Я протерла стекло от вековой сажи, ожидая увидеть типичный ирландский городок.
– Черт побери, Фай, – выдохнула я в изумлении, – это… это потрясающе!
Действительно, открывшаяся картина поражала воображение. Всего лишь за три часа езды ровные ряды домов и аккуратные улицы сменились полями настолько ярко-зеленого цвета, что казалось, будто их раскрасил ребенок, впервые открывший для себя разноцветные краски. Я в немом восхищении смотрела на живописные каменные дома, окруженные живой изгородью и пестрыми лужайками. При виде нашего грохочущего чудовища стайки птиц с шумом срывались с цветущих кустов и дружно устремлялись в лазурное небо, где плыли розово-оранжевые облака. А вдалеке за горизонтом стройными рядами возвышались изумрудные холмы такой идеальной формы, словно их отутюжили со всех сторон гигантским утюгом.
Вообще-то я не принадлежу к тому типу людей, которые мечтают сменить шум и грязь городов на тишину сельской местности. Я городская жительница, так же как и Фай. Мне нравится стремительный ритм городов, их магазины, бары – особенно магазины. Но даже я на несколько минут потеряла дар речи. Прекрасный парк Тринити-колледжа безнадежно померк на фоне роскошной природы, достойной поэм У.Б. Йетса. Я, конечно, человек, далекий от поэзии, но неожиданно на меня снизошло вдохновение. Неудачница Милли Армстронг и ее скучающая подружка остались в далеком прошлом. Теперь я ощущала себя настоящей актрисой, вживающейся в роль. Как Николь Кидман, которая отправилась в деревню, чтобы достоверно сыграть свою героиню в фильме "Далекая страна" (с той лишь разницей, что бюджет у этого фильма раз в пять больше).
Едва мы сошли со ступенек вагона в графстве Слиго, находившемся в получасе езды от Донегола, и добрались до вокзала, волоча за собой чемоданы, я вдруг ощутила, что все проблемы, не отпускавшие меня в городе, каким-то волшебным образом улетучиваются вместе со свежим атлантическим ветром. Огромная пропасть между мной и Дэном, неуверенность в себе, непонимание семьи, ложь ради роли, вечное отсутствие денег и подружка Дэна… Не говоря уже о том, что, если к июню я не превращусь в русалку, моя карьера окончательно и бесповоротно пойдет ко дну. Однако чем дальше мы шли, тем легче становилось у меня на душе. Пожалуй, эта затея с поездкой была самой лучшей из идей Фионы О’Рейли.
– Вон он! – закричала Фай и побежала в сторону нового блестящего автомобиля, припаркованного у центрального входа вокзала. – Мой двоюродный брат Кормак, – пояснила на ходу Фай. – Господи, Мак, да вы только поглядите на него!
"Поглядите"? Да, там действительно было на что посмотреть. Моему изумленному взору предстал статный красавец с широкими плечами пловца и загорелым обветренным лицом. Кузен Фионы имел все характерные черты типичного ирландца: непослушные каштановые волосы с выгоревшими прядями, веснушки, проглядывающие сквозь загар, зеленые кошачьи глаза, какие обычно рисуют на крутых мотоциклах, и ярко выраженный, но приятный для уха акцент. Я замедлила шаг и поспешила захлопнуть отвисшую от удивления челюсть. Когда я подошла к Маку, сильный порыв ветра взъерошил мои волосы, и неожиданно я почувствовала, что вместе с ветром исчез из моей головы и образ Дэна Кленси – по крайней мере на несколько секунд.
– Привет, я Мак. Как дела? – вежливо произнес он, протягивая руку.
– Спасибо, хорошо. – Мой голос был похож на писк испуганной мыши, невзирая на все усилия говорить неторопливо и с достоинством. Я скромно пожала его широкую ладонь, стараясь смотреть Маку прямо в глаза, как я обычно и делаю, когда разговариваю с новыми людьми. Однако прежде чем я успела понять, что произошло, мой левый глаз по собственному почину игриво подмигнул стоявшему передо мной человеку.
