Ирма никак не могла заснуть. В голову лезли мысли о детях, и она чутко прислушивалась к сопущим в соседней комнате курносикам. О муже думалось, о странности их отношений. Нет, о странности ее отношения к нему. Вадим ее любит, в этом не приходилось сомневаться. Именно поэтому с немыслимым для мужчины терпением переносит ее холодность и отстраненность. Ирма даже не пыталась заставить себя полюбить мужа той любовью, которую желал он, понимала, что это бесполезно. Что-то в их организмах не сходилось на молекулярном, химическом уровнях и не защелкивалось в одно звено.
Ирма обеспечивала мужу уют в доме, полноценное интеллектуальное общение, старалась не скандалить, с уважением относиться к его мнению. В общем, мужик накормлен, напоен, уважаем еще и прекрасными наследниками обеспечен. Не так уж и мало, в принципе. Вадим, видимо, с этим смирился. Ирма тоже не считала свою семейную жизнь совсем уж неудачной, множество людей живут гораздо хуже. Она, видимо, заслужила то, что получила и была вполне счастлива. Нет, вдвойне счастлива, после рождения детей.
И все же иногда в голову лезли мысли: как случилась, что она, когда-то с легкостью покупавшая вещи от кутюр, теперь отоваривается в, основном, на "сэкондах"? Ирма объездила престижные курорты Европы, всех Азий, Индии. И в Юрмале тоже отдыхала, будь она неладна. А детей в этом году даже в Крым вряд ли удастся вывезти, Вадим на всех не заработает. Она, красавица, за которой вился шлейф состоятельных кавалеров, привыкшая ни в чем себе не отказывать, теперь с калькулятором в руках высчитывает, как получше залатать "дыры" в их скудном семейном бюджете. Какая-то Золушка наоборот получается. Ирме вдруг стало смешно и она, уткнувшись носом п подушку, залилась смехом. Рядышком беспокойно заворочался Вадим. Ирма, давясь смехом, тихонько выскользнула из-под одеяла и, нашарив под диваном тапочки, вышла из спальни. Заглянула к детям. Те, обнявшись, мирно спали.
Ирма прошла на кухню, включила чайник, заварила крепкий растворимый кофе. Вадим не признавал эту "бурду", предпочитая кофе заварной. Но варить его у Ирмы, обычно, времени не было.
С чашкой в руке она подошла к гардеробу. Там лежал свежий женский журнал – самое чтиво для приятного расслабления. Ирма мельком взглянула на себя во встроенное в шкаф зеркало. Из зазеркалья на нее смотрела высокая худощавая женщина с длинными, густыми, но тускловатыми, светлыми волосами. Слегка впалые щеки и высокие скулы делали ее похожей на Марлен Дитрих, синие глаза смотрели отстраненно. Ирма ощупала свои торчащие ключицы, скептически хмыкнула, заглянув в вырез ночной рубашки: у других грудь после родов растет, а у нее, после прекращения кормления, видимо, "ушла" вместе с молоком. Ирма все еще оставалась красивой женщиной, но уже не такой яркой. Будто бы с нее, прежней, сделали фотографию и копировали до тех по, пока краски поблекли.
"А что ж ты хотела, – подмигнула своему отражения Ирма, – как никак 35 на днях отпраздновали. Не все ж бабочкой порхать, пора и честь знать. Напорхала в свое время, другим бы на три жизни хватило".
Ирме, как всякой красивой женщине жаль было проходящей молодости со всеми ее прелестями и преимуществами. Но истерик в связи с этим она не устраивала и спокойно пережила появление мелких морщинок, проложивших себе тропки в уголках ее глаз. Все это такая ерунда по сравнению с тем, что она пережила, когда заболели ее пятимесячные двойняшки. Врачи неделю не могли поставить диагноз, пичкая малышей жаропонижающими средствами до такой степени, что они уже начали какать всеми оттенками буро-зеленого. Ирма тогда чуть с ума не сошла от тревоги. Ну и что, сильно помогла ей в этой ситуации красота и умение пленять? А ведь когда-то она не вылезала из салонов красоты, аэробик и всяких пилатесов, шлифуя свою внешность до журнального глянца. Смешно, честное слово. Хотя, почему смешно? Если все это делать для подержания бодрости духа и тела, то очень даже полезно, денег, правда, стоит. Но подчинить свою жизнь цели "выгляжу на все сто"… Ерунда.
