У него имелись все основания быть довольным и своей первой пробой пера: "Кадр" не только сразу принял статью к публикации, но редакционный совет предложил включить Терри в штат. Он должен был приступить к работе через несколько недель – в начале сентября. Судя по всему, в журнале остались вполне довольны тем, что статья у Терри вышла интересная и достойная – пусть он и не отыскал ни копии "Сортирного долга", ни отдельных кадров, ни сценария, но ему удалось упорядочить хаотичную доселе информацию. В числе прочего, Терри описал любопытный случай с британским кинокритиком. Этот человек прилетел в Италию на закрытый просмотр "Сортирного долга", но двенадцать часов спустя его нашли мертвым в гостиничном номере на окраине Рима: голова была прострелена, рядом лежал револьвер, а в руке покойный критик сжимал листок бумаги, на котором начертал короткое послание: "Жизнь – дерьмо". На той же неделе журнал "Разности" сообщил об этом происшествии под шапкой "Без ума – от дерьма", и хотя в заметке также приводилось другое объяснение самоубийства (от критика недавно ушла жена с детьми), мало кто сомневался, что в первую очередь на него повлиял просмотр нигилистической фантазии Ортезе. Эта заметка изводила и озадачивала Терри, но в ней не было ни намека на содержание фильма, которое столь мощно воздействовало на одного из зрителей. Не менее загадочную статью опубликовал и некий канадский научный журнал "Ежеквартальное урологическое обозрение". В статье описывалась история болезни сотрудника (с тех пор вышедшего на пенсию) одной итальянской кинопрокатной компании, который страдал необычным заболеванием: после просмотра "Сортирного долга" он не мог мочиться в присутствии других мужчин (раскрыть содержание фильма пациент отказался наотрез).
Чем больше Терри читал об этом фильме, тем сильнее тот его интриговал. Что за извращенную смесь сортирных историй и радикальных политических взглядов породил Ортезе, чтобы вызвать столько странных мифов и слухов? Терри далеко не первым задался этим вопросом, но предыдущим исследователям, судя по всему, мало что удалось выяснить. Человек, которого называли главным оператором фильма, упорно отрицал какую-либо причастность к ленте Ортезе; монтажер упрямо твердил, что фильма не существует в природе; художник по костюмам – сейчас старуха восьмидесяти с лишним лет, впавшая в маразм, – полагала, что все до единой копии были уничтожены, но помнила, что "фильм по сути был нежным и романтичным"; а исполнитель главной роли – должно быть, под впечатлением от съемок – в 1973 году вступил в отдаленный монашеский орден, который практикует строжайший обед молчания.
Эта тема занимала все мысли Терри и за обедом.
– Нет, никогда не видел этого фильма, – сказал продюсер, худой, энергичный и добродушный на вид человек лет тридцати пяти.
Продюсера звали Брюс Логан. Он заставил Терри и Кингсли ждать пятнадцать минут в баре гостиницы "Атенеум", после чего повел их в итальянский ресторан в Мейфэре.
– Разумеется, я о нем слышал. Но я видел в Париже полный вариант "Сало", и мне этого хватило. – Он положил себе чабатту и предложил собеседникам. – Ортезе оказал на этот фильм большое влияние. Мне говорили, что Пазолини даже использовал часть его материалов. – Он повернулся к Кингсли. – Вам нравится Пазолини?
– Вообще-то я предпочел бы гамбургер.
Кингсли внимательно изучал меню.
– Джо – большой шутник, – сказал Терри с натянутым смешком и пихнул компаньона под столом.
Логан махнул рукой.
– Значит, парень просто никогда не слыхал о каком-то там режиссере-педерасте, снявшем несколько эстетских фильмов. И что с того? Все равно дни авторского европейского кино сочтены. Еще десять лет, и оно окончательно умрет. А через двадцать никто из нормальных людей не скажет, кто такой Ренуар. Кроме того, я здесь не для того, чтобы вас экзаменовать, ребята. Это не собеседование.
– Он ни хрена не знает об американских фильмах, – мрачно прогнусавил Кингсли. – Он даже не досмотрел до конца "Охотников за привидениями". Ушел с середины.
Терри фыркнул.
– Детский лепет, никакой глубины…
– А вам он, значит, понравился? – спросил Логан, глядя на Кингсли.
