И внезапно эти губы напали на нее! Но они были не одни! Влажный язык мелькнул и ворвался ей в рот, как змея, ускользающая в свою нору. Эта слизистая, скользкая гадюка наполнила ей рот слащавой влажностью, а гигантские губы тем временем пытались всосать в свою пещеру ее рот.
– Нет, нет, прекрати, мне нечем дышать! – бессвязно лепетала Доминик. Его язык все еще шарил у нее во рту, а огромные губищи липко тыкались в лицо, как половая тряпка по кухонному полу.
– Да нет же! – Она с отвращением оттолкнула его от себя. – Что ты делаешь? – она задыхалась. – Фу, мерзость какая! – Хотя Доминик уже узнала вкус власти над мужчинами, она еще не умела отказывать своим нежеланным поклонникам. Когда ее целовал Гастон, он делал это искусно и нежно, его язык ласкал и исследовал ее рот ласково и страстно. А этот парень был такой грубый, резкий и отвратительный! Ее тошнило от того, что он с ней делал.
Губы приоткрылись, обнажив огромные, как надгробные плиты, зубы.
– Это приятно, малышка, ну же, очень приятно, – губы сомкнулись, черная голова наклонилась еще ближе, и две огромные руки схватили ее за плечи. – Ты играешь не по правилам, – рычал он, тряся ее за плечи. – Я дал тебе сигарету с марихуаной, а что получил в ответ? А? Мерзость, говоришь? Я мерзость?! Это уж слишком! Я ничего не даю просто так, так и знай. Что я получу за то, что доставил тебе столько удовольствия? Ну, скажи мне, что? – Он тряс ее так сильно, что у нее потекли слезы из глаз. Потом он схватил ее за волосы и оттянул голову назад, закрыв влажной ладонью рот. – В будущем держись от меня подальше, детка, – прошипел он ей в ухо. – Знаю я вас, маменьких деточек. Притворись, что у тебя тропическая лихорадка, и все будет нормально. – Он отшвырнул Доминик к стене, чуть не вышибив из нее дух. – Я тебя запомню, так что не шляйся тут, если не хочешь нарваться на неприятности. – Напоследок он ударил ее еще раз и важной деловитой походкой, переваливаясь из стороны в сторону, направился в клуб, напевая себе под нос "Петушок-задира". Громкие звуки музыки разносились по переулку.
Несколько минут спустя Доминик поднялась и пошла вниз по бульвару Сансет к своему отелю. Ощущения были не из приятных, да и опыт оказался печальным, но ей понравилось чувство опасности и то, что этот парень явно хотел ее. Он был грубый и жестокий, но то странное, приятное чувство, которое она испытала, затянувшись сигаретой с марихуаной, все еще владело ею. Она знала, что, несмотря на предупреждения Кэба, она снова придет в этот клуб, только теперь уже с друзьями.
Проходя мимо двери Агаты, Доминик услышала звук включенного телевизора. Она быстро прошмыгнула к себе в комнату, чтобы поразмышлять над своим приключением.
– Вот это класс! – довольно хихикнула она, закрыв на замок дверь и доставая свой дневник.
Агата напряженно вглядывалась в экран телевизора. Мужчина в закрывающей нижнюю часть лица маске, зеленом сюртуке с серебряными пуговицами, черной бархатной шляпе, надвинутой до самых бровей, сидел верхом на стройном черном жеребце, наведя ствол кремневого пистолета прямо в лицо красивой и перепуганной Маргарет Локвуд. Это был Джулиан Брукс. Агата но могла оторваться от телевизора. Она смотрела очередную серию развлекательного приключенческого фильма, в котором Джулиан снялся еще в Англии сразу после войны. Тем не менее, фильм все еще был в прокате. Агата считала, что это замечательная картина. Какой он энергичный, какой красивый и обаятельный! У Агаты просто дух захватывало, когда Джулиан спрыгивал с коня и, распахнув дверцы кареты, целовал в губы испуганную героиню.