"Это пока петух жареный в задницу не клюнет, – подумала Ирма, – получишь волшебный пендель от жизни, и сразу поймешь, что важно, а что можно оставить на потом. А не поймешь, так еще раз пенделя получишь".
Ирме снова стало смешно. Хохотушкой она никогда не была, а сегодня на ночь что-то пробило…
Ирма услышала как в спальне тяжело заскрипел диван, что-то глухо пробормотал Вадим и настороженно притихла, хотя и так старалась не шуметь. Ей хотелось сегодня ночью побыть в одиночестве, подумать о жизни, не так часто ей удавалось это сделать. Раньше она жила слишком весело и беззаботно, чтобы о чем-либо задумываться, а с недавнего времени наоборот: проблемы насущные так задавили, что не было времени думать ни о чем другом.
Через секунду шум в спальне затих, Ирма услышала мерный храп мужа.
Она вспомнила как и почему вышла замуж за Вадима…
* * *
Перешагнув 30-летний рубеж, Ирма вдруг решила, что хочет замуж. Свободы под разными соусами она уже накушалась досыта. Хочется, чтобы семья, дети все, как положено. В мужья можно даже не иностранца, и не юрмальца, пусть наш, но состоятельный, разумеется.
Однако, странное дело, предложений руки и сердца не поступало. Вообще. Тогдашний Ирмин воздыхатель жениться не спешил, поскольку семья у него уже была. Денег – бери, об остальном и думать забуть. Но Ирме не нужны были деньги. Ей хотелось семьи, она вдруг это поняла ясно и отчетливо. Наверное, к каждой женщине, будь она хоть сто раз независима, свободолюбива и еще кто знает какая, рано или поздно приходит это понимание. С кавалером Ирма рассталась, вопреки своим правилам, со скандалом. Что-то на нее нашло. Обычно спокойная, как настоящая латышская девушка, рассудительная и достаточно холодная эмоционально, Ирма стала раздражительной и вспыльчивой. Этим "что-то" был обыкновенный бабий страх остаться одинокой, незамужней, бездетной старой вешалкой. В ее случае все вокруг еще и потешаться станут, мол, догулялась, вот до чего доводит аморальный образ жизни.
Дошло уже до того, что Ирма начала названивать своим старым знакомым, когда-то безуспешно просившим ее руки. Она прекрасно понимала, что ее несостоявшиеся претенденты в мужья, наверняка, втихомолку посмеиваются над строптивой девкой, которая сейчас так бесстыдно вешается им на шею. Она живо представляла себе эту картину: сидит боров Антон в ресторане за бокалом вина (нет, водку трескает, вкус у него плебейский) и, неспешно протягивая слова, говорит чеcтной компании:
– Представляете, мне Ирма звонила. Ага, та самая. Чуть ли не в ЗАГС тащила. Счас, разбежался… Перезревшими и подгнившими фруктами не интересуюсь, мне свежатину подавай.
Но Ирме было все равно, потешаются над ней бывшие или нет. Она поставила себе цель и, подстегиваемая страхом одиночества, перла вперед, как немецкая танковая дивизия. Но чем больше усилий она прилагала, тем меньше мужчин вокруг ее находилось. Собственно, их вообще не наблюдалось, будто сглазил кто.
Ирма, оставшись без мужчины, соответственно и без средств к существованию, вынуждена была устроиться на работу. Вот тогда она возблагодарила небеса за то, что в свое время у нее хватило ума не только по магазинам да салонам шляться, но и получить приличное образование. Все-таки переводчик – профессия чистая и интеллигентная, а языки ей всегда легко давались.
