– Ну нет, с ним все в порядке, – сказал Тони. – Он, как всегда, лучше всех, но, конечно, в таком виде он долго не продержится.
– Может быть, вам стоило бы выбраться из Монтаны еще куда-нибудь, – посоветовал Чик Тони, который ерзал на месте, терзаемый какими-то сомнениями и не замечая, как пепел его сигары сыплется в тарелку с остывающими спагетти. – Давай-ка прикинем, где бы вы могли начать заново. Может быть, в Колорадо, там тоже много шахтерских городков? Что скажешь на это?
– Ха! – фыркнул Тони. – В шахтерских городках штата Колорадо больше не осталось ни одной живой души! К тому же это слишком далеко от дома.
– А что скажешь о Калифорнии – тем более что Мэй-Анна сейчас где-то там? – спросила я.
– Глупее и не придумать: из огня да в полымя! – ответил Тони.
Его слова не пришлись Пинку по нраву.
– Послушай, Тони, попридержал бы ты язык! С Виппи Берд ты говоришь другим тоном, – сказал он.
– Извини, Эффа Коммандер, я не хотел тебя обидеть, знаю, ты хотела помочь. Пойми, сейчас вся карьера Бастера рушится на корню и летит в тартарары.
И бьюсь об заклад, он подумал, но не сказал, что вместе с ней летит в тартарары и его собственная карьера.
– Ну так возьми его, и езжайте туда, где в земле поменьше бездонных дыр! Ну хоть в Нью-Йорк, – сказала я.
Он посмотрел на меня, задумчиво воткнул дымящуюся сигару в кучку нетронутых спагетти и вполголоса произнес:
– Что ж, очень даже может быть.
Бастеру не дали много времени на размышления. Когда он появился в кафе, Тони уже сиял от восторга и объявил ему, что пора им уже кончать размениваться на мелочовку, когда их ждут великие дела.
– Э-хей, Кид Миднайт, нас зовут огни большого города! – воскликнул Тони. – Жизнь продолжается, и нам пора в дорогу! У тебя будут бои в Нью-Йорке и Чикаго и вообще во всех больших городах, а когда ты в следующий раз вернешься сюда, то возглавишь наш ежегодный парад.
– Да нет, – покачал Бастер головой. – Я только что был у Баджера, им как раз нужны люди на шахту.
Худшего придумать он просто не мог, и эти слова заставили нас остро почувствовать собственное ничтожество, ибо вернуться на шахту означало окончательно сдаться.
– Ну все, парень, хватит валять дурака, – Тони хлопнул Бастера по спине. – Нам с тобой пора браться за дело.
– Извини, что подвел тебя, но я уже все решил, – ответил Бастер, однако и Тони так просто не уступал.
Тони продолжал уговаривать его и так и этак, и, хотя Бастер все не соглашался, мы уже поняли, что Тони его уломает. На шахту работать Бастер так и не пошел, а примерно через неделю они вдвоем уже ехали на Восточное побережье. Пинк спросил Бастера, что заставило его изменить свое решение, и Бастер ответил, что недавно получил от Мэй-Анны телеграмму, хотя и не сказал, что в ней говорилось. Мы с Виппи Берд очень удивились, потому что ни в одном из своих писем нам она не упоминала, что посылала ему телеграмму. "Эффа Коммандер, – сказала Виппи Берд, – ты явно не в своем уме, если думаешь, что эту телеграмму действительно послала Мэй-Анна".
Итак, Бастер и Тони отправились в путь, но, правда, не в Нью-Йорк и не в мягком купе. Денег у Тони давно уже не было, так как сухой закон к этому времени отменили, и они поехали, что называется, "на перекладных". Любой подросток в Бьютте знал, как сэкономить на железнодорожном билете, если забиться в товарный вагон между железной рамой и дощатым настилом, и даже мы с Виппи Берд неоднократно ездили так из Бьютта в Анаконду. И вот Тони решил, что раз они теперь без гроша, то доберутся таким образом до Чикаго, а там, если обстановка позволит, переберутся в Нью-Йорк.
