Мартин все время двигался, катаясь назад и вперед, перемещаясь так, как будто ему просто нравилось движение, стремительно вырываясь вперед и неожиданно откатываясь назад, дразня другую команду, получая и передавая пасы и отправляя шайбу в цель одним незаметным движением. Затем делал это снова и снова с другой стороны. Это напоминало одновременно и танец и борьбу. Мэй была загипнотизирована этим действом, но она чувствовала, что боится столкновений – те шрамы на лице вратаря Эдмонтона.
– Давай, давай, вперед, – подначивала Тобин.
Толпа кричала, и дикторы вопили. Мэй следила за стрелками часов. Она впилась ногтями в ладони рук и слушала, что они говорили: "… Проход, перехваченный Картье, он берет шайбу, он поворачивается, он бьет по воротам…"
– Они победили! – воскликнула Мэй.
– Классно! – завопила Кайли.
"Медведи", – продолжал диктор, – выиграли первую игру, победив "Эдмонтон Ойлерз" со счетом 3:1, и потрясающий Мартин Картье забил все три шайбы. Очередной хет-трик Мартина Картье! Мартин Картье. Как вы думаете, Ральф, "Проклятие Картье" снято? Неужели этот год станет годом Мартина и он пройдет до конца и выиграет Кубок Стэнли?"
"Я уверен, надежда есть, и я знаю, весь Бостон, все болельщики говорят о том же у себя дома. Мартин Картье сегодня вечером показал себя…"
– Что такое "проклятие Картье"? – удивилась Тобин.
– Я думаю, это имеет отношение к тому, как долго ему не удавалось выиграть Кубок Стэнли.
Мэй выключила звук и задумалась о "проклятии Картье".
Они сидели очень тихо, напряженно наблюдая за происходящим на экране, рука Мэй обнимала Кайли. Камера показывала беснующуюся толпу, удрученных "Ойлерзов", их разъяренного вратаря Нильса Йоргенсена, ликующих "Медведей".
– Это было невероятно, – зевая, сказала Тобин, поднимаясь с кровати.
– Спасибо, что посмотрела матч с нами.
– Это лучше, чем слушать рев двигателя каждые десять секунд, когда возятся Джон с мальчишками. Если ты считаешь хоккей грубой игрой, позволь своим детям превратить гараж в лабораторию для производства их собственного автомобиля.
Ночь выдалась теплой. Окна были открыты, белые занавески трепетали от легкого дуновения ветра. Воздух был наполнен запахом луговых трав и полевых цветов, мира, далекого от льда и насилия хоккейной игры. Посмотрев на старый свадебный сарай, освещенный белым светом полумесяца, Мэй едва могла поверить, что он был вот здесь, в ее сарае, всего две ночи назад…
Зазвонил телефон.
– Я возьму, – сказала Тобин, стремглав бросившись к телефону. – Алло!
Мэй сидела спокойно, держа Кайли и слушая.
– Отлично, мои поздравления с победой, – произнесла Тобин, и Мэй поняла, что это звонил Мартин. – Сам Золотая Кувалда. Я столько слышала о вас… Правильно, Тобин. Как вы… Правда? Она так и сказала?..
Тобин улыбнулась, ее взгляд скользнул к Мэй.
– Позволь мне поговорить с ним, – попросила Мэй, протягивая свободную руку к телефонной трубке.
– Нам предстоит долгая дорога, – сказала Тобин.
Она слушала молча, как будто Мартин продолжал подробно о чем-то говорить. Мэй слышала свой пульс. Интересно, что он мог бы говорить. Выражение лица Тобин было сосредоточенным, резким, удивленным, но, как Мэй могла заметить, смягчалось.
– О, я рада это слышать, – произнесла Тобин наконец. – Очень рада.
– Это – тебя, – сказала она, передавая телефонную трубку Мэй. – Я пойду уложу Кайли спать, ладно?
– Спасибо, – произнесла Мэй, беря трубку.
– У тебя хорошая подруга, – заметил Мартин.
– Я знаю, – согласилась Мэй. – Она пришла к нам посмотреть вашу игру. Вы были великолепны.
– Спасибо.
– Ты победил, Мартин!
– Фактически мы победили, – сказал он ей.
