Для нее достаточной жертвой было уже то, что она жила в пригороде. До замужества Сара давала себе слово, что никогда на это не согласится. Но даже она признала такую жизнь более разумной. Квартира на Второй авеню стала просто невыносимой, а те дома, что им приходилось видеть в городе, казались крошечными и непомерно дорогими. Здесь же дети имели свои комнаты. В доме были большая уютная гостиная с камином, библиотека с хорошим собранием книг, уютная кухня с двумя стенами из кирпича, массивными потолочными балками и старинной печью, которая по настоянию Сары была сохранена и отреставрирована. Огромные окна выходили в сад. Сара могла готовить и одновременно наблюдать, как играют дети. Переехав в деревню, они из экономии отказались от помощи девушки-ирландки.
Бенджамину тогда исполнилось три, и каждое утро его отвозили в детский сад, через два года стала посещать садик и Мелисса, и Сара решила, что теперь-то вернется к литературе. Но времени на это как-то не хватало. Всегда находились дела. Она безвозмездно помогала в местной больнице, раз в неделю в школе, выполняла всякие поручения, возила детей в школу и обратно, убирала в доме, гладила рубашки мужа и работала в саду. Все это шло вразрез с ее натурой, но, как ни странно, она ничего не имела против.
Когда они уехали из Нью-Йорка, Саре казалось, что она оставила там какую-то часть себя, часть, которая все еще сражалась с замужеством и материнством. Она вдруг почувствовала себя частью окружавшего ее спокойного маленького мирка. Сара встречалась с другими мамашами, своими ровесницами, в уик-энды, в компании других супружеских пар, они с Олли играли в теннис и бридж, в больнице и школе от миссис Ватсон ждали все новой помощи, и сопротивление, борьба были почти забыты. А с ними и писательство. Сара даже по нему не скучала. Все ее желания свелись к тому, что она имела: к счастливой, полной забот семейной жизни.
Крикливое младенчество Бенджамина постепенно стиралось из памяти, он становился очаровательным ребенком, не только внешне похожим на нее, но и, судя по всему, перенявшим ее интересы, увлечения, достоинства и недостатки. Он, как маленькая губка, впитывал от Сары все и во многом становился ее копией. Оливер это замечал и посмеивался, а Сара в душе гордилась и радовалась, что Бенджамин так на нее похож.
Мелисса тоже была прелестным ребенком, но гораздо более покладистым, чем Бенджамин в ее возрасте. Улыбчивостью и оптимизмом она сильно напоминала отца. К тому же не требовала многого от родителей. Книжка, кукла и мама рядом – вот что ей нужно было для счастья. Иногда Сара даже забывала, что дочь находится в соседней комнате. Как и у Оливера, у Мелиссы были светлые волосы и зеленые глаза, но внешнее сходство с отцом этим ограничивалось. На самом деле она была больше похожа на свою бабушку, мать Оливера, что та непременно отмечала, к большому неудовольствию Сары.
Сара никогда по-настоящему не подружилась со свекровью. Миссис Ватсон была откровенной женщиной и до женитьбы высказала Оливеру, что думает о Саре. Она считала ее девушкой своевольной, с тяжелым характером, способной причинить боль ее сыну. Но пока Сара была ему хорошей женой, и миссис Ватсон это признавала в спорах с мужем, защищавшим невестку. Однако Сара все время чувствовала, что свекровь наблюдает за ней, словно поджидая какой-нибудь неверный шаг, какую-нибудь роковую ошибку, которая в конце концов подтвердила бы ее правоту. Единственное, что было общим у этих двух женщин, – это любовь к детям, которых миссис Ватсон обожала, как, впрочем, и Сара, но свекровь помнила, что поначалу все обстояло иначе. Оливер никогда ничего матери не говорил, но она и так чувствовала, что происходит. Она была умна и проницательна и прекрасно понимала, что Сара не испытывает радости от беременности и возни с маленьким Бенджамином, хотя и признавала, что тот был трудным ребенком. Он и ее выводил из себя своими пронзительными воплями. Но все это теперь забылось, так как дети выросли, и Сара и Оливер жили хорошо, в заботах и радостях. Да и Сара, судя по всему, забыла о своих писательских претензиях, которые всегда казались миссис Ватсон несколько преувеличенными.
