- Но что хорошего в любви, если у нее нет никакого будущего? Наверное, я хотел бы уйти из холдинга, обосноваться здесь в Напа. Но я не могу, Обри. Я единственная рессора внутри ИХЭ. Единственный, кто может спасти холдинг и семью от развала. - Лайам поднял руку и провел пальцами по ее щеке. Это прикосновение немедленно отозвалось внизу ее живота. - И я сомневаюсь, смогу ли убедить тебя уйти из "Холт Энтерпрайзиз", пока ты считаешь, что должна что-то доказывать своему отцу.
Он мог бы еще добавить, что его дед ни за что не примет ее в семью, если она будет продолжать работать на Мэтью Холта. Но и так все было ясно.
- Нет, я не могу уволиться. Пока я к этому не готова. И, может быть, не буду готова никогда.
Ее сердце разрывалось от счастья и тоски. Она ведь знала, что их отношения должны закончиться, почему же тогда так больно? Она схватила его руку и уткнулась лицом в ладонь.
- Я люблю тебя, Лайам. Но все это обрушилось на нас слишком внезапно и так же внезапно кончится. Любовь такой не бывает. Это только страсть. И она быстро перегорит.
Он нахмурился.
- Ты хоть веришь в то, что говоришь?
- Да. Я видела такое много раз. Моя мать после развода с отцом умудрилась еще четыре раза влюбиться с первого взгляда и до безумия. Каждый раз она с горящими глазами убеждала меня, что вот теперь наконец-то встретила настоящую любовь. Потом проходило несколько месяцев, максимум год, она звонила мне, мы встречались за ланчем, и она опять рыдала, что ненавидит очередного своего мужа, что жизнь опять ее обманула, а вся любовь растаяла, как дым.
Он мрачно смотрел на нее.
- И ты думаешь, что у нас будет так же?
- Я очень боюсь этого.
- Что, если нет?
Даже если и так, это ничего не меняет. Их семьи всегда будут стоять между ними.
Ты должен убедить Обри, иначе ее потеряешь.
Лайам смотрел в фиалковые глаза Обри и видел в них непоколебимую уверенность. Надо уверить ее, что их чувства - нечто большее, нежели просто безумное увлечение.
Страсть? Конечно, это страсть, но его чувства к ней глубже, и он может поклясться, что ее тоже.
Любовь предполагает желание доставлять удовольствие, а не только получать его. Любовь предполагает желание знать мысли и чувства другого, а не только его тело. Обри дала ему невероятное сексуальное наслаждение, но еще она заставила его посмотреть на жизнь другими глазами. Она волновала Лайама, но она же вносила мир и покой в его душу.
Любовь означает желать счастья другому больше, чем самому себе.
И сейчас любовь преподносит им свой первый урок.
Дай ей время понять, что между вами происходит.
- Что ж, будем радоваться друг другу, пока это возможно.
Лайам сжал ее лицо в ладонях, ласково отвел прядки волос, упавшие на лоб. Ее глаза потемнели, а губы приоткрылись. Он готов был наброситься на нее прямо на крыльце Хилл-Крест-Хауса. Его останавливало только то, что их могли увидеть с дороги. Но поцелуй-то он может себе позволить. Один поцелуй. Один долгий, глубокий, страстный поцелуй.
Он наклонился и прильнул к ее нежным губам, вдыхая ароматное дыхание, гладя ее по всему телу. Когда его ладонь легла на плоский живот, выражение ее лица смягчилось, как будто она уже носила там его ребенка, их ребенка.
Чем скорее они переберутся в дом, тем лучше. Сегодня медленный секс им не грозит.
Ее руки дрожали от возбуждения, пока она вставляла ключ в замочную скважину, а Лайам целовал ее в затылок. Дверь бесшумно отворилась. Но до спальни было так далеко, что Лайам решил обойтись без кровати.
Он двинулся в библиотеку, увлекая Обри за собой.
- Что у тебя под этим сексуальным платьем?
Ее глаза зажглись, а низкий тихий смех дразнил его, будто тысячи перышек прошлись по его коже.
- Ты фетишист, Лайам.