– Нуда, "Медведи"… все вы, – поправилась она.
Связь была далеко не качественной, как будто он звонил с мобильного телефона. На заднем плане Мэй слышала мужской смех, голоса, какие-то возгласы. Она представила раздевалку, или то, как она представляла себе раздевалку, заполненную победившими хоккеистами.
– Я имею в виду не команду, – уточнил Мартин.
– Но…
– Ты и я, мы победили, Мэй, – сказал он. – Ты была со мной там, на льду. Я не знаю, как или почему. Я только знаю, что говорю правду.
Сердце Мэй билось, как у подстреленной птицы. Она представила, что была рядом с Мартином в игре. Она воображала, как скользит по льду рядом с ним, помогает ему победить, оберегает его от травм.
– Это все розовые лепестки, – сказала она. – Вот для чего они с вами.
– Что ж, они работают.
Это не была Мэй. Мэй совсем не была такой, чтобы, затаив дыхание, напрягая слух, слушать кого-то на другом конце провода. Мэй закрылась в себе намертво на многие годы. Она для себя прекратила верить в привязанность. Это возможно для невест, для которых она работала, но не для нее.
– Я теперь лучше пойду, – произнес Мартин. – Я позвоню снова, когда мы вернемся в Бостон, можно?
– Я буду продолжать смотреть ваши игры, – пообещала Мэй.
– Передай своей подруге и Кайли, я желаю им боннуи (спокойной ночи).
– Передам.
– Боннуи и тебе, Мэй.
– Спокойной ночи, Мартин.
Мэй еще долго стояла в темноте, прижимая к щеке телефонную трубку, пристально вглядываясь в темноту, глядя, как коты-тени охотятся вокруг залитого лунным светом сарая, и закрывала глаза, пытаясь запомнить звук его голоса.
Бостон выиграл начало, но потребовался гол Рэя Гарднера в дополнительное время, чтобы выиграть вторую игру. Третья игра также вошла в добавленное время, и на сей раз "Ойлерз" выиграли со счетом 2:0. Нильс Йоргенсен блестяще блокировал каждый удар, который направлял в сторону его ворот Мартин.
Мартина замучила его лодыжка, когда они вернулись в Бостон. Старый ушиб колена дал о себе знать воспалением. Тренеры не оставляли его одного, применяя все виды лечения, известные в Новой Англии и даже методику, привезенную из Древнего Китая. Лед, лазер, массаж, акупунктура. "Ойлерз" выиграли игры 4 и 5, а "Медведи" выиграли игру номер 6, тем и завершив серию. Мартин думал о своем отце в кирпично-красной тюрьме, наблюдавшим за каждой ошибкой, которую делал сын. Наклонив голову, он съеживался, пытаясь выкинуть мысль о нем из головы.
Тренер Дэйфо нашел фотографию матери Мартина в старом хоккейном еженедельнике, приклеил ее рядом с фотокарточкой его собственной матери и прикрепил на шкафчик Мартина. Жена Рэя Гарднера каждое утро отправлялась на мессу и молилась об их победе, Джек Делани рассказал, что, когда у его дочери выпал зуб, она оставила Зубной фее записку с просьбой, чтобы "Медведи" победили.
Мартин говорил с Мэй после каждой игры. Он хотел пригласить ее во Флит-центр посмотреть игру живьем, но осторожность помешала ему сделать это. Он нуждался в каждой частице концентрации, чтобы сосредоточиться на победе в Кубке. Каждая частица фокусировки, каждая молекула силы должна была остаться в его мозгу и костях. Когда Мартин был моложе, он часто приглашал женщин посмотреть на игру и из кожи вон лез, чтобы показать им себя во всей своей красе. Но с Мэй все было иначе. Ему не надо было хвастаться перед ней, и теперь, с такой большой ставкой на этом постсезонье, он не доверял себе, что бы думать о Мэй и победе одновременно.
После бессонной ночи, после поражения в игре с "Ойлерз" Мартин подверг сомнению свой план. Со всеми другими парнями, полагающимися на молитвы, зубы и умерших матерей, Мартин не чувствовал себя столь уж странным со своим талисманом из розовых лепестков и подумал о том, что лучше держать Мэй подальше от стадиона. Он позвонил ей домой.
