напрасной. Любовь Коры обладала такой силой, что даже могила не стала для нее преградой. И раз она могла бросить вызов самой смерти, то как он мог шутить с этой властью.
Мисс Уинтерс его поцеловала, ее отец начал искать адвокатов, достаточно искусных, чтобы навсегда упокоить душу Коры, и она отвернулась от него. И теперь, сколько бы он ни напивался, сколько бы проклятий ни слал в окна дома мисс Уинтерс, это не помогало. Эта с шумом захлопнувшаяся перед ним дверь говорила сама за себя.
Кора вспомнила ту стену, которая разделяет живых и мертвых. И скрылась за ней.
Почувствовав дурноту, лорд Мэттисон провел дрожащей рукой по лицу.
Все эти годы он жил только потому, что Кора была рядом. Он ощущал ее более реальной, чем всех тех болтливых идиотов, населявших притоны, завсегдатаем которых он стал.
Вернется ли она, если он во всеуслышание объявит правду о ней? Пускай его сочтут сумасшедшим, пускай посадят под замок. Он в состоянии купить себе милую, уютную клетку. Тогда, по крайней мере, не придется делать вид, что его жизнь имеет какой-нибудь смысл. Он перестанет скрывать пытку, терзавшую его каждую ночь. Он сможет просто лежать в темноте и проклинать свое несчастное сердце.
Тогда мистер Уинтерс наверняка оставит свои честолюбивые мечты сделать дочь женой пэра, раз этот пэр законченный лунатик! И даже Робби почувствует определенное облегчение. Если он увидит, что человека, который, как он считает, убил его сестру, в конце концов отправили под замок, это удовлетворит его жажду справедливости.
Если этого хватит, чтобы успокоить Кору, – Мэттисон крепче стиснул зубы, – он готов заплатить такую ничтожную цену!
– Вы будете переходить, мистер, или нет? – пропищал рядом тихий голосок, оторвав Мэттисона от мрачных мыслей.
– Переходить?
Мальчишка-оборвыш с грязной метлой, вытянув вперед руку, в ожидании смотрел на него, готовясь за пару монет расчистить перед богачом грязную мостовую.
– Нет, – ответил Мэттисон. Какой смысл?
Ничто больше не имело смысла. Он оскорбил Кору.
Заставил ее уйти.
– Если хотите, я мог бы снести ей письмецо, – не унимался паренек.
– Письмецо?
– Той рыжей, что только что перешла улицу.
– Ты ее видел? – Лорд Мэттисон потрясенно уставился на мальчишку. Он полагал, что только он один мог видеть Кору. Особенно после того, как она растаяла среди толпы, словно она и все эти люди существовали в разных мирах.
Мальчик наклонился к нему и самодовольно хмыкнул. На его лице расплылась недоуменная улыбка.
– Яснее вашего, думаю. Судя по тому, как от вас пахнет, ночка выдалась тяжелой, верно?
Лорд Мэттисон поморщился, когда до него дошел смысл слов мальчишки.
За последние семь лет он ни разу не напивался. Странно еще, что он оказался таким стойким к джину и до сих пор мог держаться на ногах. Впрочем, несмотря на это, считать себя трезвым Мэттисон определенно не мог.
Значит, женщина была настоящей. Он не вызвал бестелесный дух с того света. Это не Кора намеренно повернулась к нему спиной, сбежала от него и захлопнула перед ним дверь. Он видел обычную служанку, вышедшую с черной лестницы и отправившуюся на работу.
И все это не имело к нему никакого отношения.
А то, что она каким-то странным образом так похожа на Кору, не более чем совпадение. Или… Или она родилась точной копией его умершей невесты? Мэттисон нахмурился. Ему не удалось подойти достаточно близко, чтобы как следует разглядеть ее лицо. Фигура женщины была точь-в-точь как у Коры, походка тоже. Поэтому-то он и принял ее за призрак.
У Мэттисона заболела голова.
Символично!
Похмелье началось раньше, чем он успел протрезветь.
Он прижал ладони к глазам, потом запустил пальцы в волосы. Пока он окончательно не придет в себя, бесполезно даже пытаться разобраться во всем этом.
– Ты все время здесь работаешь? – спросил Мэттисон мальчишку подметальщика.
– Угу, сэр! – ответил паренек слишком громко, как показалось лорду.
– Тогда разузнай все, что сможешь, про эту рыжую. – Сунув руку в карман, он бросил пареньку монетку. – И получишь еще одну такую.
При виде кроны лицо мальчишки засияло.
– Конечно! Когда вы придете?
– Я не приду, – недовольно поморщившись, бросил Мэттисон. Он презирал мужчин, топтавшихся по углам и выискивающих несчастных женщин, становившихся объектами их грязного интереса.
– Придешь ко мне и все расскажешь. Как тебя зовут?
– Грит, – ответил мальчик.
– Я скажу своему слуге, что, если явится немытая личность по имени Грит, он тебя пропустит. А если меня не будет, то ты расскажешь все ему и получишь еще монету.