- Да, и ты - мой главный фетиш. Но шнуровка на твоем платье не давала мне покоя все утро. Покажи мне, что у тебя под ней.
Она взялась за ленточки, но он удержал ее руки.
- Я сам.
Потянув за концы ленточек, Лайам развязал кокетливый бантик у нее на груди и стал распускать шнуровку дырочка за дырочкой. На полпути он не выдержал и запустил пальцы под ткань. Обри застонала в нетерпении.
- На боку есть молния, шнуровка только для виду.
Лайам потянулся было к молнии, но тут же остановился. Он хотел показать ей каждым прикосновением, каждым поцелуем, как много она значит для него.
- Это слишком просто.
Он наклонился и поцеловал ее грудь прямо над сердцем. Его пальцы расшнуровали ленточки до талии и приспустили топ с плеч.
Лифчика на ней не было. Он потянулся губами к ее напряженным соскам и запустил обе руки под юбку. Сперва ему показалось, что она голая, но потом он нащупал тонкую тесемку между ягодиц и почувствовал бешеную пульсацию в паху. Ухватив пальцами тонкую ткань, он потянул ее вниз.
- Когда Кейд так некстати нагрянул ко мне в гости, я как раз собирался взять тебя на столе.
Она медленно перевела взгляд на стол, стоявший у окна, и облизнулась.
- Так сделай это.
- И ты не боишься, что тебя кто-то увидит?
- Нет.
Лайам выпрямился, подхватил ладонями ее крошечные груди и стал ласкать соски большими пальцами. Она закрыла глаза, и тихий стон вылетел из ее груди. Он впился в ее губы. Ее пальцы расстегнули пуговицы его хлопковой рубашки и заскользили по груди. Обри слегка отодвинулась, чтобы расстегнуть молнию на его брюках, потом подошла к столу, одним движением руки смахнула на пол бронзовую статуэтку, телефон, лампу, бумаги, села на столешницу и поманила его пальцем.
Он любил ее. Любил ее дерзость, смелость, самоуверенность. Он сделает это. Придумает что-нибудь.
Она запустила пальцы за резинку его "боксеров" и притянула его вплотную к столу. Другая рука забралась к нему в трусы и охватила напряженный член.
Теперь Лайам не мог уже строить никакие планы. Только чувствовал умелые движения ее руки, ее губы на шее, на ключице, на груди. Он опрокинул ее на спину, задрал платье и встал на колени меж разведенных ног.
Ее жар, ее запах заполнили его рот, ее стоны смешивались с шумом крови в ушах. Он ласкал ее, пока она не приподнялась на столе и не стала умолять войти в нее. Но даже тогда он не остановился. Он хотел, чтобы она желала большего, чем просто "здесь и сейчас", большего, чем просто оргазм. Практически любой мужчина мог дать ей это. Он хотел, чтобы она хотела его. Его.
- Лайам, пожалуйста, - шептала она. - Я хочу тебя.
Он поднялся, его колени дрожали.
- Меня или только это? - Он вошел в нее.
- Тебя. Тебя, Лайам. Только тебя. - Обри изогнулась, прижимаясь к нему крепче.
Ее слова распалили его. Он пытался сдерживаться, но ее горячие губы, конвульсии тела, истома в глазах властно подталкивали его к вспышке наслаждения. Он глухо вскрикнул и упал на нее.
- Я люблю тебя, Обри. И буду ждать сколько угодно, пока ты не поймешь, что это все по-настоящему. Я буду рядом.
Ее глаза разом потухли, и, хотя их тела все еще были переплетены, Лайаму показалось, что между ними разом разверзлась пропасть.
- Пусть даже это и настоящее, а не только вспышка страсти. Но как быть с нашими семьями, с нашей работой? Что мы будем делать с этим, Лайам?
- Я не знаю, но любую проблему можно решить. Мы что-нибудь придумаем. Я тебе обещаю. - Он взял ее за подбородок. - Обри, я всегда исполняю свои обещания.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Повторяющийся звук вырвал Лайама из глубокого сна. Мобильник. Он снова закрыл глаза. Оставят сообщение на автоответчик.