– Черт! – Я отскочила от Мака и начала яростно тереть глаз. – Это все из-за ветра. Я не подмигивала.
– Да, конечно, так мы тебе и поверили, – громко заметила Фай. – Черта с два ветер.
Мак схватил мой чемодан и, засунув его в багажник, поспешил сесть за руль.
Да, прекрасно, Милли. Теперь он подумает, что ты над ним издеваешься.
– Давай, – захихикала Фай, залезая на заднее сиденье, – садись в машину. Нас ждет океан. И кстати, перестань так пялиться на Мака – ты его смущаешь.
Весьма тактичное заявление, Фиона.
Отношения с Маком не складывались с самых первых минут, как мы отъехали от вокзала. Наш мускулистый шофер не обращал на меня никакого внимания, или, вернее, полностью игнорировал. Поначалу я пыталась убедить себя, будто все дело в его стеснительности, но поведение Мака доказывало обратное. К тому же я вдруг поняла: он предпочел бы, чтобы в нас въехал десятитонный грузовик, лишь бы не смотреть в зеркало заднего обзора и не встречаться со мной взглядом. Мои попытки заговорить с ним тоже не увенчались успехом, из чего я сделала вывод, что либо он наповал сражен моей красотой, либо (как мне казалось, это более соответствовало правде) никак не мог понять, почему лицо у пассажирки на заднем сиденье похоже на спелый апельсин.
В конце концов я бросила свои попытки завязать разговор с Маком и Фай и на некоторое время оставила их в покое, понимая, что им не терпится обсудить последние семейные новости. Какой наивной я была! После того как они успели обсудить помолвку Колин и Барри, предстоящую свадьбу кузины Эмметт, сколько детей родили за последние два года Шинед, Мари, Мэриан и Мойра, дома Адама, Брендона, Джозефа и Джонни, не говоря уже о делах миллиона остальных родственников, я заподозрила, что семейство Хеггарти – рьяные католики и практикуют единственный дозволенный церковью метод контрацепции – безопасные дни. В самом деле, такое обилие родственников всегда казалось мне возмутительным. Куда подевались традиционные английские семьи с тремя кузенами и двумя полоумными тетушками, о которых вспоминаешь лишь на Рождество да при чтении завещания? Правда, подобные "трепетные" отношения характерны больше для Армстронгов. С другой стороны, Мак и прочие братья и сестры после смерти брата Фай стали ближайшими родственниками, если не считать вечно отсутствующих родителей. И при взгляде на нее я понимала, что Фиона уже чувствовала себя частью чего-то особенного. Я не хотела мешать их беседе и лишь время от времени вставляла несколько слов, когда Мак и Фай замолкали на несколько секунд, чтобы перевести дыхание.
– А у вас католикам разрешено пользоваться противозачаточными пилюлями? – Мысль об обилии отпрысков не давала мне покоя. – Ты не в курсе, Мак? А ты сам католик?
К моему удивлению, на этот раз он обратил внимание на то, что помимо Фионы в машине имеется еще один пассажир. Мак бросил на меня испепеляющий взгляд, и мне тут же захотелось заплакать и побежать к маме. Я вжалась в сиденье, выдавив на лице некое подобие улыбки.
– А почему тебя это интересует? – В его голосе звучал металл. – Какая разница, кто какую веру исповедует?
– Ну, мне просто интересно, – я закашлялась, – так, для общего образования.
– Ага, а потом ты захочешь узнать, не является ли, случайно, мой отец членом ИРА и не приходилось ли мне когда-нибудь делать бомбы, – без тени иронии прорычал Мак.
Я нервно сглотнула и начала срочно поправлять растрепавшиеся волосы, стараясь скрыть смущение.
– Да нет, я просто хотела поддержать разговор.
– В следующий раз попробуй сказать что-нибудь более уместное.