– Я хочу, чтобы вы были там, понимаешь? – спросил Мартин. – Но я думаю, что это безумие, я не смогу сосредоточиться.
– Не сможешь сосредоточиться? – спросила Мэй, разочарованно.
– Пойми, – начал объяснять он. – Я должен не спускать глаз с шайбы.
– Но я не стану попадаться тебе на глаза, – сказала она.
– Пусть так, но даже в этом случае я буду знать, что ты где-то рядом.
– Все нормально. Я понимаю, – произнесла Мэй, и в голосе ее почувствовалась боль.
– Нет, ты не понимаешь, – заметил Мартин.
– Уверяю тебя, я понимаю. – Ее голос был холоден.
В тот день, во время полуденного перерыва, Мэй и Тобин оставили тетушку Энид с невестой и ее матерью, забрали с собой бутерброды и направились к дереву позади сарая. Там, в тени дерева, они поедали свой ланч и слушали хор птиц, рассевшихся в его ветвях.
– Ты расстроена, – заметила Тобин.
– Да. Ничего не могу с этим поделать.
– Это оттого, что он снова в Бостоне, но не пригласил тебя посмотреть игру?
Мэй кивнула, смотря на свой бутерброд.
– Он говорит, что он хотел бы, чтобы я оказалась на стадионе, но он думает, что я внесла бы сумятицу в его чувства и это было бы безумием для него. Это напомнило мне о Гордоне, когда он отправлялся в деловые поездки, никогда не желая брать меня с собой.
– Но Гордон не ездил в командировки, – напомнила ей Тобин. – Он ездил домой к жене.
– Я знаю, – сказала Мэй. – Говорил мне, будто у него дела в Гонконге и в Лондоне, когда сам он фактически улаживал отношения с ней.
– Мартин же тебя не обманывает, – заметила Тобин.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что ты можешь наблюдать за ним по телевизору. Ты знаешь, что он именно там, где он говорит.
– Тогда почему он не хочет, чтобы я была там?
– Возможно, он сказал тебе правду, он боится, что твое присутствие там отвлечет его.
– Я думаю, он понял, что я расстроилась, когда мы говорили по телефону вчера вечером. – Мэй посмотрела на "Брайдалбарн", покачав головой. – Человеческие отношения так сложны. Я едва начала и уже не могу выдержать сама себя.
– Гордон действительно испортил тебя.
– Это – не ошибка Мартина.
– Так и скажи ему в следующий раз, когда будешь с ним разговаривать. Пожелай ему удачи и подумай о нем.
– Я думаю, – несчастно произнесла Мэй.
Но Мартин не позвонил в тот день, и тут она поняла, что у нее нет его номера телефона, чтобы позвонить самой. Она наблюдала игру по телевизору, видела, что Мартин выиграл игру номер 6 взрывным броском высоко в ворота, электризуя каждого зрителя во Флит-центре, заставив публику вскочить на ноги и обрушиться громом аплодисментов. Нильс Йоргенсен послал ему вслед проклятие, насколько хватило его глотки, едва сдерживаемый своими товарищами по команде. Мэй видела, как Мартин встретился с ним глазами, и ярость, закипевшую между ними. Она желала, чтобы он позвонил ей, но он этого не сделал.
В синей бетонной комнате, воняющей потом, несвежим дымом сигарет и парами алкоголя, пронесенного тайком, заключенные столпились вокруг телевизора, поощряя хоккеистов и громко глумясь над ними, почти в равной мере.
"Медведи" только что выиграли шестую игру. Тюремный блок был построен из бетона и стали, и в отсутствие эха мужские голоса были глухи. Старик думал о звуке шайбы, хлопающей о стены.
– Мать его… да он – убийца, – сказал кто-то, наблюдая за Мартином Картье. – Такой же, как мы, чтоб мне дерьмом подавиться.
– У "Медведей" кишка тонка. "Рейнджеры", видно, взяли у них взятку…
– Ша, ты, парень, сынок Картье – что надо!
– Следующий раз я воспользуюсь хоккейной клюшкой, больше проку будет.
– Твой пацан – форменный убийца, – сказал кто-то и, хмыкнув, скорчил рожу Сержу. – И ты такой же, не так ли?