– Она хорошая девушка, Филлис. Не суди ее так строго. Когда они поженились, Сара была молода. Оливер с ней очень счастлив.
Мистер Ватсон всегда смотрел на вещи более философски, чем его супруга.
– Я знаю... но у меня всегда ощущение, что она хочет еще чего-то, чего-то недостижимого... что будет дорого стоить Оливеру.
Филлис даже не догадывалась, каким пророческим было это ее замечание. Но Джордж Ватсон в ответ снисходительно улыбался и качал головой.
– Олли знает, как ее сдерживать.
– Не уверена, хочет ли он это делать. Думаю, что Оливер во всем ей потакает, чего бы это ему ни стоило. Уж такой он человек.
Она ласково улыбнулась мужу, которого любила на протяжении уже почти сорока лет. За такой срок они стали словно единой плотью, единой душой. Филлис даже не могла припомнить времени, когда Джорджа в ее жизни еще не было.
– Он в точности как ты. Слишком добрый. Иногда это может быть опасно, все зависит, какой женщине попадешь в руки.
Филлис Ватсон всегда беспокоилась за сына и даже по прошествии многих лет все еще чуть-чуть не доверяла Саре.
Комплимент не остался незамеченным, и мистер Ватсон улыбнулся супруге, одарив ее взглядом, который все еще вызывал у нее волнение.
– Окажи ей немного доверия, Филлис. Она не обидела нашего мальчика, да еще подарила ему двух очаровательных ребят.
Нельзя было отрицать его правоту. Хотя ни один из детей не был в точности похож на папу, что-то от его классической красоты присутствовало. Оливер был высоким, стройным, атлетически сложенным, с копной густых, прямых светлых волос, которым завидовали все мамы, когда он был ребенком, и все девушки, когда Оливер учился в колледже. И хотя Сара редко сообщала это ему, поскольку не хотела, чтобы Олли слишком зазнавался, она неоднократно слышала мнение, что Оливер Ватсон – самый симпатичный мужчина в Перчесе. Шесть месяцев в году он был смуглым от загара, а его зеленые глаза сияли озорством и юмором. Однако он не задумывался о своей внешности, что делало его еще более привлекательным.
– Как ты думаешь, Джордж, у них еще будут дети?
У Филлис часто возникал такой вопрос, но она никогда бы не решилась спросить об этом сына, а тем более Сару.
– Не знаю, дорогая. Мне кажется, у них и так достаточно полная жизнь. Теперь ведь нет никакой уверенности в завтрашнем дне. У Оливера такая ненадежная работа. Реклама – это не то что банковское дело, которым занимался я, когда был молод. Сейчас ни на что нельзя полагаться. Возможно, для них будет мудрее ограничиться двумя. – Джордж Ватсон говорил так на протяжении последнего года. Он прожил достаточно долгую жизнь и видел, как многие из его капиталовложений, некогда казавшиеся такими надежными, начинали усыхать. Жизнь дорожала не по дням, а по часам, и им с Филлис надо было проявлять максимум осторожности. У них был небольшой дом в Вестчестере, купленный примерно пятнадцать лет назад, когда Оливер учился в колледже. Родители знали, что он уже не будет жить дома подолгу, и потому не имело смысла дальше содержать большой дом в Нью-Лондоне.
Джорджа постоянно беспокоил вопрос финансов. Это ни в коем случае не означало, что они нуждались, но проживи родители Оливера еще лет двадцать пять, что было вполне реально, учитывая его и ее возраст – шестьдесят и пятьдесят семь лет, – и их сбережения могли сократиться до опасной черты. Ватсон-старший только-только ушел из банка и получал приличную пенсию. За последние годы он сделал целый ряд разумных вложений капитала, но все же... береженого Бог бережет. Именно это он говорил Оливеру каждый раз, когда с ним встречался. Он повидал в жизни многое, пережил одну большую войну и несколько малых. В 1929-м, году Великого кризиса, Джорджу было двенадцать лет, и он видел, как долго сказывались его последствия. Он хотел, чтобы сын был осторожнее.