– Семь раз смотрел. Великое кино. Величайшее, всех времен и народов. Потрясающие спецэффекты.
– Да, пожалуй, Компси пришлась здесь к месту.
– Компси? – переспросил Терри.
– Компьютеризованная многоплановая система, – объяснил Кингсли. – Работает вместо кэшированной камеры при панорамной съемке. Говорят, для рирпроекции она куда лучше, чем полный автомат. – Он повернулся к Логану. – Изображение настолько чистое, что это просто невероятно. Как это получилось?
– Думаю, снимали на пленку шестьдесят пять миллиметров, а затем накладывали на анаморфированное изображение, снятое на тридцать пять миллиметров. По крайней мере, мне так кажется.
– Фига себе. Это много объясняет.
– По-моему, этот джентльмен ждет ваших указаний, – сказал Терри, ткнув в молчаливого официанта.
– Ах да. – Кингсли взял в руки меню. – Я еще не решил.
Терри видел, что Кингсли не понимает названий блюд.
– Тебе нравится тортеллини? – спросил он.
Кингсли с вызовом посмотрел на него.
– Конечно, – сказал он. – Особенно ранний, черно-белый.
Дожидаясь, когда принесут главное блюдо, Логан вкратце изложил свое предложение. Он работает на одну из крупных голливудских студий и в настоящее время пытается запустить по меньшей мере десять-двенадцать проектов – все они рассчитаны на среднего американского зрителя. Две короткометражки Кингсли произвели на него впечатление – особенно тем, как он выстраивает действие. О творческом потенциале Терри он тоже наслышан – его неумеренно расхваливал сокурсник. И он рассчитывает, что они согласятся поработать над одним из двух сюжетов, права на которые он недавно приобрел: один сюжет – не что иное, как экранизация популярного комикса "Шпион и сын".
У Кингсли тотчас вспыхнули глаза, но Терри никогда не слышал ни о самом комиксе, ни о якобы знаменитом журнале, в котором его публиковали.
– Ты никогда не слышал о "Шпионе и сыне"? – поразился Кингсли. – Но это же класс! Странно, что он у вас не популярен. Этот самый парень – типа американского Джеймса Бонда. Но прикинь – он вдовец, и у него есть тринадцатилетний сын, клевый такой, дико прикольный, в общем его приходится брать на все дела.
– Верно, – сказал Логан. – Жена героя погибает в автомобильной катастрофе еще до событий, о которых говорится в фильме. Мы, естественно, этого не показываем, чтобы не начинать сюжет с мрачной ноты. Так что в сущности речь идет об американском Джеймсе Бонде восьмидесятых годов, только более реальном.
– Более реальном, – механически повторил Терри.
– Именно. Потому что этот парень не пренебрегает семейными обязанностями. Да, большую часть времени он где-то шляется, рискуя жизнью ради своей страны, поражения коммунизма и все такое, но в конце дня обязательно возвращается домой к своему мальчику, чтобы съесть с ним пиццу и посмотреть бейсбол. Настоящая семейная картина.
– А самый кайф в том, – сказал Кингсли, – что когда они выходят на дело, то плохих парней как раз этот самый парнишка всех мочит. Однажды, прикинь, два русских шпиона погнались за ним, но наступили на его жвачку и прилипли к полу. – И они с Логаном загоготали. – Или когда он палит из автомата по всем этим арабам, а из автомата вылетают одни теннисные шарики и застревают у них во рту?
– Представляете? – спросил Логан. – На экране эта сцена будет бесподобна. Очень кинематографично.
Терри глубоко вздохнул.
– Расскажите о втором сюжете, – сказал он.
Логан с любопытством посмотрел на него, но если и обиделся, то виду не подал.
– Ладно, – сказал он. – Может, он больше придется вам по вкусу. Я купил права на роман о двух нью-йоркских копах. Можете как угодно перелопачивать книгу, но название я хочу сохранить: "Два сапога пара". Отличное название, да? Понимаете, это их настоящие имена: полицейский Сапог и полицейский Пара. А фишка вот в чем: они не только работают над одним и тем же делом, но и независимо друг от друга ищут себе жилье, обращаются по одному и тому же объявлению и в результате поселяются в одной квартире.
– Круто, – сказал Кингсли. – Мне нравится.