– Заглохни, ты, кисейная барышня, – прорычал Серж.
– Да он – герой, парень, – сказал кто-то еще. – Что б ему… но ведь национальный герой.
– Никаких канадцев в героях. Это США!
– Он еще сцапает Кубок Стэнли!
– Эй, старик, ты-то как думаешь?
– Сегодня вечером он уже его не сцапает, – отрезал Серж, глядя на лицо сына на экране телевизора.
Он мог почти чувствовать отменный, свежий холод, поднимающийся ото льда. Он вдохнул этот морозный воздух и поду мал о северных лесах.
– Цыплят по осени считают, там посмотрим. Приходите ко мне завтра.
Игра номер 7 была на подходе, и по всей стране все хоккейные болельщики были настроены на действо в Бостоне, штате Массачусетс. В сотне миль к югу, в Блэк-Холле, штате Коннектикут, Мэй и Кайли снова смотрели телевизор в спальне Мэй. Фиалка, черная домашняя кошка, свернулась клубком у них в ногах. Мэй была окружена рисунками, фотографиями, списками приглашенных и меню к большой свадьбе в субботу.
– Почему мы не можем поехать туда? – нахмурившись, спросила Кайли. – Я хочу пойти на игру. Мы близки ему.
– Лучше смотреть за игрой отсюда, – сказала Мэй. Но в глубине души она все задавала и задавала себе вопросы. Значили ли они что-нибудь для него, в конце концов? Он не звонил два дня. Мэй была занята работой и Кайли, которую мучили плохие сны прошлой ночью, крошечные немые существа, пытающиеся сообщить ей что-то важное, кружили вокруг ее головы подобно тысяче белых ба бочек моли. Мэй сделала детальную запись в своем дневнике.
Телефон зазвонил, и Мэй взяла трубку, ожидая услышать невесту или ее мать или поставщика провизии.
– Алло!
– Чем ты сейчас занята? – спросил Мартин.
– Смотрю на тебя, – ответила Мэй, сжимая трубку, поскольку она действительно смотрела, как "Медведи" начинают выкатываться на лед. – Почему ты не на льду?
– Они позовут меня, – сказал он. – У меня всего одна минута.
– О… – Она выдохнула и затихла, словно ветер с шумом вырвался из нее.
– Сегодня вечером, – сказал Мартин, глубоко вздохнув.
– Да.
– Скажи, нам удастся выиграть? – вдруг спросил он. – Ведь мы выиграем, не так ли?
Мэй нервно засмеялась, не понимая, почему он спрашивал ее.
– Да, – ответила она, потому что знала, что именно такой ответ ему необходимо было услышать.
Но она не обязательно подразумевала Кубок Стэнли.
– В твоем голосе не слишком много уверенности, – заметил он.
– Моя мать всегда говорила, – пояснила ему Мэй, – вопрос не в том, выигрываешь ли ты или проигрываешь, но как ты играешь и ведешь свою игру. – Слова эти вырвались невольно, прежде чем она успела сообразить, что толкует старую прописную истину профессиональному хоккеисту перед его выходом на финальную игру национального первенства.
– Я уже слышал это и раньше, – засмеялся Мартин. – Только мне это не слишком помогало.
– Мне тоже, – призналась Мэй. – Я вела себя как капризная девчонка тем вечером.
– О чем ты? А, это когда хотела попасть на игру? Мне бы тоже хотелось этого.
– Правда?
– Уи (да).
– Мартин выиграет, – бубнила Кайли. – Мартин выиграет.
– Ты лучше иди на лед. – Мэй видела, как игроки его команды перекидываются тренировочными бросками.
– Твоя бутылочка все еще со мной.
– С розовыми лепестками?
– Шш-шш. – Он засмеялся. – Мои товарищи по команде могли бы нас услышать.
– Не хотелось бы этого, – засмеялась в ответ Мэй.
– Я люблю тебя, Мэй, – сказал Мартин, заставив замереть ее сердце.
– Мартин, – только и смогла произнести она, потрясенная услышанным.
– Только еще одно, – сказал он, пытаясь смеяться, но, казалось, у него пересохло в горле.
– Что?
– Если мы выиграем, – произнес он, – я попрошу тебя выйти за меня замуж.