– Я не думаю, что им нужно иметь больше детей, – добавлял обычно Джордж.
И Сара полностью с ним соглашалась. Это был один из немногих вопросов, по которым их мнения совпадали. Когда эта тема всплывала в разговорах с Оливером, ночью в кровати или на прогулке в лесу, она всегда говорила мужу, что глупо это даже обсуждать.
– Зачем нам еще дети, Олли? Мелисса и Бенджамин подрастают. С ними нет забот, у них свои дела. Через несколько лет мы сможем делать все, что нам заблагорассудится. К чему снова вся эта головная боль?
Сара содрогалась от одной мысли об этом.
– Ну, сейчас все было бы по-другому. Мы могли бы позволить себе нанять домработницу. Не знаю... Мне просто кажется, что это было бы здорово. Когда-нибудь мы пожалеем, что не решились завести еще детей.
Он нежно посмотрел на жену тем своим взглядом, который так покорял женщин, но Сара, казалось, не замечала его.
– Даже детям эта идея не понравилась бы. Бенджамину сейчас семь, а Мелиссе пять. Малыш покажется им незваным гостем. Подумай об этом. С ними тоже надо считаться.
Она говорила так убедительно, так безапелляционно, что Олли лишь улыбнулся и взял ее за руку, когда они возвращались к машине. Он только что купил первый в жизни "мерседес", а Саре на Рождество собирался подарить шубу, которую уже выбрал в магазине "Бергдорф Гудман", и заказал вышить на подкладке монограмму жены.
– Ты до конца в этом убеждена? – Олли был явно разочарован.
– Абсолютно.
К сожалению, такова была правда. Не было никакой возможности уговорить ее еще на одного ребенка. Саре был тридцать один год, и ей нравилась именно такая жизнь, какую она вела. Чуть ли не все свое время она отдавала работе в родительском комитете, отвозила детей в школу, привозила домой, отвозила их на сборы скаутов, а Мелиссу еще и в балетную студию. Сара считала, что хватит с нее и этого. Двое детей, загородный дом, еще и сеттер, купленный год назад, – взять на себя больше забот она просто была не в состоянии, даже ради Олли.
– Как ты насчет того, чтобы поехать с детьми кататься на лыжах после Рождества? – спросил Оливер, когда они сели в машину.
Ему нравилось проводить праздники дома. Он считал, что в праздник нигде так хорошо не бывает, да и родителям было бы приятно. У родителей Сары была еще младшая дочь, которая с детьми каждое Рождество приезжала из Гросс-Пойнта в Чикаго, а у его родителей не было больше ни детей, ни внуков. Да и Сара не горела желанием проводить праздники в родительском доме. Раз они туда поехали, и Сара три года об этом сожалела. Сестра раздражала ее, с матерью Сара тоже никогда не ладила, поэтому план Оливера казался очень удачным.
– Это было бы здорово. Куда? В Вермонт? А что, если в этом году выбрать что-нибудь поинтереснее? Может, в Аспен?
– Ты серьезно? Ты что, огреб кучу денег на прошлой неделе?
Ему удалось найти фирме самого серьезного клиента за всю ее историю. Он пока не сказал Саре, какую получил премию, да и ей расспрашивать было некогда.
– Хватит, чтобы немного пошиковать, если захочешь. Или, может, остаться здесь и уехать потом, когда дети снова пойдут в школу? Моя мама их попасет.
Так бывало и раньше, а теперь дети стали старше и проблем не предвиделось.
– Что ты думаешь?
– Я думаю, что это гениальная идея!
Сара обняла мужа, и они стали целоваться в новом автомобиле, пахнущем мужским одеколоном и новой кожей.