– Боже, как прекрасно, – вздыхала Агата. Ее возбуждение нарастало вместе со страстными поцелуями героев. Мисс Локвуд явно умирала от любви к Джулиану, и Агата ее хорошо понимала. Как приятно целовать мужчину, который похож на греческого бога, как хорошо в его объятиях! Ей казалось, что она видит, как между ними проскакивают электрические разряды, и, чтобы не застонать, зажимала себе рот сухими пальцами…
– О, Джулиан, я увижу тебя, любовь моя…
Глава 13
В огромном особняке, затерявшемся в каньонах высоких голливудских холмов, легендарная Рамона Арман готовилась к предстоящему выходу в свет. Толпа парикмахеров, слуг и гримеров в благоговейном молчании застыла вокруг мраморного с серебром столика, за которым сидела великая актриса, прикладывая к ушам серьги с изумрудами.
Эта бледная женщина с иссиня-черными волосами так долго была легендой и звездой, что начало ее жизни покрывала глубокая тайна. Журналисты создали такую романтическую версию ее биографии, что она и сама поверила в нее. Ни в одной из ее биографий не упоминался тот факт, что она, Дидье и их родители, Рахиль и Эли Левински, покинули Венгрию еще до первой мировой войны. Семье Левински повезло, они нашли в Лондоне, в Ист-Энде, каких-то родственников, и Эли торговал рыбой, пока Рамона и Дидье ходили в местную школу и изучали там английский язык и британский образ жизни. Впоследствии они сменили фамилию и оба добились в жизни большого успеха.
Рамона была маленькой женщиной с твердым характером. Плохо приходилось тому, кто не успевал выполнить приказ повелительницы, особенно во время ее тщательно подготовленных "дворцовых приемов", которые длились по три часа. Провинившегося ждал испепеляющий взгляд невероятных желтых глаз Принцессы. Несколькими ядовитыми словами она могла привести в ужас самых бесчувственных.
Лампы в ее огромной спальне всегда были притушены, что еще больше подчеркивало белизну ее прекрасной кожи, которую она умащивала кремом, специально для нее созданным самим Максом Фактором. Этот крем помогал скрывать крошечные морщинки, которые, несмотря на все ее усилия, разбегались по ее прекрасном лицу тонкими лучиками. Какое значение имеет, что ее белая кожа сейчас уже не так прекрасна, как во времена немого кино? Она все еще звезда и останется на небосклоне, пусть все относятся к ней, как к звезде. Рамона была настоящее "дитя" Голливуда и знала правила игры не хуже мистера Занека, мистера Уорнера и мистера Кона. Сегодня она собиралась сыграть с ними в свою собственную игру.
– Принеси мне мои бриллианты, Мария, – повелительно сказала она. Именно голос спас ее, когда наступила эра звукового кино. Многие ее коллеги были осмеяны за свои неприятно звучащие голоса, а мягкая интонация Рамоны, которой она была обязана английскому воспитанию, привлекала публику, и ее карьера процветала.
Изучая свое отражение в трельяже, она вспоминала некоторых своих друзей-неудачников. Бедный старина Джек Жильбер. Публика просто падала от хохота, слыша его голос. Величайший любовник, который уложил в постель так много звезд немого кино и разбил столько сердец, оставив их обладательниц рыдать по нему в кружевные подушки, этот человек думал только о Грете Гарбо, своей единственной настоящей любви. Подумав о Гарбо, Рамона заскрежетала зубами. Она действительно как комета ворвалась в звуковое кино. Невероятно, но любовь публики к ней становилась только сильнее, когда она слышала ее хриплый голосок: "Подай мне виски и имбирное пиво в придачу, да не будь таким скрягой, малыш". Вся Америка визжала от восхищения, а Грета Гарбо стала самой яркой звездой всех времен.
Рамона нахмурилась, подумав о своей главной сопернице. Ее раздражало, что та все еще привлекает внимание американской публики. То она выходила из трансконтинентального экспресса, то сходила по трапу самолета, кутаясь в длинное пальто. Фетровая шляпа, с кокетливой небрежностью сидела у нее на голове, она загадочно смотрела на мир из-за стекол темных очков, театрально шепча: "Мне хотелось бы побыть одной".