От его слов меня бросило в жар, а лицо пошло красными пятнами. Мак считает меня пустоголовой англичанкой, рассуждающей о социальной и политической обстановке в Ирландии, не имея об этом, как, собственно, и большинство женщин, ни малейшего представления. Да кем возомнил себя этот деревенщина? Как он посмел столь грубо разговаривать со мной? Конечно, мне было наплевать, что думал обо мне Мак Хеггарти. Я надулась и мрачно уставилась в окно, глядя на проносящиеся мимо деревья. И зачем я только позволила Фай втянуть меня в эту авантюру?
– А вот и дом, – раздался голос Мака. Через десять минут, за которые я не проронила ни слова, он остановил машину. Подъезд к коттеджу оказался настолько узким, что я рефлекторно втянула живот.
– Посмотри, Милли, какая прелесть! – воскликнула Фай, выскочив из машины и широко раскинув руки. – За столько лет здесь ничего не изменилось.
В этом я ничуть не сомневалась, глядя на свежую краску, которая нисколько не скрывала подозрительно дряхлые кирпичные стены. Так называемый коттедж, как изящно выразился Мак, представлял собой старый двухэтажный особняк, стоявший так близко к воде, что было совершенно непонятно, как он выдерживал даже самые небольшие штормы.
– Когда на море шторм, вода обычно доходит до защитной стены, которая прикрывает заднюю часть дома. Ну а если волны высокие, вам просто надо закрыть окна.
– Спасибо. – Фай взяла из его рук связку ключей с потертой оранжевой лентой. – Это будет грандиозно, Милли!
Я попыталась улыбнуться, но от нервов губы свело судорогой.
– Город находится в той стороне. – С этими словами Мак бухнул на землю чемодан в опасной близости от моей ноги. – Фай, мои предки по-прежнему живут здесь в центральном доме. Если вам что-нибудь понадобится, обращайтесь. Мама поможет.
Фиона кинулась обниматься с Маком. Я сразу отбросила эту идею: простого рукопожатия вполне достаточно. Кончилось тем, что я вяло помахала ручкой вслед отъезжающей машине.
– Ну разве это не прекрасный дом! – воскликнула Фай, возясь с замком от входной двери, выкрашенной в блестящий голубой цвет. – Он похож на пряничный домик из детской сказки.
– Ты имеешь в виду "Гензель и Гретель"?
– Он действительно похож на печенье. Но все-таки это так мило, что тетушка Мэри предоставила в наше распоряжение целый дом.
Надо признать, внешне коттедж выглядел очень привлекательно. Деревянные балки, выкрашенные в канареечно-желтый цвет, приятно сочетались с розовыми стенами. В целом дом производил впечатление огромного праздничного торта, хотя с первого взгляда было видно, насколько он старый, – так же, впрочем, как и остальные коттеджи, располагавшиеся по левую сторону от нашего. Но я сразу подумала о преимуществе: из задних окон дома виден настоящий океан, – и мое настроение тут же улучшилось. Зная, что Фиона чувствует себя на седьмом небе от счастья, вновь очутившись в местах своего детства, я старалась думать о будущем позитивно. В каком-то смысле мы обе начинали новую жизнь, и потому никакой учитель серфинга, больше похожий на бульдога, не сможет испортить мне впечатление. По крайней мере в нашем распоряжении имелся миленький домик и нам предстояло провести в нем четыре увлекательных месяца. Наконец Фай открыла дверь. Я заглянула ей через плечо – мне не терпелось поскорее узнать, как выглядит наше будущее жилище изнутри.
– Ну что там? – Меня переполняло любопытство. – Модерн или ситцевые занавески в цветочек?
– Не знаю, тут слишком темно. – Фай пыталась нащупать рукой выключатель на стене. – Але-оп! – воскликнула она, разведя в сторону руки, словно конферансье в цирке, объявляющий гвоздь программы. Через несколько секунд, когда наши глаза привыкли к тусклому оранжевому свету, руки Фионы медленно опустились.
– Теперь я понимаю, что ты имела в виду, когда говорила про пряничный домик, – проронила я после минуты гробового молчания. – Здесь все очень… коричневое.