Но Тони до сих пор никогда не ездил под днищем товарного вагона, а находясь под днищем трансконтинентального экспресса, не мог в точности сказать, в каком направлении они едут, и поэтому вместо Чикаго они оказались в Солт-Лейк-Сити, штат Юта. Бастер, после того как много часов пролежал на железных балках вагонной рамы, сказал, что больше ни за что так снова не поедет и что лучше идти пешком. Всю ночь, пока они ехали, они с Тони разговаривали, чтобы не заснуть и не вывалиться на рельсы, которые были всего в футе от них. Тони хотел, не задерживаясь, отправиться в Канзас-Сити, но Бастер отказался. Кроме того, один бродяга, который был вместе с ними, заметил, что раз местные жители бросают окурки размером в полсигареты, то Солт-Лейк должен быть зажиточным городом.
Тони прошелся по городу и устроил Бастеру матч в старом гимнастическом зале, где на стенах еще висели афиши Джека Демпси. Не очень серьезный матч, так как при виде двухдневной щетины на щеках и слоя пыли на одежде Бастера местный антрепренер решил, что перед ним просто бродяга, готовый дать себя побить за пару баксов. Контракт подписали, а потом Бастер выиграл бой. Не просто выиграл, а, как сказал Тони, провел нокаут уже во втором раунде, и они заработали на этом целых двадцать долларов. Местный антрепренер хотел было подрядить их еще на несколько матчей, но Тони сказал, что теперь это будет стоить дороже, и через две недели у них уже было достаточно денег, чтобы ехать в вагоне, а не под ним. Другой на их месте для экономии поехал бы в сидячем, но эти ребята тратили деньги сразу, как только они у них заводились.
Бастер одержал еще несколько побед, и к нему потихоньку начала возвращаться уверенность в своих силах. Тони позвонил Мэй-Анне по междугородней линии и сказал, что ее долг по отношению к Бастеру писать ему время от времени, так что она первая начала писать ему, вместо того чтобы просить нас с Виппи Берд передавать ему привет. Тони не хотел, чтобы Бастер сломался еще раз, и потому старался прокладывать маршрут их турне с осторожностью, в обход больших городов, где существовал риск наткнуться на более сильного противника, предпочитая города типа Денвер или Канзас-Сити, и Бастер выигрывал все эти матчи, в основном нокаутами. Через пару месяцев они вернулись в Бьютт передохнуть, и, чтобы не терять время попусту, Тони для развлечения местной публики организовал несколько матчей в залах "Кентервилль" и "Рыцари Колумба". После этого они снова отправились на гастроли, и Тони снова начал говорить, что Бастер имеет шансы стать чемпионом – Бастер Миднайт возвращался.
Теперь это был более серьезный Бастер Миднайт. Тони уже не приходилось напоминать ему, что надо стараться, он сам это понимал и отдавал боксу все силы. По словам Виппи Берд, его толкало вперед стремление доказать, что он достаточно хорош для Мэй-Анны, тем более что их общение восстановилось, хотя бы и в письмах. И самым лучшим способом доказать это было завоевание чемпионского титула. Тут Виппи Берд была, как всегда, права.
* * *
Теперь наступил черед рассказать вам о том, что происходило с Виппи Берд. Они с Чиком поженились, хотя принимали это решение дольше всех остальных. Виппи Берд сказала, что она и не хотела выходить за Чика замуж, но так уж распорядилась судьба. Судьба и еще три дня, потому что Фред Коммандер О'Рейли увидел свет ровно через девять месяцев и три дня после свадьбы. Мы стали называть его Мун, потому что Мэй-Анна, когда увидела его фотографию, сказала, что он вылитый Мун Муллинс из комиксов.
Если не знать заранее, то трудно было понять, кто его настоящие родители, потому что мы с Пинком возились с младенцем наравне с Чиком и Виппи Берд. И теперь, когда ни Пинка, ни Чика уже нет, я по-прежнему с ним вожусь. Однажды Мун сказал мне: "Знаете, тетя Эффа Коммандер, я очень счастлив, что бог послал мне двух матерей". Каждый День матери, не пропуская ни одного, он присылал мне поздравительную открытку, хотя, пока он был еще маленьким и несмышленым, за него это делала Виппи Берд.