Обри лежала рядом, уткнувшись ему в плечо. Голая. Горячая. Он провел рукой вниз по ее спине. Она замурлыкала во сне и прижалась к нему крепче. В голове его проносились картины вчерашнего дня: стол в библиотеке, одеяло под яблоней на заднем дворе. Это было совершенно особенное ощущение - заниматься любовью с женщиной, с которой ты хочешь провести всю жизнь.
Телефон умолк. И снова зазвонил. Кто бы это ни был, он не собирался удовлетвориться автоответчиком.
- Проклятье.
- Ответишь? - пробормотала Обри, перекатываясь на спину и открывая грудь, на которой отпечатались складки простыни. Как только он пошлет звонившего к черту, он сразу пройдется языком по каждому следу на ее нежной коже.
Он нашел телефон в груде одежды на полу и нажал кнопку.
- Алло?
- Что ты себе позволяешь? - ревел в трубке голос Патрика.
- И тебе доброго утра, Патрик. - Лайам посмотрел на часы. Восемь. - Так о чем ты?
- Ты дал прессе конфиденциальную финансовую информацию.
Что?
- Это точно не я. Я в отъезде. Помнишь, ты сам меня отправил в отпуск.
- Лайам. В сегодняшнем "Тайме" твоя информация, твои данные. Те самые, которые ты давал мне. И никто, кроме нас, их не видел.
У Лайама засосало под ложечкой, как на самом крутом вираже "русских горок".
Он посмотрел на ноутбук, стоящий на комоде. Холодок пробежал по его затылку.
- Что ты имеешь в виду под моими данными?
- Весь наш оборот, расходы на рекламу, падение продаж "Пульса", все. Ты хоть понимаешь, что ты наделал? - шипел Патрик сквозь зубы.
- Я не давал никому эту информацию!
- Тогда спроси у своей любовницы, как это попало в газеты.
Лайам посмотрел на Обри, которая уже проснулась и сидела в кровати, с любопытством и беспокойством глядя на него. Он закрыл телефон рукой.
- Ты брала вчера мой ноутбук? Она изумленно подняла брови.
- Нет. Когда бы я могла это сделать? И зачем? Он лихорадочно прокручивал в голове последние три дня. Действительно, когда? Обри была с ним все время, даже в ванной. Кроме того, они почти не бывали дома. Обри не могла украсть файлы из его компьютера, но кто-то из людей ее отца - запросто.
- Я никому не передавал информацию, но я сейчас в доме Холта в Нала. Кто-нибудь из его людей мог залезть в мой ноутбук и скачать информацию.
Обри охнула. Патрик выругался.
- Эти грязные приемы в его стиле. Надеюсь, ты хорошо развлекаешься.
В трубке пошли гудки. Лайам медленно опустился на кровать.
- Что случилось?
- Кто-то украл файлы из моего компьютера. Думаю, за этим стоит твой отец.
- Что? - спросила она недоверчиво.
- Сегодняшняя газета напечатала конфиденциальную финансовую информацию ИХЭ. Файлы были в моем ноутбуке.
- Ты думаешь, что мой отец унизился бы до такого?
- Да.
- Как ты смеешь?
- Вчера утром я проверял свою почту и переставил ноутбук на окно. Сейчас он опять стоит на комоде. Если ты его не трогала, это сделал кто-то еще.
В ее глазах промелькнуло сомнение.
- Может, это приходящая прислуга переставила, когда прибиралась.
- Твой отец подкупил кого-то, чтобы он забрался в мой компьютер, скачал файлы и передал их в "Тайме". Вопрос только в том, знала ли ты о его планах и не специально ли вытягивала меня из дома.
Она вздрогнула, потом встала с кровати, завернувшись в простыню.
- Я ушам своим не верю. Ты говорил, что любишь меня. И теперь имеешь наглость заявить мне в лицо, что я помогла своему отцу ограбить тебя. Нельзя любить человека и не доверять ему, Лайам.
Он провел рукой по лицу. Действительно ли он подозревает Обри? Нет, но сомнение проникло в его душу, пустив в ней ядовитые корни. Значит, Обри еще одна "не та" женщина?