"Коричневое" – это было еще слабо сказано. Стены покрывали темно-шоколадные с оранжево-коричневыми пятнами обои. Плинтусы, дверные проемы, единственный абажур – все было коричневого цвета. Исключение составляли бежевые квадраты на ковре, чередовавшиеся, как вы догадались, с коричневыми. (Не думала, что бежевый цвет вызовет во мне такой бурный прилив радости.) Когда Фай протянула руку, чтобы открыть следующую дверь, мы обе невольно затаили дыхание.
– Там тоже все коричневое? – тихо спросила я Фиону, следуя за ней в гостиную. Из-за темно-коричневого цвета и затхлости мне показалось, будто мы очутились внутри пещеры. – Звони в ЦРУ: кажется, мы нашли логово Осамы Бен Ладена. – Закашлявшись, я прислонилась к стене, оклеенной обоями, по-видимому, еще в шестидесятые годы, и тут же окунулась в паутину невообразимой толщины.
Фай смущенно откашлялась и на цыпочках прошла в центр комнаты. Ее лимонные брюки, кремовый пиджак и ярко-розовые кроссовки резко контрастировали с общей тоскливо-коричневой гаммой.
– Смотри не наступи на чей-нибудь труп, – фыркнула я, следуя за Фай к двум грязным пятнам на стене, которые, как мы предположили, должны быть окнами.
– Ну, все не так уж плохо. – Голос Фай прозвучал не очень уверенно, когда, высунув от напряжения язык, она попыталась открыть одно из них. – Да, атмосфера в доме не самая приятная.
– Не самая приятная? Прости меня, но этот коттедж похож на настоящий дом с привидениями. Здесь просто страшно находиться. – Я осторожно присела на краешек темно-зеленого дивана (возможно, он был другого цвета, но при таком ужасном освещении ничего нельзя разобрать), и тут же в воздух поднялся столб пыли, напрочь забившей мне ноздри.
– Конечно, здесь немного грязновато, – пролепетала Фай, пытаясь разогнать маленькой ладошкой густое облако пыли. – Но после уборки все станет намного лучше.
– Без генеральной уборки не обойтись. Если бы можно было торговать пылью и плохими запахами, твои тетушка с дядюшкой давно превратились бы в миллионеров.
Фай улыбнулась и присела на ручку дивана. Вдруг раздался громкий треск, и через мгновение мы с глухим стуком плюхнулись на ковер (заметьте, опять коричневый).
– Господи, – громко застонала Фай, потирая ушибленный зад. А потом, хихикая, добавила: – Ну ты даешь, Милли, это же настоящая газовая атака!
Я помогла Фионе встать на ноги и дойти до окна.
– Да, очень смешно, – сухо заметила я. – Теперь, когда ты от души посмеялась, может, мы поедем куда-нибудь, где не пахнет тлением?
– Да ты просто повернута на мертвых, Милли. Мы не можем поехать в другое место, потому что тетушка Мэри и дядюшка Подриг обидятся.
"Ну и что с того? – чуть не закричала я. – Плевала я на твоих тетушку с дядюшкой. Не хочу я жить в доме, который им было лень прибрать в течение последних тридцати лет. Надо бежать отсюда, пока у нас есть возможность!" Мне хотелось проорать все это прямо ей в лицо, схватить за руку и утащить в ближайший отель. Когда мы ехали в поезде, затея Фай казалась интересным приключением. Но сейчас, очутившись в этом ужасном доме и познакомившись с угрюмым инструктором, я уже не была в этом так уверена. К тому же по зрелом размышлении цель поездки казалась теперь совершенно невыполнимой.
– Смотри, Милли, океан прямо за нашим задним двором. Интересно, бывают здесь большие волны? – Фай склонила голову набок, бросив на меня вопросительный взгляд.
Я мрачно протерла рукавом грязное стекло и посмотрела в окно. Поверхность океана пенилась и бурлила. Огромные массы воды с оглушительным ревом разбивались о заднюю стену дома. – Похоже, вода очень холодная, – содрогнувшись, ответила я.