Странное дело, но Ирме работать понравилось, хотя раньше при мысли о трудоустройстве с души воротило. Было, например, что-то новое и необычное в необходимости добираться до работы на метро (автомобиль Ирма продала, поскольку водить сама не умела, а содержать водителя не могла). Именно в общественном транспорте Ирма постигала уроки жизни. Оказывается, цены все время растут, в связи с кризисом грядет жуткая безработица, в тесто, чтобы было вкуснее, нужно добавлять щепотку соли, самый дешевый продуктовый рынок находится на другом конце города, фотополимерная пломба на зуб стоит приличных денег, и.д.
Сама работа оказалась нескучной, коллектив психологически здоровым, а начальство вполне адекватным. И зарплата нормальная, хотя Ирма еще долго училась правильно распределять свой бюджет, потому что привыкла на себя любимую тратить гораздо большие суммы.
И вот когда Ирма уже окончательно решила поставить крест на замужестве и вплотную заняться карьерой, на горизонте появился Вадим. Вполне симпатичный, ненавязчивый, воспитанный, начитанный – это плюс. Живет с мамой в двухкомнатной квартире, заработок так себе, амбиций особых не имеет – это минус. Для всех незамужних девушек и женщин в офисе он был подарком судьбы, но запал почему-то на относящуюся к нему с прохладцей Ирму. Не то чтобы Вадим ей не нравился совсем. Просто от него не было ни холодно, ни жарко. Но когда на первом же свидании, на которое Ирма согласилась скрепя сердце, он сказал заветное: выходи за меня замуж – согласилась.
"Можно подумать я любила кого нибуть из тех, с кем жила, – оправдываясь перед собой за поспешное решение думала Ирма, – или кто нибуть из них меня сильно заводил в плане секса. Просто притворялась, технику оттачивала. Наверное, я не способна на сильные чувства. Так какая разница за кого замуж выходить? Все равно больше никто не предлагает".
Так Ирма оказалась замужней дамой. Мама Вадима ничем не показала, что невестка ей не понравилась, хотя Ирма это чувствовала. Наоборот, как интилигентная женщина пенсионного возраста она отправилась жить в деревню, наследовав от какого-то родственника дом. Никто и ничто им с Вадимом не мешало строить семейную жизнь по своему усмотрению. И строительство пошло! Ирме нравилось ухаживать за мужем, стирать, убирать, печь и варить. С Вадимом интересно и легко было говорить на любые темы, он нравился многим женщинам, что втайне льстило Ирме. Все было хорошо, кроме интима, пропади он пропадом. Ну не могла Ирма жарко, как хотелось мужу, отвечать на его ласки. И притворяться получалось на троечку, хотя раньше Ирма в этом деле была отличницей. Иногда Ирма думала: как прекрасна была бы жизнь, если бы ее отношения с Вадимом перешли в разряд дружеских. Пусть даже он завел бы кого нибуть на стороне для удовлетворения мужских нужд, она бы не возражала. Может им разбежаться, пока не поздно? Но через полгода стало понятно, что никуда она "не разбежится" – Ирма забеременела.
* * *
Допив кофе, но так и не прочитав ни одной страницы журнала Ирма, отправилась спать. Часы показывали полчетвертого, двойняшки поднимутся ровно в семь, так что на отдых у нее всего ничего.
Ирма подошла к дивану на котором сопел муж, приподняла одеяло и хотела уже ложиться, но передумала. В детской было раскладное кресло, на нем Ирма намеревалась провести остаток ночи. Вадим снова будет недоволен, мол, сбежала. А, плевать. Скажет, что дети среди ночи расплакались, потому и ушла.
Почти две недели стояла жуткая погода – то снег, то дождь. На асфальте месиво из воды, песка и не успевшего дотаять снега. Коммунальные власти что-то не очень спешили с уборкой родного города. Дети, привыкшие к регулярным выходам на прогулку, за две недели практически безвылазного сидения в квартире сходили с ума от скуки, и доводили до белого каления Ирму.
– Нужно было эстрадно-цирковое училище заканчивать, а не иняз, – жаловалась она мужу, – я уже не придумаю, чем их развлекать.