- Твой отец когда-нибудь спрашивал тебя про ИХЭ?
Она вздрогнула и испуганно посмотрела на него. Это и был ответ. Но у него был еще один вопрос, ответ на который он уже знал, но боялся услышать.
- Когда ты первый раз назначила мне встречу, ты хотела именно этого? Вытянуть у меня информацию?
Она промолчала, но виноватое выражение лица сказало все без слов. Лайам едва мог дышать от внезапно нахлынувшей боли. Какой же он дурак! Легковерный дурак!
- Да, но ты ничего не сказал мне, а потом, после того, что случилось, я уже не могла… - Она вздернула подбородок. - Я не собиралась с тобой больше встречаться, Лайам. Ты преследовал меня. Цветы, звонки. Мы же договорились не смешивать личное и профессиональное.
Как будто договоренность что-то решает. Обри предала его так же, как и Патрик, воспользовалась его доверием и обратила это доверие против его же семьи. Или она говорит ему правду? Надо все обдумать. И еще ему надо срочно вернуться в Нью-Йорк и попытаться исправить ситуацию. Если его еще не выкинули из ИХЭ.
- Лайам, поверь мне. Я никогда не причинила бы тебе зла.
- Я еду домой.
- Понимаю. Я сейчас соберу вещи.
- Один. Она застыла.
- Хорошо. Езжай. Я говорила тебе, что наши отношения долго не продлятся, но не думала, что твоих клятв хватит всего на несколько часов.
Она зашла в ванную и закрыла за собой дверь.
Когда Обри звонила в квартиру своего отца, в душе у нее была такая буря, что она вряд ли сама могла описать, что чувствует.
Дверь не открывалась, и она начала барабанить в нее кулаками. Она знала, что он дома. Швейцар сказал ей. Наконец дверь открылась и на пороге появился ее отец в нижнем белье. Она и не знала, что он так рано ложится спать - на часах было только девять.
- Обри, я думал, ты в Калифорнии.
- Я к тебе прямо из аэропорта.
Она оттолкнула его и влетела в квартиру. На столе были остатки ужина. Два бокала. Две тарелки. Он был не один. Обри, конечно, предполагала, что у него есть женщины, но ни разу не получала этому подтверждения. Злая насмешка судьбы: у него появился кто-то именно теперь, когда она осталась одна.
Если бы Обри не была так рассержена и не допускала в глубине души, что обвинения Лайама могут быть справедливы, то предпочла бы извиниться и поговорить с отцом на следующий день. Но она репетировала этот разговор всю дорогу домой и теперь уже не могла остановиться.
Лайам сказал неправду. Это должно быть неправдой. Она хочет убедиться в этом и… И что? Лайам не доверяет ей. Разве этого не достаточно? Любовь не может быть без доверия. Но она должна знать, были ли у Лайама основания в ней сомневаться, или он только искал повод поставить точку.
- Обри, ты не вовремя.
- Ты нанял кого-то залезть в ноутбук Лайама Эллиота и украсть его файлы?
В глазах Мэтью мелькнуло какое-то странное выражение, но оно исчезло прежде, чем Обри успела его понять.
- Сейчас поздно. Я не один. Мы поговорим об этом завт…
Его уклончивость напугала ее.
- Ты это сделал?
Он скрестил руки на груди и посмотрел ей в глаза самоуверенным взглядом, который она так хорошо знала. И знала, что он означает. Обри застонала.
- Нет!
- Я просил тебя добыть информацию. Ты этого не сделала. Доклад, который ты подготовила, был нам полезен, но этого недостаточно…
- Я же уничтожила свой доклад!
- Все файлы автоматически копируются. Ты это знала. И ты должна была отдать доклад мне. Это твоя работа.
Ее работа - предавать людей, которые ей доверяли?
Комок встал у нее в горле. Гнев, боль, обида и чувство вины разрывали ее.
- Как ты мог?
- Это бизнес, Обри.
- Это моя жизнь! Это человек, которого я люблю.