– А вы кто будете?
– Лорд Мэттисон.
Свет в глазах мальчика погас. Он сглотнул и попытался скрыть свой испуг. Но он был слишком юн, чтобы преодолеть страх и согласиться услужить приспешнику дьявола. Шансы Мэттисона разузнать что-нибудь о рыжеволосой девушке, которая привела его в такое состояние, таяли на глазах. У паренька никогда не хватит смелости явиться к нему в дом. А если даже и хватит, то совесть заставит его держать язык за зубами. Даже самый последний беспризорный оборванец десять раз подумает, стоит ли продавать сведения о беззащитной девушке человеку с репутацией лорда Мэттисона.
– А пока найди-ка для меня кэб, – сказал он, бросив последний взгляд через дорогу на магазин. Не в силах отказать себе в извращенном удовольствии казаться хуже, чем он есть на самом деле, Мэттисон добавил: – Не люблю выходить на улицу при свете дня.
Глава 2
Мэри промчалась по магазину, нырнула за бархатные портьеры, отделявшие его от рабочей зоны, и взлетела на три марша по лестнице в мастерскую. Единственное место, где она чувствовала себя в безопасности.
Она понятия не имела, почему этот человек в черной одежде, с черными волосами и мрачным выражением лица, появившийся из темноты на противоположной стороне Керзон-стрит, произвел на нее такое ужасное впечатление. И почему на какое-то мгновение ей показалось, что сама темнота, сгустившись и уплотнившись, породила это живое воплощение ее ночных кошмаров.
Поистине жутко вдруг ощутить, что твои кошмары вторгаются в реальную жизнь. Особенно после того, как эти кошмары, утратив четкость, сделались смутными.
Просыпаясь, Мэри помнила только, что ее что-то преследовало. Что-то, чему она не смела взглянуть в лицо. Как будто, если бы она это сделала, оно немедленно поглотило бы ее целиком. Мэри сворачивалась клубочком, стараясь исчезнуть, стать незаметной, но все равно чувствовала, как оно подбирается все ближе и ближе, его тень становится все больше и больше, пока она в ужасе не вскакивала, чтобы снова броситься бежать.
И хотя во сне Мэри никогда не удавалось сделать ни шагу, ее ноги всегда начинали стучать по кровати.
– Мэри, проснись! – возмущалась какая-нибудь из девушек, толкая ее острым локтем. – Тебе опять приснился страшный сон.
Ей говорили, чтобы она лежала смирно, и Мэри лежала, натянув одеяло до подбородка и боясь закрыть глаза, чтобы сон не начал снова мучить ее.
Она вздохнула и потерла лицо руками. Умом Мэри понимала, что тени не могут превратиться в мужчину и гоняться по улице за девушками.
И все же она не могла заставить себя остановиться.
Точно так же, как бежала от того, что преследовало ее во сне.
– Мэри!
Сердитый голос хозяйки заставил всех девушек в мастерской вздрогнуть. Тот факт, что мадам Пишо вышла из своего кабинета в этот час, не сулил им ничего хорошего.
– Что с тобой на этот раз? Ты бледна как полотно! Уж не собираешься ли ты снова заболеть?
Мэри не могла винить хозяйку за ее гнев. Она считала, что он оправдан. По сравнению с другими девушками, которые шили для мадам, она не могла похвастаться крепким здоровьем. Совсем не могла.
– Доктор обещал мне, что, если ты будешь регулярно гулять, твое здоровье улучшится, – негодовала мадам. – Я не могу позволить, чтобы ты слегла в это время года! – Несмотря на то что теперь показы в салоне королевы закончились и объем работы немного уменьшился, количество заказов, которые получала мадам, все еще оставалось достаточно большим, и девушкам приходилось работать с рассвета до тех пор, пока они не валились с ног от усталости.
Подойдя к Мэри, мадам Пишо дотронулась рукой до ее лба.
– Я н-не больна, – выпалила Мэри. Выговор от мадам взволновал ее не меньше того, что произошло на улице. – Но там был мужчина…
Мадам Пишо вытаращила глаза и воздела руки к потолку в чисто галльском жесте.
– Улицы всегда кишат мужчинами. Но я уверена, что ни одному из них не придет в голову заинтересоваться таким маленьким ничтожеством, как ты! – фыркнула она, стянув с Мэри перчатки и развязав ленту ее шляпки.
– Н – нет, он кричал! – воскликнула Мэри, вдруг впервые вспомнив об этом.
– По утрам на улице полно торговцев, предлагающих свой товар. – Мадам нахмурила брови. – Он обращался не к тебе.
– Но я думаю, что ко мне, – пробормотала Мэри, пытаясь осмыслить случившееся, не выдавая ужаса, который охватил ее на улице. – Он гнался за мной! – Хотя Мэри не могла даже представить, с чего вдруг человеку, которого она никогда не видела, могло прийти в голову, сердито крича, преследовать ее. И все же она ясно видела, как он расталкивал торговцев, попадавшихся ему на пути. А его мстительные черные глаза неотрывно смотрели на нее. В какой-то жуткий миг ей вдруг показалось, что занавес, разделявший реальность от того, что существовало только в ее сознании, распахнулся. Мэри не понимала, где она. И кто она.