Когда наконец распогодилось, Ирма сгребла детей в охапку и потащила на игровую площадку в новом торговом центре. Сколько бы это ни стояло, пусть развлекутся, заслужили. И она, кстати, тоже.
Дети, визжа от восторга, спускались с пластиковой горки прямо в "бассейн", наполненный мягкими разноцветными шариками. Ирма с улыбкой наблюдала за ними и вдруг почувствовала чей-то напряженный взгляд, сверливший ей затылок. Недовольно передернув плечами она обернулась. За столиком кафе, расположившегося чуть дальше от площадки, сидел тот самый лощеный хлыщ, которого она встретила в первый свой визит сюда. Увидев, что Ирма заметила его взгляд, он поспешно опустил глаза, сделав вид, что увлеченно разглядывает чашку с кофе.
"Гадает на кофейной гуще, – хмыкнула Ирма, – будет счастье или нет. Что ему от меня нужно, уставился как… зараза".
Ирма поняла, что прогулка, во всяком случае для нее, безнадежно испорчена. Ей был неприятен этот тип с маниакально сверкающими глазами. Ирма чувствовала себя неуютно, ожидая, что он вот-вот припрется знакомиться.
"Дети обязательно разболтают Вадиму, что к маме подходил чужой дядя – они у меня еще те говоруны, не каждый депутат так болтать умеет. И тогда муж неделю не успокоится со своей ревностью дурацкой".
Но незнакомец, похоже, решил вести себя прилично: попыток познакомиться не предпринимал и даже перестал прожигать Ирму взглядом. Она понемногу успокоилась и даже полазила с детьми по пластиковым туннелям, едва не застряв в одном из них.
Уставшие, но вполне счастливые, они загрузились в маршрутку.
Ирме показалось странным, что вслед за ими во двор заехала дорогая "Тойота". Раньше она такой машины здесь не замечала. Может, гости к кому?
На следующее утро "Тойота" стояла на том же месте, и через день тоже. Ирма поймала себя на том, что обдумывает, кто из жильцов мог приобрести такую дорогую тачку. А потом посмеялась над собой: чай не в деревне живем, к каждому в карман не заглянешь. Что-то у нее начали проявляться замашки типичной домохозяйки, для которой дела соседей интереснее собственных.
Но вот что странно: в последнее время у Ирмы появилось стойкое ощущение, что за ней наблюдают. Сначала Ирма потешалась: ну, ну, давай еще в шпионов поиграем. Или нет, я – важный свидетель кровавого преступления и мне полагается, (как там правильно?), федеральная защита. Но сколько бы Ирма не хорохолилась, противное ощущение – будто в спине, между лопатками горит точка лазерного прицела, не проходило.
"Да что же это за хрень такая? – оглядываясь по сторонам в поисках невидимого соглядатая нервничала Ирма, – или это у меня легкий сдвиг по фазе образовался от монотонности существования?".
Через неделю Ирма дошла до такого состояния, что в пору обращаться к психиатру. Дети, почувствовав мамино настроение, капризничали и ревели практически не умолкая.
Однажды, стоя в очереди в гастрономе, Ирма чуть не упала в обморок из-за того, что кто-то похлопал ее по спине. Оказалось – соседка. Окончательно извевшись, Ирма уже подумывала о том, чтобы обратится в милицию, но потом оставила эту идею. С чем туда идти? Она представила, как приходит в милицию и говорит:
– Вы знаете, мне кажется, за мной следят.
– Вам кажется, гражданочка? – ответит мордастый милиционер, – Ну, тогда это не к нам, а в желтый дом. А вообще, если кажется, креститься нужно.
Более-менее спокойно Ирма чувствовала себя только в стенах собственной квартиры. Она старалась поменьше выходить на улицу, но детей в доме не удержишь, тем более погода наконец, установилась чудесная – легкий морозец и солнце.
Собирая своих сорванцов на прогулку Ирма заглянула в окно и обмерла. Возле дорогой "Тойоты" стоял тот самый тип из торгового центра. Теперь все стало на свои места. Это он, сволочь, за ней наблюдение устроил, почти до умопомешательства довел. Маньяк чертов! Понравилась женщина, так подойди скажи, зачем же нервы трепать? Ну я ему сейчас!