Рамона знала, что эта фраза была не более чем рекламной уловкой. Она видела, что Гарбо на самом деле обожает внимание публики. Гарбо процветала. И чем больше ей "хотелось побыть одной", тем меньше ей это позволяли. Это раздражало Рамону, приводило ее в ярость, но фотографии Гарбо по-прежнему украшали обложки журналов и газет, несмотря на то, что за последние десять лет она сфотографировалась всего один раз.
Выбрав пузырек дорогих духов "Лаликю", Рамона начала душиться, пока горничная закрепляла украшенный бриллиантами черепаховый гребень в ее блестящих черных волосах, собранных на затылке в узел. Рамона надела восхитительное изумрудное ожерелье, отделанное жемчугом и бриллиантами европейской огранки. После этого она критическим взглядом оглядела себя в зеркале.
– То, что надо, – сказала она про себя, – да, это как раз то, что надо.
Наконец-то она была готова и выглядела совершенно очаровательно.
Сегодня вечером в Голливуде будет банкет по поводу приезда знаменитого английского актера Джулиана Брукса, его будут чествовать в высшем обществе Беверли-Хиллз. Он будет вместе с Инес Джиллар, той женщиной, ради которой он расстался со своей женой. Голливуд очень хотел познакомиться с этой женщиной. Их роман не слишком афишировался из-за неизбежного развода, но, как бы странно это ни было, ни одна фотография влюбленной пары так и не появилась. Банкет должен был состояться в доме Спироса Макополиса, президента кинокомпании "Коламбиа пикчерз", одного из самых влиятельных людей в городе. Рамоне очень хотелось выглядеть как можно лучше и моложе, особенно после ее недавнего успеха в новом итальянском фильме. Сегодня вечером она покажет снобам из Беверли-Хиллз, что Рамона Арман все еще звезда первой величины, что она все еще хороша собой и что с ней надо считаться.
В гостиной ее роскошного особняка среди прекрасных абиссинских ковров сидел Умберто Скрофо, ее спутник на сегодняшний вечер и продюсер ее нового, еще не признанного фильма. Скрофо с восхищением рассматривал коллекцию картин импрессионистов, попивая шампанское и терпеливо ожидая, когда она кончит одеваться. Это был его первый выход в Голливуде, и он очень нервничал.
Ему не терпелось стать среди них своим и добиться успеха.
– Дом Спироса освещен, как рождественская елка! – сказал Джулиан Брукс, глядя в окно автомобиля. Это была сущая правда. Все окна сияли ярким светом, и белая вилла, расположенная среди аккуратно подстриженных лужаек и кипарисов, была вся увешана лампочками и представляла невиданное в Калифорнии зрелище.
– Снег! О Боже! – воскликнула Инес, прижавшись к стеклу лимузина. – Да посмотри же, Джулиан, настоящий снег! Откуда он здесь? Сегодня днем было около двадцати двух градусов тепла.
Джулиан посмотрел вниз, на толстый слой искрящегося девственно чистого снега, который мягкий ковром стлался по обе стороны дороги, и, повернувшись к Инес, улыбнулся. Она с удивлением смотрела на гигантскую желто-зеленую елку тридцати футов высотой, увешанную блестящими игрушками самых невероятных цветов и оттенков.
Дверь автомобиля им открыл распорядитель, отвечающий за парковку автомобилей. Он был одет, как один из эльфов Санта-Клауса, и это его сильно смущало. Большинство этих ребят были безработными актерами, поэтому, умело скрывая свое смущение, они вежливо помогали гостям выходить из автомобилей, сопровождая это фразой: "Добрый вечер, мэм, сэр. С Рождеством вас".
Инес с трудом удержалась от смеха, увидев Сандерсона, типичного английского дворецкого, который служил у Спироса, одетым в непривычный для него костюм Санта-Клауса. Его серьезное лицо плохо гармонировало с ярко-красной шубой и белой бородой. Он категорически отказывался надевать этот наряд, даже грозил уволиться, но Макополис в конце концов уговорил его самым тривиальным способом: при помощи денег.
– Такое было бы невозможно в Англии или во Франции, не правда ли, дорогая? – прошептал Джулиан, сжимая руку Инес. Они весело переглянулись. Инес была поражена. Десять лет общения с аристократами вы работали у нее четкие представления о том, что можно и чего нельзя. Все, что она увидела на богатой вилле Макополиса, было безобразным. Дворецкий, одетый Дедом Морозом? Это ужасно!