И только сейчас она поняла, что это правда. Не увлечение, не страсть. Простое увлечение не причиняло бы ей такую боль. Хотелось кататься по полу и выть. Ей хотелось разорвать в клочья своего отца и саму себя. Какая несправедливость, что она поняла свои чувства к Лайаму только теперь, когда потеряла его.
Отец нахмурился.
- Я не думал, что у тебя серьезно с Эллиотом.
- Нет, ты просто хотел любой ценой получить то, что тебе нужно. И, как всегда, готов был раздавить любого, кто окажется на твоем пути. На этот раз ты раздавил меня, папа. Может, ты и финансовый гений, но как отец ты полное ничтожество.
- Родственные чувства здесь ни при чем. Это бизнес.
- Нет, папа, сейчас я говорю, и ты меня выслушаешь. Я не просила новый спортивный автомобиль каждые два года, я не просила драгоценности или одежду от кутюр. Все, что мне было нужно, - быть рядом с тобой, доказать тебе, что я могу быть не хуже сына, которого ты хотел. Все, что мне было нужно, - чтобы мой отец любил меня, чтобы он хотя бы раз сказал мне об этом.
Она не могла сдержать слезы и нервную дрожь, сотрясавшую все тело, и ненавидела себя за них. Это были признаки слабости, а Мэтью Холт не любил слабых. Он открыл рот, чтобы что-то ей ответить, но Обри жестом остановила его.
- Я не могу работать на того, кому не доверяю, кто использует меня и готов принести меня в жертву своему эгоизму. Я ухожу. Вывезу свои вещи в этот уикенд и освобожу квартиру, как только смогу. - Она повернулась и пошла к выходу, но у самой двери остановилась и добавила: - Я хочу Хилл-Крест-Хаус. Хочу его сейчас. Я должна была унаследовать его, когда выйду замуж, но из-за твоей жадности и нечистоплотности единственный человек, за которого я хотела бы выйти замуж, вряд ли еще когда-нибудь заговорит со мной.
Мэтью сжал губы. Это был единственный ответ на ее гневный монолог. Интересно, он хоть понимает, что разрушил ее жизнь? Или ему все равно?
- Я распоряжусь.
Обри взялась за ручку двери.
- Обри! - окликнул ее отец. - Я не думал причинять тебе боль.
Она подавила рыдание и кинула через плечо:
- Нет, папа, ты просто не думал обо мне.
- Лайам, Обри Холт хочет вас видеть, - доложила Энн.
Лайама бросило в жар, затем в холод. После уикенда ему пришлось объясняться с Патриком, успокаивать членов семьи, разрабатывать для пиар-отдела стратегию, которая позволила бы с честью выйти из ситуации. Он запретил себе думать об Обри, но она то и дело возникала перед его глазами.
- Я занят. Назначьте ей встречу на другое время.
- Лайам, - за спиной Энн стояла Обри, - пожалуйста…
Проклятье. Если бы кто-нибудь сейчас воткнул ему нож в сердце, это не причинило бы ему, наверное, такую боль. Лайам стиснул зубы и жестом отпустил Энн. Она вышла и закрыла за собой дверь.
Обри выглядела так, будто не спала ни секунды с того дня, как они расстались.
Лайам не встал и не предложил ей сесть. Это было нелюбезно, но он и не собирался быть любезным. Кроме того, если он встанет, то может не удержаться и кинуться ей на шею. Обри в прошлом. Просто еще одна "не та" женщина.
Их отношения закончены. Закончены. Точка. Проклятье.
Лайам откинулся в кресле и скрестил руки на груди.
- Что тебе надо, Обри?
Она глубоко вздохнула и сказала:
- Я пришла извиниться. Ты был прав. Это сделал мой отец.
Он был в этом уверен, и оттого, что она это признала, ему не стало легче.
- Спасибо за извинения. Всего доброго. Обри сделала шаг в его сторону.
- Когда мой отец узнал про нас, он сказал, что хочет мне счастья. Я понятия не имела, что ему хватит подлости использовать меня, чтобы подобраться к тебе, а через тебя - к ИХЭ. Ты должен мне поверить, я в этом не участвовала, я ничего не знала о его плане, Лайам.
Она сделала еще шаг.