Куда бы мы ни шли, мы всегда брали Муна с собой. Чик наконец закончил колыбель, которую начал сооружать для нашего с Пинком младенца, и установил ее в нашей спальне, чтобы Мун мог иногда спать у нас. Я никогда не видела Чика более счастливым, чем в тот рождественский вечер, когда мы с Пинком подарили Муну маленький самокат. Но чтобы начать им пользоваться, ему все равно пришлось еще чуть-чуть подрасти, ведь в тот момент ему было только шесть месяцев от роду.
Мы все вчетвером как раз играли с Муном, когда вдруг услышали по радио голос Мэй-Анны – приемник был случайно настроен на нужную волну. Помню, эта передача, попурри из выступлений разных артистов, называлась "Радиопудинг". Передача была не из лучших, такой пудинг испортил бы любой обед. "Я боюсь заработать изжогу", – сказала Виппи Берд и хотела переключить программу, как вдруг ведущий Джек Бенни объявил: "А вот сейчас выступит одна из самых ярких звезд Голливуда".
Вслед за тем раздался голос Мэй-Анны, приветствовавшей ведущего. "Привет, вот и я!" – произнесла она, и это прозвучало так естественно и непринужденно, что Пинк невольно повернулся к двери и только через секунду сообразил, что ее голос доносится не из-за двери, а из радиоприемника. Мы с Виппи Берд замерли с открытыми ртами, а Пинк и Чик слушали и пихали по очереди друг друга локтями в бок с таким важным видом, словно сами были участниками этого шоу.
Джек Бенни с Мэй-Анной обменивались колкими репликами, она мурлыкала и говорила с сексуальными интонациями. Когда Бенни спросил, когда же она наконец соберется сниматься в серьезных фильмах, Мэй-Анна ответила, что скоро, вот только приедет ее мать.
– Чтобы получше присматривать за тобой? – спросил ведущий.
– Чтобы назначить тебе свидание, – ответила Мэй-Анна. – Хотя для этого лучше бы выписать сюда бабушку, но только она сейчас страшно занята.
Мэй-Анна держалась в эфире хорошо, и когда их диалог закончился, Джек Бенни поблагодарил ее за приход и попрощался с ней до следующей встречи в программе "Гангстеры – всеобщее помешательство". Из радиоприемника послышались аплодисменты, и мы все четверо присоединились к ним. В конце программы ведущий повторил ее имя.
– Ты слыхал? – спосила Виппи Берд, обращаясь к шестимесячному Муну, который тоже хлопал в ладоши. – Твоя тетя Мэй-Анна – Марион Стрит скоро разбогатеет и пошлет тебя учиться в колледж.
Мы все рассмеялись, так как даже не предполагали тогда, насколько пророческими окажутся ее слова.
С тех пор мы постоянно слышали голос Мэй-Анны в разных передачах, а в "Радиопудинге" она продолжала появляться все в той же роли гостьи-кинозвезды, так что журнал "Тайм" в обозрении радиопрограмм даже назвал ее "идеально мурлыкающей кинозвездой".
Когда я рассказала Бастеру, что Мэй-Анна теперь регулярно выходит в эфир в "Радиопудинге", он пошел в мебельный магазин и купил самый большой приемник фирмы "Эмерсон", какой у них нашелся, и, когда наступало время ее выступлений, он включал приемник так громко, что ее голос разносился по всему Кентервиллю. Позже Бастер подарил этот приемник мне, и я до сих пор им пользуюсь, слушаю шоу Оуки О'Коннора в прямом эфире из Бьютта.
9
Карьера Мэй-Анны развивалась стремительно и бесперебойно, словно курьерский поезд. От реплик типа "Нет, о нет, а-а-а…" она перешла к более осмысленным, вроде: "Милый, приготовить тебе чего-нибудь на ужин?", а вскоре стала получать настоящие роли, пусть поначалу и второго плана. Снимали ее в основном в гангстерских фильмах, но это было совсем неплохо, потому что они были очень популярны. То, что в этих картинах людей убивают налево и направо пачками, расстреливают из автоматов или крушат один за одним автомобили, никого особо не беспокоило, и никто не думал, что дети, наглядевшись на это, пойдут по скользкой дорожке, как это происходит теперь. Мы с Виппи Берд, отправляясь на гангстерский фильм, всегда брали Муна с собой, при этом он, когда вырос, вовсе не стал серийным убийцей.