В конце концов они сделали и то и другое. Поехали в Аспен с детьми между Рождеством и Новым годом, а месяц спустя отправились в романтическое путешествие на Ямайку, где провели неделю одни в вилле на берегу залива Монтего. Они со смехом вспоминали свой медовый месяц на Бермудах – как не хотели выходить из комнаты даже на ужин. Этот отпуск во многом напоминал то свадебное путешествие. Сара и Оливер каждое утро играли в теннис, плавали и загорали на пляже, но ближе к вечеру, уединившись в вилле, предавались любви, а ужин, как правило, заказывали в номер. Это была самая романтическая из всех их поездок, и оба, покидая Ямайку, словно заново родились. Сара не переставала удивляться, как страстно она продолжает любить мужа. Она знала его двенадцать лет, была замужем восемь, а все еще воспринимала их роман очень остро. Оливер, несомненно, чувствовал то же самое по отношению к Саре. Он набрасывался на нее с энергией восемнадцатилетнего юноши. С сексом у них всегда было в порядке, а теперь и их взгляды уже не так разительно отличались, как прежде. С годами они медленно срастались, и Олли шутил, что Сара становится консервативнее, а он либеральнее. Но он чувствовал их постепенное слияние в одно целое, с единым разумом, единым сердцем и едиными устремлениями.
Они вернулись с Ямайки несколько ошалевшие, разомлевшие, выбитые из привычной колеи. На следующее утро Олли за завтраком заявил Саре, что ему ужасно не хочется расставаться с ней и ехать в офис. Оба понимающе переглянулись поверх голов детей. Сара сожгла тост, оставила сгустки величиной с яйцо в пшеничной каше, а бекон подала почти сырым.
– Классный завтрак, мамуля! – пошутил Бенджамин. – У тебя был такой хороший отпуск, что ты забыла, как надо готовить!
Он хохотал над собственной шуткой, а Мелисса хихикала. Она все еще была гораздо застенчивее Бенджамина и обожала брата – ее первого и единственного героя, кроме отца, конечно.
Дети отправились в школу, Оливер на работу, а у Сары все валилось из рук. Весь день она была не в своей тарелке. До вечера так и не вышла из дома, хваталась за какие-то дела, ни одно из которых не закончила. Она подумала, что причина, вероятно, в слишком уж хорошо проведенном отпуске.
Однако такое состояние затянулось на недели. Сара едва дотягивала до конца дня. Дела, казалось бы, такие обычные, поглощали всю ее энергию, и к десяти вечера она была уже в постели и посапывала.
– Наверное, уже старость пришла, – простонала она, обращаясь к Оливеру однажды субботним утром, когда безуспешно пыталась рассортировать пачку счетов, не в состоянии преодолеть усталость и рассеянность.
– Может, у тебя малокровие?
Раз или два у нее действительно был пониженный гемоглобин, и казалось, что это объяснение было достаточным. За месяц она ни одного дела не довела до конца, а предстояло организовать еще два весенних благотворительных концерта.
В понедельник утром Сара отправилась к врачу, чтобы сделать анализ крови и обследоваться, а когда во второй половине дня забирала детей, уже почувствовала себя лучше.
– Наверное, это самовнушение, – сказала она Оливеру, когда тот позвонил предупредить, что будет работать допоздна и к ужину не вернется. – Я была сегодня у врача, и мне уже лучше.
– И что сказал врач?
– Ничего особенного.
Она не сказала, что врач спрашивал, не ощущает ли она себя подавленной и несчастной и нет ли у нее проблем с мужем. Известно, что состояние хронической усталости – один из симптомов депрессии. Что бы это ни было – наверняка ничего серьезного, она была в этом уверена. Даже врач сказал, что у нее вид вполне здоровой женщины, она даже поправилась на пять фунтов за три недели, прошедшие после возвращения с Ямайки. Да это и неудивительно – ведь она ничего не делала все это время, только сидела дома и спала. Даже чтение забросила и в теннис играть перестала. На следующий день она как раз договорилась с друзьями поиграть и уже собралась выходить, хотя чувствовала усталость, когда зазвонил телефон.