Тот миг был самым страшным.
– Мэри, очнись, – сказала мадам, потянув ее к себе и расстегивая пуговицы ее пальто, в то время как другие девушки в мастерской начали хихикать. – То, что мужчина бежал по улице, еще не значит, что он гнался за тобой. Ради бога, кому вздумается гоняться за таким мелким и тощим созданием, когда на каждом углу добровольно продают себя миловидные, аппетитные девицы?
Казалось бы, то, что мадам наотрез отказывалась в это поверить, должно было ободрить Мэри. Но девушка точно знала, что он гнался за ней. За ней.
– А теперь, Мэри, – сказала мадам, усаживая ее на рабочее место и сунув ей в руки очки, – я лишаю тебя одной прогулки. Сегодня на нее нет времени. По крайней мере, пока ты не закончишь лиф для нового платья графини Уолтон. Что бы там ни случилось на улице, выбрось это из головы. Ты меня слышишь?
– Да, мадам. – По правде сказать, ей и самой больше всего хотелось выбросить это из головы. Мэри искренне порадовалась, что на сегодня у нее есть такая сложная работа. Погружаясь в работу над чем-то по-настоящему прекрасным, ей всегда удавалось забыть про свои страхи. Даже когда она была маленькой девочкой…
Испуганно вскрикнув, Мэри уронила очки. Она каждый раз вздрагивала, когда в ее сознание врывались внезапные проблески воспоминаний о прошлом, которое обычно представлялось ей чистым, белым листом.
Мадам неодобрительно фыркнула, и Мэри быстро опустилась на колени, чтобы поднять очки. Они не могли улететь далеко по грубым половицам мастерской. Сейчас она найдет их, водрузит на положенное место и уже через несколько секунд снова будет сидеть за работой.
"Ну почему разум не может работать так же ловко, как руки?" – сердито подумала она. Сколько раз Мэри пыталась удержать те краткие проблески света, вспыхивавшие в нем. И каждый раз она словно пыталась схватить рукой пламя свечи. Ей ничего не удавалось удержать. Кроме боли.
"Впрочем, какой же идиот станет хватать рукой пламя, после того как один раз обжегся", – думала Мэри, надевая очки. В одно мгновение все, что находилось от нее дальше нескольких футов, утратило четкость, и она осталась сидеть на стуле, словно моряк, потерпевший кораблекрушение и выброшенный на одинокий островок, затерянный в тумане.
Когда она была маленькой… Мэри вздохнула, не в силах заглушить эхо этих слов. Она торопливо схватила иголку, но недостаточно быстро, чтобы отогнать ощущение, что, когда она была маленькой… и ее голова усердно склонялась над вышивкой…
"Думай только о том, что ты делаешь", – сказал ей тихий голос. И на какой-то краткий миг Мэри увидела, что над ней стоит не грозная мадам, а кто-то заботливый и нежный, в ком она инстинктивно узнала свою мать.
"Ради бога, опусти голову". Этот голос… ее мать… Он говорил так, что Мэри поняла, что рядом с ними есть кто-то еще. Он смотрит на них. Мужчина с громким голосом и крепкими кулаками… в одно мгновение все ее существо наполнилось страхом.
Прошлое и настоящее кружились и путались. Ребенок, живший в ней, склонил голову над рукоделием, стараясь отогнать становившиеся все громче голоса взрослых и дух насилия, витавший в воздухе. Женщина подвинула свой стул ближе к ней. Она склонилась над ней так низко, что ее нос почти касался кремового шелка вышивки, и, когда Мэри вдыхала, ее легкие наполнялись сладковатым ароматом новой ткани. Дрожащими пальцами она сделала стежок и надела на иголку крохотную стеклянную бусину. Потом она взяла вторую иголку, чтобы закреплять маленькие узоры из бусин на ткани. Она изо всех сил пыталась сосредоточиться на этой сложной работе, старательно отталкивая смутные образы насилия, которые уже почти совсем оформились и грозили стать явью, совсем как тот черный человек сегодня утром.
Мэри привыкла отгонять от себя неприятные мысли с тех самых пор, как приехала в Лондон, одинокая, избитая и перепуганная. И вскоре ее мир сжался до такого состояния, что она ощущала лишь текстуру роскошной ткани и слышала тихое поскрипывание иголки, протыкавшей ее, и свист ложившейся аккуратными ровными стежками нити.
Ее дыхание успокоилось. Сердце снова забилось ритмично. Все неприятное отступило назад в темноту, оставив ее наедине с работой, которой были заняты ее руки и ее внимание.
Мэри скорее почувствовала, чем услышала, как мадам Пишо вышла из комнаты. Теперь они обе знали, что мысли Мэри заняты другим, и вскоре она забудет взволновавший ее инцидент на Беркли-сквер.