Начало успеху Мэй-Анны положила ее внешность, но и талант тоже сыграл в этом не последнюю роль. На экране она выглядела такой привлекательной и такой ранимой, что люди в нее просто влюблялись. Она могла по своему желанию заставить зрителей плакать или смеяться. Так, однажды мы с Виппи Берд смотрели в кинотеатре "Монтана" "Опасную банду" – в этом фильме она падала в автомобиле со скалы – и заметили, что какая-то дама позади нас плачет. Мы с Виппи Берд переглянулись и тут-то впервые поняли, что публика смотрит на нее иными глазами, не так, как мы – на знакомого человека, играющего роль. Для этой дамы Мэй-Анна была несчастной глупышкой, которая сорвалась со скалы и погибла.
Кроме внешности и актерского таланта, у Мэй-Анны были еще кое-какие задатки, которые существенно ей помогали. Журнал "Кино и фото" писал, что у нее фотографическая память. Для того чтобы выучить роль, ей достаточно было прочитать сценарий один раз. Всем приходилось слышать, как капризные кинозвезды срывали графики съемок из-за того, что не знали как следует своих ролей, и это стоило студиям огромных убытков. Но никто не жаловался, что Марион Стрит хоть раз в жизни позволила себе что-либо подобное, она была настоящим профессионалом. Может быть, привычка запоминать выработалась у нее во время службы в заведении мадам Нолан, хотя Виппи Берд утверждает, что это занятие нисколько не способствует укреплению памяти.
Мэй-Анна стала много сниматься, потому что Голливуд в то время выпускал огромное количество фильмов. Все, кого мы знали, ходили в кино раз или два в неделю, причем не меньше чем на два сеанса за раз. Примерно раз в неделю на экраны выходил новый фильм так называемой "второй категории". Это означало, что актеры, занятые в нем, не имели права допускать ошибки, из-за которых съемку пришлось бы повторять, а Мэй-Анна с ее памятью никогда не ошибалась. Такие фильмы выходили дешевле, ведь в то время снимали преимущественно в студии и редко выезжали на натуру, как это любят делать сейчас.
Сначала планировалось, что в "Опасной банде" она будет сниматься в незначительной роли младшей сестры главной героини, которая кончит жизнь на электрическом стуле. Но актриса, предназначавшаяся на роль Стеллы, главной героини, – мы с Виппи Берд считаем, что здесь не следует называть ее имя, ведь оно весьма хорошо известно, – целую неделю пьянствовала и не выучила роль. Но Мэй-Анна знала эту роль, потому что один раз прочла сценарий, и к моменту, когда примадонна протрезвилась, готовый фильм был уже в коробке, как говорят в Голливуде, а карьера бывшей примы сыграла в ящик, как говорят у нас.
Так Мэй-Анна стала звездой первой величины, и, когда мы с Виппи Берд увидели ее в главной роли в картине "Все о Еве", Виппи Берд спросила, не думаю ли я, что Мэй-Анну выбрали в качестве идеальной Евы?
В конце концов, нам с Виппи Берд было безразлично, как Мэй-Анна стала исполнительницей главных ролей в боевиках и вестернах, важно было то, что она ею стала. Конечно, "Подружка бандита" – не шедевр киноискусства, но все дело в том, что серьезные режиссеры подбирали себе исполнителей среди актеров фильмов второй категории, и Джон Элмур, известный режиссер, именно так и заметил Мэй-Анну. Но прежде, чем пригласить ее в "Злой город" на главную роль вместе с Артуром Лавом, мистер Элмур взял на себя труд просмотреть кое-что из прежних фильмов с ее участием, после чего сказал ей, что она умеет умирать лучше всех в Голливуде, что было для нее в то время лучшим комплиментом.
Так она получила эту роль. Он был хорошим режиссером, и Мэй-Анна сыграла у него лучшую сцену гибели за всю свою актерскую карьеру. Чтобы убедиться в этом, достаточно видеть слезы на глазах ее партнера, когда она перед смертью прощает его за то, что он ее случайно застрелил.