– Послушай, дорогой. – Инес все еще не могла разрешить предыдущую загадку. – Сегодня я загорала у бассейна. Откуда здесь мог взяться снег?
– Подделка, моя дорогая, подделка, – рассмеялся Джулиан. – Я абсолютно уверен, что Спирос озадачил свой отдел бутафории и реквизита, и они состряпали эту маленькую приятную подделку.
– Но как? – Инес думала, что знает все тайны мира, но эта сказочная страна была для нее загадкой. – Вот ты же не умеешь этого, Джулиан? Как это возможно?
– Кристаллы и вата, – объяснил он. – Отделу бутафории студии это, должно быть, влетело в копеечку. Да удивил старина Спирос. Он просто поражает своей выдумкой.
– Но зачем все это, тут и так красиво?
– Это стремление перещеголять всех, дорогая, – сказал Джулиан. – В следующем году у всех дорожки и лужайки будут усыпаны таким же поддельным снегом. А уважаемые мистер и миссис Макополис будут ликовать, потому что именно они придумали этот трюк.
Джулиан взял высокий бокал с шампанским у лакея, одетого в ужасно смешной костюм красноносого северного оленя Рудольфа, отпил из него и подмигнул Инес. Все женщины в зале украдкой бросали на него взгляды и с завистью смотрели на Инес. В комнатах стоял приглушенный рокот голосов десятков людей. В это время Спирос и Олимпия Макополис устремились к Джулиану и Инес с сияющими лицами и искренними приветствиями. Они представили их всем знаменитостям, которые сгорали от нетерпения познакомиться с "новым Оливье", как недавно, к огромному смущению Джулиана, его окрестило рекламное агентство кинокомпании "Коламбиа пикчерз".
Рамона Арман стояла немного в стороне, разговаривая со своим братом и Умберто Скрофо. Дидье внимательно изучал своего протеже, а тот пялился на очаровательную спутницу Джулиана. Она была прекрасна, просто восхитительна. Он плохо видел ее лицо, но от того, что он увидел в глубоком вырезе декольте, у него потекли слюнки. Умберто умел ценить красоту, а эта женщина была поразительно хороша. Он надеялся, что ему удастся познакомиться с ней поближе.
Дидье думал о том, что со времени их первой встречи в той мрачной старой гардеробной Джулиан многого достиг, необычайно многого. Дидье всегда интуитивно очень точно угадывал, кто может стать звездой, а кто нет. У Джулиана эти качества были выражены ярче всех. С годами талант его отшлифовался, и теперь никто уже не посмел бы усомниться в нем.
За годы работы с кинокомпанией Дидье он полностью выполнил все обязательства, предусмотренные контрактом. Он стал самой яркой звездой английского кино, ему не смогла помешать даже стерва-жена, которая, по мнению Дидье, всегда стояла у Джулиана на пути. Фиби с ее стремлением в высшее общество, с тщетными потугами стать хоть чуть-чуть аристократкой, куча проклятых кошек – все это ухудшало имидж Джулиана. Слава Богу, благодаря Инес Фиби осталась в прошлом. Влюбленные с нетерпением ждали официального постановления, которое должно было вскоре вступить в силу. Тогда последнее препятствие исчезнет, они будут свободны и смогут пожениться.
* * *
Инес наблюдала за людьми в огромной гостиной Спироса и поражалась: многих она видела в кино еще в детстве. Все женщины были прекрасны, холеные и ухоженные, как молодые лошади перед скачками. У всех была нежная загорелая кожа, гладкие тела, даже пожилые жены продюсеров, которые были затянуты в корсеты, производили прекрасное впечатление. Казалось, ни у кого здесь просто не может быть седых волос.
Вокруг было море декольте. Грудь этих женщин ходуном ходила, едва не выпрыгивая из новых, чрезвычайно смелых корсетов под названием "Веселая вдова", соблазнительно перекатываясь под сатином, шифоном и парчой платьев самых знаменитых женщин Голливуда. А их украшения! Такие вещи Инес видела только в Тауэре, на королеве Англии.