– Один постарше и, понимаете, немного чудило, немного чокнутый, немного раздолбай…
– Значит, на него можно взять… Джима Белуши?
– Точно. В самый раз. А другой – помоложе, наивный такой, идеалистичный, играет всегда по правилам…
– Тогда нам нужен типа… Том Круз?
– Возможно. Очень даже возможно. Я хочу, чтобы получилось нечто среднее между…
– …между "Странной парой" и, скажем, "Грязным Гарри".
– Блестяще. Вы все поняли. Разумеется, у них есть начальник… раздражительный, но обаятельный. Злобный, но справедливый.
– Цветной, конечно.
– Об этом я даже не говорю.
– Кто-то вроде… Джеймса Эрла Джонса.
– В точку. А еще нам нужна запутанная романтическая, сексуальная линия…
– Понятно, значит, у Тома Круза есть подружка, так? Постарше, поопытней. В этой роли я вижу, например, Джейми Ли Кёртис.
– Да. В черном облегающем платье.
– В очень облегающем платье. Чтобы сиськи выпирали.
– Вы читаете мои мысли, Джо. Только вот еще что. Том Круз не знает, что на самом деле она шлюха, и Джим Белуши с ней трахается.
– А Том Круз с ней трахается?
– Еще как трахается.
– Или пусть она будет стриптизершей.
– Тоже можно. Пускай будет стриптизершей.
– А он все равно с ней трахается.
– Конечно, трахается. И Джим Белуши с ней трахается. С ней все трахаются.
– А начальник? Он тоже с ней трахается?
– Мы разве не договорились, что он черный? Ради бога, Джо, только без грязи. – Логан повернулся к Терри, который до сих пор не принимал участия в импровизированном обсуждении сценария. – Я прошу прощения, но что-то я не вижу вашего деятельного участия. Похоже, всю работу выполняем мы с Джо.
Терри сидел, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди.
– По-моему, сюжет просто ужасен, – сказал он. – У меня такое чувство, что этот фильм я уже видел раз двадцать.
Наступило долгое молчание, прерываемое лишь хлюпаньем Кингсли, который пытался запихнуть в рот гигантский глубок макарон, намотанных на вилку.
– Так, по-вашему, ужасен? – Сознательно или нет, но Логан тоже откинулся на спинку и сложил руки на груди, подражая позе Терри. – Ну, конечно, если у вас есть идеи получше, то я с удовольствием их выслушаю. Вообще-то Джо говорил мне, что вы работаете над оригинальным сценарием.
– Да… Да, верно, – ответил Терри в некотором замешательстве.
– Вы можете сказать, о чем он?
– Конечно. Он о… в общем, о человеке и… его жизни.
– О его жизни? – Логан поднял брови. – Неплохо. А что-нибудь… что-нибудь в его жизни происходит, о чем нам следовало бы знать?
– Ну, да. – Терри выпрямился и промокнул салфеткой уголки губ. – Он проходит… понимаете, он мужает, превращаясь из юноши… поначалу в человека среднего возраста.
– Гм. А что дальше?
– А потом он стареет, и в конечном счете, я полагаю, умирает. – Почему-то в его изложении сценарий выглядел не столь впечатляющим, как представлялось Терри. – Понимаете, оригинальность сценария заключается в том, что на протяжении всего фильма этого персонажа будет играть один и тот же актер.
– Правда? И кого именно вы имеете в виду? Потому что, знаете, за такую роль да в таком сценарии будут драться и Хоффман, и Николсон, и Редфорд. Прямо-таки кровавая бойня случится.
– Ну, сценарий, очевидно, должен обрасти плотью, а пока…
– Сказать вам, в чем недостаток этой идеи, Терри? Точнее, один из недостатков. Для меня в нем недостает размаха. Какой-то он слишком британский.
– Но это…
– Не поймите меня превратно. Не имеют ничего против британского. Я сам, честно говоря, наполовину англичанин. Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Генри Логан?
– Конечно… он ведь тоже был продюсером.
– Верно. Это мой отец. Писал сценарии, ставил и продюсировал фильмы – настоящий мастер на все руки. В конце сороковых, начале пятидесятых ненадолго приехал в Штаты, там женился на своей первой жене, в смысле, на моей матери, но большую часть жизни он работал в Британии. Снял множество комедий, кучу малобюджетных триллеров. Отец не стремился к высоким художественным достижениям, но он снимал фильмы, и иногда получались довольно неплохие. Закончил тем, что в семидесятых снимал мягкое порно – другой работы получить он не мог.