"Злой город" имел шумный успех. Конечно, люди в основном шли посмотреть не на нее, а на Артура Лава, но и она тоже получила свою долю славы. Тогда ее фотография появилась на обложке журнала "Современный экран", и большинство других киношных журналов посвятили ей пространные рецензии. Это не были просто фоторепортажи с какого-нибудь приема или фуршета, а настоящие критические и биографические статьи. Некоторые из них писали о ее счастливом детстве в Бьютте и о том, что, когда группа, снимающая кинохронику, открыла там этот самородный талант, она как раз заканчивала школу и намеревалась поступать в колледж. В другой статье писали, что она выразила желание вскоре уйти со сцены, вернуться домой в Монтану, купить ранчо и завести семью. Мы с Виппи Берд долго смеялись, прочтя в одном из этих журналов, как Мэй-Анна любит готовить. Не припоминаю, чтобы Мэй-Анна была способна на что-то большее, чем разогреть на сковороде готовую свинину с бобами – консервы фирмы "Кэмпбелл". Там же была фотография Мэй-Анны, умело подкрашенной, на высоких каблуках и в кружевном передничке, стоящей на фоне кухонной плиты с мешалкой для взбивания яиц в руках. "Смотри-ка, – сказала Виппи Берд, – она держит ее за нужный конец, а ведь раньше едва справлялась с открывалкой для консервов!" На других фотографиях она месила тесто, снимала сковородку с плиты и наконец, сидя, пробовала свою стряпню. Кроме того, там был помещен фирменный рецепт орехового торта от Марион Стрит, но только на самом деле это был мой рецепт. Незадолго до того она позвонила мне по междугородней линии и попросила прислать какой-нибудь кулинарный рецепт, и поскорее, потому что она уже обещала его своим поклонникам. Она клятвенно обещала сказать им, что это я прислала ей рецепт, но в журнале этого почему-то не напечатали, наверное, не хватило места. В свое время одним из обстоятельств, склонивших ее к работе в борделе, было наличие там кухарки, которая готовила для всех, вспомнила Виппи Берд.
Когда Пинк увидел в журнале рецепт орехового торта, то поклялся, что Мэй-Анна сама ни в жизнь бы не догадалась, что орехи можно раздробить и запечь в тесто. Как бы там ни было, но я все равно горда собой. Одна из фотографий изображала, как она угощает Дональда О'Коннора куском этого торта, и мне было очень приятно услышать от Мэй-Анны, что после окончания съемок О'Коннор попросил еще кусок.
После успеха "Подружки бандита" и "Злого города" студия "Уорнер Бразерс" предложила ей контракт. Они хотели превратить ее в белокурую Бетт Дэвис и снимать в первых ролях в душещипательных фильмах, которые Мэй-Анна называла "слезы-сопли". В письме она сообщила нам, что один из братьев Уорнер за глаза назвал ее "эта девка с нимбом цвета платины". Уорнеры положили ей хорошее жалованье специально для того, чтобы она могла перебраться из гостиницы, где до сих пор жила, в роскошные апартаменты, которые она отныне делила с другой их новой звездой, Аннет Бейтс. Аннет Бейтс до сих пор можно увидеть по телевизору – в благотворительных программах в пользу пенсионеров она продает одноразовые подгузники.
Мэй-Анна написала нам, что у каждой из них своя спальня с двуспальной кроватью, так что она оказалась первой из наших знакомых, ставшей обладательницей двуспальной кровати. У них было также по белому туалетному столику, у одной с овальным, а у другой с круглым зеркалом. Мысль о таком великолепии настолько поразила мое воображение, что с тех пор я просто бредила белым спальным гарнитуром, но мы с Пинком никогда не могли позволить себе такой роскоши. Он, конечно, никогда мне ни в чем не отказывал и наверняка купил бы мне такой гарнитур, если бы только у него были деньги. У Мэй-Анны, может быть, были миллионы поклонников, но у меня был один только Пинк Варско. ("Но он никогда не купил бы тебе двуспальной кровати", – сказала Виппи Берд, – и вы, конечно, сами понимаете почему.)
После того как Бастер перебрался в Нью-Йорк и прославился, у рекламного отдела студии "Уорнер Бразерс" появилась идея соединить его с Мэй-Анной.