Пока Инес восхищалась женщинами, все общество пыталось рассмотреть женщину, ради которой, как говорили, Джулиан бросил все. Несмотря на все попытки Дидье и Джулиана сохранить в тайне условия его развода, все мельчайшие подробности вскоре стали достоянием мира кино. В этом маленьком, тесном кругу секретов практически не было, поэтому каждый на этом вечере знал подробности развода Джулиана.
Женщины вынуждены были признать, что Инес очень красива. Строгое прямое платье из шелка цвета шампанского, нитка жемчуга на шее, длинные темно-каштановые волосы, свободно ниспадающие на плечи, изящная стройная фигура, нежное лицо почти без косметики – все это резко контрастировало с яркой внешностью американок. Темно-красная помада и черный карандаш вокруг глаз – вот и весь ее макияж.
– От нее просто веет Францией, – сказала одна полногрудая восходящая звезда другой, когда они подправляли грим в отделанной зеленым мрамором великолепной дамской комнате.
– Да, чувствуется высший класс во всем, – ответила вторая, подкрашивая пухлые губы светло-розовой помадой.
– Бьюсь об заклад, что она принадлежит к самому высшему обществу, – вздохнула первая старлетка, засунув руку в декольте и подняв грудь так высоко, что могла бы спокойно уложить на нее подбородок.
– Да… аристократка, ничего не скажешь. Ей, небось, не надо было так вкалывать, как нам с тобой, чтобы пробиться.
– Да, – ответила ее подруга, выливая огромное количество "Soir de Paris" в глубокий вырез платья, – ей действительно очень повезло. Держу пари, ей все досталось чересчур легко. Как манна небесная…
– О, Джулиан уже здесь, – сказала Шерли Франкович, увидев английского актера. – Черт, он шикарно выглядит, правда, Ирвинг? Неудивительно, что они называют его самым красивым мужчиной в мире.
Ее муж, мрачный мужчина лет шестидесяти, кивнул головой. В самом начале своей карьеры он написал несколько книг, которые были настоящими шедеврами, в литературных кругах его считали наследником Хемингуэя. Однако после знакомства с Шерли Горович его честолюбие оказалось подавленным, а литературный стиль был окончательно испорчен ее вмешательством.
Не обращая внимания на замыслы романов и новелл, которые рождались в его душе и которые издатели чуть ли не на коленях умоляли его написать, он взял на себя роль ее наставника. Она так его окрутила, что мысль помочь ее писательской карьере стала для него навязчивой идеей, в то время как его собственная литературная карьера осталась за бортом.
В 1946 году опубликовали первую книгу Шерли. Это был роман, в большой степени обязанный своим успехом огромному литературному таланту Ирвинга и в гораздо меньшей ее неуемному сексуальному воображению. "Валентина" была историей о прекрасной французской куртизанке восемнадцатого века. Этот роман стал мировым бестселлером. Вскоре Шерли пригласили в Голливуд, предлагая написать сценарий для фильма. Шерли всегда мечтала о карьере в Голливуде. И разве мог Ирвинг с этим спорить?
Они взяли в Нью-Йорке билеты до Западного побережья и прибыли в сад Аллаха, как иногда называли Голливуд. Шесть месяцев они кутили с голливудскими знаменитостями в перерывах между серьезной работой. Результатом их труда стал фильм "Валентина" – очень плохой, но имевший успех, и более удачный фильм Ирвинга "Проклятое молчание". Оба фильма пользовались успехом у публики и дали огромный доход.
После двух фильмов, сделанных на Бродвее и в Лондоне о выдающихся политических деятелях, к Ирвингу пришел по-настоящему большой успех. Шерли в это время писала книгу "Валентина и Король" о дальнейших приключениях ее похотливой героини. Этот роман стал еще популярней, чем первый.
Благодаря непристойным описанием и умелым сценариям Ирвинга чета Франковичей заслужила репутацию людей, знающих свое дело, особенно когда речь шла об исторических мелодрамах. Кто же лучше них смог бы написать сценарий к фильму "Легенда Кортеса", который должен был стать величайшей исторической киноэпопеей со времен "Десяти заповедей"?