Через минуту Ирма мотнулась к соседке, моля чтоб та оказалась дома.
– Наташ, будь другом, присмотри минуту за детьми, – выпалила она на ходу удивленной соседке и помчалась вниз по лестнице.
Только б успеть, а то гад прыгнет в свою роскошную тачку и смотается.
Как была, в тонких домашних брюках, футболке и тапочках, Ирма выскочила на улицу. Яркий солнечный свет ударил в лицо, на минуту ослепив. Из-за этого она не заметила, как вытянулось от удивления лицо незнакомца, через смуглую кожу проступила бледность.
– Ах ты ж сволочь такая! – заорала Ирма на весь двор, – охренел совсем! – она вспомнила все нецензурные выражении, какие знала.
Незнакомец молча слушал ее тираду, не сводя своих удивительных глаз с ее лица. Выдохшись, Ирма замолчала, с ненавистью глядя на мужчину.
– Ты изменилась Ирма, – спокойно, этим своим глубоким, аж за душу берущим голосом, произнес он, – раньше не позволяла себе подобных выходок. Ненормативную лексику используют только плебеи. Так, кажется, ты когда-то говорила? Вижу, теперь она тебе по вкусу.
Откуда этот тип знает ее имя? Ирма могла поклясться, что они незнакомы.
– Ты кто вообще? – спросила она, – откуда ты меня знаешь? Я тебя первый раз в жизни вижу.
– Третий, – поправил он, – а если учитывать наше мимолетное знакомство, то четвертый. Ты замерзла. Иди домой, дети, наверное, ждут.
Ирма, как загипнотизированная, поплелась к подъезду.
На полпути вдруг обернулась и снова спросила:
– Какое знакомство? Ты кто вообще? – в морозном воздухе слова звучали удивительно громко и стая ворон, пасшихся возле мусорных контейнеров, испугавшись, с пронзительным карканьем поднялась в воздух.
– Не помнишь? – в уголках рта мужчины залегли горькие складки, – само собой… Прощай.
Он ловко нырнул в машину и, дав полный газ, рванул со двора. Из-под колес "Тойоты" вылетел фонтан грязного снега.
– Вот придурок, – испуганно отпрыгнув до бордюра сказал какой-то парень, не вовремя вышедший из парадного.
– Точно, – подтвердила Ирма.
Только сейчас она почувствовала, что продрогла до костей. Бледная кожа на покрывшимися пупырышками руках стала отливать синевой и Ирма поспешила домой.
– Придурок, точно придурок, не хватало еще из-за него воспаление легких подхватить.
– Мама, цто ты там бромоцешь? – спросила ее любопытная Златка. Ирма никак не могла отойти от этой встречи, вполголоса продолжа ругать незнакомца.
– Правильно говорить – бормочешь, – автоматически поправила ее Ирма, – ничего, солнышко, это так, песенку напеваю.
– А-а-а, – важно заметил немногословный Ванька, – про Деда Мойоза.
Весь день Ирма думала об этом странном типе. Что он там болтал насчет того, что они знакомы? Ирма в который раз прокрутила в памяти лица всех мужчин из прошлой жизни и сегодняшней. На данный момент в ее окружении есть два мужчины – Вадим и Ванька. Все. Никого больше в радиусе ста километров. Значит, персонаж из ее бурной молодости. Но сколько Ирма не напрягала память, вспомнить этого типа не могла. Не было такого файла в ее директории.
"Если он один из тех, с кем жила, забыть его я определенно не могла. Не совсем же я еще из ума выжила? Тогда кто он, прах его побери? Нет, это определенно псих какой-то. Что он сказал, прощай? Значит, есть надежда, что больше мы никогда не увидимся".
Но хотела этого Ирма или нет, образ незнакомца повсюду преследовал ее. Она то и дело вспоминала их встречу возле дома, и ей было стыдно за свое поведение. И правда, материлась, как торговка базарная. Она представляла горькие складки в уголках его рта и от жалости щемило сердце, хотя он явно был из тех, кто жалости не переносит.