– Теперь я знаю, что ты разыгрываешь меня.
– Ты думаешь, я стал бы так шутить?
– Я не знаю, что и подумать, – сказала недоверчиво Мэй.
– Нет, Мэй Тейлор, ты знаешь, – сказал Мартин. – Только не хочешь в это поверить.
– Ты же сейчас там, на стадионе, и вот-вот начнется игра, – прошептала она.
– Какое имеет значение, где я?
Мэй подумала о розовых лепестках, талисманах любви, и когда она посмотрела на Кайли и увидела дочь, напряженно смотрящую на нее, она задумалась, а действительно ли все это происходит или ей все это только снится.
Камера прошла панорамой по зрителям: она поймала красивую блондинку с плакатом в руках: "Бриллиант Картье". Две девушки в коротеньких топах стояли у края площадки, дрожа и крича "Мартин!". Мэй моргнула.
– Хорошо. Достаточно. Не по телефону, – сказал он. – Мы поговорим позже, при встрече.
– Да, – согласилась Мэй, все еще не спуская глаз с экрана, но больше не улыбаясь.
На стадионе прозвучала сирена.
Но он уже отключил телефон, потому что внезапно она увидела его на экране своего телевизора, крепкого, сильного, красивого синеглазого мускулистого мужчину. Все на стадионе Флит-центра тоже увидели его. Зрители подскочили с мест, приветствуя его стоя. Мэй обняла дочь, не спуская глаз с Мартина. Не было ни унции лишнего в его шестифутовой фигуре. Интересно, а куда он спрятал ее розовые лепестки?
– Он говорил, что думал, мамочка, – сказала сонно Кайли.
– Говорил и думал что, детка? – переспросила Мэй, опустив глаза.
– То, что он тебе сказал. Он действительно хочет, что бы мы стали его семьей.
Мэй внимательно посмотрела на Кайли. Девочка ни как не могла услышать конец их беседы с Мартином. Особый склад видения? Она потянулась к дневнику, чтобы за писать слова Кайли, но тут же отложила тетрадь. Некоторые видения были слишком глубокими и личными, чтобы описывать их.
Старик делал это сам, выигрывал Кубок Стэнли три раза, для двух разных команд НХЛ, так что он наблюдал игру с некоторым чувством ностальгии и какими-то будоражащими душу воспоминаниями. Дэйфо не мог тренировать стояще. Дерьмо. Старик мог читать по его губам, а тот все бубнил: "сконцентрируйся", "соберись" и "дисциплина". Какое там "бросай", когда надо "отдай Мартину"?
– Бросай, – рычал Серж, ему не хватало дыхания. – Бросай, черт побери.
Мартин поднял правую руку и бросил прямо в сетку. Йоргенсен блокировал удар. Рэй Гарднер получил шайбу.
– Отдай ее Мартину, идиот! – крикнул Серж.
Бог мой, он ненавидел тренерский стиль Дэйфо. Когда-то, сам тренируясь в НХЛ, Серж мог держать пари, что Дэйфо говорил одной стороной своего рта Мартину, чтобы тот де лал бросок, а другой стороной велел команде тянуть время, уводя Мартина вправо. Мартин-то не нуждался в этом, он нуждался только в подаче.
– Получил деньги за игру? – спросил один из старых таймеров.
– Заткнись, – сказал Серж.
– Твой малый уже стар, – влез кто-то еще. – Слишком стар, куда ему до Кубка Стэнли? Ему надерут задницу.
– Да будь я на месте Нильса Йоргенсена, я бы все его броски взял.
– Ты молчи уж!
– Эй, парень, не вздумай говорить, будто бросает Кувалда плохо. Не можешь такого сказать.
– Но он стар для хоккея, парень.
– Серьезно, Серж, берешь деньги на игре?
Серж больше не слышал их. Нагнувшись вперед, он только смотрел на экран. Его окружили голоса, отзываясь эхом от бетонных блоков. Тюремные охранники стояли поблизости, столь же заинтересованные игрой, как и остальные. Один из них спросил Сержа, звонил ли ему Мартин, прося совета. Губы Сержа вытянулись в струнку.
– Ты слышишь меня? – громче спросил охранник. – Мартин звонил папочке?