– Жаль, – сказал Терри, не вполне понимая, к чему клонит Логан.
– Так вот, есть причина, почему он не мог получить никакой другой работы. Знаете, какая?
Терри покачал головой.
– Причина – в людях вроде вас.
Неожиданно он ударил кулаком по столу, отчего приборы зазвенели. Терри с Кингсли чуть не подскочили на стульях.
– Боже, типы вроде вас вот где у меня сидят, Терри. У вас до сих пор была бы нормальная, мать ее, киноиндустрия, если бы не люди вроде вас. Когда вы, умные мальчики, появились – когда это случилось, в конце пятидесятых? – это и стало началом конца. Интеллектуалы, сердитые молодые люди, Джон Осборн, студия "Вудфол филмз", леваки из среднего класса. Вдруг стало принято разглагольствовать о том, что кино – это искусство, словно раньше об этом и не подозревали, а каждый второй фильм снимался каким-нибудь романтичным выпускником элитарной частной школы: он, мол так выражал свой взгляд на жизнь рабочего класса. И с тех пор все одно и то же. Господи, я не знаю другой страны, где преклонялись бы перед людьми только за то, что они называют себя художниками! Или писателями! Боже, как вы боготворите писателей! Иначе, какого черта вы буквально лопаетесь от самомнения? Какого черта, а? По-моему, все, что вы сумели до сих пор написать, уместится на оборотной стороне конверта, и еще останется место для Геттисбергской речи!
Терри встал.
– Вы закончили? – сказал он. – Дело в том, что я хотел кое-что купить, раз уж приехал в Лондон.
– Нет, Терри, я не закончил, – сказал Логан. – И Джо тоже не закончил. Но думаю, вам ясно, что закончили вы. Вы закончили свои дела здесь, поэтому можете убираться, когда пожелаете.
– Если ваши фильмы когда-нибудь будут сняты, – Терри старательно подыскивал слова для финальной реплики, – это станет траурным днем кинематографа.
– А если ваш фильм будет снят, то это станет настоящим чудом!
– Если бы все продюсеры в мире были такими же, как он, – повернулся Терри к Кингсли, ткнув пальцем в сторону Логана, – ты только представь себе! Не было бы Эйзеншейна, не было бы Мидзогути, не было бы Вендерса…
Лицо Кингсли с прилипшими макаронинами не перекосилось от ужаса перед подобной перспективой.
– Ты только задумайся на минуту. Ты можешь себе представить историю кино без "Холодных закусок"?
– Нет, не могу, – искренне ответил Кингсли. – В смысле, как же смотреть кино без кока-колы и попкорна?
Логан довольно расхохотался.
– Вы друг друга стоите, – сказал Терри и вышел из ресторана, преисполненный праведного гнева, который лишь усилился, пока он шагал по улицам Мейфэра к ближайшей станции метро; гнев продолжал согревать его и те долгие часы, пока он в одиночестве ехал обратно к побережью.
***
ПСИХОАНАЛИТИК: Как по-вашему, почему вы решили прочесть письмо вашей любовницы?
ПАЦИЕНТ: Я знала, что она меня предала.
ПСИХОАНАЛИТИК: А не потому, что вас благословил на это Роберт?
ПАЦИЕНТ: Нет, вовсе нет. Роберт не имел к этому никакого отношения.
ПСИХОАНАЛИТИК: А что вы ощутили, когда прочли письмо?
ПАЦИЕНТ: …Не знаю, как это описать. Словно мир перевернулся или внезапно утратил всякий смысл. Когда обнаруживаешь, что, в сущности, не знаешь человека, которого вроде бы знал очень близко. Наверное, именно это испытывает жена, когда разбирает в шкафу и обнаруживает там надувную куклу и пачку садомазохистских журналов мужа. Или мать, которая вдруг узнает, что ее сын – насильник или что-то в этом роде.
ПСИХОАНАЛИТИК: Вам не кажется, что вы преувеличиваете?
ПАЦИЕНТ: Нет. Это было хуже. Гораздо хуже.