– Все в порядке, Сара, – раздался в трубке голос доктора. Поначалу ее расстроило, что он ей сам позвонил, но потом она решила, что это просто любезность, в конце концов, они столько лет знакомы.
– Со здоровьем у тебя в порядке. Ни малокровия, ни серьезных расстройств.
Она по голосу поняла, что врач улыбается, а поскольку чувствовала упадок сил, ее это разозлило.
– Тогда почему я все время такая чертовски усталая, едва ноги таскаю?
– Тебя память подводит, моя дорогая.
– Прекрасно. Ты хочешь сказать, что у меня склероз? Великолепно! Только это и мечтала услышать с утра пораньше.
– А может, для разнообразия желаешь хорошую новость?
– Какую, например?
– Например, о новом ребенке.
Голос доктора звучал так радостно, словно он вручал ей приз в миллион долларов. Сара же почувствовала, что сейчас свалится в обморок, прямо тут, на кухне, с теннисной ракеткой в руке.
– Ты шутишь? Лучше не надо. Мои дети уже большие... Я... Я не могу... черт возьми!
Она тяжело опустилась на ближайший стул, подавляя слезы. Не может быть, это неправда. Но она знала, что это правда. Просто она боялась себе признаться. Месячных не было не по причине малокровия, переутомления или возраста. Она даже не сказала Олли, не придала значения. Теперь было ясно, она беременна. Но Сара знала, что делать на этот раз. На дворе 1979 год. Дети подросли. Ей самой тридцать один. Аборты не запрещены. На этот раз Олли не удастся ее переубедить. Она не намерена рожать.
– Какой у меня срок?
Но она и так знала... Это, конечно, случилось на Ямайке... как в свое время на Бермудах был зачат Бенджамин... Чертов отпуск.
– Когда у тебя последний раз были месячные?
Сара быстро прикинула и сказала ему. Получалось, что она на шестой неделе, то есть времени на аборт было предостаточно. Она даже подумала, что сделает его, не ставя в известность ни Олли, ни их семейного врача. Она позвонит своему гинекологу и договорится о приеме.
– Поздравляю, Сара. Тебе повезло. Надеюсь, Олли будет рад.
– Я в этом не сомневаюсь.
Сара едва выдавила из себя слова благодарности, попрощалась, а потом дрожащими пальцами набрала номер телефона гинеколога и условилась прийти на следующее утро. Тут только она спохватилась, что теннисные партнеры ждут ее на корте в Вестчестерском клубе. Она бы с радостью не пошла, но раз обещала – делать нечего. Сара выбежала из дома, села в машину. Поворачивая ключ зажигания, она заметила в зеркале свое отражение. Это не могло случиться с ней... Это было несправедливо... Она собиралась стать писательницей... когда-нибудь... А может, нет?.. Может, ее судьба – быть домохозяйкой? Это самое ужасное, что она себе представляла в колледже. Никогда не хотела ею быть, а теперь вот... домохозяйка. Она произнесла это, сидя в машине, будто бранное слово... Ребенок... Господи... ребенок... И что за разница, даже если они наймут домработницу, если дом позволяет им всем удобно разместиться? Ребёнок все равно будет кричать по ночам, придется его купать, переодевать, кормить, заботиться о нем, воспитывать, возить в школу, из школы, к зубному... У нее никогда не будет возможности заниматься тем, чем хочется. Никогда. Сара чувствовала, что этот еще не родившийся ребенок, одна лишь мысль о его существовании представляет для нее угрозу. Она этого не допустит.
Сара включила заднюю передачу и резко выехала из ворот. Через десять минут она была на теннисном корте, бледная, едва сдерживая тошноту.
Она с трудом заставила себя поддерживать разговор, а вечером благодарила судьбу, что Олли допоздна задержался на работе. Он готовил рекламную кампанию для нового клиента, очень серьезного. Но какое значение имело то, какие у него клиенты? Сара считала, что ее жизнь кончена.