– Да, там, должно быть, чертовски холодно, – захихикала Фай, – завтра мы узнаем это наверняка.
Я напряглась.
– Завтра? Не смеши меня. Я не собираюсь плавать в этом кошмаре, тем более завтра.
– Еще как собираешься. Мы сюда именно за этим приехали. Это не развлекательная поездка, а исследовательская работа.
– Я знаю. – Очередная волна с неожиданной силой разбилась о стену дома. – Просто мне нужно немного осмотреться, привыкнуть к новому месту.
– У тебя для этого есть четыре месяца.
Мое сердце тревожно забилось. Жить в этом сарае целых четыре месяца? Шестнадцать недель. Сто двенадцать дней по двадцать четыре часа. Очень много минут или сотни миллионов секунд… Другими словами, мне придется жить в этом кошмаре очень-очень долго. Я просто обманывала себя. Серфинг прочно ассоциировался в моем сознании с пальмами, голубыми волнами, резвящимися дельфинами и мускулистыми загорелыми парнями. По крайней мере так все это выглядело в кино. Здесь же мне предстояло столкнуться лицом к лицу с дикой бурлящей стихией, в которой я могла бесславно закончить свои дни.
– Извини, Фай, но я не могу пойти на это.
– Не можешь пойти на что? – Фиона коснулась моей напряженной руки, вцепившейся в оконную раму.
– Вот на этот ужас. – Я смотрела расширенными от страха глазами на беснующийся океан. – Я не думала, что наша затея настолько безрассудна. Извини, что тебе пришлось понапрасну тащиться в такую даль. – С каждым словом мой голос звучал все громче и истеричнее. – Я не могу жить в этом жутком доме с привидениями. И вообще не хочу оставаться в этом городишке. Он, конечно, симпатичный и все такое, но при виде бушующего океана мне становится плохо… Серфинг – для крутых девчонок и парней, таких как твой брат. А я ни за что не надену этот уродливый резиновый костюм, чтобы потом надо мной все смеялись. – И тут меня понесло. – К тому же у твоего Мака самомнения больше, чем у Майкла Флэтли, черт бы его побрал. Я ему не понравилась, он мне тоже. С какой стати твой брат захочет меня тренировать? И ты меня извини, конечно, но откуда ты знаешь, что он не террорист? Он так болезненно отреагировал на мой вопрос о религии. Ты же давно не общалась с ним и практически его не знаешь. Вдруг он "случайно" утопит меня в этом чертовом океане? А мне вообще-то дорога моя жизнь. Лучше я начистоту поговорю с директором картины, чем полезу в ледяной океан с этой самовлюбленной задницей – твоим братцем.
– Какая жалость, – раздался вдруг в дверях низкий голос. – А я как раз хотел договориться с вами встретиться утром, чтобы купить гидрокостюмы для завтрашнего занятия.
Я медленно развернулась и увидела в дверном проеме мощную фигуру Мака. Я стояла с открытым ртом, не могла ничего ни сказать, ни сделать.
– Ну, мне надо бежать, – холодно сказал Мак, сверкая в мою сторону зелеными глазами. – А то дома уже заждались "мою самовлюбленную задницу".
– Добро пожаловать в Донегол, Милли! – воскликнула Фай. Ее голос звучал осуждающе. – Ну и дуреха же ты.
После легкого ужина в виде пакета чипсов и кока-колы, оставшихся еще с поезда, спала я на удивление хорошо – в отличие от Фай, по своему обыкновению, то и дело просыпавшейся. Как только голова Фионы касалась подушки, ее начинали одолевать мысли, не давая заснуть. Поэтому несколько раз за ночь она вставала – читала, занималась йогой или еще чем-нибудь, только чтобы утомить мозг и убедить его, что ночью людям полагается отдыхать. От подобных недосыпов я бы на месте Фай давно превратилась в угрюмую и тупую корову, но моя подруга привыкла к такому режиму и каким-то чудесным образом умудрялась нормально жить.